Скинпанк

Неделя началась с ранних попоек, ночных загулов, веселого панка, рейва, драк и прочей хуйни, к которой я так сильно привык. Вечера стали тёплыми, оттого все больше хотелось быть где-то вне созданного Бобом дома, который всё ещё оставался мне чужим. Я не сразу принял тот факт, что, оказывается, ты можешь мыться каждый день и причем в хорошей ванной, что в туалете не находишь по утрам трупов, и что Томми может вонять гелем с ванилью, а не потом и грязью. Мы все ещё делили один диван, но это не было для нас проблемой. Однако его присутствие стало раздражать чуть больше. И проблема эта возникла в тот же вечер. В тот день он так и не ушел. Молча стянул свои берцы, скинул куртку прямо на пол и прошел к нам в полутьму комнаты. Завел пластинку и сел рядом, поджимая ноги. Он не извинился, но никто и не ждал от него большего. По факту, само его присутствие говорило о том, что ему жаль. Но Томми просто не скажет об этом, потому что привык носить маски даже перед самыми близкими ему людьми. Потому что серьезность наваливает на твои плечи ответственность, истинные чувства показывают тебя слабым, а отсутствие красок делают тебя унылым. Он был ровной противоположностью себе самому, таким он хотел казаться. Шая потянулась провести по его ёжику, чтобы успокоить, но он дернулся от ее руки. Как дикий кот, не привыкший получать ничего более, чем тумаки от людей. Так что он шипит на проявление ласки и любви, которую дарит она. Поэтому он так часто скрывается за неискренним смехом и оскаленной пастью. Вскоре Шая ушла. Доиграла последняя песня, а Томми так и не сдвинулся с места, так что я, решив разбавить тишину, включил телек и примостился рядом. Да что с ним такое? Почему он так себя ведёт? - Хочешь поговорить?- решил начать я и попытался заглянуть ему в лицо, но он загородился плечом. - Нет,- прозвучал жёсткий ответ. Что случилось? Почему он ведёт себя так, словно это я его обидел, а вовсе не наоборот? Я вздохнул и откинул голову на спинку, пялясь в мигающий от телека потолок. Дождь стал барабанить вполне отчётливо, и я вдруг забеспокоился, как Шая одна сможет дойти до дома. Мне стоило ее проводить. - Хочешь поесть? Она принесла нам... - Не хочу. Я было встал, но остановился и замер на середине комнаты с протянутой к пакету рукой. Да что происходит. Я поспешил озвучить свой вопрос: - Что случилось? Какое тебе дело до того, кто мне нравится? Да и не факт, что это правда. Так какая разница, чувак? Я сболтнул по-пьяни, но это ничего не значит. Вообще ничего. Ты же панк, относись ко всему проще. Понял? Ты же анархия, так и будь ей! Тогда Том поднял на меня глаза, и я увидел в них что-то, что мне совсем не понравилось. Глубокая обида. Такая, словно я только что разбил его жизнь на части, провернул ее через мясорубку и похоронил. Вот что было в его глазах. - Томми?- взволнованно произнес я и подошёл ближе, садясь перед ним на колени. А он заморгал так, словно пытался подавить слезы, внезапно запрокинул голову и сглотнул ком в горле, от чего кадык заметно дернулся. - Да так. Перепил просто. Прости, что я... В общем, зря я это. Ты просто так внезапно сказал это дерьмо, что я вспылил. Сам не знаю почему. Он знает, но не скажет, а я, кажется, что-то начал понимать. И от понимания не становилось легче ни на минуту. Надеюсь это не то, о чем я думаю. Но если это оно... То я в полном дерьме. - Только не говори, что ты втюрился в меня, Том. Не вздумай это говорить. И он усмехается так горько, словно я вдарил в самую точку. Черт, нет, только этого мне не хватало. - Расслабься, ковбой. Я и не скажу. Ночь прошла как в тумане. Кажется, уснуть не мог никто из нас. Я от тревоги за то, что внезапно пробило мою черепушку насквозь, а Том, похоже, от одного моего присутствия рядом. Он отвернулся сразу же, как мы легли, а я и не пытался его разговорить больше. Как минимум потому, что мне совсем нечего ему сказать. Мы ведь дружили с глубокого детства, мы были вместе все школьные годы, потом подростковые, потом уличные. И так мы прошли бок о бок все несчастья. Я потерял при нем свою мать, он потерял при мне всю свою семью, когда его выгнали из дома. Мы многое прошли вместе, а теперь наткнулись на камень, и мне хотелось развеять