The Hunting Party

«Ну и сон мне сегодня приснился», — подумал Паннакотта, открывая глаза. Но, повернувшись, он увидел лежащего рядом с ним парня и понял, что это был не сон. Более того, он лежал совершенно голый, что придавало ситуации пикантность. — Опасаешься за свою невинность? — насмешливо спросил Джорно, открыв глаза. — Где моя одежда?! Почему я лежу с тобой?! — Потому что уложить гостя на пол совесть не позволяет, но больше спальных мест у меня нет — в однокомнатной квартире не предусмотрено много мебели. А одежду пришлось снять, потому что «лечение» было таким болезненным, что ты не смог контролировать тазовые органы. Вот и отправил одежду в стирку. Я тогда умолчал об этом факте, чтобы Гьяччо не уронил тебя на пол. — Значит, за свою невинность можно не опасаться, — проворчал Фуго, — вряд ли тебя привлекают обмочившиеся парни. — Ты всё равно очень привлекателен, несмотря на то, что обмочился. — Как же без гейских шуточек? Паннакотта приложил руку к груди. — Но как рана зажила так быстро? Не осталось и следа! — Это мой стенд. — Прости, а что это такое? Джорно тяжело вздохнул, как родитель, который должен был объяснить ребёнку, почему небо голубое, и сделал какую-то манипуляцию. Рядом с ним возник тот самый золотистый гуманоид. — Ух ты! — Судя по тому, что ты его видишь, у тебя тоже есть стенд. Только ничего не делай сейчас, я не уверен, что твой стенд безопасно использовать в закрытом помещении. — А он может быть опасен? — Да, — раздалось лаконичное в ответ, и Джорно пошёл на кухню. Фуго встал с кровати и пошёл в ванную. Он щедро плескал воду на лицо. Явно произошла какая-то хрень и она очень нехорошая… — Иди завтракать! — голос прервал мечущиеся мысли. На столе были уже две чашки, конфетница с шоколадными батончиками и блюдо с печеньем. Кроме того, на краю стола почему-то стояла пепельница с двумя окурками. Паннакотта потянулся к печенью. — А что, бывали случаи, когда стенды убивали мастеров? Джорно пожевал губами: — Те, кто давно владеют стендом, конечно не допускают подобного, но неопытные пользователи нередко калечат себя. Бывает, что и насмерть. — А ты как себя не покалечил? — Поначалу я просто превращал предметы в лягушек. Это было почти безопасно. — Почти? — Ну… Мой отчим был настоящим мудаком, — взгляд стал ледяным, давая понять, что он не желает развивать эту тему, — и внезапно припёрся домой, когда я играл со стендом и не успел превратить лягушку обратно в бутылку. Он начал орать, что здесь делает эта мерзость и попытался её прихлопнуть. — И что с ним случилось? — Любое живое создание хочет жить, потому стремится защитить себя. Удар прилетел ему обратно, и он рухнул на пол. К сожалению, сила была недостаточной, чтобы убить его, он отлежался и встал, решив, что просто отключился от выпитого. — А что, прикольно, превращаешь какой-нибудь мусор в крысу, суёшь в карман, подставляешься под удар… — А если удар будет недостаточно сильным или попадёт не туда? К тому же, умный противник быстро раскусит этот трюк. Ты ещё не знаешь, какие хитровывернутые стенды существуют. Ладно, мне на работу надо, тебе судя по всему, тоже. — Я интерн. — Хрен редьки не слаще. В раздевалке уже стоял Мелоне и причёсывал волосы. Завидев Фуго, тот ухмыльнулся. — Теперь ты в команде, сынок. — Я тебе не сынок, — с раздражением произнёс Паннакотта. На самом деле Мелоне ненамного старше по возрасту, — и с какой стати я в команде? — Потому что, — Мелоне отбросил привычное жеманство, и тут же тон голоса стал жёстким, — ты знаешь то, чего знать не должен. А тут только два пути — либо работаешь на мафию, либо, — выразительно провёл руками вокруг. Намёк более, чем понятен. — Вообще-то это судебка. По правилам, патанатомия имеет дело только с теми трупами, чья ненасильственная смерть не подлежит сомнению. Всё остальное отправляется в бюро судебной экспертизы. — В судебку ты не попадёшь. — Нет тела — нет дела? — осклабился Фуго. — Рад, что ты всё понимаешь. — Я вот одного не пойму, а что вы все тогда в морге торчите? — Мы тут не торчим, а работаем, — Мелоне вернулся к игривому настроению, — представь себе, живёт себе человек, иногда пропадает неизвестно где, нигде не работает, но при этом жирует на какие-то шиши. Тебе это не покажется странным, как минимум? — Покажется. — Об этом и речь! Сейчас не лихие девяностые, чтобы расхаживать в малиновых пиджаках и золотых цепях. Мафиози не должны выделяться из толпы. — А чем вы вообще занимаетесь? Кроме патанатомии? — Наёмными убийствами, — Мелоне сказал буднично. — Убийствами?! — Раз ты так людей любишь, то чего тогда в патологоанатомы пошёл? — Я не… — Не любишь, не любишь… — кривлялся Мелоне, — я это сразу заметил. С виду весь такой вежливый и угодливый, но на самом деле всех в гробу видал. Фуго кашлянул, почему-то вспомнив придворных шутов. Основная задача — развлекать знатных лиц за застольем шутками-прибаутками, но их истинное предназначение — сказать в иносказательной форме то, что не осмеливаются говорить напрямую. Выразить недовольство политикой правителя, к примеру, или вынести порицание вассалу. Мелоне же был таким же шутом гороховым. — И ещё мафиози — это не смирные офисные работники. Как прикажешь их держать в узде? Пальчиком погрозить и сказать: «Ай-ай-ай, как нехорошо»? — Что такое стенд. — Ну, если очень упрощённо, это суперспособность. Не переживай, нам самим любопытно, на что ты способен, раз ты… оказался в нашей команде. Но стенд — это ещё не всё. Главное — это соображалка. Можно иметь невзрачный стенд, но при это наворотить ого-го. А можно получить сильный стенд, но просрать полимеры. — Что вы можете сказать про Джорно? Чем больше он узнает — тем лучше. — Джованна — это сладкий кекс с начинкой из гнутых гвоздей. У него и могущественный стенд, и полководческий талант. Несмотря на молодой возраст, он чуть ли не правая рука босса, хотя говорят, что сам босс ходит у него по струнке. С ним лучше не враждовать. А у тебя какое впечатление? — Ну ничего странного я за ним не заметил. Обычный молодой человек, курит разве что. — Он не курит, — сказал Мелоне. — Точно? — Точнее не бывает. Когда Прошутто предложил ему сигарету, он отказался. — Странно, но я видел у него пепельницу. — Может, к нему друг забегает на огонёк, ха-ха.