Время лечит

— Приехали.  Никакой реакции на это заявление не последовало, хотя мужчина знал, что девушка находилась в сознании. Ослабив поводья, он обернулся и уставился в измученное долгой поездкой девичье лицо.  Эва отвернулась, демонстрируя непослушание по причинам, известным только ей. Но основная была лишь одна — никто не смел указывать ей и принадлежать кому-либо кроме себя она не могла. Многое могла вытерпеть, но сейчас же была пересечена черта дозволенного. Устала подчиняться и идти на поводу дурацких аргументов, отключила разум и отдалась голосу сердца, которое настоятельно рекомендовало бороться. Как и требовали того Всевышние, планировать прекратила, но про борьбу упомянуто не было. В конце концов и она что-то в своей жизни решает. Пусть будет больно, но не так досадно перед собой. Даже не имея физических сил, она решила по возможности игнорировать этого сноба, свалившегося на голову, как и все остальные её проблемы нежданно и негаданно. Нельзя было вставать в позицию жертвы, потому как было видно, что он только этого и жаждет. Значит и страха перед ним показывать нельзя. — Второй раз повторять не стану.  — Руки с ремнями мне вырвать предлагаешь? — запястья затекли и онемели, а мужчина, кажется, их расстегивать не торопился. — Чего просишь? Дверь перед тобой распахнуть ногами? — горло сжимало от переодических волн паники, потому что теперь она оказалась действительно там, откуда не выбраться, но голос все же не дрожал, звучал уверенно и спокойно. Даже смело. — Прежде всего рот свой захлопни. В противном случае ошейник одену и тявкать на стену будешь. — он вылез наружу и поравнялся с её местом.  — Я не твоя собственность.  — Я не твоя собственность, — он передразнил девушку, намеренно пища. Поставил колено на скамью, где полусидела Эвтида и нависнув над ней, проговорил уже своим нормальным голосом: — Свою дерзость запри поглубже, если не желаешь узнать, каков я в гневе.  — Да кто ты вообще такой? — ни имени, ни звания, ни рода деятельности, абсолютно ничего она о нем не знала. Интересоваться желания не было, как и смысла, но сейчас молчать было недопустимо. За день пути они вообще не обмолвились и двадцатью словами, что несомненно радовало её. Сейчас же его потянуло поговорить, Исфет. — Если будешь послушной зверюшкой, со временем узнаешь все подробности. — страх перед ним медленно сменялся на омерзение, от такого тона и формулировок в голове сразу возникали ассоциации с содержанками или настоящими проститутками, зависимыми от своего господина.  Не прерывая зрительного контакта, он расстегнул ремень на одной руке, вторую же оставил нетронутой.  Отрывать взгляда и она не спешила, бросая вызов.  Рассматривая его вблизи, Эва отмечала для себя его возраст — и не старый и не молодой, лет тридцать пять, может быть; кожу, не спаленную египетской жарой и явно тщательно увлажненную дорогими маслами; запах, витавший ненавязчивым облаком вокруг них — что-то простое, но изысканное; и глаза — темные, практически черные, и в черноте этой можно было утонуть, так и не разобравшись, о чем думает этот человек.  Для кого-то такой мужчина явился бы эталоном красоты и пределом мечтаний, однако у Эвтиды он продолжал вызывать исключительно негативные эмоции. И это читалось на изогнувшихся в гримасе губах и мелких морщинках, залегших на переносице. Ухмыльнувшись, сноб докоснулся фалангой согнутого указательного пальца до линии нижней челюсти и провел до подбородка, ловко фиксируя его и не давая возможности опустить или отвести глаза.  «Совсем как Амен…» — непрошенная мысль прокатилась по извилинам и нырнула вглубь, напоследок высунув язык и припечатав: «Не удивился бы Эпистат, узнав, где его Неферут оказалась. За такими делами и подозревал тебя.» «Не его я.» — Эвтида мысленно фыркнула, отмахиваясь от внутреннего голоса.  «В курсе, что сама с собой споришь?»  — Оглохла? — оклик вывел её из уже привычного состояния задумчивости. — Повтори, что сказал.  Молчание было ему ответом.  