его иллюзии о том, что я единственный, кто у него остался. Что я не тот, на кого можно возлагать такие надежды. И не тот, кого можно ревновать. - Это не то, о чем ты подумал. Нахуй ты мне сдался, придурок. Я просто боюсь... Просто боюсь за тебя, вот и все. И это единственные искренние слова Тома за все годы нашей дружбы. А утром он совсем о них забыл и с улыбкой на лице подскочил на кровати, желая начать новый день с мяу-мяу и кофе. - Боб, я хочу блины. День продолжается. За ним следующий. Картинка меняется одна за другой. Вот мы с Томом бродим по улицам, смеемся, словно дети шлепаем по лужам. Вот момент, где мы бежим за убежавшей из под поводка хозяйки собакой. А вот футбольный фанат, и даже не один, мчится за нами следом за то, что эта же собака сгрызла его мяч. Вот рейв в подвале: фиолетовый свет, иллюзия тумана. Танцы, пьяные поцелуи с девушками, а потом внезапно синяки на шее. - Не помню, кто мне это сделал,- говорю я, хмуро заглядывая в собственное отражение в зеркале, а Том лишь жмёт плечами. Он тоже этого не помнит. Может, оно и к лучшему. Внезапная встреча большой толпы панков. И каждый словно сюрреалистичная картина. Хотелось остановиться и рассмотреть тату, пирсинг, раздвоенный язык. Я, не стесняясь, так и делал. Вокруг цвета, запахи тел и духов на этих телах. А также пот, смрад и прочие прелести немытой жизни. Время летит слишком стремительно, потому что так велит ему скорость. Она вдруг делает тебя быстрым, но также быстро сокращает твою жизнь. Очень, очень быстро. - Какой сегодня день?- я подскакиваю на кровати, ошарашенно смотря по сторонам. Проблема в том, что я даже не помню, как пришел, что делал и как здесь оказался. Ночь была в клубе, в суматошном рейве, танцах и рвоте в туалете. Это уж точно не забывается. Том мычит в подушку и пускает на нее слюни. Прикроватные часы говорят, что сейчас только пять часов утра. Тело же говорит, что спать мы больше не будем никогда. - Какой сегодня день недели, Том?- спрашиваю я и толкаю его в голую спину, на что он отмахивается, словно от мухи, и поудобнее обхватывает подушку. - Я не знаю, чел. В душе не ебу. Какой ты хочешь? Пусть будет вторник. Черт бы тебя. Я откидываю простыню и неровно встаю на ноги, шаркаю в сторону календаря и понимаю, что никаких отметин нет и в помине. Какой-то блядский день сурка. Что происходит? - Прости меня, Боб, что я врываюсь так, но я не могу понять день недели. У меня встреча в среду, я обещал отдать кое-что. Скажи, какой сегодня день?- говорю я, заходя в обособленную от нас комнату хозяина хаты. - Среда,- через сон бормочет он, а я надеюсь, что он не повторяет за мной как попугай. Очень на это надеюсь, потому что мне нельзя ошибиться. Встреча ровно в девять у знакомого всем панкам клуба. Я вываливаюсь на грязные улицы, но вдыхаю раннюю свежесть и чувствую себя чуть лучше чем обычно. Теперь скорость была у меня почти всегда, ведь я, как того требовал Боб, нашел себе работенку мне по духу: продавец в бутике "Все для бунтарей" под руководством владельцев бутиков "Boy". И это ли не предел мечтаний? Все приятное и близкое сердцу находится совсем рядом, почти под носом. К нам захаживали пистолы, клэш, Патти Смит, Боб Марли. Я даже видел, как Памела Рук говорит: "если ты будешь скучным унылым задротом, то вылетишь отсюда как пробка из под шампанского, понял? Ты хоть знаешь, куда зашёл?". Я не был скучным, я не был задротом. Более того, моей ослепительной улыбке, дружелюбию и харизме позавидовал бы сам Элвис Пресли. Не слишком высоко взял? Ай, не важно. Что было важно сейчас, это не мысли о работе, не сраный назойливый скинхед в моей голове и не мысли о том, как я хочу увидеть его снова, а то, что мне предстоит сделать на сегодня - отдать гитару. Не стану врать, я ее достал из чехла, играл на ней грязно, неумело и совсем не попадая в аккорды. Я помацал ее своими кривыми лапами и даже немного этого стыдился. Правда, такого инструмента нельзя касаться тем, чем ты строишь дорожки на столе. - А дай-ка мне,- просил Томми и тянулся своими не менее мерзкими пальчиками к струнам. - Отвали!- отпихивал его я и сразу же убрал гитару в чехол.- Если ты порвешь хотя бы одну струну, я закопаю тебя на месте Микки. Это я тебе гарантирую. - А-а,- отмахивался от меня он и утыкался в свой любимый телек.