Розгами по сердцу

В своём кабинете Кира судорожно перебирает документы на каждого крепостного в своём имении, пытаясь найти документы на Елизавету, которые во время продажи отдал Захаров. Бумажек много, путаются и вылетают из бледных рук, а сама девушка уже злиться начинает, что никак не может найти документ с нужным именем и фамилией. Лиза, по приезде в поместье, сразу ретировалась на кухню, сказав, что Мишель просила зайти. И пусть Медведева отпускать не хотела, понимала, что от камеристки не добьётся ровным счётом ничего. Не сейчас, не через час. И вот уже все свечи в канделябре поплавились, помещица тратит силы на несчастную бумажку. Ни в одном шкафу, полке, да даже под стол нет. Будто испарилась. Выдыхает тихо и к окну подходит. Во дворе всё привычно, работа идёт, печки дымят, а из кузницы доносится уже такой родной для Киры стук железа. Взглядом проходится, вылавливая управляющего и кричит на весь двор, чтоб точно услышал этот полу глухой тетерев, как дворянка сама его в мыслях называла. Степан прибегает быстро, застав барыню уже за столом. Она волосы блондинистые за уши заправляет, перо откладывает и руки в замке соединяет. — Знаешь, где ещё могут храниться документы на крепостных? — спрашивает сразу, выжидающе смотря. Он, конечно, олух царя небесного, как женщины кухарки его звали, но за документацией следит исправно. В каждом отчёте циферка к циферке. — Кроме как в вашем кабинете, то в подвале, на архивной полке, — Степан плеть поправляет, что вечно у него со штанов спадает. — Не припомню я, чтоб документы новых крепостных туда относила, — задумывается Кира, подбородок на кулак кладя. — А кого ищете, барыня? — Камеристку свою, — кидает она, отводя взгляд в окно, — Недавно же документы здесь были, а тут раз! — повышает Кира тон, то ли от возмущения, то ли от непонимания, — И пропали… — У вас в кабинете был кто, пока вы не видели? — намекает Степан, а дворянке догадаться несложно. Но зачем кому-то красть документы на крепостную? Так как поиски не увенчались успехом, Кира решила заняться этим позже. Выйдя из кабинета, девушка замечает, что свечи в коридорах уже зажжены, вечереет всё-таки. Дом озаряется полумраком, а в окне видно большую полную луну, что своим светом проникает в дом, лучом холодным освещая пол и стены. Обойдя несколько комнат, свою камеристку она не нашла, поэтому предположила, что та всё ещё на кухне с Мишель. Подходя в нужной двери, Кира краем уха улавливает чей-то разговор и судя по голосам, её предположения оказались верны. Подслушивать она не любила, но фраза одна очень зацепила дворянку: — Не переживай, ты ведь не сбежала, — говорит кухарка. — Не сбежала, но барыня сегодня узнала, что я оттуда, — судя по голосу, Лиза расстроена очень, а может и напугана. — Брось, не будет она тебя выгонять за это, — и тут Мишка оказалась права. Кира действительно не хочет гнать Андрющенко от себя. Свою работу она выполняет неплохо, в первое же время со всеми подружилась, очень вежлива и с первого раза понимает, что барыня от неё хочет, ещё и грамоте обучена. Не хочется терять такой экземпляр. Кира иногда посмеивалась, таких, как Лиза называя коллекционными крепостными. Медведева лишь узнать хочет о крепостной своей. Сама себя в этом убеждает Кира, совершенно не желая признавать, что её рвение узнать побольше о камеристке далеко не из-за простого интереса. Дверь тяжёлая деревянная распахивается и обе девушки чуть вздрагивают от неожиданности и резкого звука, а завидев барыню, как и положено, кланяются в небольшом поклоне. — Лиз, ищу, ищу тебя, — посмеивается Медведева, — А ты тут оказывается с Мишкой беседы ведёшь? — улыбается она легонько. — Извиняйте, барыня, — по привычке голову опустила, пальцы заламывая. Знает, что Кира не будет гневаться, но до сих пор к этому