Coming Down

Сразу после завтрака, но до групповой терапии Алекс теперь ходил к доктору Ли. Два раза в неделю с оговоркой, что встречи могут стать чаще, если появится такая потребность. Алекс не хотел даже этих двух. С профессиональной холодной улыбкой, с безразличием патологоанатома его душу иссекали, заставляли говорить о том, что Алекс уже вроде забыл, а теперь одно лишь слово вызывало цепочку болезненных воспоминаний. – Какими были твои отношения с отцом? Безусловная любовь родителей к ребенку. Хоть его отец тяжело и много работал, он всегда посещал субботние матчи сына. Алекс едва ли вставал со скамейки запасных, но его отец всегда был рядом. Вихрь воспоминаний закружил, увлекая в прошлое. Запахло травой и теплым солнцем. Вот Джимми Ричардсон неудачно ступил на левую ногу и на ровном месте подвернул лодыжку, поэтому, наконец, биту берет Алекс и становится на позицию. Первый страйк, второй, страйк-аут. Ему стыдно и неловко перед отцом, который в свой единственный выходной вынужден терпеть позорную игру Алекса. Но после матча отец так же ласково, как и всегда, улыбается ему. По дороге домой они заезжают поесть хот-догов. Отец обещает, что поможет. Покажет разные виды подач, объяснит, как с ними справляться. Обещанному не было суждено сбыться. Во время каждого срыва Алекса доктор Ли участливо улыбался и предлагал ему взять в руки мягкую игрушку или шарик-антистресс. В такие моменты Алекс ненавидел его сильнее всего на свете. Сильнее предательства Дэниела, сильнее избиений от Дэвида, сильнее самого себя. А тот продолжал. Его слова медицинскими крюками вонзались глубоко под кожу, раздирали, вытаскивали наружу всю ту боль, которая скопилась за долгое время, нарывала, причиняла страдания. Доктор спрашивал о матери, о тете. Пришлось рассказать, как Алекса бил дядя. Редко, потому что боялся, что Алекс проговорится или пожалуется, но всегда зло и никогда по голой коже, чтобы не оставлять следов. Только через джинсы. Даже больно почти не было, только вот внутри все горело от унижения, обиды и понимания того, как его ненавидят. Мерзавец. Подонок. Неблагодарная тварь. Если раньше Алекс думал, что то, что его упрятали в «Сосну», было трагедией, теперь же в этом парню виделся тот чистый лист, с которого нужно было начать новую жизнь. Хотелось поговорить о Дэниеле. Рассказать, как Алекс все еще любит. Как сильно он перед ним виноват. Не мог. И о Дэвиде рассказать не мог. Два самых важных человека в его жизни, а приходилось молчать. О его странных отношениях с Эдди тоже не расскажешь. Тот его даже не принуждал, а Алекс все равно чувствовал себя изнасилованным. Он не хотел ничего из этого: ни прикосновений холодных ладоней, ни гадкого влажного языка на коже, ни пошлых «мой маленький». Почему тогда он согласился? Об этом Алекс думал каждую ночь перед тем, как заснуть. Почему он позволял Эдди делать это с собой? Позволял, а все равно, словно по принуждению. Стыдно, гадко, страшно. Что он хотел? Чего ждал? Алекс лежал на спине и вглядывался в темный полоток, а ладонь его свесившейся с кровати руки была раскрыта, словно в ожидании рукопожатия. Он вспоминал, как Дэниел сидел рядом с ним, когда Алексу было так плохо. Что поначалу казалось сном, мечтой об облегчении, с течением времени приобрело четкие контуры, и теперь Алекс знал, что это было на самом деле: Дэниел держал его за руку, ласково гладил по заплаканному лицу, словно стирая боль, касался волос и уговаривал, что все будет хорошо. Все пройдет. Станет легче. Алекс тогда плакал и не верил, а Дэниел продолжал утешать и обещать, что все наладится. Дэниел… Тяжело вздохнув, Алекс перевернулся на бок, отворачиваясь к стене, и забылся тяжелым сном. Ему снилось, что боль вернулась. Опять ломка. Опять сводящий с ума зуд на поверхности кожи и где-то глубоко, куда не добраться. Опять боль, которой, кажется, не будет конца. Только в этот раз Дэниел не приходил; не заходил и Дэвид, а Алекс кричал-кричал, катаясь по кровати и погружаясь куда-то внутрь матраса, словно под ним зыбучие пески. Он кричал, когда его поглотила темнота, но крика этого никто не слышал. Резко поднявшись, словно выныривая на поверхность после долгого погружения, Алекс проснулся. Болели связки, как будто он всю ночь орал, не переставая, и все под ним было насквозь промокшим. Алекс застыл. Словно вспышка, его сознание прорезало воспоминание. Он уже просыпался так. Весь в собственной моче, когда от боли и страданий уже не мог сдерживать себя. Сгорая от стыда и страха, он дрожал, наблюдая, как санитары убрали испачканные простыни, затянули матрас в пластиковый чехол и перестелили постель. Сколько раз так происходило с ним? Один? Два? Больше? Алекс не помнил и не хотел вспоминать. Сердце болезненно сжималось, когда Алекс вспоминал, как поздним вечером того дня его успокаивал Дэниел. Гладил по волосам и говорил, что это совсем не стыдно и не отвратительно. Уговаривал, что нечего стесняться. Просил потерпеть. Обещал, что все пройдет и что он всегда будет рядом. «Дэниел, почему ты бросил меня?!»