- Мои собаки все равно меня раскопают. - Так все же твои собаки?! В общем, гитара была цела настолько, насколько я хранил над ней контроль. И я готов был с гордостью вручить ее своей маленькой подружке, которую так несправедливо прессанули в засранном переулке. Нужно будет сказать ей быть аккуратнее что-ли, не ходить по этим скользким пропахшим ссаньем дворам. Не знаю даже. Пока я шел, то позволил себе оборвать растительность с клумб, прихватить парочку из стоящего киоска с цветами и просто собрать весь букет за пару минут. Конечно, это не тот букет, который могли подарить Томми две девки из бара. Я бы сказал, что мой вариант значительно лучше. Я пришел к клубу 100 как раз вовремя. И здесь обычно в девять утра довольно пустынно. Пьяные угашенные панки и добросовестные скинхеды - шарпы-, а также прочие представители лучшего сословия, вываливаются как на парад и неровно шагают до своих домов. Все, веселье кончилось, пора пригреть свой зад в теплых местах и вновь дождаться ночи. А потом в разнос: пьянки, секс, драки. Я блаженно улыбаюсь и провожаю знакомых взглядом, киваю мимо проходящим и изредка еле вскидываю руку в приветствии. - Эм,- звучит сзади, а я чуть вздрагиваю, не ожидая этого. А вот и виновница торжества с подозрительной хромотой на одну ногу. То падение было явно очень неудачным. - Приве-е-е-т,- ласково тяну я и оборачиваюсь на малышку. Девчонка лет шестнадцати с прекрасными темными кудрями и утонченным лицом смотрит на меня подозрительно. И я понимаю ее. Будь я на ее месте, то тоже бы не доверял своим глазам. Перед тобой двухметровый размалеванный панк, чего вообще можно от него ожидать? Я тяну ей цветы.- Это тебе. Я даю ей букет и сразу же скидываю гитару с плеча, поддерживая снизу. - И, конечно же, вот это. Смотри, проверь, все ли там нормально. Признаюсь, я немного на ней поиграл, но ничего страшного произойти не должно. Я был аккуратен. И этого хватает, чтобы вызвать у нее смущенный смешок. Скулы ее в миг стали розовее, взгляд потеплел и вся она сама стала в мгновение такой... Очаровательной. - Спасибо,- сказала она так тихо, что я интуитивно наклонился вперёд, прислушиваясь,- ты очень смелый. И честный, правда. Я думала, ты не придёшь. Думала, продашь ее. Так все бы сделали. - Ну вот, видишь, не все мы злые засранцы. И, наверно в это трудно поверить, но не все скины такие, как те, что на тебя напали. Это их худшая прослойка. Есть же ещё шарпы... Но это длинная история, тебе, наверно, не интересно будет слушать. Она хмыкает, и я вижу, что ей действительно чуждо все то, что я пытаюсь донести. Я понимающе киваю. Не хотелось бы оставить у нее такие гадкие впечатления от этого района. Ведь он прекрасен, и люди в нем такие же светлые, как и она сама. Да и сам город так и кричит тебе: останься здесь, задержись на мгновение, мне есть что тебе показать! Чего стоит Пикадилли, Эбби-Роуд, да даже тут, на Кингс-Роуд. Девчушка могла бы найти друзей, это я вам точно говорю. Хоть взять тех же вечно прущихся по миру хиппи. Они бы ее точно не оставили. Не люблю истории, которые заканчиваются плохо. А та, в которую она вляпалась, могла пойти совсем другим чередом. - Ладно, я понял, что ты не сговорчивая,- я хлопаю ее по плечу ровно два раза, словно приветствую и прощаюсь одновременно.- Удачи тебе. И не ходи ты по этим закоулкам, у нас что, широких улиц мало? Она вновь благодарит, кивает и, перекинув гитару через плечо и секунду помедлив, хромает домой. Мне же на душе стало теплее. Намного лучше, так бы я сказал. И эта эйфория не от мета -наконец-то не от него,- а от мимолётного желания жить вот так. Вдыхая полной грудью и просто зубоскаля в лицо этой жизни. - Ей, может, и не интересно, но мне - да,- говорит низкий голос, я его узнаю. От понимания, кто это произнес, внезапно задребезжало сердце, вынуждая меня задержать дыхание и привести себя в чувство. Что за реакция? Неужели я и правда втюрился в засранца по уши? - Следишь за мной? Опять?- я хитро улыбаюсь и пытаюсь вальяжно опереться на стену, но ладонь предательски соскальзывает, вынуждая меня неловко покачнуться.