привыкнуть не может. Тело прекрасно всё помнит и иногда, камеристка не в силах совладать со своими движениями. — Ладно, — Кира по кухне глазами проходится, замечая наготовленную еду, — Я в столовой буду, а ты ужин принеси, — кидает она Лизе и удаляется с кухни. Вновь остаётся наедине со своими мыслями, задаваясь вопросами о документах и о том, как бы из Лизы что-нибудь да вытащить. На ум не приходит ничего, но угрожать высечь, если не скажет — это уже крайний вариант, Кира не допускает его даже. Не в её стиле людям спины кровавыми ранами полосовать. Но в то же время, не хочет, чтобы близкая к ней крепостная скрывала что-то такое важное. У Киры на руках лишь пару слов, выроненных совершенной случайностью от крепака и что с ними делать она не знает. Лишь голову это больше и больше загружает, а руки в кулаки сами собой сжимаются. От неизвестности, от незнания и от злости самой на себя. Что слишком она добра к крепостным, слишком мягка и ласкова к ним. Не может как остальные помещики наорать, высечь или в погребе запереть. В этом слабости своей не видит и наоборот считает, что это одно из многого, что её от высших слитков общества отличает. Они как звери дикие, почувствовавшие власть, готовы кидаться с зубами и когтями на того, кто ответить не может, а Кира нет, она не такая. Гордится этим очень, гордится, что не стала такой же сволочью, что на балах легонько попивают вино, держа в своих окровавленных жирных пальцах бокалы. Уже сидя за столом, Кира одежду поправляет, по привычке пряди белые за уши заправляя и окидывает взглядом помещение. Окна большие, почти что в пол, по углам свечи расставлены, но совсем мало, чтобы свет в глаза не бил. Не любила Кира по вечерам какую-то яркость. Ей по душе было, как она называла, единение с природой. Чтобы днём светло, а ночью темно, что на улице, так и в доме. В столовую заходит Лиза с подносом, расставляя всё для барыни. Тарелку с толчёной картошкой и запечённой ножкой курицы ставит как главное блюдо, из небольшого сервизного чайника, расписанного золотыми узорами наливает чай ароматный, на этот раз из Индии, а на десерт кусочек яблочной шарлотки. Лиза, ещё пару часов назад, с упоением наблюдала, как Мишель старательно вылепливает из теста узоры на выпечке. Кира лишь созерцает профиль камеристки, подмечая острую линию челюсти и ровный аккуратный нос, что хочется портрет нарисовать. Кира не то чтобы умела, но помнила, как в юношестве сидела в саду поместья на берегу пруда и старательно кистью по холсту выводила пейзаж этого самого сада под наставлением учителя, что отец нанял. Ей нравилось, но надолго не хватало терпения, да и желания. А сейчас, Кира допускает мысль, что возможно просто пейзажи ей были скучны. — Ты сама ужинала? — спрашивает Кира, а брюнетка лишь головой мотает, — Тогда садись, поешь, — кивает она на стул, а Лиза не решается. Где бы это видано было, чтоб крепак с дворянами трапезничал? Но Кира настаивала, поэтому пришлось сесть. С одной стороны, приказ барыни, а с другой не принято так нигде. А Кире по барабану, где и что принято, в своём поместье она делает что душа пожелает. И вот, душа пожелала с камеристкой отужинать. А может это лишь попытка втереться в доверие? Лиза чай себе наливает, отпивая чуть, всё на дворянку поглядывая. А та ест за обе щеки, Мишель нахваливая. Лиза действий её понять не может. В жизни не было с ней такого, как сейчас, с Кирой. Голова пухнет от всех догадок, почему блондинка относится к ней так. «Так — это как, Лиза? Хорошо?» — внутренний голос Андрющенко задаёт вопрос и Лиза даже соглашается. Да, она возможно просто не привыкла к хорошему отношению к себе. Всю жизнь она как котёнок брошенный слонялась где попало и увы, не всегда котята попадают в добрые руки. Но всё равно, где-то здравый смысл подсказывал, что