Скульптор

      За несколько последующих дней шок сменяется ажиотажем и подозрениями. Как и предполагал Чаварин, люди начинают делиться на три кампании: первые считают Чаварина преступником — их меньше всего, но они самые агрессивные; вторые, напротив, говорят лишь о подлости истинного убийцы, что так омерзительно, по крысиному, втянул ни в чём неповинного студента в своё изуверство; третьи считают, что вообще не имеют никакого права рассуждать об этом, а тем более (просто очевидно же) обвинять кого-то!       Всё это обсуждается даже в общих беседах, где, на секундочку, также состоит Чаварин. Парню приходится всё это читать, хотя Джеймс против. Понятное дело, что слова поддержки внушают уверенность и придают сил, однако негативные сообщения несут огромное количество досады и расстройства. Посещая пары все эти дни, Чаварин сталкивается с изменившимся к себе отношением. Да. Всё изменилось кардинально. Ха-ха, одни злобно шепчутся за спиной, другие же в открытую подходят, выражая несогласие с обвинениями. Но… чёрт возьми, какие обвинения? Нью никто не обвинял, блять… Никто…       Дышать становится сложно. Студенческому совету, в котором состоят и Зи, и Макс сильно прилетает за ненадлежащее организованное посвящение — разумеется, всплывают подробности об алкоголе и ночных танцах. Пока не было шумихи, глаза закрывались на многое, когда убит студент и задействована полиция — любой неверный шаг наказывается строго. Зато от Нью не отворачиваются те, с кем он общается уже не первый год — друзья или же просто приятели. Они с пониманием относятся к его состоянию, стараясь эту скользкую тему вообще не поднимать. И мало кто знает о том, как болит сердце не состоявшегося скульптора — шок сходит на нет, ужас происходящего начинает постепенно подбираться к сознанию. Джеймс начинает замечать за другом пугающие его изменения: и если не брать в расчёт того, что Чаварин спрятал в ящик все художественные принадлежности, а на занятиях лишь наблюдает, но больше не творит, то его затягивающиеся сидения в одном положение и погружающимся и зацикленном взглядом на собственные руки воистину пугает.       Чаварин пытается скрыть от друга, что у него началась бессонница, вот только заметно уходящий вес и тёмные круги под глазами выдают парня с потрохами. — Нью, заходи, — мягкий мужской голос звучит из глубины профессорского кабинета, когда Чаварин осторожно стучит в приоткрытую дверь. Юный парень, ставший преподавателем философии, пригласил студента к себе на личный разговор. Этот человек с первого курса был очень чуток и понимающим, он так часто помогал Нью, когда тот нуждался в этом. — Присаживайся, — указывает парень на стул, осторожно кладя на стол кипу старых бумаг. — Ты стал реже посещать занятия, — поправляя очки, произносит профессор. — Простите, Пи’Сэйнт… — тихо отвечает Нью. — Я как-то устал… — Я понимаю, Нонг, — с грустью отвечает преподаватель. — Это просто ужасно… Всё, что происходит сейчас… Я даже представить не могу, насколько тяжело тебе приходится. — Да уж, — слабо улыбается Нью, — умудрился я вляпаться, конечно, ха-ха… — Я уверен, что ты не виноват, Нонг, — строго произносит Сэйнт, с сочувствием смотря на своего студента. — Я хочу сказать, что… если тебе нужна поддержка или помощь, — Сэйнт слабо улыбается, — ты всегда, Нью, всегда можешь на меня рассчитывать!       Чаварин с благодарностью и теплотой смотрит на профессора. Столь юный, обаятельный и талантливый — его пытливый ум вызывает восхищение и зависть у многих людей, так что он, видимо, как никто другой способен понять своего студента в том, что значит находиться под столь пристальным вниманием, быть объектом не кончающегося обсуждения. Хорошие то слова или же плохие — это в любом случае немыслимое давление, к тому же людей с хрупким составом души. Ну, знаете, творческие люди, всё такое. — Я просто не понимаю… — надламывается голос Чаварина, когда он начинает говорить после нескольких минут молчания. — Почему я?.. — на глазах вдруг проступает влага, а ведь он так давно не плакал. Нельзя плакать. Никак нельзя, иначе потом не остановишься…       Сэйнт осторожно встаёт со своего кресла, подходя к Нонгу. Облокотившись о край стола, он с сочувствием и пониманием смотрит на Чаварина. — Знаешь, Нью… Самое главное, что ты знаешь о своей невиновности, и что есть те, кто также верит в то, что ты не убийца. Остальное оставь полиции.       