- Откуда ты знал, что я буду тут? Он выходит из-за мусорного бака и демонстративно отряхивает свои длинные рукава со змеями, чтобы сразу после вскинуть голову и усмехнуться. - Ну как же. Я же был там и слышал вас. Меня поставили стоять на стреме, но... Мне захотелось увидеть, что ты можешь сделать в такой ситуации, так что я не подал клич. А должен был, это ещё один косяк в моем досье. Косяк в досье? Ты что же, на работу устраиваешься, дружище? - Ну и зачем пришел? Мой голос игрив, а настроение озорное, словно я снова в школе, и местный хулиган удосуживает меня своим докучающим вниманием. Каждый раз интересно, что же из этого может выйти. Он подходит совсем близко и смело заглядывает снизу вверх в мое лицо. Ростом около... Пять с хреном футов, но всё ещё ниже меня. Кажется, мы с ним не часто встречались лоб в лоб, чтобы оценить его достойно. Я медленно оглядел его, не без восхищения наблюдая, что тело под массивной курткой совсем не хлипкое. Он силен, не стану даже спорить. Уверен, держит себя в форме ради великих побед с врагами народа Англии. Ну хоть какая-то мотивация, да? - Пришел узнать...- отводит взор в бок, не замечая, как я жадно смотрю на его ладонь. Красиво выступающие вены, длинные узкие пальцы. Я вспоминаю, как Шая сказала узнать, будет ли реакция такова во второй раз. Содрогнется ли все внутри. Так что я тянусь чуть вперёд, но он сбивает: - Я хотел бы просто поговорить,- все же выдавил он, и я таки сфокусировался на его словах, а не на его теле.- О том, что произошло на мосту. Да и просто обо всем. Мне кажется, ты знаешь этот город лучше. - Ты не местный? - догадался я и забавно склонил голову в сторону, как птичка какая-то.- И сразу же влез к нс-скинам. Угораздило. - Ну не к вам же,- с презрением выдал он и явно нахмурился.- Нет ничего противоречащего в том, как думаю я и какие идеи преследуют они. Все сходится как нельзя хорошо. - Значит, ты националист, готовый бить пакистанских и ямайских беженцев на улицах Лондона, пытаясь тем самым выдворить их из страны и убрать эту дешёвую рабочую силу себе в угоду? Я знаю все их идеи, давно знаком. Мой собеседник лишь хмурится куда сильнее, и я вижу светлые брови. Блондин, значит? - Насмехаться вздумал? Ты знаешь, что в нашей стране более 3,5 миллионов безработных граждан. И что есть у нас, у истинных патриотов? Мы живём на копейки, не можешь позволить своим детям есть сытно и вдоволь, пока мигранты плодятся по десять раз на дню, а их дети занимают рабочие места. Сколько их работает на местной птицефабрике? Это могли быть мы. Сколько своих засранных ларьков они открыли в округе? Продают эти харчи, от которых блевать и срать будешь за версту. Скоро они полностью нас оккупируют, и ты первый, кто будет ныть. - Я?- усмехаюсь и отрицательно машу головой.- Мне все равно, чувак, как ты не понимаешь. Я не делю людей так. И я не вижу проблемы в том, чтобы люди жили счастливо где им вздумается. Пока они мне не переходят дорогу, я спокоен в общении с ними, секешь? - Секешь,- передразнивает он.- Секу, что тебе просто насрать на эту страну, которая тебя и кормит. Ты не делаешь ничего полезного, в этом твоя и проблема. А знаешь, что ещё ты делаешь не так - убиваешь свою жизнь и вмешиваешься в чужую. - Опять ты про это,- выдыхаю я и приваливаюсь к стене спиной, желая закурить. Слушать его было почти что невыносимо.- В тебе говорит обида, только я не понял на кого именно. Эта злость мне понятна, но принять я ее не могу. А может, банальная зависть. У тебя нет чего-то, и ты скулишь как кутенок. Лопатка дёргает болью, когда он с силой прикладывает меня об стену, хватает за футболку и оттягивает с силой на себя, заставляя склониться чуть вперёд. - Не смей со мной так разговаривать,- рычит он, а я восхищённо замираю над ним, вглядываясь в эти глаза полные искренней злости. Он потрясающий. Скин видит это, чувствует, поэтому стремительно отстраняется и делает шаг назад. Мнет шею и отворачивается. Неужели я смог смутить его, не сказав ни слова. По моему лицу все читается слишком явно? Кажется, это становится проблемой. - Ладно, малыш, ты меня напугал. Серьезно, я чуть не наделал в штаны. Только вот не понимаю, зачем ты пытаешься мне что-то доказывать и исправить? Зачем это все? Кажется, попал в самую точку. Он не