Как я докатился до жизни такой

Цин Сысы, соседка тётки Шуан, жалуется: дети такие выдумщики, им соврать- только в путь, вон, взять хоть сына того полоумного, брата даочжана Се. Говорит, что его отец умеет плеваться зелёным огнём. Чего только не придумает, чтобы привлечь к себе внимание. Мы с Се Лянем в этот момент смотрим друг на друга с лицом лица. -И как это объясняет то, что ваш племянник пришёл весь в синяках, и пожаловался, что тётушка отлупила его за кусок сахара?- спрашивает наконец мой брат. -Ой, да с мальчишками на улице подрался, ему лишь бы наговаривать на родную тётку! Это та самая Цин Сысы, мать Цин Хуан, которая, после того, как я довольно красноречиво намекнул Фан Люшену, что он Хуан-цзе не пара, ненавидит меня прям до трясучки, и которая не узнала меня после того, как я выбрался из тела Фа Минге. Я тогда стоял в очереди в молочную лавку, а она подошла и сказала: девочка, пропусти бабушку (то есть, её) вперёд. Я на это сказал, что я очень грубая девочка, поэтому продолжу стоять за кем стоял. На что она злобно прошипела: "в твоём сердце нет доброты! Не дай бог, у тебя будут дети, и не дай бог, чтобы они уродились в тебя, если будут!" В моём сердце нет доброты, спасите. Се Лянь вздыхает и идёт разбираться к деревенскому старосте. Это уже не первый раз, когда Сысы поднимает руку на племянника, двоюродного братишку Цин Хуан, с которым дружит мой паршивый сынок, ощущение, что её с Люшеном по одному шаблону лепили. Мы с кровавым псом провожаем его долгим взглядом. -Может, родителям письмо написать?- наконец выдаёт Хуа Чэн, поудобнее перехватывая Усяня за шкирку, чтобы нормально вычесать ему бок. -Не, не выйдет.- вздыхает Цин Хуан.- Они на заработки в соседнюю провинцию уехали, будут только следующей весной. Жалко А-Яня. Вряд ли твой мягкотелый братец тут поможет. -Вообще-то, он бог войны.- вступился я за Се Ляня.- В своё время Безликому Баю такой подсрачник выдал, что тот почти три года в мире живых не показывался. -Бог войны, чьи статуи ежедневно ногами попирают? Я чуть не высадилась, когда узнала, что тот мужик, вырезанный на нашей ступеньке, и есть этот невдуплёныш. -Ну, да, был косяк по молодости... -Маааааау! -ХМПФ! -А ты вообще молчи, псих озабоченный! А-Жун, вы там все такие ёбнутые? Или среди Бедствий есть кто-то, которому есть чем заняться кроме мыслей о Се Ляне? Пока я рассказывал ей о Черноводе, паршивый пёс вернулся к прерванному занятию, хотя я уверен, что больше всего на свете ему сейчас хочется вставить расчёску мне в глаз. Но не судьба. И это не из-за того, что царственный братец запретил ему меня пиздить. Из-за влияния Тунлу, Хуа Чэну резко поплохело, и чтобы снизить влияние проклятой горы на свой организм, он не придумал ничего умнее, чем в очередной раз сменить облик. Если раньше он расхаживал по деревне в образе Сань Лана, отчего на него заглядывались те незамужние барышни, которые не заглядывались на нас (покажи им истинную форму этого утырка, небось тут же с визгом разбежались бы кто куда), то сейчас ему на вид около двенадцати, и то с натяжкой, так что, теперь даже Лан Ин может им командовать. Я лично видел, как он просто переставил Хуа с места на место, когда тот застыл у него на пути. Аккуратненько так, но оооочень унизительно для сурового Собирателя цветов. Иногда у меня даже создаётся впечатление, что я вижу перед собой того мерзкого бродяжку, которого Се Лянь спас от падения со стены во время того злополучного шествия. Действительно ведь, похож- если извалять его в грязи, одеть в старые вещи Цзы-Цзы, и замотать лицо бинтами. Братец сказал, что мне просто кажется, но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что нихуя. Мы, демоны, заложники своих предсмертных переживаний. И я не могу больше вспомнить никого подобного одноглазому псу, на кого Его Высочество Сяньлэ произвёл бы столь сильное впечатление. -О как. Ну, ясно. В следующий раз к вам соберётся- зови в гости. И вообще в гости зови. Всё, пока! -Ага. Пока. Я закрыл дверь за Цин Хуан, и сел у очага, поближе к Гуцзы, который сосредоточенно складывал журавлика из обрывков бумаги для растопки, и чтобы лучше видеть, как в-прошлом-одноглазая псина воюет со своенравным котом. Из последней партии барахла, которое Се Лянь по привычке продолжает таскать