Время лечит

Тошнотворный запах сырости, крови и страха непроницаемой дымкой витал в темной камере, которую правильнее было бы назвать прижизненным могильником. Ловя последние лучи солнца, отсюда выходили разве что на эшафот, готовясь отдать душу в услужение Великому Анубису. Но для многих смерть в том незавидном положении дел, из-за которого оказались они приговоренными, была своего рода освобождением. После пережитых пыток в злосчастной камере, которые и во снах не снились любому, сил хватало лишь на мутный взгляд в небо и движение пересохшими губами в незамысловатом: «спасибо, что мучения окончены».  Охотник, сменивший предыдущего, в который раз начал допрос, пытаясь вытянуть хоть что-то из «проглотившего» язык жреца касательно предположительного местонахождения сбежавшей Джезерит. Тот лишь нечленораздельно мычал в ответ и хихикал, наблюдая за оторопелыми лицами стражников. Совсем сошел с ума. — Отвечай на вопрос четко и ясно, если дорожишь оставшимися пальцами. Причина, по которой ты отпустил её? — Она умрет. Я ничего не могу сделать. Она проклята своей жизнью! Проклята судьбой! Они все умрут! Всё их семейство!  — Ложь! Удар и мерзкий хруст ломающихся костей заполнил помещение, перемежаясь сдавленными криками. Амен не позволял себе спускаться вниз, наблюдать за вялыми попытками вытрясти из полоумного старика информацию. Боялся, что не сумеет сдержать себя в руках и не рассчитав силы убьет его, потеряв последнюю нить, связывающую его с сестрой. Патрули планомерно прочесывали город, обыскивая каждый закуток и вшивую лавчонку уж третий день кряду, однако результативность мероприятий пребывала на нуле.  Отчаяние постепенно закрадывалось в душу Эпистата, неотвратимо шепча о том, что Джезерит давно уж нет в городе. Последний их разговор, состоявшийся не более двух недель назад показался ему первым шагом к исцелению. Сестра больше не противилась его решению и даже жалела о той глупости, которую совершила по молодости. Кивала, как болванчик, молча поддерживая все идеи и замыслы брата касательно службы, которыми тот делился между делом. Даже улыбалась, слушая рассказы о сыне, который с легкостью адаптировался к новой жизни и больше не мучался от видений. Просила прощения. Обещала, что бросит черное ремесло и встанет на путь истинный. Но нет. Всё обман. Представился случай и она вновь сбежала, вероятно ища утешения у тех, кого Амен ненавидел всей душой. Вновь предала.  Облокотившись локтями на колени, он сидел с низко опущенной головой и размышлял о всем том, что пришлось сделать. Правильный ли поступок это был? Попытка вырезать кусок жизни у племянника в желании искоренить всю ту черноту, переданную от его матери и родителей Амена и Джезерит. Промывание мозгов самой девчонке, которая с рождения была уперта, как пустынная верблюжья колючка. Сокрытие ото всех такого дикого изъяна судьбы Верховного охотника.  Родителей убили свои же. А она встала на их сторону. Как так могло получиться?  Может быть и вовсе не стоило пытаться строить мосты, вытаскивать её из того болота, в которое она сама же и загнала себя? Знала, что всё рано или поздно вскроется, потому и сбежала в окрестности Абидоса, наивно полагая, что сможет скрыться на долгие годы. Возможно, не обзаведись сестра грузом последствий от своего ремесла, идея была бы толковая.  Долго Амен прокручивал в голове её аргументы, выкрикиваемые что в тринадцать, что в двадцать лет. Пытался посмотреть на мир её глазами. Прикрыв покрасневшие от недосыпа веки, он погрузился в воспоминания, больно резавшие сердце каждый раз. — Это семейное дело, Ам! Ты не в праве запрещать или разрешать мне практиковать онейромантию, так как эта способность течет в моих жилах ровно так же, как и в твоих! То, что произошло — ужасно. Однако я не разделяю взгляды матери на то, что черномагия давно изжила себя! Это не так! Времена меняются, вместе с ними изменяются и люди. Просто нам не повезло. Родители связались не с теми. Но это точно никак не порочит абсолютно всех шезму, не означает, что все плохие и имеют такие намерения. Я чувствую, что это мой долг. А ты — предатель, раз смеешь говорить, что мечтаешь стать охотником. Это низко. Ты всегда будешь сыном своего отца, являвшегося лучшим из лучших в нашем деле. Смирись и отойди в сторону, если выбираешь другой путь. Решать, что делать мне, ты не имеешь прав. — светловолосая девчушка кричала, эмоционально размахивая руками и пытаясь вырваться из крепкой хватки брата.  — Считаешь себя достойной заниматься тем, что противоречит закону? — юноша с почти прозрачными от злости глазами наклонился ниже, сталкиваясь с таким же твердым, идентичным взглядом. — Готова идти в пасть тем зверям, которые на моих глазах растерзали самое дорогое в нашей жизни?  — А ты и рад был бы убить меня, стань охотником, да? Уже представляешь, как вскрываешь мне глотку перед толпой пустоголовых зевак на главной площади? От этих слов Амен изумленно разжал руки, отступая на шаг назад. Не верил своим ушам, переваривая эту провокацию.  Прошло всего ничего с момента трагедии, потому пропускать через себя всё связанное с ней было отвратительно больно.  Именно в тот момент он ощутил стену, незримо возведенную между ними. Каждый имел свою непоколебимую точку зрения и не хотел мириться с противоположным мнением. Но если у Амена во главе стояло желание защитить остатки уцелевшей семьи после резни, то у Джезерит в голове были бабочки. Она ничего не видела. Пережила утрату спокойнее, опекаемая внимательным старшим братом. И не желала слышать ничего про поиск более безопасного дела. А может, эта боль нашла выход в своеобразном протесте. В желании убежать от реальности во сны незнакомцев. Скрыться и забыть.  После ссоры она сбежала. Оборвала все связи, вычеркнув Амена из своей жизни. Врала людям о том, что является сиротой, даже не подозревая, что незаметно для неё братец приглядывает со стороны и помогает деньгами, прикрываясь добрыми людьми. Считала, что поступила правильно, подвергаясь риску буквально ежедневно, получая заказы от нищих, больных, преступников и маргиналов. Да, возможно помощь там имела место быть. Но кто гарантировал её безопасность? Охранять и не тревожить девушку — задача сложная, особенно вкупе со службой, отвергаемой ей.  Юноша же вырос, исполнив своё намерение — стал охотником. Продвигаясь по карьерной лестнице, карал всех подвернувшихся под руку уродцев, что носили лик рычащего Сета. Но ни разу не смог представить на их месте свою сестру. Не хватало мужества. Не смог бы. Несмотря на присягу, данную фараону, молился о том, чтобы она не подвернулась ему под руку ненароком на очередной охоте. Да, ненавидел её за всё сказанное. Но вместе с тем и любил до могильной плиты, в любом из всех возможных вариантов встав бы на её защиту. Закрыл бы своей грудью, не обращая внимания на плевки ядом в свою спину.  Она молодая. Не понимает.  Так он считал. Время текло, постепенно заращивая страшную рану в груди. Она саднила, но теперь не так назойливо. С этим можно было жить и не морщиться. Джезерит удавалось постепенно обрастать полезными знакомствами и общественной репутацией, которая явно шла ей на пользу. Она умело скрывала свои истинные умения, открываясь потенциальным заказчикам лишь после тщательных проверок. Никогда не говорила, что онейромант — лично она. Потому у облегченных людей после сеансов не возникало вопросов конкретно к милой девушке. Все они были уверены, что она лишь посредник.  Однако не всегда удача была на её стороне. Пришлось вспомнить слова Амена, оплакивая свою честь после того, как один из многочисленных приезжих к ней воспользовался заминкой и вышиб всю правду, шантажируя сдать черномажку фараоновым псам. Оказался наемником. Подставным лицом. Тем, кто с легкостью чуял нутро шезму. Провести его не удалось.  С тех пор началась семейная жизнь — в обмен на жизнь Джезерит он потребовал всецело поклониться ему. Стать женой и подругой, работающей в его рядах. Иначе — казнь. И всё это происходило бы на глазах брата, который в тот момент уже расслабился и чуть ослабил контроль, поглощенный очередным повышением. Не ведал, какая кара настигла сестру. Неизвестно, что руководило в тот момент ошарашенной и пришибленной девушкой: страх ли, или наоборот гордость и нежелание признавать Амена правым. Но согласиться пришлось, выбора не было.  