знает. Назойливая мысль о переубеждении меня заставила его сорваться с места и примчаться сюда. Возможно, он тоже заметил это - связь, которая безмолвно установилась между нами с первой встречи. Ее трудно было не видеть, она воистину стала огромным бревном в глазу. Или слоном в комнате. - А знаешь что, может, мы можем прийти к компромиссу. Давай так: один день я тебе, один ты мне. Я покажу как я вижу эту жизнь, а потом ты тоже покажешь мне свою. В итоге мы решим, кто прав, идёт? Я слышу его смешок. Грустный и безысходный, словно в этом нет никакого смысла. Он мнется на месте, так и не поворачиваясь ко мне лицом, а потом говорит, упирая руки в бока: - Идёт. Но я уверен, что тебе нечего мне показать кроме наркоты, бомжей и прочей грязи. Такие как ты только развращают общество, не делают его сильнее ни на миг. Я хмыкаю, думая, что я даже не переступал к "развращению", но уже добился успехов в этом деле, судя по его словам. Как же он пытается быть хорошим и правильным, так и тянет вколошматить всю эту пафосность в асфальт. - Ну что ж, тогда идём. Погуляем, я покажу тебе парочку мест, которые тебе точно понравятся, а заодно обсудим мост. Не забыл? Он удивлённо оборачивается и с сомнением смотрит на протянутую мной руку. Забавно выходит: мы стоим в тени домов, где он сливается с темнотой благодаря своим черным одеждам, а я тяну его в яркий и светлый город, полный жизни, запахов и красок. Ну давай же, пойдем со мной. Сомнение гложет его душу, когда он неуверенно тянется пожать мне руку. И я хватаю ее с таким остервенением, что он невольно отклоняется назад, словно хочет сбежать прямо сейчас. Я ждал этого так сильно. Коснуться кожа к коже, что на мгновение замер, ощущая, как в груди расплывается тепло, а душа начинает трепетать в рёбрах так, словно мне вкололи дозу хмурого. Его кожа мягкая, без мозолей, как это бывает у рабочих. Не липкая от пота, не грязная от копоти. Невероятно нежная. Эйфория шокирует, заставляет меня плохо думать о себе самом. Неужели я действительно теку как сука во время случки от одного касания? Как низко я пал. - Что с тобой?- с отвращением спрашивает скин и вырывает свою ладонь, сразу же засовывая в карман куртки.- Ты угашенный? - Типа того,- говорю я, чувствуя, что не до конца осознаю, про что я говорю. Мет в моей крови всегда, но сейчас я имел в виду совсем другое. *** Мы были вдвоем. Я и он, абсолютно противоположные, оттого интрига лишь нарастала. Моя задача на этот день - разговорить его, а что может быть лучшим помощником в интимных разговорах? Алкоголь. - Что ты любишь пить, юнга?-спрашивал его я, заходя в местный магазин съестного. Я дурачился, вел себя по-детски и всячески пытался разрядить напряжённую атмосферу между нами. По парню вполне себе видно, что он совсем не заинтересован в моей компании и будто просто тянет время для чего-то. Хочет сказать о чем-то, что требовало у него времени и моральных сил. Может, он хочет обсудить мост и оправдаться? А потом уйти, разойтись как в море корабли и совсем забыть обо мне, нашей встрече и всем прочем, что я так любезно решил ему показать. Хотя, по факту, показывать и нечего, только улицы, набережную, море. Показать, что жизнь может быть классной и без загонов в твоей башке, без лишних переживаний и рассуждений о том, чья жопа темнее. - Что? - спросил меня он, заставил убедиться, что никто меня и не слушал все это время. - Что ты любишь пить? Пиво, водку, может, вино? Я прохожусь мимо полок, посматривая в настенное зеркало на кассиршу, что совсем не проявляла никакого интереса ни к нам, ни к собственной работе в частности. Отлично. - Пожалуй, я ничего не люблю пить. Меня развозит с пары глотков, так что предпочитаю не брать в рот ни капли. Отличное замечание, значит, берём что покрепче. Я сразу же хватаю водку и сую себе в жилетку. Вот и запаслись, а теперь пора валить. - Эй, что ты делаешь? - довольно громко возмутился он, заметив это, а я встал как вкопанный лишь занеся ногу для того, чтобы дать деру. - В каком это смысле "что я делаю"? Валю отсюда, пока дамочка не ожила. На что это ещё похоже? Я шиплю на него и наконец замечаю, что женщина подняла на нас голову и вопросительно пялится в зеркало, как бы оценивая, пора ли бить тревогу. - Урод, ты сбил всю операцию,- говорю я и тыкаю ему в грудь, но он отбивает мой палец и отвечает взаимным тычком. - Вот видишь, что ты делаешь? Ты разворовываешь своих же граждан, вместо того, чтобы поднимать экономику страны. О боже, ты что, решил мне морали читать, засранец? - Что у вас происходит?