Ноздри его дернулись в предупреждающем жесте, но тон вернулся в спокойное состояние: — Впредь слушай внимательнее. Он наклонился еще ниже, опаляя своим дыханием женское лицо, отчего Эва попятилась, желая восстановить безопасную дистанцию.  — Я сказал, попроси. — Что? — сконцентрировавшись лишь на его непозволительной близости, девушка и во второй раз пропустила мимо нелепую фразу.  — Я спишу твою тугоухость на усталость. Не хочется портить такое личико в первый же день. — щелчок замочка и рука безвольно упала на живот, впуская в пережатые вены поток крови. — Идем.  Но она упрямо продолжала молчать. Не двинув и пальцем, наблюдала за мужчиной, терпение которого было практически исчерпано по её расчетам. На удивление ожидаемых угроз или крика не последовало. Он усмехнулся и с силой дернул её за ногу на себя, подволакивая ближе.  — Упертая, значит.  Запястье его свободной руки легло на оголенное женское колено, огладив чашечку и поползло вверх, доходя до середины бедра. Задерживавшись на участке нежной кожи, мужчина ухмыльнулся, наблюдая за реакцией. Движение это запустило по телу табун крупных мурашек, касания были пошлыми и противными, как и весь этот человек. Ладонь переместилась на внутреннюю поверхность левого бедра, продолжая двигаться, от чего в глазах девушки заплескался гнев.  С трудом выждав момент второй остановки его ладони, Эва шарахнулась в сторону, попутно заехав ему удерживаемой ногой в пах. От неожиданности он разжал руки и завыл, а девушка неловко вывалилась на брусчатку и поползла под днище колесницы, молясь на то, чтобы болевой шок вывел его из строя как можно на дольше.  — Сучка!  Резкий хлопок неизвестно откуда взявшегося хлыста разрезал воздух и жгут невероятным образом закрутился вокруг её приподнятой лодыжки, удерживая на месте.  — Затащи её в дом, разберусь позже. Запри  на третьем этаже.  Значит, подоспели на подмогу. Все напрасно. Да и на что она надеялась? Далеко не убежишь, будучи практически обессиленной.  Некто потащил Эву на себя, несмотря на сдираемую кожу живота, груди, бедер и последние рвущиеся жалкие нити одеяния, она молчала. Не могла позволить себе закричать от бессилия. Стражник богатого поместья рывком поднял ее на ноги, больно ухватив за шкирку и повел вперед, не обращая внимания за заплетающиеся ноги пленницы.  — Подготовься к сегодняшнему вечеру, упрямица. Слуги приготовят тебе гардероб и ванную. — голос сзади прозвучал с тем же убийственным спокойствием, хотя Эва была уверена, что двинула ему не слабо. Единственное объяснение его терпения было увлечение мазохизмом.  «Подготовься к вечеру.»  Что это значило? Неужели в постель завалить решил и своей по всем фронтам сделать? Ну уж нет. Подходя к воротам, слуга вытащил из кармана шелковый лоскуток и грубо развернул девушку на себя, завязывая тряпку на её глазах.  Это еще зачем? Боится, что ненароком не то увидит? Кто же он такой, черт возьми? — Синяков ей не наставь, не то непригодна станет.  — Да, господин.  Хотелось думать, что все это происходит не с ней. Напряжение, скопленное буквально за сутки рвало тело изнутри, но найти выход никак не могло.  Вдумываясь в комментарии главы дома, она черпала энергию из этого же напряжения, запутывая себя в оковы безнадежности и апатии. Как же так получилось?  Её купили, подобно куску мяса. А это значит, что купивший теперь будет охранять свою покупку, как шакал, отхвативший лакомый кусок. Не сбежать, не вырваться из его поля зрения. Только если на тот свет, но и это скорее всего предусмотрено будет. За что так жизнь наказывает? Воспринимать жестокую реальность, как сон или вид на себя со стороны было легче, возможно, психика так старалась оградить себя от разрушающих событий. Осознание туго доходило до заблокированного сознания, поэтому тот тотальный страх еще не занял главенствующую позицию в голове. Но надолго этого не хватит. Чувство обреченности мелькало где-то совсем рядом, шепча, что очень скоро Эвтида свалится в эту яму, если не найдет выхода.  