₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
Мемфис встречал карийцев зноем, пылающим солнцем и давящей жарой. Город утопал в оранжевых песках, клубящихся над руинами древних усыпальниц и монументов. Тэхён и Гилас даже не пытались скрывать восхищения, разглядывая исполинские статуи фараонов и колоссальные пирамиды вдали. А Тэхён так буквально задыхался от видов, что открылись его глазам. Великий Мемфис — настоящая египетская сказка для юного карийского принца. — Идём скорее на берег, Гилас! — омега был воодушевлён и возбужден. — Команда, все за мной! После изнурительного трехнедельного пути под палящими лучами безжалостного солнца, карийские воины разбили лагерь на плодородных берегах Нила, неподалёку от величественного города. Шатры из грубой парусины были воздвигнуты, их полотна отбрасывали причудливые тени на раскалённый песок. А к вечеру костры запылали, подобно маякам в ночи, бросая отблески на лица бронзовых воинов, чьи тела покрывал солёный пот от долгого странствий. Караульные были выставлены по периметру лагеря, держа наизготовку копья и стрелы, ибо земли Египта в эти смутные времена были полны наёмников и врагов фараона Псамметиха, а значит и их царя Дафниса. Сам же царь, властитель богатого острова Карии в Эгейском море и города Навкратиса, собрал командиров, справился о состоянии кораблей, команд и гребцов и, убедившись, что его люди и суда в целости, Дафнис велел всем хорошенько отдохнуть после трудностей пути. После Дафнис, сопровождаемый лишь небольшой свитой телохранителей, направился в Мемфис, в роскошный дворец фараона Псамметиха. — Сын, ты останешься в лагере, — указал Тэхёну Дафнис. — Отдохни в своём шатре, испробуй даров фараона. Гилас заступит к тебе в охрану, как разместит команду. Омеге не терпелось увидеть диковины Мемфиса, однако он почтительно последовал воле отца, дабы набраться сил для грядущих испытаний. В своём личном шатре Тэхён предавался отдыху, вкушая ягоды и фрукты, присланные египетским правителем сыну своего соратника, в то время как друг его Гилас уже стоял за полупрозрачной занавесью шатра, не желая привлекать к себе внимание омеги, он наблюдал за ним с восхищением. Альфа впервые видел Тэхёна вне тренировочных арен и корабля, и это зрелище не позволяло ему сдвинуться с места. Он лежал на подушках, поигрывая виноградиной между подушечками изящных пальцев. Его ловкие кисти вращали сочную ягоду, истекавшую сладким соком. С явным удовольствием Тэхён отправил виноград в рот и, сжав его губами, выдавил из него сок, позволяя языку смаковать его терпкий вкус. Красные капли стекали с его пухлых губ, но юноша не спешил вытираться, наслаждаясь прелестью момента. Ещё одна капля медленно скользнула по запястью, омега рассматривал её, позволяя влажному блику очертить тонкие голубые венки под нежной кожей — единственное напоминание о той силе, что таилась в этом хрупком теле воина. Гилас замер, не в силах оторвать взгляд от прекрасного омеги. Каждое движение Тэхёна источало невинную красоту и чистоту, заставляя сердце альфы учащенно биться. Соблазнительная туника едва прикрывала тело юноши, а ткань так тесно облегала стан, что Гиласу казалось, будто он видит омегу обнаженным. При одной этой мысли к паху альфы прилила жгучая волна возбуждения. Тэхён всё также медленно и чувственно вращал виноградинки меж пальцев, прежде чем впустить их в рот, а сок также стекал по подбородку к шее, скользя в ямочку между острых ключиц. Гилас сглотнул возникшую слюну, едва сдерживая рык вожделения. Как же ему хотелось припасть губами к этой сладкой коже и слизать каждую каплю нектара. Когда омега приподнялся, отодвинув в сторону складку туники, перед альфой на миг открылась прелестная грудь с похожими на шоколадные кружева родинками вокруг розового соска. Гилас чуть не задохнулся от желания припасть к этой сахарной выпуклости устами. Мягкое невинное личико Тэхёна так разительно контрастировало с бурлящими в альфе первобытными инстинктами. Длинные пушистые ресницы, пухлые губы, трогательный носик с милейшей родинкой — всё это делало омегу настолько юным и чистым, что у Гиласа внутри всё переворачивалось от противоречивых чувств. Глядя, как капелька сока стекает к локтевому сгибу руки омеги, очерчивая венку, Гилас не мог удержаться от мысли: а что если вылизать эту ручку от кончиков пальцев до самого плеча, ловя