- кассирша выныривает из-за угла, заставляя нас обоих подпрыгнуть на месте и испуганно замереть. Словно мы воры, спалившиеся с поличным. В каком-то смысле так оно и было. - Ну вот, Джек, а я тебе говорил! Понимаете, он с детства такой, вот тянет его что-то стащить и все тут. Вечно не доглядишь - уже в руки что-то тянет. В последний момент отобрал. Это ваше,- я тяну ей бутылку и снисходительно пялюсь на явно закипающего скина.- Признаюсь вам, мой брат... Как бы сказать помягче... Аутистичен? Поняли? - Ты щас у меня получишь,- довольно громко возмущается он, но я вновь делаю скорбное выражение лица. - И ещё эти вспышки агрессии. Мне очень-очень жаль, что так получилось. А давайте я ее куплю. Ну конечно, чтобы его не расстраивать. Пить не дам, но подержать-то можно. Женщина лупится на нас во все глаза и действительно вглядывается в мною названного брата. Думает: "парень не дружит с головой, полиция на сегодня отменяется" - да, я очень надеюсь, что так она и думает. - Платите и валите отсюда. И больше не приходите, а то выгоню драной метлой. Я киваю и приобнимаю Джека за плечи, шепчу ему успокаивающие вещи и чуть было не вскрикиваю, когда он бьёт мне локтем в солнечное сплетение. - Попал?- спокойно спрашивает он, а я шепчу сдавленное "да".- Ну и отлично. Стоило расплатиться и выйти на улицу, как нас проперло на смех. Мы ржали как кони, снова и снова прокручивая эту дурацкую ситуацию. Смеялись, пока из глаз не полились слезы. - Придурок. Ну просто гандон,- смеялся он и клонился вперёд, опираясь на колени. - У меня не было выхода, братец. Ты же испортил всю миссию. В тот день мы обошли все шумящие и искрящие улицы города. Я показал ему бутик, где работаю, Roundhous в Камден-Тауне, значимые места в Вестминстере и Ист-Энде. Прошлись по пешеходному переходу из той знаменитой фотки Битлов в Эбби-Роуд. - Ты слушаешь Битлз? - с сомнением спросил Джек, пока наблюдал, как я тщетно пытаюсь повторить их проходку. - Эм, да, в детстве. Потом остыл, правда. Но все равно, Битлы - это олдскул. Закончили мы на Трафальгарской площади, где я достал уже знакомую нам обоим бутылку и залил ее в заранее подготовленные стаканчики с маркой сока, а потом им же и разбавил. Совсем потемнело, так что включили фонари, а статуя адмирала Нельсона стала казаться ещё более величественной, чем она есть. Мы смотрели на фонтаны, толпы людей и просто сидели рядом, без разговоров и прочей хуйни. На самом деле, чтобы понять, что человек твой - нужно с ним помолчать. И тишина совсем не казалась напряжённой. - Интересно, как ты будешь пить, через маску?- не без интереса спросил я, жадно наблюдая за тем, как он выправляет ее из под одежды. - Конечно нет,- смеётся он и касается самого края.- Не отвернешься? С чего бы это, я ждал такого представления все эти дни. Как я мог пропустить момент увидеть хотя бы часть твоего лица? - Я никому не скажу,- уверил его я и нагло уставился прямо ему в лицо, он же выдал понимающий смешок. - Похоже, если я это сделаю, ты захочешь стащить с меня балаклаву лишь сильнее. Ты не представляешь, как сильно я этого хочу. И будь у меня камера, я бы запечатлел тебя, а потом распечатал и повесил на стену фотографию, просыпаясь и засыпая рядом. Я просто поверить не могу, что я так сильно этого желаю. - Ладно, будь по твоему. И тянет ткань вверх, ровно до ямочки над губой, а я цепляю его бледные губы, расплывшиеся в ухмылке. Шрам над губой, редкую светлую щетину. Он опрокидывает в себя половину стакана и тут же отпускает край маски, вновь закрываясь от меня. Я замираю как вкопанный, совсем не осознавая этого. - Боже, ты смотришь странно. Перестань так делать. Я слышу, что за смехом скрывается мимолётный страх, и это меня совсем не радует. Нет, я совсем не для этого просил показать твое лицо, не для того, чтобы заиметь ценную информацию и сработать ей против тебя. Я бы никогда так и не сделал. - Да, прости, я залипаю из-за мета,- соврал я, но он лишь сильнее напрягся. Черт, он же не знал, что я сижу на нем. - Ты употребляешь мет?