Подпольная свадьба, фальшивая улыбка, напускное счастье, легенда о знакомстве для соседей, насилие под покровом ночи и запрет на черную магию. Вот какой счет пришлось закрыть за то, что решилась на продолжение дела предков. Жалела ли она об этом решение? Нет.  Выбрала бы его вновь? Да.  Опять же уверилась, что дело тут только в поганых людях. Возможно, так и было.  Характер свой мужу она показала сполна, полагая, что тот сорвется и отступит, за что в конечном итоге была увезена прочь, подальше от обжитой территории, где хоть немного чувствовала она себя в безопасности. Скрывал её мерзавец в окраинах Таниса, наказывая за любое слово в свой адрес, не приправленное покорным взглядом и участливой улыбкой.  Спустя месяц она забеременела. В тот момент действительно хотела удавиться, не желая носить ребенка от зверя, звавшегося человеком. Однако знахарка, пришедшая однажды в лачугу настояла на том, что дитя грехи родителя не перенимает. Будет напичкан тем, что вложат в него после рождения. И какая сторона перевесит — решать матери.  Отец же, узнав только об этом, тут же выкинул девицу прочь, не желая иметь детей от такой змеи, коей она ему предстала. Избил предусмотрительно до полусмерти, целясь в едва округлившийся живот, желая смерти еще не появившемуся на свет сыну.  Та же женщина, убедившая Джезерит в скором материнстве, охая и ахая забрала её чуть живую к себе, мужу же сообщив прискорбные новости о кончине, которые, впрочем, таковыми для него не являлись. «Похоронив» семью, он отчалил, отправившись в Мемфис, где позже и сгинул, если верить достоверным источникам.  Почти всю беременность провела девушка в Танисе. Много читала и обучалась лекарскому делу у знахарки, действительно опасаясь продолжать настоящее ремесло, имея на руках грудного ребенка. Вот подрастет — тогда посмотрим. Дуновением ветра иногда доносились до неё слухи о том, что выдающийся боец с выделяющейся среди других внешностью стоит на пороге назначения его Верховным Эпистатом. Немного изменив свои взгляды на жизнь, она даже позволила себе порадоваться за брата, но более не вспоминала о нем, поглощенная подготовкой к рождению ребенка. Благодарила мальчика — еще нося его, была уверена, что будет сын — за спасение. Неизвестно, чем закончилась бы её жизнь в противном случае. Вероятно, на том самом погосте, где до сих пор стояла палка, как её опознавательный знак.  На восьмом месяце собрала нехитрые пожитки и тепло попрощавшись с женщиной, которой, кстати, наплела очередную сказку о своей судьбе, отправилась в обратный путь. Хотелось растить Джабари там, где начинала она жизнь одиночки.  Дом и деревню, конечно, поменяла, не желая терзать себя воспоминаниями. Но окрестности и район выбрала те же самые.  Отвергала все мысли о том, чей это ребенок. Для нее его отец стал черным пятном, для других — «мы расстались, он не захотел детей» и «не сошлись характером». Это только её сын и ничей больше. Так было легче. Мальчик родился здоровым и смышленым. К счастью, похож был на мать и даже чем-то смахивал на дядю. Смотря на него, Джезерит невольно вспоминала Амена. Тоска постепенно начинала грызть душу. Спустя еще год, она написала ему письмо. Попросила приехать и поговорить, как взрослые люди.  На её удивление он примчался в кратчайшие сроки. Как оказалось, искал сестру все это время, идя по следу похитителя , но опоздал. Знал, что оказался прав, но больше всего переживал за её жизнь и сохранность. В пригороде Таниса с сожалением поведали ему, что муженек убил свою беременную супругу. В тот момент жизнь Амена рухнула второй раз. С остервенением он начал искать проклятого мужика, но и тут ждал облом. Тот захлебнулся пивом в одном из баров Мемфиса, подохнув подобно последней твари, кем и являлся. Позже выяснилось, что и не работал он вовсе ни на кого. Обманул и подчинил доверчивую и сломленную девочку.  Если и существовал на самом деле Дуат — Эпистат попал туда при жизни. Никогда ранее не плакал мужчина в осознанном возрасте, а тогда не совладал с собой. Рыдал как ребенок, обвиняя себя в том, что не сберег сестру. Пусть бы она была озлоблена на него до конца его дней, проклинала и питала только ненависть. Но была бы жива. Давать ей пресловутую свободу было ошибкой.  