Это не сон- Это мы

      Это утро было поистине прекрасным началом многообещающего дня. Сегодня Гермиона не только рано проснулась, но еще и чувствовала себя бодро, что странно, если учесть во внимание сколько она просидела в гостинной за работой по зельеварению. После победы над главной проблемой столетия и похорон, которых было несчетное количество, происходило восстановление Хогвартса. Конечно, магия очень помогла, и уже в сентябре дети могли находится в школе на занятиях, тем не менее, с задачей было непросто. После этого директор Макгонагалл и предложила ведьме занять почетную должность в школе, по приезду на восьмой год. Всё лето Гермиона помогала Гарри с ремонтом на Площади Гриммо 12. Ей, в принципе нечем было заняться. Ехать в Нору после поцелуя с Роном не хотелось, чтобы избежать неловких ситуаций и недопониманий. Да-да, истинная гриффиндорка. Быть может, ничего бы страшного и не произошло, но Золотой Девочке это показалось страшнее войны и поиска крестражей. Гарри с удовольствием пустил подругу к себе на лето и принял помощь с ремонтом. Он помнил о разговоре в лесу, когда та призналась, что стерла родителям память, чтобы защитить их, так же, как и помнил ее в слезах, не отошедшую от тяжелых событий, когда специалисты сказали, что разрушить заклинание забвения невозможно. Прекрасно осознавал, что как-бы популярна не была его названная сестра, идти ей практически некуда. Он был рядом с ней в сложные периоды жизни, как и Гермиона, когда он признался и себе и Джинни, что любовь к младшей из семейства Уизли только, как к члену семьи. Нет, они все остались друзьями, продолжали шутить между собой, но уже без горячих поцелуев, собственно, их отсутствие никому и не мешало.        Открыв дверь в ванную комнату, староста девочек включила воду, достала из косметички, которую принесла с собой, зубную пасту с щеткой, и начала повседневные утренние процедуры. Это уже не привычка, а часть ее распорядка дня. Приводить себя порядок она всегда будет магловским способом. Если только это не касается волос. Ну, или, если она никуда не опаздывает. Прополоскав рот и умыв лицо, девушка обтерла полотенцем нежную кожу, украшенную веснушками и принялась за волосы. Копна каштановых волос никогда не поддавалась своей обладательнице довольно быстро. Но стоит признать, что послушней они все-таки стали после применения специального бальзама, который пусть и не устранил проблему, но облегчил уж точно, так что, и на этом спасибо. Сжав в руке палочку, она наконец-то приручила свои дикие волосы с помощью чар укладки. Гермиона точно знала, что они упрямее всяких магических леан. Посмотрев в зеркало, и еще раз убедившись, что на человека она уже похожа, девушка взяла свою косметичку с гигиеническими принадлежностями и вышла из ванной. Как только она захлопнула дверь, было слышно, что кто-то зашел после нее. Сделав вывод о том, что староста парней тоже проснулся, Гермиона переоделась в форму, взяла свою сумку с учебниками, посмотрела расписание и вышла из башни с мыслями о чем-то беспокойном. Ведьма противоречила самой себе, это прекрасный день, почему же она ждет подвоха, словно чего-то не хватает, словно это еще не все, словно скоро это случится? Отказываясь и дальше поддаваться панике и анализировать, что именно это, девушка зашла в кабинет, где проходил урок рун и прошла к своему месту.       