- прозвучало жёстко, как пощёчина, точно вам говорю. - Ну, редко. Иногда, в смысле... Частенько. Я все испортил. От понимания этого хотелось с силой сжать стаканчик и раздавить его сапогом. Вот долбаёб, сука. Но я лишь отпил и отвернулся, нервно постукивая ногой. - Понятно теперь, зачем ты себя приковал. Пытался ломки пережить,- все тот же презрительный тон. Я молча киваю. - Ну вот теперь ты знаешь. А я, например, ничего не знаю о твоей мотивации сигануть с моста. Откровение за откровение, парень. Он вновь поднимает маску и допивает водку до конца одним рывком, а потом тянется налить новую порцию, совсем не следя, есть ли рядом менты. - Не думаю, что мы стали такими близкими друзьями, чтобы я тут душу открывал. Скажу лишь, что этого больше не повторится. Я был в состоянии аффекта. А кто сказал, что состояние аффекта не может повториться вновь, и ты таки не сиганешь в воду с высоты дома, а? Я недоверчиво смотрю в его сторону. - И все же, что именно произошло? Кажется, в миг стало ещё темнее, и многочисленный народ стал медленно разбредаться по своим углам. От того становилось лишь интимнее. Меньше глаз - больше правды. Он льет чистую водку в стакан, мажет мимо, из-за чего лишь сильнее злится. На самом деле целого дня не хватило, чтобы понять, тот ли я человек, которому можно доверять. Ему мало панка, мало драйва. Сегодня я более сдержан, не бегу и не ломаю все на своем пути, а значит я не показал свой мир целиком. Сделал акцент на прекрасном, а не на то, кто я есть на самом деле. Сраный наркоман. Я знаю, мой мир бы ему не понравился, и я сам же отгородил его. К чему было вести его в сквоттинг, когда в Лондоне есть столько прекрасного. Теперь же я понял, что стоило начать именно с себя. - Ладно, молчи. Ты мне не веришь, это очевидно. Признаюсь, на твоём месте я бы тоже не верил. Анархии в целом трудно доверять, она твои чувства в узлы скрутит. Провернет только так. - В тот день меня избили. Отчим. Это был не первый раз, но я вдруг понял, что не вижу смысл продолжать такую жизнь. Всегда без дома, один, в бегах. Ещё и эти избиения... Нет собственного угла, вот я к чему. Куда можно было бы прийти, и тебя ждали. Мать нашла себе какого-то полупьяного придурка, вдруг сорвалась из Престона и прихватила с собой меня. Он обещал ей лучшую жизнь здесь, в столице. Все это... Какое-то дерьмо. Он задумался и вновь отпил чистую водку из стаканчика. - До этого этот ублюдок исколошматил меня до полусмерти, специально полоснул по запястью лезвием. Вызвал психушку, сказал, что я подрался на улице и решил покончить с собой. Короче, подставил меня, надеясь, что упекут меня на долго, но держат там лишь пару недель. От услышанного я весь замер, холодный пот прокатился по виску. Он серьезно? Так вот почему он был там тогда. Я выпал из окна незадолго до того дня, как его избил собственный мудацкий отчим. - Это просто ужасно! - взревел я, комкая наконец-то проклятый стаканчик в трясущихся пальцах.- Этот ублюдок, уверен, не понес никакого наказания! - А он и не понес. Сейчас я сбежал, уже пару недель живу у друзей. Единственные, ради кого приходится жопу рвать. Я просто нашел утешение, они ни разу не подставляли меня. Они стоят друг за друга горой. - Бонхеды? - догадался я и сжал губы в злости.- Они пудрят тебе мозги. Возможно, я не должен был выражаться так жёстко. Это спугнуло его, он сразу же весь напрягся, словно я ударил по самому больному - семье. Так он их интерпретировал. - Заткнись, пока я тебя не заткнул за такие слова. Они хорошие парни. - Хорошие парни, которые заставляют других ноги тебе целовать, это хорошие парни? Которые бьют детей за их национальность? - Они трогают только маргиналов и сраных мигрантов, они защищают наше общество от извращения. Мой отчим... Вонючий пак, у матери всегда был "хороший" вкус. Вечно водит к себе черт знает кого. Я клоню голову вперёд от усталости слушать этот бред. Все вы, бонхеды, такие. Судите всех по единичному случаю. Вечно ищите себе врагов. - Не все такие как твой отец. Он вдруг встаёт, рукой сносит пакет с водкой и разбивает ее на мелкие осколки в наших ногах. Я не стремлюсь подняться следом, пожалуй, в этом нет смысла. - Не смей называть его моим отцом!