Уголок губ Чаварина приподнимается в усмешке. Не виноват, да? Довольствоваться верой тех, кто остаётся рядом? А что сделает полиция? Они собрали все записи со всего студенческого городка, провели обыск в комнате Ксинабана, оцепили место преступления — главный холл первого общежития (Нью живёт во втором). И всё. Всё… — Тебя это не утешает… — с печалью произносит юный профессор, а Нью поднимает на него усталый взгляд. — Может ли в такой ситуации хоть что-то утешить?..       Вообще, Чаварину довольно-таки сложно говорить о своих переживаниях и мыслях, но рядом с профессором Сэйнтом почему-то хочется выговориться, раскрыть все страхи и сомнения, чтобы попытаться найти выход из этого положения. — Я…       Парень только начинает говорить, как в его кабинет вваливается один из преподавателей факультета естественных наук — Пи’Ким. Судя по выражению его лица, случилось что-то нехорошее. Нью медленно поднимается со стула, чуть кланясь в знак приветствия старшего, однако мужчина смеряет Нонга недовольным и достаточно ледяным взглядом, прежде чем переводит более обеспокоенный на Пи’Сэйнта. — Найдено ещё одно тело… — Что? Но кто?.. — Йошидо Агонаси, — Пи’Ким произносит имя едва слышно, не скрывая своего расстройства на лице. Вот только когда он вновь смотрит на Чаварина, взгляд его и вся атмосфера вокруг становятся напряжёнными и конфликтными. — А тебя ищет полиция.       «Нет…»       Нью в панике делает шаг назад, но из-за слабости, от которой подкашиваются ноги, спотыкается, едва ли не падая на пол. Сэйнт машинально тянется к Нонгу, пытаясь удержать того, а сам грубо произносит: — В чём дело? Зачем им Нонг Нью? — Убийство было совершено по эскизу скульптуры, что создал Нонг Чаварин, — к гадалке не ходи, Пи’Ким занимает позицию абсолютной вины студента. Что же… — П-п-простите, Пи’Сэйнт. Я лучше пойду… — нервно облизывая губы, сжимаясь под осуждающим взглядом Пи’Кима, Чаварин, схватив свою сумку, вылетает из кабинета профессора, стремглав несясь непонятно куда.       Несколько дней тишины… Чёрт возьми, целых десять дней! Неужели всё это время этот псих готовился? — Блять…       Вылетев со стороны общей столовой, Чаварин застывает на месте как статуя, господи прости. Несколько десятков студентов сейчас находятся за столами, и все их взгляды за секунду оказываются прикованными к нему. Сердце стучит так быстро и тяжело, что заглушает весть шёпот, который наполняет помещение. Двигаясь как робот, не поднимая глаз, полных обиды и непонимания, Нью хочет просто покинуть столь душное помещение, когда чувствует чужое прикосновение на своей руке. — Что? — он даже не поворачивается, не желая знать, кто к нему подошёл. — Иди в кабинет ректора, — тихо шепчет Йим. — Тебя ждут на допрос…       Нью лишь коротко кивает, продолжая свой путь. Как на раскалённых углях он двигается по столовой, не сомневаясь ни на секунду, что этот момент станет переломным для него: сегодня наверняка многие нарекут его преступником. Наверняка многие…       На ватных ногах Нью заходит в ректорскую приёмную, где находятся ещё пять человек, ожидающие свою очередь. В том числе Макс, Зи и Джеймс с Боуном. Супамон моментально подрывается с места, но за руку его удерживает Саран. — Не надо…       Нью саркастично ухмыляется, наблюдая за этим, а Джеймс раздражённо смотрит на Макса. — След… — высунувшийся из кабинета ректора Пи’Кол только собирается назвать имя следующего допрашиваемого, как встречается взглядом с Нонгом. — О! Нонг Нью! Прошу…       Кивнув, Чаварин делает несколько глубоких вдохов-выдохов, переминаясь с пятки на носок, и уверенным шагом направляется внутрь кабинета, когда слышит слабое: — Не бойся, Нью… Я с тобой.       