Скульптор

      Чаварин приходит в сознание от резкого запаха нашатыря, лёжа на больничной койке. Едва ли собирая в раскалывающейся голове картинки произошедшего, взгляд Нью фокусируется на Джеймсе и, что удивительно, на Зи, которые стоят чуть поодаль и о чём-то говорят. — Джеймс… — Нью! — подлетает Супамон к другу. — Не шевелись только, — спешит он предотвратить попытки Чаварина встать. — У тебя сильный эмоциональный срыв, а также истощение. У тебя температура, Нью… — Что… кха… что случилось? — переводя дыхание, спрашивает Чаварин, устало смотря на Прука. Меньше всего он рассчитывал увидеть здесь этого человека, но почему же ему так тепло от его присутствия? И почему это не кажется чем-то неправильным? — О господи… — тяжело вздыхает Супамон, потирая переносицу. — Прежде всего, ты должен понять, что мы не считаем тебя убийцей…       Нью вновь переводит взгляд на Панита, который всем своим видом выражает, мол, говорил, было дело, но погорячился. Но слова назад уже не вернуть, как и исправить приченённый ими урон. — О! — зайдя в приоткрытую дверь медсестра с удивлением смотрит на Чаварина. — Господин! Нонг Чаварин пришёл в сознание! — обращается она к кому-то за дверью. Впрочем, этого кого-то Нью отлично знает. Когда кто-то умирает — они приходят. — Дня доброго, Нонг Нью, — заходит в палату Пи'Кол, поглядывая на Джеймса и Зи. — Как ты себя чувствуешь? — Супер.       Идея позвонить отцу и попросить адвоката уже не кажется такой уж и безумной. Хотя если отец реально узнает о том, что здесь происходит, Нонг, вероятно, больше никогда не выйдет из своей комнаты. — Расскажешь, что случилось?.. — Пи'Кол присаживается на рядом стоящий табурет, внимательно смотря на Чаварина. — Что случилось? — вздыхает Нью, переводя взгляд на мужчину. Может, камеру на лоб прицепить, чтобы не пересказывать из раза в раз? — Меня душили. Кто — не знаю… — Да… — задумчиво бормочет Кол. — Как ты оказался в том кабинете? Насколько я знаю, вы находились в бывшем кабинете физики. — В том… это?.. — Нью так-то понятия не имеет, где оказался после ухода. — Кабинет Пи'Хана… — поясняет Джеймс, обнимая себя руками.       Нью хмурится, пытаясь вспомнить детали: — Ну… Я слегка… сорвался. Голова не соображала, когда я вышел в коридор. Так что я пошёл в противоположную от выхода сторону. Там свет погас… Я слышал, как кто-то идёт за мной, но сразу было ясно — этот человек не один из наших. Потом я помню… как упал… Он повалил меня… Потом… Помню, как болела голова, всё кружилось, но как попал в кабинет ПиХана не помню… Было скользко, — Чаварин приподнимает руку, в ужасе округляя глаза. Резко вскакивая с места, он поднимает и вторую руку, начиная крупно дрожать. — Нет… боже, нет… — Спокойно. Госпожа Эйл… — тихо зовёт медсестру Кол. — Не-е-е-ет, — продолжает противиться фактом Чаварин, в попытке смахнуть с рук и одежды засыхающую кровь. — Уберите… уберите её!!! — подорвавшись, Нью хочет встать на ноги, но Зи и Пи'Кол насильно хватают его, удерживая на койке, пока медсестра делает парню укол с успокоительным. — Нет… не хочу… — Мы поговорим чуть позже, — тихо произносит мужчина, вставая. — Увидимся, — кивает он Супамону и Паниту, покидая палату. Парни же остаются с Чаварином один на один. Джеймс с жалостью и болью смотрит на друга. Как же так всё получилось, что жизнь их превратилась в фильм ужасов? Зи тоже не на шутку взволнован, так что глаз ни на секунду не сводит с Нонга. — Нью… — М-м?.. — Ты не понял, кто это был?..       