Надо признать, что не все так плохо, ведь на этой неделе на него напали всего пять раз. Он не провел несколько ночей в больничном крыле, всего то ушибы и мелкие синяки. Похоже, игрушка для битья не доставляет былое удовольствие. После окончания войны, Драко и Нарцисса отделались легким испугом. Множество судов, которые проходили все лето, где свидетельствовало Золотое трио, убеждая членов суда в их невиновности. Огромные денежные потери, потраченные на восстановление школы, перемывание костей членам его семьи, угрозы и обещание расплаты от половины магической Британии и, наконец, парню нужно было закончить пропущенный из-за войны год обучения с палочкой, в ограничении боевых заклинаний. Драко не спорил, так как это было не предложение, а приказ. Вернуться в школу- значит быть под присмотром министерства, которые только и ждут его неправильного чиха, чтобы крикнуть «Будь здоров» и отправить в соседнюю камеру к отцу. Чтобы резонанс никак не влиял на Хогвартс, было решено поставить Малфоя старостой мальчиков, чтоб ни он не мог находится с неприятелями близко, ни чтоб неприятели, поджидавшие его в составе пятнадцати школьников, с далеко не благими намерениями не разворачивали полотно боя вышивая на нем опасными для жизни заклятиями и кровью, которая обязательно прольётся. Не важно чья, Минерва уважала и переживала за Драко, так же, как и за любого другого ученика школы. Драко было особо все равно, он стерпит любые нападки и попытки извалять его и его семью в грязи, заботился он только о родителях и о том, чтобы оставшиеся друзья не страдали только из-за того, что называют другом бывшего Пожирателя Смерти.       В коридорах он часто сталкивался с Золотым трио, но те не показывали интереса глумиться. Наоборот, сам Гарри Поттер предложил ему вернуться в команду по квиддичу. На восьмой год вернулись немногие, из-за чего команду составляли из всех факультетов одного курса. Шрамоголовый даже приструнял некоторых виновников конфликтов. Также предложил обращаться блондину к нему, если кто-то перейдет границы. Но Малфой не Малфой, если позволит испытывать к себе жалость.       Заучка тоже не показывала неприязни. Их часто ставили в пару на некоторых предметах, и Драко признал, что работать с ней куда лучше, чем с Гойлом, который умудрился уронить в котел остатки яблочного пирожного, от чего жидкость почернела, а любой, вдохнувший запах этого варева, потом плевался яблочными косточками еще неделю. С Грейнджер было проще, они распределяли обязанности между собой, договаривались и работали в тишине, конечно, у них бывали диалоги, но в какой-то извращенной манере беззлобных оскорблений. Они встречались в библиотеке, в коридорах, у озера, и напряжения от семилетней вражды никто не испытывал. Будто его и не было. Никто не понял, когда все изменилось в благоприятную сторону, но обоим это нравилось. На несчастье блондина, в нем мельком просыпались чувства с четвёртого курса, уснувшие на нем же, от осознания во что наследник древнейшего рода голобых кровей ввязался. Мысль, что ему нравилась грязнокровка уже не кажется, такой пугающей, как четыре года назад.       Как бы абсурдно не звучало, но война поменяла Малфоя в лучшую сторону. Все стереотипы и идеальзации о превосходстве чистокровных, навязанные отцом и его же разделение идеалов Безносого череповидого, разлетелись так же быстро, как неуправляемые пикси. К чему привела его чистая кровь? К исходу, где отец гниет в Азкабане? К нескончаемым слезам матери? К его образу изгоя школы? Да, именно к этому и привела. И кто знает, может он сейчас бы так же гнил в камере, если бы не герои войны. Пусть даже в защиту его показаний и приняли участие только двое из-за всего состава. Что насчет рыжего недоумка, так даже лучше, он ненавидит Драко, блондин бы не выдержал больше минуты в обществе данного человека. У них часто случались перепалки, но это даже не сложность, это способ разбавить однообразные серые будни очередной бессмысленной стычкой, после которой Драко уйдет победителем. И вот вроде бы, обычный день пройдет так же однообразно, но откуда же взялся этот холодок, говорящий, что стоит занять лучшее место и следить за событиями из первых рядов?