Укол облегчение обжигает сердце, но когда дверь закрывается, а парень остаётся один на один со следователями, прострации утягивает его в необъяснимый танец. Говорить-то нечего, если честно, потому что с убитым Нью знаком не был. Он даже не знает, как-то выглядит, однако Пи’Блу решает эту проблему самым простым образом: показывая фотографию тела Нонгу. Тело было найдено в саду возле библиотеки: и руки были расставлены в стороны, а колья, вбитые в землю, пронзали кисти рук, а на шее была обмотана виноградная лоза, уходящая прямо вверх, к каркасу. Да. Макет этой скульптуры Чаварин создал два месяца назад. Он хорошо это помнит…       Но следователи более скептично относятся к показаниям Нонга в этот раз, поскольку камеры засняли тёмный силуэт, проходящий в момент, по времени совпадающий с убийством. Вот только лица там не видно, а у Чаварина нет алиби, так как он в одиночестве находился в своей комнате. Поломанные камеры, как нельзя кстати, не находите? Нью возмущённо отнекивается от предполагаемого причастия к совершённому злодеянию, однако то, что ему показывает Пи’Кол, приводит Нонга в ступор. — Это твой предмет? — в прозрачном пакете на стол ложится бучарда. В крови. Нью струной вытягивает. — Да… — голос его срывается на писк, а в глазах безумными волнами плещутся страх и отрицание. — Моя бучарда…       Нью уверен в этом, к большому сожалению, на все сто процентов. Потому что он помнит, как покупал её в Китае, когда навещал родственников, и помнит, как собственноручно раскрасил ручку бучарды: изображение золотого петуха. Детективы многозначительно переглядываются. — Так, Нонг Нью, — холодно произносит мужчина, — у нас нет прямых доказательств твоего причастия. Но эта… бучарда, — перечитывает он то, что записывал за Чаварином, — твоя. И это орудие убийства, так что отправиться на экспертизу. — На ней не будет моих отпечатков, — машет головой Чаварин. — Я работаю в перчатках, так что… — Разберёмся, — перебивает его Пи’Блу. — Но тебе лучше подумать, кто мог бы подтвердить твоё алиби в ночь на момент совершения убийства. С одиннадцати часов вечера до двух часов ночи… — Могу! Могу! Я… — Нью вскрикивает. — Я в это время был с преподавателем — Пи’Ханом! В его мастерской! — нервно улыбается Чаварин, поддавшись чувству облегчения. — Там и камеры есть! И они работают, вроде как… — Я разберусь, — кивает напарнику Пи’Кол, вновь улыбаясь Нонгу. — Нонг Нью, надеюсь, ты понимаешь, что не можешь покинуть ни студ. городок, ни город в целом? Никто тебя не обвиняет, но ты сам должен понимать, что ситуация складывается не в твою пользу…       Вздрогнув от пронзающей насквозь несправедливости, Нью поднимает глаза вверх, плотно сжимая губы. — Это не я… Я никогда бы… Я не могу так поступить с живым существом… — Успокойся, Нонг Нью, — приободряюще звучит голос Пи’Кола, совсем не подходя к сложившейся ситуации. — Тебе нужно взять себя в руки, иначе ты окончательно потеряешь контроль над ситуацией…       Взглянув на мужчину, излучающего уверенность, Нонг уязвлённо кивает. Ситуация становится всё хуже, а тёмные тучи злобы, ненависти и одержимости начинают сгущаться вокруг Чаварина. Если он не возьмёт в руки свои эмоции, то может посодействовать истинному убийце в его попытках обвинить Нью. — Можешь идти.       Выйдя из кабинета ректора, к парню сразу подлетает Джеймс, а следом подходит и Боун. — Нью… Иди в кабинет физики… — шепчет ему Супамон. — Нам всем надо поговорить… — Конечно, — лживо улыбается Чаварин, осматривая всех парней отстранённым взглядом. — Давайте поговорим…       От катастрофы всего несколько шагов.       Стоит только выйти в общий коридор, десяток студентов встречают Нонга подозрительным и осуждающими взглядами. Нью всего за секунду вдруг ощущает себя рыбой, выброшенной на берег. И не двинуться ему, и не спастись. Словно окаменев, он медленным шагами старается как можно скорее скрыться от этого ядовитого и чертовски несправедливого осуждения со стороны людей, которые его даже не знают. Какое право они имеют обвинять его в чём-то?!       