Нью отрицательно машет головой, одурманенно осматриваясь вокруг. Какое-то слишком сильное успокоительное ему вкололи. Чересчур. Мир вдруг начинает ощущаться таким приятным и умиротворяющим. — Господа, — возвращается Эйл в палату, — сейчас господин Чаварину нужно поспать. Чуть позже он сможет вернуться в свою комнату, ну а пока… — девушка вежливо указывает парням на дверь. — Прошу…       Нью сквозь тонкую, но прочную пелену улавливает сказанное. Эмоции кажутся вязкими и умиротворяющими, медленно утягивающие в царство тишины и покоя. Это короткие мгновения сна, но столь желанные часы отдыха. Два или три часа Чаварин крепко спит, не ощущая ни усталости, не измотанности, что главное, не видя снов. Мыслей нет, нет и противоречивых чувств, мешающих сну. Это успокоительное оказывается довольно-таки сильным, так что даже когда Нью вновь раскрывает глаза, возвращаясь в отравляющую его реальность, от былых негативных и подавляющих эмоций не остаётся и следа. Он спокоен, он рассудителен — понимает абсолютно всё, что происходит, но с тем же его больше не штормит, а ужас и страх не раздирают грудную клетку, пока из-за отвращения к самому себе сжимается желудок. Хотелось бы, чтобы действие препарата продлилось как можно дольше…       Не дожидаясь медсестры, Нью встаёт с койки, чуть пошатываясь. Подняв руки, он апатично смотрит на них, медленным шагом двигаясь в сторону двери. Сейчас хочется просто помыться и переодеться, чтобы избавиться от ощущения потерянной чужой жизни на себе. Ещё бы смыть чувство вины. Ха-ха. Ха...       Всё происходящее — не просто ужасно. Отвратительно и безумно, и невозможно найти понимание к тому, кто решился на столь бесчеловечный шаг. И этот кто-то, совершенно очевидно, пытается выставить виноватым Чаварина. Где-то Нью обидел его? Перешёл дорогу? Или просто не нравится? Но даже если и так, было бы намного лучше, если бы этот псих убил только его.       «Значит… Пи'Хан мёртв…», — преподаватель, который столько ставил на Нью в будущем, который так верил в него и в его творения… Итог: он стал одной из его работ, отдав за это свою жизнь. Эта смерть болезненным клеймом ложится на сердце, а кровь любимого преподавателя жутко стягивает кожу.       Злость на себя самого покалывает по коже. Лучше бы он вообще никогда не начинал заниматься скульптурой, а послушал бы отца, погрязая в семейном деле. Тогда все эти люди были бы сейчас живы… Ни в чём невинные, у которых вся жизнь впереди, у которых было столько планов и целей...       Чаварин даже не замечает, как добирается до своей спальни, вот только внутри его ждут гости, которых он точно не ждал. Окинув присутствующих хладнокровным взглядом, Нью молча закрывает за собой дверь, направляясь в ванну. Срочно помыться. — Нью! — подрывается за ним Йим, но Джеймс останавливает его. — Нью, постой! — Супамон сам идёт за другом, обеспокоенно наблюдая за парнем. Страшно представить, что сейчас испытывает Чаварин, но ведь друзья на то и нужны, чтобы не только хорошие моменты переживать вместе, а также плохие. — Джеймс, я очень устал, — тяжело вздыхает Нью, открывая кран с горячей водой. — Давайте потом поговорим… — он и при всём желании не сможет нормально поговорить сейчас. Действие препарата проходит, а значит очередной срыв может случиться в любой момент. — Когда потом? — слышится голос из комнаты. — Стоит обсудить всё сейчас!       Нью усмехается, бессмысленно смотря на свои руки, с которых стекает красная жидкость: — Панит, тебе больше всех надо об этом потолковать? — А в чём проблема? — заходит брюнет внутрь, смотря прямо на отражение Нью. — Ты хоть понимаешь, что кто-то проецирует твои работы на живых людей?       