Ага, легко сказать. А вот сделать… Между тем череда бесконечных ступеней, о которые девушка отбила все пальцы на босых ступнях закончилась каким-то тупиком. — Стой. — скрипучий мужской голос прозвучал над самым ухом.  Послышалось шуршание открывающейся двери. Узел на затылке развязался и ткань спала, открывая взору вид на небольшую комнату. Камеру, если быть точнее. Будь здесь всё хоть из чистого золота, по другому обозвать это место категорически не выходило. Завидев идеально заправленную постель, где найти хотя бы малейшую складочку на покрывале было невозможно, Эва без разрешения свалилась на нее, сворачиваясь улиткой. Колени упирались в подбородок, даря иллюзию крошечной защищенности. Жизнь вернула её в ту песчаную бурю, где она успела попрощаться с близкими и с собой. Та же поза, те же чувства.  — Не усни только, сейчас скоблить тебя придут.  — Скоблить?  — На себя в зеркало то глядела? Или в той дыре, откуда хозяин тебя вытащил таких роскошных вещей нет? — слуга зло усмехнулся, смеряя девушку презрительным взглядом. — Грязная и вонючая, как псина.  Отвечать на прямое оскорбление и оправдываться было бы ниже её достоинства, как и слушать его непрошенные советы. Дверь хлопнула, грубиян и не жаждал услышать что-либо от бродячей нищенки, коей её посчитал.  Пачкать чистое белье пыльной одеждой все же не хотелось — но не из соображений совести и боязни ругани, а из собственного комфорта. Эва стянула тряпье, ужаснувшись, что скорее всего, через огромные дыры вся её фигура просматривалась так, будто она была абсолютной голой.  Укрывшись с головой тонким одеялом, девушка мгновенно уснула, понятия не имея, что комнаты в этом доме никогда не запирали.                              * * * — Ты бросила меня! Бросила меня! Бросила! Бросила! Бросила!  Детский крик заполнял собой все пространство, проникал под кожу, сковывал и тормозил. Она сидела на коленях, шеей чувствовала тяжесть вины, озвученной Джабари и ненавидела себя за то, что не могла посмотреть ему в глаза.  Его обида добивала. В особенности потому, что была обоснованна и правдива.  Она действительно его бросила и окопавшись в своих неудачах не видела ничего вокруг и не вспоминала о тех, кого оставила.  Горькие слезы подлинно были горькими, забивая рот какой-то отвратной субстанцией, и не похожей вовсе на слезы. Но сплевывать и узнавать, чем она полоскала горло было неимоверно сложно и неприятно. Огненная дымка ярко красного оттенка окружила их, усиливая все многогранные эмоции. — Ты трусиха! Как могла бросить? Я ведь поверил тебе! Все бросили меня! Что я сделал не так? — Джабари срывал голос, но не успокаивался, пылая сильнейшей яростью, — ты, Тизиан, мама, папа, Рэймсс! Бросили! Бросили! Её крик застрял комом. Связки словно оборвали и даже звука издать не получалось. Но паники не было. Был только всеобъемлющий стыд.  — Я звал тебя! Ты не пришла даже единожды! А теперь уже поздно! Голову дернуло вверх и девушка столкнулась с алыми углями вместо привычных гетерохромных глаз.  — Боишься? Поэтому и убежала от меня? Но я не виноват в этом! Не виноват! Я не выбирал свою участь! Никто не выбирает!  Эва замотала головой, трясясь всем телом от переполнявшей тоски, но сказать ничего не могла.  Протянула к нему руки, но он отпрянул. Боль разрывала сердце, не давая даже вдохнуть.  В агонии она дрожала, чувствуя острую нехватку воздуха.  Мальчишеские глаза потухли, стоило ему моргнуть. Слезинка скатилась по щеке, превращаясь в сажу.  — Помоги мне, пока можешь.                          * * *  Распаривая лицо над сосудом с горячей водой, Эва слышала перешептывания молодых служанок, зная, что шепчутся они о ней.  Своими криками она подняла на уши весь большой дом, спровоцировав страшный переполох, так как заподозрить гостью в дурном сновидении никто не догадался, все решили, что её как минимум убивают.  