***

      Кесси не сразу поняла, что случилось. Когда она оглянулась- не было ни папы, ни светлой гостиной, ни друзей, только Джеймс, который что-то говорил и тряс за плечи, но попытаться расслышать его казалось таким тяжелым, что проще было повернуть голову в сторону проулка и наблюдать за голубями, которые взлетали так высоко, что невозможно было увидеть птиц, когда пытаешься вглядеться. Похоже, взлетевший голубь зацепил с собой и мысли Кесси, иначе, как объяснить, что в светлой умной головке, в которой всегда есть план на любой случай жизни (Все-таки гены), ощущалось такое безразличие к происходящему, что костлявая подруга в черном прикиде не кажется такой уж и далекой.       — Кесси, посмотри на меня! Эй, я тут, — услышала она голос друга, будто под водой.       — В чем дело? Где мы? — начала девушка, — пить, я хочу пить.       — Держи. Давай, аккуратно, — парень придержал голову Кесси, пока та пила зелье, вкус которого разобрать была не в силах, но почувствовала себя лучше и собранней.       — Так где мы, — оглядываясь повторила вопрос девушка, — Какой план?       — Осень тысяча девятьсот девяносто восьмого. Хогсмид. И я не знаю ничего, кроме как сейчас направиться в Хогвартс и донести, что кое-кто в опасности. Нам нельзя в министерство. Сразу же попадем за перемещение во времени.       — Тут я соглашусь… И как ты планируешь все рассказать?       — Мы расскажем не все, не забывай, нам даже дышать может быть чревато. Обсудим по дороге, но точно предстоит остаться. Если Люциус начнет заманивать в этом времени, мы должны быть рядом, чтобы распознать, когда это случиться.       — Ты думаешь, это хорошая идея?       — Что за сомнения в голосе? Ты дочь самой умной ведьмы, не вздумай своим пессимистичным настроем притягивать еще проблем.       — Этого не будет, твое лицо отпугивает не только людей, так что, нам ничего не грозит.       — Вот теперь я верю, что ты Малфой, а не один из близнецов Лонгботтом под оборотным.       — Тогда не стоит прохлаждаться, пошли.       — Салазар, клянусь, это будет незабываемо.       — Это и пугает…       Незаметно пробравшись в замок ребята пошли уже по известному направлению к кабинету директора. Если им не хочется быть пойманными министерством, для начала, стоит обрисовать ситуацию человеку, в чьем лице они найдут союзника. В коридоре им никто не встретился, значит студенты добросовестно находятся по кабинетам. Эх…знали бы они, что через каких-то двадцать лет так ответственно не будут себя вести даже зубрилки. Такие мысли вернули Джеймса к воспоминаниям о своей жизни. Жизни, которую испортили… Нет. Он не допустит, чтобы все так и осталось, он вернет жизнь друзьям, брату, лучшему другу и любимым дяде и тете. Он Поттер, по правую руку от него шагает Малфой — ведьма, в которой сочетаются таланты отца и ум матери. Эти двое- адская смесь, ни раз уже это было доказано. Их отцы открыли навык взаимодействовать очень даже успешно, а они — дети своих родителей — только усовершенствовали этот дуэт и вывели это слияние на новый уровень. Уровень, который они пройдут очень скоро. А призом станет та самая жизнь, которую у них отняли. И каждый из них понимает — ставки высоки. Идти ва-банк уже обыденность, но сегодня никто не собирается ставить такую цену, пока не прощупает почву. В мыслях только одно — чтобы после предстоящего разговора, было желание вскрыть все карты, но не вены или сонную артерию…       Когда ребята уже стали подходить к гаргульи, она отодвинулась, оповещая, что сейчас кто-то выйдет. Воспользовавшись моментом, они проскользнули прям перед закрытием прохода. Поднявшись на верх и постучав в дверь, ребята переглянулись и ступили в кабинет, как услышали женское сдержанное «Войдите».             — Директор Макгонагалл, добрый день. Боюсь, у нас к вам очень серьезный разговор, — сказал вошедший парень, за которым плелась миленькая хрупкая девушка. Как бы профессор не вглядывалась в лица, узнать их не могла, хотя и понимала, что кого-то они ей явно напоминают, но вот кого? Почему-то представление, кто эти дети, несло предчувствие какой-то необъяснимой тревоги. Первый раз Минерва хотела, чтобы интуиция от нее отвернулась… Оторвавшись от заполнения бланков и характеристик студентов, она жестом предложила им присесть.       — Здравствуйте. Я вас слушаю, молодые люди. Но перед тем, как мы начнем, представьтесь, пожалуйста.       — Я думаю, в этом нет необходимости, Минерва, — Подняв голову, все уставились в стену за профессором, где висел портрет, на котором в мягком кресле восседал человек с длинной седой бородой, такими же волосами и улыбался присутствующим, поправляя свои очки половинки. Свое мнение высказал бывший директор, великий волшебник, в честь которого был назван младший брат Джеймса — Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, — Верно, мистер Поттер, мисс Малфой?       — Верно, профессор Дамблдор, — сказал Джеймс под удивленный и полный непонимания взгляд Макгонагалл, ухмыльнувшись, как это часто делал его крестный, парень продолжил, — думаю, нам с мисс Малфой есть, что вам рассказать. И я повторюсь, нам необходима ваша помощь.       После одобрительных кивков головой, разрешающих продолжить, двое путешественников во времени взвешивали, что стоит рассказать, а что оставить, чтобы создать наименьшие последствия этого разговора. Глубоко вздохнув, еще раз взглянув на подругу и профессоров, он тяжело выдохнул. Карты раздали, первая партия открыта. На языке Джеймс ощущал чужой вкус, который не мог распознать. Честно говоря, ему не хотелось и пытаться понять его. Варианта всего два— победа, поражение. И как же неправильно, что они похожи до такой степени, что разницы почти нет. От чего и труднее решиться. Но это только разогрев, колода еще полна, значит нужно держать голову холодной. Ну что ж… Игра началась и сейчас его ход. Кто он такой, чтобы пасовать?