Окунувшись в службу Менесу с головой, Амен очерствел. С особой жестокостью пытал и убивал всех без разбору, тем самым пытаясь протолкнуть ком горя из горла как можно глубже. Чтобы тот не мешал дышать.  Прославился охотник своим чутьем не только в родных краях; слава о нем разнеслась и в другие страны очень стремительно, одарив его деньгами и статусом.  Легендарное чутье же на самом деле было подарком темного дара, который Эпистат начал использовать против своих же. Так же, как убийцы родителей. Осознание этого пришло поздно, прекращать уже было нельзя. Невозможно.  Вот и замкнулся круг. Он сам стал тем, кого так рьяно порицал.  Аутоагрессия разъедала изнутри, плавила остатки трезвого разума. Общественность подливала масла в огонь, давила — в его возрасте пора было выбирать себе спутницу жизни, а не бродить холостяком. Последнее, чего хотелось — создавать семью. Дикий страх лишиться её во второй раз блокировал природные инстинкты, но одиночество сжирало еще больше. Это было невыносимо.  В попытках заглушить эти чувства он начал ходить по женщинам, которые дарили ласку только на одну ночь. Но все впустую. Даже они норовили залезть в карман поглубже, видя в нем лишь отмеченного богами человека. Только Мерит хоть немного сглаживала углы, не требуя ничего подобного. Еще на берегу условились, что отношения им не нужны. Просто встречи, которые позже стали привычкой. Она не могла дать того, чего требовала душа. Амену нужна была та, которая подарила бы долгожданное спокойствие и желание жить дальше в полную силу хотя бы ради неё; видела бы в нем обычного мужчину, а не второго человека Египта. И тогда, возможно, страх создания семьи отошел бы на второй план. Позволил обзавестись теми, кого Эпистат берег бы как зеницу ока.  Почти достигнув дна, он получил весть. Не веря глазам, вчитывался в знакомый почерк. Приехав по указанному адресу, не отрываясь смотрел в лицо той, кого считал мертвой.  Джезерит с визгом повисла на его шее, одаривая родными поцелуями в шею — до щек малявка никогда не доставала в силу небольшого роста.  И во второй раз из глаз потекли слезы.  Далее он увидел племянника. Живого и невредимого. Совсем маленького. Невероятно. А дальше начался второй круг личного Ада.  Воспоминания оборвались требовательным покашливанием сверху.  — Господин, мы обыскали последний квадрат города — госпожи там нет. Однако, заприметили Вашего лекаря из Фив. Нужен ли конвой или дадите другие указания? Амен нахмурился, пытаясь развеять тяжелые думы, которым он предавался добрый час и впихнуть в сложившуюся картину еще и Пеллийского. Сбежал из поселения, гад. Истинно — боги смеются.  — Где он находился? — Возле базара, господин. Завтра утром там будет проводиться день благодарения и служения Маахесу. Рядом же расположится аукцион, где будут представлены все красавицы Гермополя. Неужто захотел он прикупить себе девчонку? — охотник хохотнул, но тут же прикусил язык, наткнувшись на взгляд начальника.  — Аукцион? — Амен вздохнул и провел ладонью по вспотевшему лицу. В голову пришла безумная мысль, но ухватиться за эту надежду было жизненно необходимо. — Надо проверить, возможно Джезерит может быть там. Во сколько начало? — Но как же… — Я задал вопрос! — мужчина рявкнул, теряя терпение.  — Два часа спустя после восхода солнца. — молодой человек поклонился и предусмотрительно сделал шаг назад.  — Готовьтесь к вылазке. — Эпистат поднялся на ноги и хрустнул затекшей шеей. — Притворимся покупателями, осмотримся на месте. За лекарем отправлю пару-тройку человек, пусть пасут его.  — Да, господин.  Компания патрулирующих расслабленно выдохнула — сегодня практически удалось избежать гнева начальства. Тихо переговариваясь, они направились прочь, обсуждая завтрашнее задание, воспринятое ими с азартом.  Амен хотел было усесться обратно, желая погрузиться в раздумья и отвлечься от реальности, когда дверь темницы громыхнула и поднявшийся оттуда мужчина сообщил: — Пленник испустил дух.