каждую каплю языком, услышу ли я стон омеги? Внизу живота всё сладко замирало от этой фантазии. Сжав кулаки, альфа огромным усилием воли подавил это безумное желание. Он не смеет осквернить невинность своего друга и сына его царя. Но чем дольше Гилас смотрел, тем сильнее разгоралось первобытное пламя страсти, грозившее полностью поглотить его рассудок. Он едва сдерживал рычание, всё глубже погружаясь в омут первобытного вожделения. Взгляд жадно скользил по торсу Тэхёна, выхватывая каждую впадинку, каждую выпуклость этого совершенного тела. Оно манило припасть устами к этой карамельной коже, ласкать языком, пока омега не забьётся в сладких муках. Когда Тэхён отклонился назад, изогнув спину в блаженной истоме, шёлковая туника сдвинулась ещё ниже. Гилас впился взглядом в тонкую линию светлых волосков, ведущую к потаенному местечку между стройными бедрами. Воображение тут же нарисовало видение, как эти ножки бесстыдно разводятся, открываясь для жарких наслаждений. Внутри всё скрутило судорогой от одной только мысли овладеть Тэхёном, грубо вколотить свой, смазанный влагой омеги, узел в это тугое лоно. Тэхён провёл языком по губам, слизывая каплю сока, и Гиласа точно полоснуло огненным хлыстом похоти. Он до крови закусил кулак, сдерживая рык альфы, призывающий омегу склониться перед его ревущей плотью. Разум помутился от терпких феромонов желания, застилавших глаза багровой пеленой первобытного зова. Гилас содрогнулся всем корпусом в беззвучном рыке, чуть не разрывая ткань шатра когтями. Он жаждал запечатлеть свой запах на этом прекрасном теле, пометить его своим семенем с головы до пят. В сладостной агонии альфа наблюдал, как омега слизывает новые капли сока с запястья. И в этот момент Гилас был готов наплевать на все табу и ворваться в шатёр, повалить Тэхёна на подушки и диким зверем овладеть им. Натужный вздох вырвался из перехваченного горла альфы, когда он в последнем прозрении рассудка осознал, какое безумие было чуть не свершилось. Этот омега — принц, чья чистота не должна быть опорочена. А он, Гилас, всего лишь верный друг, обязанный беречь сына своего повелителя. Со сдавленным стоном он бежал прочь от шатра, спасаясь от сладкого искушения, которому чуть было не поддался. Затравленным зверем он рванул к водоёму, чтобы охладить пылающее тело ледяной водой и смыть с себя пленительный аромат юного омеги.₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
С момента высадки на берег все мысли Тэхёна занимала загадочная гробница и то, как преодолеть все преграды на пути к логову жуткого чудовища, о котором слагали легенды. Юноша мечтал увидеть это дитя фараона своими глазами и испытать настоящее приключение. — Друг мой, я всё обдумал! Мы должны взять с собой несколько отважных и надёжных воинов для похода в гробницу, — задумчиво произнёс омега, обращаясь к Гиласу, что с самого утра пришёл в шатёр принца. — Я бы хотел, чтобы нас сопровождали Крин, чьи рассказы и разбудили моё любопытство, а также Сарпедон с его несгибаемой силой. Гилас кивнул, разделяя мнение Тэхёна. Он понимал, что вылазка принца должна быть максимально секретной, и в тоже время безопасной. Ведь впереди их может поджидать нечто ужасное, с чем, возможно, придётся сразиться. — Я согласен. Но, может, стоит взять ещё пару воинов? На всякий случай. Как ты считаешь? Тэхён поудобнее устроился на подушках, потягивая травяной чай из высокой чаши. — Да, ты прав. Пусть с нами пойдут также Евдор и Клеонт. Их отвага и меткость пригодятся, если придётся сражаться. — Я соберу всех, — спокойно сообщил Гилас. — Нам нужен чёткий план действий. — Сделать всё нужно сегодня, — глаза омеги горели огнём нетерпения. — Отец вернётся завтра и начнутся сборы в поход. Приняв решение, они взялись составлять план и обсуждать детали их тайной вылазки.₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