Нью приподнимает брови, стягивая с себя испачканный свитер: — Что же это, Прук? Волнение? В любом случае, что ещё за кто-то… Вроде бы все сошлись, что это я. — Это не так, Нью… — шепчет Супамон. — А как? Всё указывает на меня, — разводит руки в сторону Чаварин, забираясь в ванну. Стягивая с себя последний предмет одежды, Чаварин бросает взгляд на Прука, который спешит покинуть комнату. — Но это не значит, что ты убийца! — доносится из спальни, кажется, голос Макса. — Должно же быть что-то, что подтвердит твою невиновность! — Да, наверняка есть…       Нью перестаёт слушать. Подставляя лицо под горячие капли воды, он особо тщательно начинает натирать тело мылом, стараясь смыть ощущение крови и вины с себя. Получается слабо. Открыв глаза, не обращая внимания ни на боль, ни на воду, Чаварина резко и грубо дёргают в сторону. — Зи?..       От его прикосновения кожа горит. — Ты спятил, что ли?.. — в ужасе шепчет Панит, смотря на кровоточащую рану на ребре. — Вылезай! — Нет, — вырывается Нью. — Я должен отмыться… — Ты уже чист… — приподнимая брови, бормочет Прук. Он обеспокоенно смотрит в лицо Нонга, так не привычно проявляя заботу. Но сейчас не то время, когда стоит играть с чувствами. — Пошёл вон! — вспыхивает Чаварин, толкая Зи в грудь. — Отвалите от меня все! — вылетает он из ванной комнаты, хватаясь за полотенце. — Что вы все хотите услышать от меня? — обращается он к собравшимся парням. — Да никто ничего не требует, Нью, — Макс старается успокоить Чаварина, но тот достигает точки кипения. Ему необходим этот срыв. — Мы просто хотим помочь… — Я не убивал их!!! Не убивал! Но если вы все уже окрестили меня маньяком, неважно, что я буду вам говорить! Для вас я уже виновен, — скалится Чаварин, натягивая на себя одежду. — Виновен! Всё указывает на меня! — Успокойся, Нью! — кидается к другу Прэм, но Чаварин яростно хватает Варута за плечи, встряхивая. — Успокоиться?! — ха… как же легко говорить! Как легко говорить, блять! — Я сейчас успокоюсь, — активно кивает головой Чаварин, неожиданно отталкивая от себя друга и кидаясь в сторону собственных шкафов. Не обращая никакого внимания на взгляды, полные сочувствия и понимания, Нью вытаскивает большую коробку, в которой лежат все эскизы его скульптур. Маленькие, но безумно красивые, с идеально исполненными деталями — они грязные, они опороченные, они пропитаны кровью. — Что ты делаешь?..       Супамон подрывается с места, во все глаза смотря на взвинченного друга. Очевидно, конечно, что у парня срыв, но именно это пугает больше всего. Нью, чуть замешкавшись, плотнее сжимает коробку. У него кровью сердце обливается, а душа так громко и отчаянно воет, что, возможно, этот ужасающий звук можно услышать в ледяной пустыне, что ледяными ласками ублажает ветер.       Выбежав с коробкой из комнаты, не обращая внимания на оклики со стороны, Нью забегает в лифт, нажимая кнопку первого этажа. К чёрту всё, к чёрту этот талант, это наследие, эти планы — больше нет ничего. В секунду, когда больное воображение окрестило человека прекрасным творением, что должно состоять из мрамора, в момент, когда украденная идея была представлена от лица Нью изуверским способом, Чаварин лишился всех надежд на будущее в мире искусства.       Оказавшись на улице, бросив коробку прямо рядом с лестницей, Нью достаёт зажигалку, подпаливая несколько листов, лежащих внутри. Пусть горят огнём эти куклы-вуду. Пусть этот псих знает, что Нью уничтожит всё, что этот аморальный тип опорочил.       Он должен чувствовать облегчение, наблюдая за тем, как горят небольшие статуэтки, но почему-то разрывается сердце, крича в агонии. Он никогда бы не пошёл на этот шаг в трезвом рассудке. Никогда... — Ты что творишь?! — разносится громкий, мужской голос. — Дай сюда!.. — подбегает к Чаварину Пи'Блу, выплёскивая из бутылки воду на горящие изваяния. — Ты… — мужчина зол и не скрывает этого. — Нонг Нью! — подбегает к ним Пи'Кол, тоже осуждающе смотря на Чаварина. Но тот, простите, на хую всё это вертел. — Зачем?.. Это же улики. — Были б это улики, — спокойно отвечает Чаварин, — вы бы давно их забрали. А так… это просто мусор. — Не ты ли говорил, что вкладываешь душу и жизнь в свои работы?       