Не встретив препятствия в виде несуществующего замка на двери люди ворвались в покои на третьем этаже, ожидая дать отпор кому бы то ни было, защищая новую хозяйскую игрушку. Однако изумленно наткнулись на скрючившуюся в углу зажатую и совсем измученную девушку, которая вжималась головой в подушку, глуша рыдания. Выгнав всех прочь, домоправительница лет сорока быстро смекнула, что лишнее внимание здесь не имеет места быть. Женщина отличалась от всех злобных и завистливых работников своего господина непоколебимым характером и принципами, которые и помогли ей заиметь столь высокую должность.  — Девонька, ну не убивайся ты так… — решила, что дело в новом положении Эвтиды. Все через это проходили, но это первая стадия принятия неизбежного. Присев на край постели, она погладила обнаженные дрожащие плечи, виднеющиеся из под скомканного одеяла.  Женщина усадила её в постели, подперев спину подушками. Как желе, девушка расползалась, совершенно не в состоянии удерживать форму и положение.  — Давай поговорим с тобой? Легче станет, обещаю.  — Вы не понимаете, — Эва уложила тяжелую голову на колени, — каков же бред.  — Успокойся, прошу тебя. Вечер близится, нужно идти собирать тебя. — Думаете, специально прихорашиваться буду для этого индюка, который возомнил себя невесть кем? Захочет и такую возьмет, мне все равно. — Что ж ты напридумывала себе, девочка? Не нужна ты ему для личных утех. Запугивает он так тех, кто строптивый слишком. — видимо, доложили и ей уже о том, что перед домом произошло.  — Плевать мне, для чего нужна. Это конец. — Посмотри сюда, — женщина оголила ногу, прикрытую длинной плессированной юбкой и показала большой уродливый рубец от давнего ожога. Кожа буквально вспенилась, превращаясь в месиво, — я в свое время тоже буйная была, характер выказывала. И потеряла шанс на чуть более лучшую жизнь. А ты еще можешь им воспользоваться, если сейчас противиться не будешь.  — Шрамами меня запугать решили? — Эвтида повернулась спиной, демонстрируя свои «узоры», которые скрывать было уже бесполезно. И так все, кто мог увидели. — Клеймо это, а не шрам. Отказ я господину дала, когда из рук в руки он меня передать хотел. Не хотела себя товаром считать. Теперь же навсегда здесь прикована, потому как знак рабыни имею. Ни семьей, ни любимым человеком не обзавелась по своей же глупости. А ты еще можешь это сделать, везде слаще будет, чем здесь. — взгляд женщины потух, словно все упущенные моменты жизни пронеслись перед мысленным взором. — Имею должность хорошую, уважение какое-то среди змей этих, однако чувствую себя всю жизнь, как в клетке. Не представляешь ты, на какие пакости этот человек способен. А тебе повезти может, на мероприятиях этих люди доброчестивые часто попадаются. Улыбайся пошире и удача в ответ улыбнется; пошлет тебе того, кто свободу даст, а не только тело пользовать будет.  — Не понимаю… — от многословной тирады мысли смешались в кучу, до конца не проникая глубже. — Вообще то не имею привычки лишнее болтать, однако, — она обернулась на дверь, удостоверяясь, что никто не греет уши, — ты ведь новенькая, еще не знаешь. Уж очень вовремя тебя хозяин откопал, долго мучаться не будешь. Уже завтра аукцион проведут, а многие месяцами кукуют. — Ау…аукцион? — что это такое? — И для него надо тебя подготовить. Сегодня его преддверие, отправитесь на разведку. Потому сейчас будем делать из тебя конфетку.  — Объясните подробнее, что будет происходить?  Но Фадила лишь поджала губы и буркнула, возвращая себе напускную строгость: — Сама все поймешь, когда время придет. И так слишком много тебе разболтала. Главное помни, что наедине с господином не оставайся, многих богатеев позлить он любит, спровоцировать, чтобы желанное получить. А ты уж больно симпатичная, такой экземпляр он будет долго торговать. Женщина порылась в шкафчике и достала красивый халат из малинового шелка, о каком в повседневной рутине Эвтида и мечтать не могла. Он стоил явно очень и очень дорого, что еще раз навело её на подозрения касательно рода деятельности их хозяина. Ощущая прохладу приятно прилегающей к коже ткани, она успешно сложила свои домысла с рассказом женщины. Но разбрасываться такими предположениями было опасно, потому что ошибка могла дорого стоить. Подгоняя вяло сопротивляющуюся девушку, Фадила отправила ту в уже подготовленную купальню. Надо сказать, что купальня эта могла превзойти любые ожидания, так как значительно отличалась от той, что была в поселении охотников. Но напряженная неизвестностью Эва вовсе не оценила роскошеств и как кукла уселась за широкой стол, уставленный всевозможными косметическими приблудами.  — Внимания не обращай на пустую болтовню молодятины, им чужое горе только в радость. Здесь обычно ничего интереснее дохлой крысы не происходит, так что тебя обсуждать еще долго будут. Она не отреагировала. Данный этап предпочла молча прожевать и проглотить, тупо кивая на все предложения и вопросы. Эмоции вытекли вместе с влагой, оставляя место только серой пустоте внутри. Так было даже легче. Иногда дальновиднее действительно потушить огонь скоропостижных решений и превратиться в тихую речку, тщательно продумывающую каждый шаг наперед. Такая тактика и была выбрана. Принять вид сломленной дурочки, поддаться на уговоры. Так будет легче усыпить их бдительность. Нужно поразмыслить, как выпутываться. Должна же быть лазейка, момент.  Размышления о сне она с трудом, но отложила на более спокойное время. Знала, что это затянет с головой и превратит собранность в тихую боль.  Сейчас нельзя. — Госпожа! Пора наносить маску! — невзрачная девушка шмыгнула ближе, держа в руках небольшую мисочку.  От фальшивого уважения было дурно. Все здесь было фальшиво. От улыбок до намерений. — Не госпожа я. — вытерев испарину с красного лица, Эвтида развернулась и пристально уставилась на девчушку.  Та не смогла выдержать и минуты, спешно отводя глаза и начиная по новой мешать массу у себя в руках.  Позади маячила еще пара слуг, начинать нужный разговор при них было нельзя. Талантом политических переговоров Эвтида не обладала, к сожалению, но выбрала из всех имеющихся именно эту наивную мышь, которая тряслась от одного взгляда.  Выбить правду из нее было бы куда легче, чем донимать опытную Фадилу, которая и рассказала что-то из жалости.  Но здесь такой трюк не провернуть. Девчонка никакого сочувствия не испытывала, за спиной поливая грязью, в лицо же пресмыкаясь. Боялась, что влетит от господина за плохую работу. И боялась, что доносчиком в этот раз станет именно Эвтида. — Что это за состав? — не отрываясь, Эва наблюдала за её лицом, стараясь заметить различия в тех моментах, когда она будет говорить правду, а когда начнет врать. А безобидные вопросы сыграют на руку еще и тем, что усмирят любопытство её коллег. Кому интересно слушать то, что и так известно?  Девушка чуть расслабилась, перестав мучать несчастную маску и взглянула на «клиентку», интерес которой удивил её. На первый вид безжизненная и вялая девица, которую притащили сегодня за ноги в поместье не отличалась разговорчивостью.  Да еще похоже была не совсем в себе, учитывая дикие крики ни с того ни с сего.  Разрушая остатки подозрений, Эва улыбнулась и промолвила: — Раньше я увлекалась лекарским делом, сотворяла из всевозможных ингредиентов лечебные и питательные крема, маски, лосьоны. Поэтому с профессиональной точки зрения мне интересен состав, вдруг вы используете что-то уникальное? А возможно, у меня на что-либо аллергия.  В девичьих глазах в свою очередь зажглось неподдельное любопытство. Стало понятно, что рыбка клюнула.  — Ты занималась косметологией? Правда? — эмоция восторга проскользнула на сером личике, даря ему здоровый румянец. — И долго? Где училась? — Да, три года практиковала. Обучали на дому, в родительском доме. Тебе нравится это направление?  — О, конечно! Я же и вызвалась сюда помогать, так бы на кухню направили… — она нерешительно глянула на стоявших невдалеке женщин, снова навостривших уши и бросила уже им: — Я справлюсь сама, опыта наберусь заодно, если госпо…она не против. — усмехнувшись уголком губ, Эва отметила прогресс в их «отношениях». Одной просьбе она уже вняла и называть её не по статусу прекратила. Естественно, было ясно, что пошла она навстречу вовсе не из личных соображений, а завлеченная умело сочиненной легендой. Но это уже мало кого волновало. Главное, что сработало. — Не против, в молчании сидеть утомительно, не находишь?  — Особенно когда есть, что обсудить, — она довольно улыбнулась и присела на соседнюю скамью, едва ли не вытаскивая из-за пазухи папирус, чтобы записывать что-то стоящее.  Женщины постарше закатили глаза и направились на выход, только и рады были спихнуть надоевшую служанку со своей шеи, так как та замучала их постоянными вопросами о чудодейственных средствах, изготавливаемых прямо здесь. Крутилась под боком, мешалась и действовала на нервы.  — Еще одна такая же пришибленная попалась, — одна из них покосилась на провожающий их взгляд янтарных глаз.  — Ну и славно, нашли друг друга. А мы хоть чая пока выпьем в тишине. Вчера, кстати, орехи покупала, а там такое… Голоса постепенно удалялись, давая свободу действий приободрившейся Эвтиде.  — Белая глина, лаванда и молоко. — девушка кивнула на содержимое плошки. — Итак, что хочешь узнать в первую очередь? — осторожно забирая мисочку из напряженных рук, она намеренно слегка коснулась их и добавила:  — Расслабься, никто не осудит тебя за подобное. Вижу ведь, как твои старшие на тебя глядят. Сама такая была, все понимаю.  — Да? — было заметно, что зажегся и второй огонек. Эва мастерски надавила на еще один аспект её проблем, продумывая свою историю таким образом, чтобы точек соприкосновения находилось как можно больше. — Твои родные тоже не одобряли увлечение косметикой? — Это еще мягко сказано, — ладонью девушка самостоятельно распределяла лиловую смесь по щекам, слегка массируя, — убеждали, что лечить людей куда престижнее. Деньги, статус, все дела. А красотой, мол, Боги одаривают. Но я выбрала то, к чему лежала душа и не пожалела и всем советую поступать так же. Голос Эвтиды звучал уверенно, хоть и нес полную чепуху. Однако не меняясь в лице, она старалась подстроиться под темп и скорость речи прислуги, уловить ее настроение и вовремя ввернуть что-то подходящее. Запрыгнуть на одну волну с ней почти удалось, ловко попав в цель с раскручиваемой темой. — Ну не у всех есть богатые родители, — она насупилась, но тут же спохватилась и извинилась, — я не то имела ввиду. Хотелось зло рассмеяться и сказать, что у нее вообще никаких родителей нет, ни богатых, ни бедных, ни больных. Никаких. Но прикрывшись кашлем, Эва махнула рукой, указывая, что все в порядке.  — Мои меня сначала в храм спихнули, на испытательный срок. Сказали, если проверку выдержу, то обучение оплатят. А там уж я носилась как угорелая, ни дня без слез не могла провести. — Как мы с тобой похожи, оказывается. Только батюшка меня сюда отправил потому как дома даже куры все померли, есть нечего. Работать не может, старый совсем. — она пригорюнилась, вспоминая родного человека. — Вот уж год здесь служу, а денег кот наплакал. — Чем же занимаешься? — первый пробный камень был закинут наудачу, однако страх был напрасен. Девчонка отпустила все домыслы и пустилась в пространственные размышления. — Ну и вопрос ты задала, конечно. Только сейчас и поняла я, что по сути все делаю. И приготовить и убрать могу. Вот сейчас тебя готовлю к аукциону.  — Аукцион — это прогулка такая? — смывая маску, Эва все же заметила удивление в глазах напротив. — Ты не подумай, что я совсем уж безграмотная, но сама понимаешь — меня не этому учили.  — Да ладно, не оправдывайся. Я и сама из себя больно умную строить не хочу. Узнала, только когда сюда попала. — она встала со своего места и зашла за спину Эвы, принявшись медленно расчесывать мокрые локоны. — Это мероприятие такое, куда хозяин наш красивых девушек приводит и другим мужикам продает за большие деньги. Поэтому и богатый такой. Эва хмыкнула, удостоверяясь в своей правоте. Легкая гордость за столь легко провернутую манипуляцию взыграла внутри, подпитывая упавшую на дно самооценку.  Значит, торговля людьми. И вот про это Фадила говорила, как о «шансе»? Смешно. Адекватные люди женщин себе не покупают.  