В роскошных покоях гробницы-дворца Чонгук ужинал в компании своей фаворитки Бахиры — прелестной нубийской девы с кожей цвета полуночного неба, которая уже больше месяца была единственной омегой, что приглашалась в его покои почти ежедневно. Омега льнула к принцу, мило мурлыкая ему всякие шалости на ушко, вызывая его улыбку. Она изучила его и точно знала, что нужно делать, чтобы управлять настроением Чонгука. Знал бы он, что ни его тело, что было воплощением мужественности и совершенства, ни литые мускулы, что перекатывались под идеальной светлой кожей при каждом движении, ни правильные черты лица с высокими скулами, прямым носом и чувственными губами, что могли свести с ума любую смертную, не интересны Бахире. Даже его взгляд пронзительных миндалевидных глаз, обрамлённых пушистыми ресницами, не дарил деве забвение. Чонгук придвинулся почти вплотную, обжигая её дыханием. Бахира застыла словно в сладостном трепете, пытаясь не поддаваться зову мощного альфы. Она едва не утонула в пламенном взгляде Чонгука, пронзающем её до глубины души, но тут же взяла себя в руки. Принц придвинулся почти вплотную, источая терпкий аромат, пьянящий подобно цветочному вину, которое Бахира просто терпеть не могла. Его дыхание опаляло кожу омеги, обжигая огнём. В этот волнующий миг Бахира заметила нечто мелькнувшее в глубине его взора — отблеск эмоций, тоски, прорвавшейся сквозь бездонную пропасть. И тогда она решила, что вот он, момент, который может вывести Чонгука из себя… — Мой принц… — едва слышно выдохнула Бахира, картинно сглатывая вставший в горле комок. — Простите, что отвлекаю от столь приятного мига, но мне хотелось рассказать вам новости города… Чонгук слегка отстранился, однако не спускал с омеги пылающего взгляда. Пряди его роскошных волос ниспадали на высокий лоб, отвлекая от резкости идеальных скул. — Говори, милая Бахира, — низко промурлыкал он. — Твой глас — единственная отрада для моего слуха в этом золотом плену. Собравшись с силами, дева поведала: — Мне донесли слухи, что в порту Мемфиса высадились греки-карийцы. Отважные воины, не ведающие страха. Выражение лица Хасни на миг застыло, а в глазах мелькнуло нечто потаенное — любопытство ли, тоска ли. Бахира с трепетом ожидала его реакции. — Продолжай, — едва слышно протянул Чонгук. И омега поспешно закивала: — Поговаривают, они будут сопровождать вашего брата Нехо и фараона Псамметиха в Фивы на праздник бога Амона! — она увидела, что в глазах Чонгука просыпается гнев, и еле заметная улыбка коснулась её губ. — Благословенная семья вновь воссоединится в стенах храма жён Амона. Последние слова словно пробудили в альфе вихрь эмоций. Сперва на его лице промелькнул восторг… Но тут же сменился болью, гневом и ревностью. Мощные кулаки принца сжались с такой силой, что вены вздулись на предплечьях. Бахира замерла, сжавшись в ожидании грозы, которая вот-вот должна была разразиться. Глядя в исказившееся ужасной маской лицо Чонгука, она ясно осознавала, что у неё снова получилось растревожить глубинные раны его израненной души. Она уже не раз так делала, заставляя принца вымещать свою злость на всём, что попадалось под руку. Ей это и нужно… Скоро охрана перестанет обращать внимание на его бушующий нрав и не будет прибегать после первой же полетевшей в стену посудины… и тогда реализовать план и пропустить сюда предателей будет ещё проще. Крики разъяренного Хасни сотрясли своды дворца-гробницы. Принц вскочил на ноги, в единый миг опрокинув стол с остатками трапезы. Кувшины и блюда разлетелись осколками, орошая пол рубиновыми брызгами вина. — Воссоединиться!.. Без меня! — разило воздух яростным рёвом Чонгука. На глазах оцепеневшей Бахиры прекрасное лицо исказилось от гнева, ослепительные черты сделались маской античного чудовища. Он был воплощением мощи, гнева и опустошающей боли заточения. С нечеловеческой силой принц обрушивал удары на дорогую утварь, расшвыривая осколки и ошмётки во все стороны. Бахира вжалась в стену, наблюдая за картиной, что разворачивалась перед её глазами. Убранство опочивальни ломалось и рассыпалось под его руками. То, что казалось нерушимым, разлеталось вдребезги. Разметав в куче руин кресла и столики, принц перешёл к нежным ширмам и занавесям, безжалостно вырывая их с корнем. Лёгкие шелка и парча с шелестом опадали клочьями. В бессильной ярости альфа впился когтями в мраморный пол, проводя глубокие борозды. Рык сиреной вырывался из его перехваченного горла, истощая в неистовой тоске замкнутого пространства дворца. Бахира всё ещё стояла у стены, ликуя внутри от своей маленькой победы. Каждый раз, когда ей приходилось лицезреть столь свирепое проявление тёмной стороны сына фараона, она пыталась запомнить всё до мельчайших подробностей, чтобы передать их Рахоферхахтову. Сейчас же Чонгук был подобен богу-разрушителю — непреклонному и безжалостному, и