Больно. — Какой прок от них, когда он забрал их жизни и честь? Это — кровавый мусор, — дрожащей рукой указывает Нонг на то, что так искренне ценил. — Я не доставлю ему такого удовольствия. Никогда. — Нонг… — устало вздыхает Кол, пока коллега поднимает коробку с асфальта. — Тебе стоит взять себя в руки, я же уже говорил… — Я взял. — У тебя нервный срыв. Ты едва не уничтожил улики… — Это не у-ли-ки, — по слогам произносит Нью раздражённо, — это мои побрякушки. И только мне решать, что с ними делать. — Теперь нет, — грубо произносит Блу, отходя. — Покинешь город — тебя объявят в розыск.       Чаварин с дикой усмешкой смотрит вслед уходящего детектива, а Кол остаётся рядом с Нонгом, о чём-то думая. — Вот моя визитка, — протягивает он Нью. — Если что-то произойдёт, звони мне.       Чаварин неуверенно смотрит на протягиваемую бумажку, но всё же принимает её, с тенью облегчения смотря. — Я никого не убивал… — чуть слышно шепчет он, когда Кол начинает уходить.       Обида от несправедливости так сильно давит на Нью, что он, логично, стремится сбежать от этого опасного чувства. Он же ещё совсем юный, даже до конца не повзрослевший, вдруг оказывается вынужден столкнуться с тем, с чем не каждый взрослый справиться... — Я знаю, Нонг…       Такие приятные и крайне внезапные слова доносятся до слуха Нью. Как свежий глоток воздуха.       Секунда.       И тяжёлые узлы в груди развязываются.       Вторая.       И осознание смертоносной лавиной сваливается на Чаварина.       Третья.       Пошатнувшись, пискнув об бессилия, Нью опускается на ступеньки, вытягивая ноги вперёд. — Как всё к этому пришло…       Тяжело вздохнув, Чаварин опускает голову, как вдруг вздрагивает от чужого голоса: — Ты всех напугал… — Как удивительно, — иронизирует Чаварин. — Чего тебе надо, Зи? Я не в настроении… — присутствие Панита смущает и вводит в ступор. У них не такие взаимоотношения, чтобы Прук за ним ходил. Но он здесь, так снисходительно смотрит на него. — Я не считаю, что это ты, — присев рядом, уверенно произносит брюнет, поворачивая лицо к Нонгу. Взгляд его тяжек и пронзителен, от чего вымотанному Нью лишь не комфортнее. Где же те искры в глазах, острые слова, издёвки. — Всего несколько часов назад ты мне в лицо кричал другое, — чуть посмеивается Чаварин, поворачиваясь лицом к Пруку. Уязвимость в глазах младшего сильно потрясает Зи, но и Нью забавляется с их диалога. — Я… Я не считаю так на самом деле… — сбивчиво произносит Панит, стыдливо отводя взгляд. Нью же от такого поведения загорается любопытством. — Прости меня... — Просто поразительно… — усмехается он. — Ты с такой лёгкостью прилюдно повесил на меня клеймо убийцы, а теперь сидишь и говоришь мне, что это несерьёзно? Хах… — но Чаварин не злится, почему-то чувствуя облегчение. — Ну-у-у-у… — задумчиво тянет Прук, а Нью не сводит глаз с такого спокойного, нормального говорящего Панита. — Порой, я говорю то, что не стоит… Да и весело это, знаешь ли, — уголки губ старшего чуть приподнимаются, а сердце Нью зачем-то делает громкое «тудум», — ты очень забавно злишься, — кажется, первый раз Зи так добро и мягко смотрит на Чаварина. Хотя, может, Нью кажется, ведь, как успели заметить уже все — он не в себе. Но улыбается в ответ. — Засранец ты, Прук…       Шире улыбнувшись, Зи задорно шепчет, подмигивая Чаварину: — Я знаю!