***

После еще одного болезненного разговора с доктором Ли, после очередной изматывающей групповой терапии Алекс хотел забиться куда-нибудь в угол, чтобы его никто не трогал. Он словно кожу снял, пока изливал свою боль, и теперь все стало сверхчувствительным, болезненным. Алексу была жизненно нужна тишина. И тут к нему подошла Шанталь. – Посидим вместе? – спросила она, кивнув в сторону диванчика, отгороженного от остального пространства кадками с цветами. Алекс встревожился. Что могло случиться? – Давай, – он последовал за девушкой, сел рядом с ней. В окружении зеленой листвы дышалось свободнее. «Вот бы в оранжерею…» Но не время мечтать – у Шанталь что-то стряслось. Алекс с волнением посмотрел в темные глаза и спросил: – Что-то случилось? – Ты мне скажи, – мрачно сказала Шанталь. – А говорил, что не суицидник. Вздрогнув, Алекс потупился, а потом кивнул себе, словно решившись на тяжелый разговор, и поднял взгляд на подругу: – Так получилось, – начал Алекс. Он видел, что на нахмуренном лице красными пятнами проявляется возмущение, и когда та явно была готова высказать Алексу все, что о нем думает, Алекс продолжил: – Все накопилось, накрыло, – он видел понимание в карих глазах, и это придало Алексу сил: – Так плохо стало, что хоть вой. Но понимаешь, это не выход, Шанталь. Пока мы здесь, надо бороться! Идти вперед, сражаться. Он все никак не мог забыть эти небрежно брошенные слова – «это пока». Шутила она или серьезно? Действительно ли Шанталь собиралась снова пытаться убить себя? Рисковать и надеяться, что это лишь не особенно смешная шутка подростка, Алекс не мог. Он уже один раз проглядел проблемы близкого человека. Не заметил, как Каре становится хуже. Не поддержал. Не был рядом. Не остановил. Он много чего не сделал. Сейчас Алекс буквально чувствовал важность момента. Он должен попытаться объяснить Шанталь, что в мире есть ради чего идти ввперед. Что нельзя так легко обращаться со своей жизнью. Раскрасневшись от волнения, Алекс словно вошел в тот злополучный вечер. Смотрел на свое собственное отражение, пока холодная вода лилась на онемевшее запястье. – Как бы я хотел отмотать время назад, Шанталь, – горячечный громкий шепот. – Как же мне стало страшно тогда! И стыдно, и больно! Я так боялся, что умру там… Та вся застыла – темные ресницы блестели от непролитых слез. – Алекс, – выдохнула она. – Я так тебя понимаю. У меня же, – Шанталь всхлипнула, – у меня то же самое было. Девушку трясло. – Когда таблетки пила впервые, не боялась ничуть – была уверена, что откачают. А потом, мне так было плохо потом… Багровый румянец окрасил темную кожу – девушка с трудом сглотнула. – Меня рвало. Еще эти промывания. Так стыдно, Алекс… Алекс кивнул. Знал он слишком хорошо, что такое стыдно. – А потом я резала вены, – Шанталь накрыла ладонью запястье и погладила руку через тонкую ткань хлопковой водолазки. – Пила таблетки. И каждый раз боялась, что это последний. Шанталь трясло, и Алекс подсел поближе, приобнимая девушку за дрожащие плечи. – Глупо, да? – уже плача, усмехнулась она. – Раз за разом убивать себя и надеяться, что спасут. – Не глупо, – возразил Алекс и погладил подругу по предплечью. – Совсем не глупо. Та прижалась к Алексу и положила голову на его плечо. – Ты должна быть сильной, – сказал Алекс, уже увереннее гладя плачущую девушку. – Мы должны быть сильными. Давай так, – Алекс на мгновение задумался и выдал: – Пообещаем друг другу, что больше никаких самоубийств. Та влажно фыркнула. – Никаких попыток? Алекс крепче обнял подругу. – Да. Ни удачных, ни неудачных. Сквозь слезы Шанталь рассмеялась и, забравшись на диван с ногами, обняла Алекса. Ее рука невесомо лежала на груди парня, но вот тепло, исходящее от тела, было реальным. Таким приятным. Обнадеживающим. Все у них будет хорошо. Они смогут. Все получится.