Бахире это нравилось. Наконец альфа выдохся. Опустив безвольно руки, он стоял посреди руин своих покоев, возвышаясь над россыпью осколков и обломков, сиротливых перьев и лоскутьев. Принц обвёл безумным взглядом царившее вокруг запустение, и в его чертах промелькнуло отчаянное смирение. Сквозь рваные ткани Бахира разглядела две капли, сверкнувшие на его щеках — первые в её памяти слёзы горечи Чонгука. Выдохнув и изобразив на лице сожаление и скорбь, омега бросилась к альфе и упала у его стоп на колени. Бахира сжала его ладонь, будто безмолвно обещая утешение в невыносимом горе его. Внезапно её тело прижалось к мощному торсу принца — тот резко опустился на корточки, сжимая девушку с нечеловеческой силой. Это была хватка отчаяния, лишенная нежности или вожделения. — Бахира… — сдавленно прошептал Хасни, уткнувшись лбом в её плечо. — Ты единственная здесь… кроме Хаммона… кто дорог мне. Омега почувствовала, как по спине побежали холодные струйки пота. Голос принца звучал безжизненно, с нотками горького безумия. Истерзанная душа, угнетенная годами заточения, готова была сдаться сейчас, лишь бы обрести покой забвения. — Я здесь, мой принц, — прошептала Бахира, поднимая руку, чтобы погладить его по спутанным волосам, но так и не сделала этого. — Позвольте мне отвлечь вас от горьких дум… Она почувствовала, как Чонгук едва заметно кивнул в ответ, побежденный собственными демонами. — Мой повелитель, — омега говорила громче, нарушая звенящую тишину. — Я так виновна в том, что упомянула о празднике в Фивах… Хасни остановился как вкопанный и воззрился на неё почти безумным взглядом. Бахира поспешно продолжила, не давая ему выплеснуть очередной вспышки гнева: — Я пойду в порт. Эти греки-карийцы наверняка могут рассказать бесчисленные повествования о ратных подвигах и битвах. А ведь вы так любите их песни и рассказы о войнах и сражениях! Взгляд Чонгука чуть прояснился, и девушка почувствовала, что она на верном пути. Принц медленно кивнул, принимая её слова. — Да, ты давно мне ничего нового не рассказывала о великих походах и доблестных вояках, — глухо отозвался он. — Моё заточение обрекает меня лишь на воспоминания о минувших победах других людей. Откуда-то из недр дворца послышалось шарканье многочисленной обслуги, что уже спешила на уборку руин. Хасни лишь отмахнулся от них, продолжая безучастно взирать в одну точку. — Военные хроники и сказания — единственное, что позволяет мне чувствовать себя живым в этой роскошной гробнице, — произнёс принц, и его голос сорвался на болезненный хрип. Тогда Бахира шагнула вперёд и взяла его за руку — ту самую, чьей мощью было учинено это разрушение. Дева с изумлением ощутила, как её ладошка утонула в ладони Хасни. — Я отправлюсь в лагерь чужеземцев и выведаю у них новые истории и предания, — твёрдо произнесла она, заглядывая принцу в глаза. — Вы увидите мир сквозь мои глаза и услышите его голосами карийцев. Хасни склонил голову, принимая её дар. Движением ресниц он будто говорил: «Спасибо». Омега замерла, глядя в пылающие омуты его зрачков. Лишь её предкам, что покинули этот мир от рук египтян, было ведомо, с каким желанием сейчас борется Бахира — соблазнить, усмирить и убить, воткнув кинжал в сердце божественного принца. — Я сделаю всё, чтобы ваша участь была хоть чуточку легче, — наконец произнесла она, прижимая его смуглую ладонь к своей щеке. — Даже если ради этого придётся выпутываться из собственных кишок… Чонгук изумленно воззрился на свою наложницу, столь юную и хрупкую. И всё же, в её словах прозвучала поразительная убежденность, запечатлевшаяся в глубине его памяти.₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
После продолжительных поисков Гиласу удалось найти человека, готового за щедрую плату провести путников к замку-гробнице. Наёмник, смуглый от палящего солнца, скрипнул зубами и, словно нехотя, согласился. На исходе дня, когда алое солнце уже клонилось к горизонту, они добрались до странного архитектурного сооружения на окраине Мемфиса. Дворец больше напоминал запутанный лабиринт, со всех сторон окружённый рвами с водой. Кое-где виднелись жуткие каменные изваяния, внушавшие суеверный страх. Наёмник жестом велел карийцам следовать за ним через скрытые ходы, протоптанные в зарослях тростника. — Дальше вы сами. В стенах нет проходов, их можно только перелезть, — буркнул наёмник