Но они судят.       Перешёптываются тихо, но тишина как никогда громкая. Новости в их студгородке разносятся с удивительной скоростью, так что информация об орудии убийства обошла уже все возможные чаты. Слова людей, мимо которых Нонг проходит, слышно до раздражения чётко: «Это он убил. Чёртов псих» — первокурсник, с которым Нью познакомился на посвящении, «Он всегда казался мне странным», — парень, которому Нью не один раз помогал со сдачей зачётов, «Я просто поражена, что его до сих пор не арестовали», — девушка, с которой Нью занимался, чтобы помочь сдать сложный экзамен. Люди, что в одночасье записали его во враги, когда-то приветливо ему улыбались. Когда-то… Да всего несколько дней назад, блять.       Поразительно.       Неужели они все с такой лёгкостью готовы повесить на него столь страшные грехи?! Да разве все они не более безумны и грешны, нежели он, раз вообще допускают мысль, что возможно нечто подобное: чтобы скульптура, которая должна ожить во мраморной глыбе, неожиданно заберёт человеческую жизнь, обесчестив само её воплощение?.. Это же противоречит всем законами скульпторства.       Блять!!!       Прежде чем спуститься в подвал, Нью забегает в туалет. Его тошнит, буквально рвёт. От нервов, от отвращения: к себе, к людям. Ёбанный пиздец. Просто поганый ёбанный пиздец. Жизнь и без того не была мёдом: деспотичные родители, помешанные на власти и деньгах, непонимание и притеснение с их стороны, смерть дедушки — единственного, кто любил Нью…       Умываясь холодной водой, слёзы начинают течь с глаз.       Нью пришлось многое вынести, прежде чем упрямый и властный отец позволил сыну заниматься тем, что выбрало его сердце — без лести и красивых слов ради текста, Нью является одарённым скульптором. Такие как он рождаются не каждые сто, двести, триста и даже четыреста лет. Но вот он — Нью Чаварин, добился своей цели, поступив в один из престижных университетов-пансионатов. Несмотря на стереотипы, витающие вокруг частных учреждений, это место заслужено получает свои похвалу и славу. Преподаватели, являющиеся дарованием от ветви своей профессии, бюджетные места, позволяющие среднему и бедному классам обучаться здесь. Совет директоров, управляющий этим местом, весьма креативно подошёл к вопросу оформлению и структуризации данного места: собрав здесь выдающиеся личности, сражающие своими талантами, подходами, коэффициентом интеллекта, разумеется, многие подрастающие гении и неогранённые алмазы стремятся сюда, зная точно, что тут есть кому их понять, помочь и обучить.       Нью уступил бюджетное место, на которое поступил, не поверите, Боуну Ноппанату, чьи родители являются обычными владельцами домашнего кафе-бара. Достаточно для нормальной жизни, но едва ли хватило бы даже на семестр здесь… Ноппанат узнал в конце первого курса. Когда они уже сдружились. Нью же понятия не имел, кому отдал своё место.       Отец отказался платить за сына. Сказал ему грубое и твёрдое нет, несмотря на позволение обучаться на желаемую профессию. Никто не знает об этом, никто… но… смерть дедушки, отказ отца, страх и сломленный дух едва не подвели Нью к черте — брат, неожиданно пришедший к нему, вероятно, остановил младшего от совершения ужасной ошибки. Старший брат Нью — Алекс, принёс Чаварину документы, подтверждающие поступление оплаты на следующие пять лет обучения Нонга. Чуть позже Нью понял, что отец дал своё согласие только из-за Алекса…       Он их всех подвёл.       Он подвёл себя — мнительно верившего, что сможет покорить весь мир своим талантом.       Он подвёл отца — того, кто в кой-то веке смог пойти на уступки, вопреки собственным «думаю, считаю и хочу».       Он подвёл дедушку — человека, что с такой любовью относился к нему, кропотливо обучая невероятно сложному, великолепному искусству.       Подвёл Алекса — любимого старшего брата, пожертвовавшего собственной жизнью ради мечты младшего брата.       