- кричит он, заставляя проходящих мимо испуганно оборачиваться.- У меня нет ни отца ни матери! В тот день на мосту я оказался именно потому, что пытался смириться. Вернуться, решить все миром. И знаешь что, засунь свой мир себе в задницу! Теперь все встало на свои места. Его лицо - шрамы, поэтому он так боится открыть его людям. С душой то же самое - кромешная боль, там не осталось ничего, кроме страданий. И конечно, хочется отдать этому миру все, что он успел тебе причинить. Взорваться на миллион маленьких кусочков, надеясь задеть всех безразличных граждан страны, которые не видели и не чувствуют эту боль. - Я все понял. И мне жаль, что так вышло. Мне жаль, что тебе пришлось вынести столько испытаний, но... Нельзя ставить крест на ни в чем неповинных людях. На девочке с гитарой в переулке, на детях, да даже на наркоманах. На таких как я. Я хочу, также как и ты, чувствовать счастье, желание жить и не пытаться убиться химикатами. Кайфовать без кайфа, танцевать, гулять и вдыхать чистый воздух, но нас удерживает зависимость. Меня - мет, тебя - чувство мести. И чем ты лучше? Джек вдруг отшатывается в сторону и хватается за голову. Развезло, как он и говорил. А выпил он достаточно, чтобы опьянеть. Возможно, трезвым бы он не сказал мне столько херни. Я поднимаюсь за ним следом и удерживаю за локоть, мягко похлопывая по спине. - Где ты живёшь, я тебя отведу. *** Мы останавливаемся в темной арке, а он почти никакой. За время, что я тащил его по улицам, он успел совсем выйти из равновесия и клонился то в правую, то в левую сторону. Спотыкался о бордюр, ударялся о стены и в один момент даже начал бубнить под нос незамысловатую песню. Что-то из репертуара oi-oi. - Мы на месте. Все правильно, да? Ноттинг-хилл? - Да-а-а,- тянет он и хватается за столб.- Скоро и сюда нагрянут мигранты. Все тут будет... - Ай, да замолчи,- прошу его я и тяну дальше. - Все тут будет как в гетто, это я тебя уверяю. Ямайцы будут продавать крэк, а мы плакаться полиции мол сделайте что-нибудь, я боюсь выходить из дома даже днём. Козлы, твари... - Замолчи-и,- начинаю выходить из себя я и рывком подтягиваю его на себя.- Мне кажется, в этой маске тебе не хватает кислорода, засранец. Иначе я не могу понять, как пару стаканов водки превратили тебя в это. Я останавливаюсь, желая приподнять низ его балаклавы, чтобы бедняга ненароком не блеванул прямо в нее, но он перехватывает меня в запястье и так и останавливается с вопросом во взгляде. Его зрачки стали шире дороги, это я вам точно говорю. - Эй-эй, не трогай мою маску,- предупреждает меня он, а я на выдохе клонюсь вперед. - Боже, да я просто хочу, чтобы тебе было легче дышать, понимаешь? - Я не могу дышать, пока паки... Но я зажимаю ему рот и тяну на себя, перехватывая в объятия. Успокойся, просто перестань думать об этом говне, перестань прокручивать эти ужасные мысли, перестань превращать моральную боль в физическую. Просто перестань. Он затыкается, когда в попытке обнять я тыкаю его носом в своем плечо. Когда я обнимаю его мягко, слегка стуча по спине, чуть раскачиваясь, чтобы успокоить его, как малого ребенка. - Давай так, теперь у тебя есть я. И я обещаю тебе, клянусь, что если что-то пойдет не так, ты можешь рассчитывать на меня. Ты можешь прийти в любой день и сказать: с меня хватит. И я пойму, я сделаю все, чтобы помочь, сам знаешь. Но... Подумай хорошенько, ладно? Он вдруг обнимает меня в ответ. Скорее пьяно, совсем не понимая этого. Он ниже ростом, оттого ему так удобно уткнуться в мою грудь и сжать ребра до треска, заставив меня подавиться воздухом. - Ладно, похоже... Панки не такие уж говноеды, как о них говорят. На самом деле панки так про себя говорят сами. - Когда будет твой день, а? Давай договоримся, чтобы ты показал мне свой мир так, как считаешь нужным, а потом мы решим, чей мир большее дерьмо. - Суббота. Встретимся на том же месте, где и сегодня. В восемь вечера. Я шепчу тихое "окей, бро" и продолжаю раскачиваться, зажимая его в объятиях. И как бы желанно не звучало предложение вновь встретиться, странное чувство тревоги поселилось в глубинах моего сердца.