и скрылся в тростнике. Тэхён с азартным блеском в глазах оглядел высокую стену дворца, нависавшую над ними. Путь наверх преграждали лишь раскидистые ветви старого платана, чьи корни впились в древние камни. Они затаили дыхание, вглядываясь в силуэты стражников, ходивших по узким зубцам стены. Гилас чуть слышно выругался. Но Тэхён уже решительно двинулся вперёд, осматривая стену в поисках любой зацепки. Вдруг его взгляд упал на ветвь старого платана, что доставала почти до самого верха стены. Тэхён обернулся к другу с лукавой усмешкой: — Ты ведь не боишься высоты, Гилас? Тэхён сделал повелительный жест рукой, и один из альф тут же шагнул к стволу, окинув цепким взглядом размах ветвей, он опустился на колено, разворачиваясь к Тэхёну: — Вставай. Я подсажу тебя. Тэхён благосклонно кивнул и проворно вскарабкался на могучие плечи альфы. Тот бережно подхватил омегу за лодыжки, помогая ему удержать равновесие. Остальные четверо замерли в ожидании. С усилием альфа поднял Тэхёна над головой, позволяя омеге дотянуться до нижних ветвей. Омега жадно вцепился в жёсткую кору, подтягиваясь всё выше по извилистому стволу. Альфа же придерживал его за ноги, пока Тэхён не оказался на достаточной высоте. Гилас следил за своим другом, готовый в любой момент прийти на помощь. Но Тэхён ловко перебирался с ветки на ветку, пока, наконец, не выбрался на самый верх и не оказался на уровне зубчатого гребня стены. Обернувшись, омега окинул взглядом свою команду и коротким кивком велел следовать за ним. Альфы дружно опустились на колени, по очереди подсаживая друг друга всё выше по стволу платана. Вскоре все они очутились на вершине стены, разглядывая простиравшиеся внизу сады и дворики таинственного дворца, оглядываясь по сторонам, выискивая наиболее безопасный путь спуститься во внутренний двор дворца. Наконец, Тэхён указал рукой на ближайший куст олеандров, свисающие с которого ветви почти касались верхушки стены. Он, не дожидаясь никого, ловко спрыгнул вниз, ухватившись за гибкие ветви, и осторожно съехал по ним к самой земле. Один за другим альфы спускались тем же путем — сначала вниз головой по стене, цепляясь за выступы и трещины в камне, а затем соскальзывая по ветвям куста. Вскоре вся команда бесшумными тенями собралась у подножия стены. Тэхён чутко принюхался, пытаясь уловить ароматы ночного сада и расслышать звуки, которые могли выдать присутствие стражи. Альфы также замерли, затаив дыхание и вслушиваясь вместе с ним. Ночная тишина окружала карийцев плотным коконом, и лишь далёкие трели незнакомых ночных птиц где-то в зарослях нарушали безмолвие. Удовлетворенный отсутствием преград, Гилас коснулся плеча Тэхёна, предлагая снова продолжить свой путь, ведя этот небольшой отряд вглубь райского сада. Они крались по узким дорожкам, огибая ароматные клумбы и плотно сжатые кроны апельсиновых деревьев. То и дело им приходилось прятаться в тенях беседок и за высокими изгородями из подстриженного самшита, избегая редких ночных патрулей. Альфы следовали за Тэхёном, полностью доверяя его чутью и умению маскироваться в ночи. Как ни странно, тишина и опасность придавали всему происходящему лишь больший азарт и остроту ощущений. Наконец, впереди замаячили очертания какого-то грандиозного строения из белого мрамора. Тэхён шепнул альфам остановиться. — Двигаемся дальше по одному, цепочкой, — тихо произнёс Тэхён. — На развилках остаётся замыкающий, — добавил Гилас. Кивнув головами, они отправились к дворцу. Тэхён шёл впереди, альфы двигались следом цепочкой, а Евдор и Клеонт держали на голове свои мечи, готовые прикрывать группу. Они крались, почти ни на миг не выходя из укрытия зарослей и беседок. То и дело приходилось замирать, пропуская ночные патрули или прислушиваясь к подозрительным звукам. Каждый раз альфы сжимали руки на рукоятях кинжалов, готовые вступить в бой. Они вошли во дворец и тенями скользили по широким залам и переходам с высокими потолками, ловко прячась за колоннами и статуями. В начале каждого перехода один из альф оставался, остальные же проходили дальше. Гилас шёл за Тэхёном, его тень неотступно следовала за омегой. Остальные четверо уже остались на своих постах, чтобы вовремя предупредить о страже или прикрыть принца при необходимости. Внезапно Тэхён удлинил шаг и резко свернул в узкий проход между статуями бога Себека. Гилас поспешил