***

      Гермиона выходила из библиотеки, когда заметила в коридоре младшекурсника, который подбежал и что-то сообщал Малфою, жестикулируя при этом руками. Блондин очень срочно сменил маску невозмутимости на обеспокоенную, сорвался с места и направился в противоположную сторону, куда собирался до этого момента. Мальчик тем самым подбежали к ней, сообщив, что директор велела срочно явиться к ней в кабинет, а также захватить с собой мистера Поттера. Гермиона отправила патронус другу, где передала, что их вызвали и ждать она его будет уже у Макгонагалл. Такая срочность напугала девушку, Гермиона не могла не относить предстоящую беседу к утреннему предчувствию.       Назвав пароль и пройдя внутрь, девушка открыла дверь кабинета и увидела директора, которая разговаривала с двумя подростками и Гарри. Гарри стоял в шоковом состоянии ни на что не реагируя. Парень, который стоял рядом с Макгонагалл и девушкой, смотрел на него обеспокоенно. Их схожесть первым делом бросается в глаза, что очень настораживает. Высокий, широкоплечий, на тон темнее, чем у Гарри волосы, темно-зеленые, почти болотные, глаза, почему-то их хочется назвать потухшими. Что-то, что здесь происходит не дает покоя Гермионе. Из мыслей ее вырывает тихое, взволнованное: «Мама», и девушка, которая стояла рядом заключает ее в объятия, оставляя на школьной рубашке слезы. Горькие, обжигающие они пропитывают форму и охлаждают кожу, словно впитываются и действуя, как яд, начинают отравлять человека. Другого сравнения и не нашлось для объяснений, почему вдруг у Гермионы все затрепетало внутри и тягучее ощущение причиняло боль, отдающую в сердце. Наверное, они бы так и стояли, если бы не…       — Директор, вы меня вызывали? — в кабинете появился Драко Малфой. Блондин уже не был похож на мальчика, который называл ее «Ошибкой магического мира и грязнокровкой». Он подрос, стал выше Гарри, возмужал. Строгие костюмы, которые так ему шли, даже не скрывают его приобретенных мышц. Нет, он не был перекачен, скорее рельефен. Прическа больше не похожа на зализанную шерсть Живоглота — теперь его волосы были уложены, сам их цвет из слабо-желтого стал почти белым. Лицо приобрело острые черты, из-за чего он и казался старше. И глаза. Как бы девушке не хотелось это признавать, но, холодный оттенок грозы, который менялся с непозволительной скоростью до бушующего, уничтожающего шторма, придавал его внешности статность, мужественность, показывал харизму. Гермиона помнила, что мальчик и ему что-то сообщил, но ей не хотелось признавать увиденное. В следующую секунду, белокурая платиновая макушка с волнистыми волосами кинулась в объятия такого же блондина со слезами и криком «Папа». От неожиданности Малфой пошатнулся вместе с девушкой, и скорее машинально ответил на объятия. Бережно отодвинув хрупкого ангела на расстояние, чтобы можно было взглянуть в глаза, Драко опустил голову и вглядывался не моргая в ореховые заплаканные очи. Разлившееся по телу тепло подарило умиротворение, расслабило и заставило очистить голову. Ему не хотелось думать, как она к нему обратилась; не хотелось думать, почему от ее взгляда стало и легче, и тяжелее; не хотелось думать, что заставило ее плакать; и, уж точно, ему не хотелось думать, где он уже видел эти глаза, только на тон темнее…