предложение Киры отужинать с ней не с проста. И пусть Лиза знает, что барыня её новая и правда такая. Добрая и понимающая, до невозможности проницательная, будто людей читает, что к крепакам как к дорогим друзьям относится, всё равно не расслабляется. Душа и сознание разное говорят, а Лиза и не знает, кому верить. Остаётся лишь жить моментом, надеясь, что всё хорошо будет. На улице в полное право вступила темнота, на часах уже полночь. Кира волосы расчёсывает перед зеркалом, уже переодевшись в излюбленную ночную сорочку и ловит себя на мысли, что на ангела похожа. Усмехается своему отражению, рюши на одеянии поправляя и расчёску на привычное место положив из комнаты выглядывает, замечая камеристку, что сидит за небольшим столиком, что стоит между дверьми в покои барыни и её спальню. Она задумалась явно о чём-то, глаза в стену смотрят, а сама почти не двигается, лишь грудь изредка вздымается. — Лиз, зайди, — кивает она ей, смотря из приоткрытой двери и брюнетка дёргается чуть, выдернутая из своих мыслей, быстро за барыней идя, — Присядь, — залезая на кровать, Кира садится по-турецки, спиной на изголовье расписное опираясь. Лиза же приказа слушается, присаживая на край кровати, вновь по привычке пальцы нервно перебирая, предполагая, что разговор её ждет не очень желанный, — Может всё-таки расскажешь мне? — смотрит Кира с ожиданием, а Лиза и слов двух связать не может. Ни с кем она не говорила о каторге, а тем более, рассказывать такое барыне опасно для жизни. Не только хорошей, в достатке, но и в целом, — Обещаю, я ничего не сделаю, мне просто хочется знать, — блондинка голос смягчает, по-доброму смотря, — Это ведь важно. — Ну… — Лиза призадумывается, поняла уже, что не уйти от этого. Эта каторга ей клеймо на всю жизнь и сколько бы она не скрывала, всё равно узнают. Не от неё, так от других, что уже и случилось, — Была я там, — вздыхает она, совершенно не желая вспоминать то время, — Барин приказал, провинилась, — голову опускает, а глаза намокать начинают. Потому нет её вины, несправедливо это, но что она может сделать, будучи простой крепачкой? Ей не то что не поверят, слушать даже не будут. Раз хозяин так приказал, значит так и будет. Лиза тогда с этой участью смирилась, стойко держалась, пока прогнившая повозка в упряжке старым конём везла её в место заключения, ни слезы не проронила, жила лишь мыслью, что это не навсегда и верила безоговорочно самой себе, что сможет выбраться оттуда. И она смогла, вот только забыть не получается. — Чем провинилась? — Медведева спрашивает осторожно, замечая резкую смену эмоций и шаткое состояние девушки, пододвигается ближе, наклоняясь чуть, пытаясь в глаза посмотреть. — Лампу барину об голову разбила, когда он… — запинается, не в силах сказать. Стыдно, грязно и абсолютно порицаемо. — Скажи, — Кира не сдерживается, ладонь тёплую на напряжённые пальцы кладя. Поняла, что уже там барин вытворил, но хочет от Лизы услышать, чтоб наверняка знать. — Когда он жену предать хотел, со мной, — еле выговаривает девушка и слёзы по щекам начинают литься одна за другой. До сих пор помнит мерзкие руки его, что касались ног, талии, что с силой сжимали запястья и какой болью отдавала спина, когда прижал он, навалившись всем телом. Чувствует она себя такой отвратительной, такой порченной. Кира обнимает, просто обнимает, как самую дорожайшую подругу, голову брюнетки на плечо своё кладёт, в волосы короткие пальцами зарываясь, а другую руку на лопатках оставляет, поглаживая легонько. Успокоить пытается, хотя сама выть готова. Ненавидит это, всем сердцем ненавидит. В мыслях этого старого ублюдка Степана своими же руками в могилу закапывает, плюнув напоследок. А Лиза лишь дрожит в объятиях, забыв обо всём, руками худыми цепляется за помещицу, нос пряча в чужом плече.