следом. Проход вывел их к небольшому дворику с фонтаном. Омега прижался спиной к стене, высматривая дальнейший путь. И тут его взгляд упал на грандиозный портал в конце галереи, ведущей куда-то вглубь дворцовых покоев. Резные двери сверкали позолотой. Тэхён кивнул Гиласу, привлекая его внимание. — Друг, это должны быть покои принца Хасни. Проследи, чтобы всё было чисто. Гилас хотел остановить друга и схватил его за руку. Но тот аккуратно разжал его пальцы, нежно улыбнулся и тихо произнёс: — Ты сам говорил, что я сильнее большинства альф. Думаешь, я не смогу за себя постоять? Гилас кивнул и, проводив омегу взглядом, отправился проверять периметр галереи. А Тэхён, прижавшись к стене, скользнул во тьму, перемещаясь с быстротой и плавностью ночной тени. Через несколько мгновений омега уже толкал резную дверь, скрываясь за ней в глубине покоев сына фараона…₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
В покоях царила прохладная полутьма, лишь едва заметный лунный свет, проходящий сквозь огромные порталы в стене, ведущие в сад, вырисовывал причудливые узоры на мраморном полу. Омега замер на пороге, вглядываясь в таинственный сумрак и прислушиваясь к ночной тишине. Воздух был напоен ароматом, от которого слегка кружилась голова — яркая нота благовонного дымка коснулась его ноздрей, отзываясь смолистыми нотами ладана и горьковатым шлейфом кедра. Однако этот аромат был преисполнен чувственности, что играла на кончике языка пряными оттенками корицы, животной теплотой мускуса и сладкими акцентами жасмина. Это была не просто смесь запахов, а целый рассказ — о власти, тайнах, запретном наслаждении. Аромат самого бессмертия и жизни, свитый воедино. Он окутывал его невидимым покрывалом, завораживая и обещая бездну новых ощущений. Он понял — перед ним тот, кого многие боялись, и кого он так желал увидеть. Его привлекло едва уловимое движение в глубине комнаты, там, где находилось массивное ложе с богато украшенное балдахином. Сердце Тэхёна замерло в груди, пока он всматривался, щурясь, в таинственный полумрак. Из теней, подобно видению, проступила высокая стройная фигура, двигающаяся с невероятной грацией, достойной самого бога. Тэхён замер, разом лишившись возможности пошевелиться, словно опутанный невидимыми нитями могущественного заклятия. Фигура медленно приближалась, отбрасывая причудливые тени на стены, и в неярком сиянии лунного света, просачивающегося сквозь узорчатые ставни, омега наконец различил прекрасное лицо. Захватывающее дух совершенство черт, высокие скулы, проступающие чёткими линиями, надменно выгнутая дугой бровь и полные соблазнительные губы, принадлежали лишь одному существу. Сомнений быть не могло — перед ним в своём великолепии предстал сам принц Хасни, наследник фараона и сын богов. У Тэхёна перехватило дыхание от волнующей смеси трепета, восторга и смутного предчувствия чего-то невероятного, неизбежно грядущего. Тёмная фигура приближалась, подобно хищному зверю, выслеживающему добычу, и омега замер в плену её взгляда, не в силах ни убежать, ни пошевелиться. Принц тоже замер, заметив незваного гостя, застывшего подобно изваянию у входа в его покои. Несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, не в силах пошевелиться. Тэхён окинул взглядом альфу, впитывая каждую деталь. Чонгук был облачён в свободную тунику из тончайшего белого льна, ниспадающую складками до босых ступней. Его светлая кожа мерцала в лунном свете, будто отполированная. Шелковистые чёрные волосы ниспадали на высокий лоб, обрамляя благородные скулы. Но больше всего Тэхёна поразили глаза альфы. Огромные, глубокие, они мерцали подобно самым чёрным опалам, непроницаемым и загадочным. Казалось, эти глаза впитывают каждое движение, каждый вздох омеги. Тэхён сам не мог отвести взгляда, завороженный открывшимся зрелищем. Его собственная лёгкая одежда для путешествий едва прикрывала тело, обнажая смуглые плечи и торс. Тяжёлый ремень с кинжалом обвивал узкие бедра. Чонгук же будто впервые видел омегу. Его ноздри чуть дрогнули, когда он осторожно втянул воздух, впитывая новый, упоительный запах, что раскрывался тонким намёком на аромат розы, но под этой чарующей цветочной вуалью пряталось нечто более глубокое — дымно-смолистая нотка мирры, от которой захватывало дух. Сквозь дурман благовоний пробивались освежающие цитрусовые брызги, словно