***

После дневной прогулки Алекс, забравшись с ногами в массивное кресло, читал книгу. Хотелось побыть наедине с собой, со своими мыслями. Отдохнуть от изматывающих бесед с врачами во время терапий, набраться сил после слишком активной болтовни Шанталь. Скрываться от Эдди тоже было тяжело, но Алекс не хотел этих его игр, от которых он потом чувствовал себя использованным. Поэтому, когда Алексу перегородили теплый свет, падающий из окна на чуть желтоватые страницы книги, он вздрогнул и поднял взгляд, страшась увидеть Эдди. Реальность была куда хуже. – Алекс, надо поговорить. Алекс прикусил губу. Внутри всколыхнулась обида, поднимая раздражение. Чувства закрутились-завертелись и вылились в едкое: – Теперь мой лечащий врач – доктор Ли. С ним уже наговорился. Доктор, видимо, решил позиций не сдавать. – Это к твоему лечению никак не относится. Нужно обсудить личные вопросы. Тут уже Алекс стушевался. Перед высящимся над ним доктором, холодным и отстраненным, Алекс снова чувствовал себя испуганным мальчиком. Еще и личные вопросы. О чем тот мог хотеть поговорить? – Пойдем ко мне в кабинет. Много времени не займет. И Алекс покорно последовал за доктором. Вошел в раскрытую перед ним дверь, опустился в кресло и весь сжался. – Налить тебя чая или воды? Не кофе. Теперь Алекс, наркоман и суицидник, видимо, обречен пить травяные чаи или воду. Злиться было легко и привычно, а самое важное – злость перекрывала страх и неуверенность, ведь за предложением напитков Алексу угадывался тяжелый разговор. – Чай, – попросил он. Дэниел кивнул. Скоро забурлил чайник, и перед Алексом оказалась дымящаяся кружка. Несмотря на раздражение Алекс заметил, что травами пахло приятно, успокаивающе. Только вот чай не отменял неотвратимости обсуждения личных вопросов. Дэниел занял место напротив Алекса – их разделял лишь стол, а, казалось, пропасть. – Я хочу поговорить с тобой о твоем колледже, Алекс. Алекс поднял на доктора удивленный взгляд. «Колледж? О чем там говорить?» – Дело, конечно, твое, но я бы посоветовал продолжить обучение в другом городе. В прежнем у тебя будет слишком много триггеров. Неуверенно кивнув, Алекс сказал: – Я согласен. Так и есть. Ему не хотелось даже случайно встречаться с Ларри или с его компанией, со своими одногруппниками, которые, конечно же, все узнали. Снова повторилось бы все то же самое, что и после его первого раза в «Сосне». Заклеймили бы припадочным, нариком, бешеным. Боль прошлого встала комком в горле. Алекс с трудом сглотнул его, запивая грусть чаем. Травы успокаивали. Новый колледж. Новые люди. Нужно было начать жизнь с чистого листа. Взять новый старт. – Тебе нужно подумать, где бы ты хотел учиться. Я могу принести тебе пару буклетов или дать ноутбук, чтобы ты посмотрел программу колледжей. Внутри внезапно стало тепло – Дэниел доверяет ему, заботится о нем. Совсем как раньше. Вместе с теплом в груди больно кольнуло. Он не хотел уезжать от Дэниела. Не хотел в другой город, вдали от него. – Я хочу здесь. Дэниел странно посмотрел на парня. – Здесь? Там, где Мелани учится? Алекс сник. Конечно, Дэниел помнит, какие проблемы были у его подруги, хоть ее врачом был Дэвид. Сейчас запретит. Скажет, что она плохое влияние. – Хорошо, – неожиданно легко согласился Дэниел. – Теперь давай поговорим о квартире. Сердце Алекса, все его надежды на воссоединение, ухнули разом вниз. – Я сниму что-то подходящее для тебя. Оплачу залог и первые несколько месяцев. Алекс сидел, словно обухом по голове ударили. Он вдруг осознал – теперь точно конец. Ничего больше не будет в порядке. Дэниел принял решение, и Алекс в нем слова не имеет. Он опять один. Стало мучительно холодно. Уставшее тело била дрожь, и Алекс потянулся за чаем. Сделал глоток, еще один. А Дэниел терпеливо ждал, пока он придет в себя. Ничего не говорил, просто смотрел, как Алекс дрожит и делает маленькие глотки, обнимая руками кружку. – У тебя есть какие-то пожелания? – продолжил Дэниел, когда Алекс отставил чай. – Поближе к центру или подальше? Этаж? Сколько комнат? Тяжело вздохнув, Алекс потер лицо. Нужно смириться, что он теперь сам по себе. Дэниел не хочет быть с ним, а значит, Алекс должен начать все сначала, только теперь сам. Как он справится? Попросит сейчас квартиру в центре, три комнаты, балкон, а как платить потом? От неопределенности будущего хотелось плакать, и Алекс украдкой вытер глаза. – Алекс, – так щемяще мягко, что парень опустил голову еще ниже. – Ну почему ты плачешь? Алекс качнул головой, кусая губу, как-то слишком резко вдохнул, закашлялся и влажно выдохнул, снова утирая слезы. – Я помогу тебе, – пообещал Дэниел, как всегда безошибочно угадывая, что мучило Алекса. – Ты не будешь один. Алекс не помнил, как он дошел до своей палаты. Его трясло.