Вот он, вы посмотрите, ха-ха, стоит перед зеркалом, внешним видом напоминая призрака. Вот он — сын влиятельного бизнесмена по всей Азии, отныне, блять, ха-ха-ха, подозреваемый в убийствах!       Пытаясь остановить слёзы, без конца растирая опухшие, красные глаза, Нью истерично улыбается, опускаясь на колени, пальцами остервенело сжимая раковину.       Руки его в крови.       Его нежные, но сильные руки, что готовы были из твёрдого мрамора изваять целую жизнь, отныне, покрыты в крови — он забрал уже две человеческих жизни, пока убийца воплощает его эскизы на людях. Вне зависимости от исхода дела, не учитывая поддержки друзей — Нью сто процентный соучастник убийств. Это руки отныне покрыты кровавым грехом, его творения отныне не создают жизнь, а забирают её, душа его отныне будет гореть в адском пламени, не искупая грехи, а лишь доказывая ничтожность собственного существования.       Чаварин попадает в физикрум только через полтора часа. Чтобы успокоиться и справиться с подступающей истерикой из-за копящихся эмоций приходится потратить время. Но когда Нью спускает в подвал и заходит в тёмное, но чистое помещение, его встречают все его друзья, члены студенческого совета. Здесь стоит готовиться только к самому наихудшему, потому что все факты, все улики ведут в его сторону. И не столь он плохой человек, но так надломлен, что допускает мысли о том, что верные друзья встанут против него в этой битве. — Ты где был?! — одновременно с мест подрываются Джеймс, Прэм и Йим. — Блять, Нью…       Йим в пару шагов сокращает между ними расстояние, с осуждением смотря на бледного, очевидно плакавшего парня. — Мы охуеть как волновались за тебя…       Нью только начинает делать вдох, как замирает. Комментарий Марка буквально сжимает горло: — Не говори за всех. Хули за него париться, если он и есть убийца? — Марк… — натянуто шепчет Боун, поворачиваясь к другу. — А что я не прав?! — взрывается на крик Буанам. — Все уже знают, что его инструментом убили Йошидо! Он же буквально создаёт свои скульптуры из людей! А вам мало этого?! — Это не доказательства!!! — кричит в ответ Тьютор — ученик художественного факультета, по направлению танцев. — Ты посмотри на него, — раздражается парень, — Йошидо больше Нью в два раз точно! Он бы не справился с ним, элементарно. — Ну а как по мне, — разводит руками Марк, — слишком много совпадений. — А «по тебе» никак не должно быть, — грубо произносит Джеймс, — ты пиздец какой тупой. Так что лучше завали своё ебало… — Чё… — Буанам даже рта открыть не успевает, поскольку все находящиеся, не считая Зи, Макса и Парка, начинают аплодировать словам Супамона. — Нью, — Йим берёт притихшего парня за руки, — давай вместе подумаем, кто это может быть… — Да это бре-е-е-е-ед какой-то, — негодующе перебивает Кханасаву Парк. — Чисто в теории, — резко вскидывает он руки перед собой, — это может быть абсолютно любой студент! Вот вообще любой. Все знают Чаварина — призёр, победительно множеств олимпиад и соревнований. Любимец многих преподов, всегда всем помогает, — саркастично. — Извини, конечно, Нью, но да, ты мне не нравишься, — прямо глядя в глаза, — но это значит, что я тоже являюсь подозреваемым, ведь ты мне не импонируешь. Этого мало, понимаете? — обращается он уже ко всем. — Если убийца не Чаварин… — Не он, — грубо и раздражённо перебивает друга Боун. — …тогда этот человек одержим им, — показывает Парк на Нью, всё это время стоящего возле двери. — Он же буквально воплощает в жизнь его желания — все эти статуэтки, что Чаварин сделал, псих-незнакомец создаёт из живых людей. — А у кого есть доступ в твою комнату? — уточняет Тул, один из членов студ. совета. — У меня есть, — недовольно басит Супамон. — Ты чё? — Да ничё, ебать, — вступает Босс, — нужно просто, блять, разобраться во всём.       Нью вдруг ловит на себе тёмный и задумчивый взгляд Прука и совсем не привычно съёживается под ним. С каких же пор Чаварин стал таким неуверенным... — Ну так, ебать, — вскакивает озверевший Джеймс, подходя вплотную к Боссу, — разберись, — и передразнивает его. — Ты-то пиздец мастак в разборках!..       