солнечные лучи, игравшие в его золотистых локонах. А под всем этим многоголосьем угадывался шлейф дымной хвои кипариса и исчезающие в финале мускусные нотки добавляли совсем крохотную каплю магической чувственности — невинный намёк на то, что под личиной целомудрия в ней дремало древнее, дикое начало. Аромат был воплощением самой таинственной ночи, манящей и зовущей следовать за собой в неизведанное. И этот запах опалил все инстинкты альфы разом. Тэхён заметил, как шумно сглотнул стоящий перед ним альфа, как приоткрылись его губы, беззвучно ловя ускользающий воздух. Как сузились великолепные глаза, впитывая каждую черточку лица и тела омеги. Как чуть дёрнулись крылья точеного носа, вбирая новый, дурманящий аромат. Неподвижно застыв, альфа и омега разглядывали друг друга, не в силах произнести ни звука. Тэхён подмечал каждую мельчайшую деталь — изгиб бровей, трепет ресниц, как робко сомкнулись и раскрылись вновь розовые губы принца. Альфа тем временем наблюдал, как тени ложились на обнаженную кожу омеги. Следил за едва заметной пульсацией жилки на шее, видневшейся из-под растрепавшихся волос Тэхёна. Взгляд блуждал по изгибам тела, по напряжённым мышцам рук, стиснувших рукоять кинжала одеревеневшими пальцами. Два существа, столь непохожих и столь единых в своей природе, замерли друг напротив друга. Разделенные пропастью между мирами, разными как день и ночь. И всё же манящие, притягивающие одно другое с неодолимой силой. Каждый из них чувствовал биение крови в висках, гулкий стук сердца в груди. Воздух вокруг них звенел от напряжения, сгущался в бархатистую патоку, обволакивающую движения невесомой дымкой. Всё существо Тэхёна замерло в ожидании, а Чонгук впервые в жизни оказался не в силах разгадать эту живую, дышащую тайну, явившуюся к нему в ночных покоях. Наконец, после невыносимо долгой паузы, Тэхён прерывисто вздохнул. Этот вздох эхом отозвался в груди альфы, будто выведя из оцепенения. Чонгук ощутил, как огромные зрачки снова стали медленно расширяться… Дверь за спиной омеги тихо отворилась, и появившийся в дверях альфа схватил Тэхёна за плечо, шепнув: — Тэхён, мой принц, охрана… скорее! Словно пробудившись ото сна, Тэхён встрепенулся и метнул быстрый взгляд на дверь. Заметив Гиласа, он кивнул и снова повернулся к Чонгуку. В чёрных омутах глаз мелькнуло что-то новое — любопытство, смешанное с сожалением. Тэхён позволил Гиласу увлечь себя к двери, но на пороге он снова оглянулся через плечо. Тёмные глаза омеги впились в принца, и Хасни будто вновь оказался опутан невидимыми путами этого загадочного взгляда. На одно ударение сердца их связь стала почти осязаемой. Принц чувствовал, как забилась жилка на шее Тэхёна, как прерывисто вздохнул, и его ноздри ловили последний аромат. А потом мгновение оборвалось. Тэхён шумно выдохнул и исчез за дверью вслед за Гиласом. Чонгук обмяк и чуть качнулся, словно ему дали пощечину. Он прикрыл веки, пытаясь удержать ускользающий образ загадочного омеги. Алая заря уже занималась над горизонтом, озаряя мир новым днём. Но для Хасни словно открылась новая вселенная, ранее сокрытая от него. Он ощутил зов прикоснуться к этой тайне, раскрыть её, приручить, сделать своей. Образ Тэхёна всплывал перед его мысленным взором вновь и вновь. Карамельная обнаженная кожа, влажно блестевшая в лунном свете. Взметнувшиеся волосы, обрамлявшие высокий лоб. Изогнутая шея и пульсирующая жилка на ней. А главное — глаза, глаза цвета жгучего мёда, опаляющие, безжалостные и манящие одновременно. Чонгук открыл глаза и огляделся по сторонам, будто в первый раз видя свои покои. Всё здесь казалось призрачным и нереальным после того, что он сейчас пережил. Наваждение, пришедшее из ночи вместе с этим созданием. Он рывком передёрнул плечами, пытаясь стряхнуть оцепенение. И в эту же секунду кожей ощутил, как по спине прошёлся животный страх — ужас погони, опасность и риск, которыми была пропитана каждая клеточка омеги. Альфа расхохотался, сам не понимая отчего. Он принц, сын фараона, решительный и не знающий, что такое страх, ныне сам затрепетал перед воплощением самой жизни и её смертельных соблазнов. Чонгук сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони до крови. Ибо понял — его мир уже никогда не будет прежним. Нечто дикое, первобытное и манящее пробудилось в его душе. И имя этому — Тэхён!₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