домой, обнаружилась книжка по оригами, и теперь у нас все горизонтальные поверхности уставлены бумажными фигурками разной степени кривобокости. Конечно, можно было бы и поаккуратней, но главное, что мелкий доволен и никуда не лезет. Вообще, кота собирался вычесать Се Лянь (потому что эта мохнатая жопа умудрилась где-то найти репейник), но для него нашлось занятие поважнее, поэтому братец применил военную хитрость под названием "самый преданный и искренний верующий". Хуа сейчас настолько неизбалован вниманием своего гэгэ (наверное, это не то, на что он рассичтывал после того, как один поспал с ним на одной циновке, аж два раза подарил оружейную со всем что в ней находилось, три раза навязался в компанию во время заданий от Цзюнь У, попробовал его адскую кухню, и- о Небеса- ЗАМЕНИЛ ДВЕРЬ), что сперва соглашается на любую его просьбу, и только потом спрашивает, что, собственно, от него хотят. Вот и пусть мучается. Говорят, что животные чувствуют людей и всякие эфирные вибрации. Именно поэтому считается, что котаны могут гонять призраков, хотя на самом деле это просто мошка где-нибудь в углу, а собаки кусают только людей с недобрыми намерениями. Не знаю, правда ли это, но факт есть факт: животные, несмотря на то, что я весь такой жестокий и кровожадный, меня любят. Ну, кроме комаров, хотя они и не животные, кхэ-кхэ. Ну, то есть, я- это я. Восемьсот лет людоедства, желание убивать-убивать-убивать и похеренная с детства кукуха всё ещё при мне. Да. А местная живность меня почему-то любит, даже сторожевые псы того богатого хмыря, у которого Се Лянь за духом нерождённого бегал, хвостами машут, а не лаются, как на остальных. Зато за Се Лянем, который весь такой добрый-хороший, бегают, а он бегает от них. Хорошо, кстати, бегает, прям как я от Хуа Чэна, через все кусты. А вот самого пса паршивого даже куры боятся. Местные в восторге от Сяо Хуа (ага, восемьсот пятнадцать годиков, пиздец маленькая детишка), и он может сколько угодно изображать из себя хорошего человека, но зверьё не обмануть. Впрочем, как и детей. Гуцзы пытался как-то объяснить мне, почему ему не нравится красный гэгэ, мол, от него идут какие-то непонятные и опасные волны чего-то, из чего я и заключил, что у малявки есть все шансы развить золотое ядро. И если к Ши Циньсюаню и Хэ Сюаню Усянь весьма охотно шёл на руки, то красный ушлёпок не вызывает у него такого восторга. Сянь-Сянь вообще личность избирательная. Например, вчера утром он на Хуа Чэна наблевал. Я его спрашиваю: как? А он довольно кивает в сторону шкафа, типа: ну ты чё, это же самый кайф, блевануть сверху. И ведь чётко, падла, знает, кому в штанину когти загнать можно, да ещё и на ней повиснуть. Или упасть на человека всем своим весом, потом лечь в его тарелку, получить по жопе, молча уйти пообижаться, забыть, снова прийти, лечь в чай. Вообще, у него есть хозяева, но живёт он где угодно, только не у них, а последние месяцы предпочитает отвисать в нашем монастыре. Не знаю, почему. Наверное, потому, что здечь никто не нудит, какой он плохой, и не присаживается на уши про то, какой он хороший. Кормим молча, гладим молча- красота. Лично я его очень хорошо понимаю. Сижу, никого не трогаю, халат любимого братца, который он в очередной раз порвал, зашиваю, какой день, хоть убейте, не помню, что с утра делал- не ведаю. Хуа Чэн приходит, и начинает мне что-то лечить. Он у нас как говорящий попугайчик. Игрушечный. Знает три темы: какой замечательный Его Высочество Се Лянь, какой пиздатый он сам, и какое я ничтожество. С появлением кота добавилась четвёртая. Не знаю, зачем ему это надо, но он всеми силами пытается подружиться с Усянькой, у него не получается, но он не отчаивается, ходит весь поцарапанный, вздыхает: кот ваш совсем оборзел. Не признаёт на корню. Прям живёт в своё удовольствие. Молодец! И радостно бежит ловить и гладить Сянь-Сяня во всех направлениях, а Сянь-Сянь бежит от него, поскольку нелогично всяким кожаным за самим старейшиной Илином бегать, логичнее ждать, пока старейшина Илин сам до них снизойдёт. Цин Хуан рассказывала, что до принятия буддизма пофигизма, Усянь был в религии охотников. Это его страшно выматывало. Борьба за фигуру и боевой вид, плюс всё время надо было что-то делать и орать по ночам. Теперь ему пофиг. Пофигистам ведь как? Лишь бы кормили. Теперь у этой мохнатой жопы есть собственный сад камней, в котором он медитирует. Сначала раскапывает, потом закапывает, потом приходит- нет сада. Непродвинутые люди стёрли с лица горшка. *** "Горячие предложения этой зимой", пишет нам столичная газета. "Успей в последний раз". -Главное, чтоб не последний раз в жизни.