Босс вскипает: — Не вини меня, блять, в том, что Нэт разлюбил тебя!!! С хуя ли я должен отказываться от него?!       Кажется, разборки смещаются вообще в другом направлении. — Тварь! — орёт Джеймс во всё горло. — Да ты, сука гнилая, успокаивал меня! Поддерживал! Ты находился во всём этом процессе, а сам подготавливал почву, чтобы… — Остановитесь!!! — вклинивается между ними Тьютор, с сочувствием смотря на обоих парней. Нью не в курсе, поскольку эти дни он провёл в клетке с неизвестным преступником и его жертвами, так что он хмурится, внимательно смотря на происходящее. — Разберётесь с этим позже… Разговор не об этом вообще…       Кажется, все эти люди собрались здесь, чтобы добить Чаварина. Он болезненно улыбается, смотря на напряжённое лицо Супамона: друг переживает такое, а Нью думает лишь о себе. Пиздец, какой он есть. — …мы не всегда закрываем дверь, — первая фраза, что произносит Чаварин, вызывая мгновенную тишину. — Зайти кто угодно мог. — А может, это просто ты? — спокойно предполагает Зи. — Истина проста, а мы тут головы ломать должны.       Вот он — удар, который ожидал Нью. От этих простых слов остатки самоконтроля вылетают. Хотя со стороны Панита это ощущается подлостью. — Хах… — А что не так, Чаварин? — Прук голос не повышает, но двигается в сторону Нонга. — Твои работы, инструменты, и ты — странный…       Нью смотрит в глаза подошедшего парня, широко раскрыв глаза. — Чем же?.. — хрипит Чаварин, едва чувствуя состояние собственного тела.       Перенапряжение давно пробило потолок. — Чем ты странный? Серьёзно? — усмехается Прук, поворачиваясь к остальным. — Чем? Ты вместо людей выбираешь куски камни и глины, едва ли ценишь заботу от живого человека. Всегда смотришь с высокомерием и осуждением. Говоришь, мы заносчивые засранцы, но правда ли мы отличаемся от тебя так сильно? Считаешь себя дружелюбным скромником — так ты проебался. — Да хватит уже, блять!!! — взрывается Боун. — Это не Нью, блять. Не он!!! Вы гоните, или чё?! Вы посмотрите на него!!! Он же сейчас просто развалится на части! Это просто бесчеловечно — вот так вот мучить его сейчас!.. — Успокойся, Боун! — произносит Босс. — Мы просто хотим разобраться… — Дохуя разобрались?! — Да успокойся ты! — Я спокоен, блять! Но вы чё-то подзабыли, — Ноппанат агрессивно подходит к Пруку, толкая того в грудь, — что Чаварин не единственный, кто учатся на факультете «припизднутых». — …       Конфликт начинает обостряться. Нью едва успевает славливаться с летящими словами. Он словно наблюдает со стороны за всем происходящим. Всё логично: есть те, кто не сомневается в его виновности, есть те, кто слепо защищают его, несмотря на факты, а есть те, кто не может понять ничего, так и принять решение не в состоянии.       Но Чаварин переоценивает свои возможности. Своё состояние. Когда он шёл сюда, то больше мотивировался просьбой Супамона, хотя изначально было ясно, что его ждёт здесь. Но дело не в этом. Дело в том, что несколько долгих, тяжёлых дней Нью скапливал в себе множество мыслей и чувств, как своих, так и посторонних. Желание отгородиться от ужаса происходящего было столь велико, что Чаварин начал отстраняться от реальной жизни, погружаясь в себя всё сильнее — тем было безопасно. Но живя здесь — в реальном мире, от жизни не убежишь, и чем быстрее ты осознаешь и признаешь происходящее с тобой, тем быстрее ты найдёшь выход. — …я даже не знаю, — истерично смеётся Нью, обращаясь к Зи, — что я сделал-то тебе, чтобы ты с таким рвением пытался убедить других в моей виновности? — впервые Нью плачет перед кем-то. — Я не нравлюсь тебе — это очевидно, но насколько велика твоя злоба ко мне, что ты… — голос начинает предательски дрожать, а Йим, стоящий рядом, старается приобнять друга, но Чаварин сопротивляется. — С такой ужасающей лёгкостью пытаешься меня обвинить в… убийстве…       Зи, опешивший от неожиданного обращения к себе, тем более растерявшись из-за слёз Нью, скомкано произносит: — Я… Я не… — Ты ничерта не знаешь обо мне… О моей жизни… Так что у тебя нет никакого! — срывается Нью на крик. — Права осуждать меня, — указательным пальцем он тычет в грудь Прука, истерично начиная хохотать. — Пошёл ты, Панит, — пятясь к двери, — пошли вы все… — дёрнув ручку на себя, Чаварин вываливается из комнаты, не переставая смеяться.       