Бахира томно выгнулась на шёлковых подушках, обвивая стан Чонгука смуглыми руками. Её длинные запутанные локоны рассыпались по нагой груди, источая аромат миндального масла. — Что тревожит тебя, мой повелитель? — пропела она, касаясь губами кожи на плечах принца. Но Чонгук грубо стряхнул её ласки, отталкивая омегу прочь. — Ты знаешь греческий язык, верно? — неожиданно бросил он, глядя куда-то сквозь Бахиру остановившимся взглядом. Девушка опешила от резкой перемены настроения Чонгука, но тут же снова расплылась в блаженной улыбке. — Да, мой богоподобный, — замурлыкала она, пытаясь снова приникнуть к его груди. Хасни досадливо дёрнул плечом и чуть ли не силой оттолкнул омегу. — Что значит: «Мой принц, охрана… скорее»? — произнёс он, коверкая слова, подражая выговору чужеземца. Бахира растерянно заморгала, садясь на подушках и пытаясь понять, что же произнёс Хасни. Наконец слабый проблеск понимания озарил её взор. — О, так это из древнего диалекта карийского наречия, — она постаралась напустить на себя учёный вид. — В вольном переводе означает предупреждение о приближении стражи или иной опасности. «Мой принц» — это обращение к тому, кто является сыном царя или, как ты, фараона, а две последующие фразы — призыв поторопиться и спрятаться где-то в безопасности. Чонгук впитывал каждое её слово, не сводя с Бахиры горящего взгляда. — Кто… Кто мог так сказать? — Бахира несмело задала вопрос, с опаской посматривая на возбужденное лицо принца. Она никогда ещё не видела его в таком состоянии — взъерошенные волосы, рвано вздымающаяся грудь, руки судорожно стиснуты в кулаки. — Не представляю, как подобные слова вообще могли достичь твоего слуха, божественный владыка, — пролепетала она, невольно съеживаясь. — Кто посмел нарушить твой покой? Он обернулся к Бахире, жадно осматривая юное тело, будто впервые видя её. Омега сжалась в комочек, заворожённая опасным блеском в глазах Чонгука. — Вон! — махнул тот рукой. — Убирайся прочь и никому не смей рассказывать о нашем разговоре! Бахира сжала руками распущенные волосы, прикрывая наготу, и бросилась вон из покоев. Хасни же остался стоять посреди комнаты… — Тэхён… — имя в первый раз само слетело с его губ, как отзвук наваждения минувшей ночи. Он должен найти его, омегу, разжегшего в душе Чонгука бушующее пламя иных, ранее неведомых чувств.₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪₪
Бахира встретилась с человеком Рахоферхахтова в укромном уголке у городских ворот. Она утянула его в глубь переулка, озираясь по сторонам в поисках лишних глаз и ушей. Сегодня гарем вновь отправился на рынок, и это была одна из её возможностей переговорить с ним. — Передай Рахоферхахтову, что время пришло, — прошептала она, хватая альфу за запястье. — Либо сейчас, либо никогда. Похоже, принц Хасни окончательно утратил ко мне интерес. В голосе омеги звенела злость и недовольство, захлестывающие её подобно яростной волне. Наёмник кивнул, не произнося ни слова. — Принц ведёт себя странно, — процедила Бахира, внимательно вглядываясь в лицо телохранителя. — Он задавал мне вопросы о каких-то греческих словах… а потом и вовсе выгнал меня! Бахира отступила на шаг, прижимая ладонь ко рту, чтобы сдержать рвущиеся наружу проклятия. Ей стоило огромных усилий взять себя в руки. — Передай, что я больше не могу ждать, — наконец прошипела она сквозь зубы. — Пора действовать согласно плану Альфа молча кивал, слушая исступленные речи Бахиры. — Лучше пробраться во дворец в день, когда Псамметих отбудет в Фивы. Будут празднества в городе и в гареме дворца его сына. Чонгука никто не хватится, — глаза омеги сверкали безумным блеском. — Я открою путь прямиком в покои принца. Наёмник согласно кивнул. Бахира была полна решимости. — Только передай Рахоферхахтову — если он меня здесь бросит, то я найду их и перережу глотки всем нубийским чиновникам! — её голос чуть не сорвался на крик. Альфа промолчал, снова лишь кивнув в знак согласия. Бахира тяжело дышала, сверля его остановившимся взглядом. — У вас три дня, — наконец процедила она. Она развернулась и, не оглядываясь, удалилась в сторону лавок с самоцветами, сбивая на шагу всех и вся, давая выход захлестывающей её ярости. Наёмник проводил её потрясенным взглядом, содрогаясь при мысли, на что была способна эта омега в слепой ревности и жажде власти.