- флегматично комментирует Лан Ин. Следом идёт колонка про каких-то утопленников, которых нашли неподалёку от Чёрных вод. Мы цинично едим вчерашний суп. -Что-то как-то скучно живём.- говорит мне Се Лянь.- Надо взбодриться. Передай мне соль, пожалуйста. И выливает себе суп прямо на персональные ценности. Его подбрасывает, он зависает в левитации с капустой на штанах. Хуа Чмошник орёт, будто ему публично отказали, кот Усянь делает морду номер семь- идиоты. Выпихиваю псину на улицу, чтобы прооралась успокоилась, для надёжности подпираю дверь стулом. Через пять минут он, уже просветлённый и успокоившийся, лезет обратно в дом через окно, и мы все радуемся, что суп не успел достигнуть цели. Днём мерились с братцем обедами. У меня рисовые шарики с рыбным паштетом, у него какие-то невнятные фрикадельки. В итоге, все ели моё, потому что отчаявшийся обратить на себя внимание Его возлюбленного Высочества Хуа Чэн героически умял все фрикадельки, со словами "всё, что делает гэгэ, вкусно". А вечером мы всей компанией, вместе с детьми, отправились в Игорный дом, а то вдруг развалился за это время, без контроля Градоначальника. Перед этим я ЧАС ждал, пока Се Лянь найдёт, что надеть. Как всегда- ничего нового, напялил самый наименее рваный халат и какую-то меховую накидку с помпончиками, которую ему тётка Шуан подарила. Не, нуачо, ведь новое- это хорошо забытое старое. Говорит: я готов, кидайте кости. И мы перемещаемся- я, как многодетная мать-перемать одиночка с выводком, и мой любимый брат в костюме жэньсюна. Я ему в забрало капюшона стучусь, а он меня не слышит. Хорошо хоть, шляпу свою любимую сверху не напялил. Заходим в зал, а там дым коромыслом и Инь Юй с Черноводом сидят, пьют пиво в рабочее время. Пока Хуа отходил от шока, мы оперативно взяли себе кувшин морса и сладкий рулет, и уселись с ними рядом. Игорный дом- это отдельный пиздец. Не удивлён, что небесные чиновники периодически организуют рейды, чтобы хоть ненадолго прижучить эту шарагу. Даже если не учитывать, что здесь в качестве ставок принимается всё, что угодно, от человеческих запчастей до обкусанных булок (как бы двусмысленно это ни звучало), тут постоянно случается какое-то дерьмо. Вот какой-то посетитель опрокинул бутылку вина в кадку с цветком. Тут все цветы на алкотерапии. Вот вбегает одна из работниц, и забирает трезвых игроков покрупнее- вышибала в новой куртке на заднем дворе поскользнулся, упал в сугроб, и воткнулся рогами в дрова, надо срочно выколупывать, а то куртку попортит. Параллельно готовят экспедицию по поиску пропавшей ставки. Проиграть душу проиграл, а когда пришло время расплачиваться, исчез вместе с душой. Перед выходом все остограммливаются. Где-то сбоку компания каких-то заклинателей шумно вспоминает: -Четыре "Улыбки императора". -Всего грамм двести. -Пиво с водкой. -Ещё четыре "Улыбки императора". -И ещё четыре "Улыбки императора"? -Ещё четыре "Улыбки императора", а потом она рухнула на стол и разбила рот. Короче, как любил говорить мой батя- жизнь бьёт ключом, и всё по голове. Пока Хуа Чмошник устраивал разнос своим подчинённым, Се Лянь держался попеременно за сердце и переносицу. Как, мол, Сань Лан допускает у себя подобные ужасы (видать, в прошлый раз он на эти ужасы смотрел жопой, или вообще не смотрел, или не знаю), всему, в конце концов, есть предел. Псина прибегает, он ему всё это высказывает, а тот стоит, глаза закатывает, мол, ничего ты не понимаешь, не я, так кто-нибудь другой, и вообще, гэгэ стоит поменьше думать. Это у него такой фирменный приём, вроде кровавого дождя. Ощущение, что он искренне считает, что мой брат тупой, и его можно отвлечь как маленького, мол, смотри, птичка полетела, а самому в это время быстренько спрятать труп. Потом вздыхает, смотрит на меня с таким лицом, будто я во всём виноват, потом опять смотрит на Се Ляня, и говорит: Ци Жун, ну какого хрена. С тобой теперь даже поругаться спокойно нельзя.