Радовало лишь то, что этот дом не являлся конечным этапом ее пути и чести. — Меня Фарри зовут, кстати. — Мое имя тебе известно, наверное? На удивление Фарри покачала головой и наклонила голову в бок.  — Эвтида. Я думала, вас оповещают об этом. — Нам вообще запрещено с вами общаться. Но уж сегодня исключение позволили сделать, поэтому пока разрешено, расскажи мне о свойствах меда.  К счастью, знаний Эвтиды на это хватало, так как вместе с Дией часто они обсуждали подобное.  — Мед для кожи лица очень полезная штука вообще-то. Он содержит большое количество ферментов, которые обладают противовоспалительными и целебными свойствами. Выравнивает тон, помогает при прыщиках в начале цикла и хорошо увлажняет. Так же массаж можно с помощью него делать.  Фарри только открыла рот, когда без стука отворилась массивная дверь и послышалась легкая поступь, словно плывущая к ним.  Напряжение, спавшее с плеч служанки в момент разговора с Эвтидой тут же возвратилось и она плотно сжала губы, не поднимая больше глаз в зеркало, где ловила взгляд вещающей.  — О, мои дорогие девочки заняты делами.  Хозяин встал позади, с маниакальным наслаждением наблюдая, как длинные волосы новенькой заплетаются в толстые прочные косы.  — Свободна. — даже не смотря на Фарри, он отпихнул её от стула, как только прическа была завершена и встал вплотную к спине Эвы, втягивая носом приятный аромат цитрусовых, исходящий от чистой, скрипящей кожи.  Собрав материалы, девчушка юркнула к выходу и слишком громко выдохнула, выказывая облегчение.  «Неужели слышал наш разговор?»  — Встань.  Глаза его, точно так же как и Фарри отражались в зеркале перед ними, но в них была грозовая туча, умело прикрытая любезностью.  Решив больше не испытывать его терпения, Эва все же встала. Халат слегка распахнулся и она быстро прикрылась, что не ускользнуло от его внимания. — Убери руки.  — Зачем? — Хочу оценить тебя.  Она сделала шаг назад, скрещивая руки на животе и быстро оглянулась по сторонам, ища возможность сбежать или на крайний случай повторно ударить его чем-нибудь. Но как назло, рядом валялся только гребень.  — Все еще упрямишься? Вторя ей, мужчина в два шага настиг её и дернул за рукава халата, разрывая их пополам. Одеяние упало к ногам, оставляя девушку в чем мать родила.  Предательские слезы защипали глаза от такого унижения и страха перед его дальнейшими действиями. Быть изнасилованной в этом подвале — последнее, чего она желала. Ладонями прикрывая грудь, Эва благодарила слуг за малую освещенность залы и возможность стоять в полутени.  — Ты еще не поняла? Я всегда добиваюсь того, что хочу. Убирай.  Голос его изменился, источая настоящую угрозу.  Ка внутри металась, экстренно соотнося всевозможные действия и их последствия, пока сама она стояла и пыталась утихомирить колотящееся сердце.  — Я должен осмотреть тебя перед тем, как вести. Убери руки. Не собираюсь трогать. Или хочешь, чтобы я выволок тебя в прихожую? Там охотливых до твоего тела будет больше.  Закусив губы до острой боли, Эва с ненавистью во взгляде открыла грудь, борясь со стыдом. Уши пылали.  «Быстрее посмотрит, быстрее уйдет.»  Мужчина же смаковал каждый момент, наслаждаясь своим влиянием на такую дерзкую и одновременно робкую девицу.  Грудь и правда была хороша, давая владельце значимое для многих преимущество перед другими женщинами.  Не удержавшись, он протянул руку, желая ощутить мягкость объемной плоти, но звонкая пощечина рассекла воздух, с силой откидывая его голову в сторону.  — Урод!  Подобрав остатки шелка, Эва стремглав улетучилась, практически выбив дверь.  Не помня себя от осознания сотворенного, она взлетела на третий этаж и ломанулась в первую же дверь, где света вовсе не было.  С грохотом прикрыв за собой, она осела на пол и рвано задышала, пытаясь оправиться от произошедшего.  — Еще немного и я выпрыгну в окно.  Шепотом успокаивала сама себя как могла, прислушиваясь к шагам в коридоре.  Но тут вдруг чиркнула спичка, напугав её до смерти пуще прежнего и осветила такое знакомое смуглое лицо с хитрыми лисьими глазами.  — Долго же ты добиралась до меня, кошечка.