Это же сюрреализм какой-то. Боже… Как ему теперь смотреть в глаза Алекса? Что бы подумал дедушка…       Не справляясь с приступами смеха, Чаварин вяло плетётся по коридорам подвала, двигаясь в сторону лестницы.       Почему эти люди с такой лёгкостью рассуждают о том, кто виновен, а кто нет? Они судьи? Они кто? А виноват Нью? Блять. Ха-ха-ха. Неужели намного проще поверить в то, что Чаварин убийца, нежели просто предположить, что парень не способен на нечто подобное?..       Это расстраивает, как ничто.       Стараясь остановить слёзы, без конца текущие из глаз, Нью чувствует подступающее облегчение — безумно глупо, но, порой, поплакать — это самое нужное, чтобы снять напряжение. Тут появляется немного другая проблема. Гаснет свет, и Чаварин оказывается в подвальных коридорах в полнейшей темноте. — …да вы шутите…       Стараясь двигаться на ощупь вдоль стены, уже не плача, Нью успокаивается. Пока адреналин бурлит в крови, Чаварин отрицает возможную опасность, что возникла в данный момент, но когда парень натыкается на знакомый выступ в форме пламени, понимает, что пошёл не в ту сторону, выйдя из кабинета физики. Но не это самое худшее. Куда страшнее то, что за спиной слышатся лёгкие пошаркивания — кто-то идёт вслед за ним. Можно было бы подумать, что это кто-то из его друзей, вот только этот некто молчит, нарочито медленно идя следом.       Мотнув головой, Нью осторожно поворачивается назад, но в темноте увидеть хоть что-то невозможно. Потому, ускорив шаг, парень хочет добраться до кабинета ПиХана, ведь там можно закрыться и вооружиться. Но шаги становятся ближе, а паника уже не кажется шуткой.       Срываясь практически на бег, правильно подсчитывая расстояние до нужной двери, Нью валит с ног тот, кто шёл за ним всё это время. Резко схватив парня за шею, неизвестный с силой ударяет Нью о стену, от чего и без того тёмная реальность начинает мутнеть и вращаться. Ощущая лишь крупный, тошнотворный озноб по телу, мысли и эмоции не могут найти точек соприкосновения, и если где-то в закромах сознания Чаварин понимает, что его куда-то тащат, осознание приходит только в то мгновение, когда он приземляется на что-то мокрое, скользкое…       Предприняв попытку встать, полностью дезориентированный, напуганный, находящийся в состоянии истерики, Чаварин не может оказать никакого сопротивления. Поскользнувшись на чём-то, Нью падает, сразу же разворачиваясь спиной к полу, вот только рука, начинающая прижиматься ко рту, окончательно лишает ориентира. Крича в прижимающуюся ладонь, Чаварин прилагает все возможные усилия, чтобы отбиться от нападающего, но когда мысли начинают рассеиваться, а слабость густым потоком поглощает тело — Нью обмякает, делая жизненно необходимый вдох полной грудью.       Секунда. Две. Может, минута, свет загорается, яркой вспышкой обжигая глаза. — Пиздец… — знакомый голос, но перед глазами всё плывёт. — Нью?.. Нью, ты слышишь меня? Вызывайте полицию!!!       «Зи?»       Словно не веря в то, что видит, обеспокоенное лицо Прука над собой, Нью прикладывает не мало сил, чтобы сосредоточить взгляд на парне. Это вызывает лёгкую тень улыбки. — Нужно вынести его отсюда… — Бля-я-я-я-ять…       Нью, издав тихий писк в момент, когда Панит поднимает его с пола, внезапно обращает внимание на свои руки, покрытые красной жидкостью. Не пришедший в себя, с опозданием сводя факты, Нью вдруг осознаёт, что весь он, как и его руки, покрыты чьей-то кровью, но силы настолько покинули его тело, что бессознательно Чаварин повисает на руках неожиданного спасителя — Прука.       И кто бы мог подумать.