Наша земля приходит в упадок, безнравственность и коррупция процветают, Дети перестали слушаться своих родителей, каждый хочет написать книгу. И конец света уже близок.
— Проснулся? Эрен трёт глаза, ощущая лёгкий толчок в плечо. Голова трещит нещадно и он понимает — заслужил. Ещё как заслужил. Над ним нависает, кажется, Эрвин — организатор этой вакханалии, парень стонет, ощущая наплыв воспоминаний. Да, он наконец-то сделал это. Эрен знал кто его соулмейт ещё несколько месяцев назад, совершенно не понимая такой насмешки судьбы. Гетеро по-жизни, а в соулмейты ему судьба приписала парня. Да ещё и такого, по ком текла большая часть его компании. Неизвестный Леви, которого без бинтовой повязки видели единицы, популярный солист с чарующим голосом и скандальным прошлым. Эрен понимал — Леви не его вариант. Но он смирился, принял и отпустил ситуацию. Вот только его семья ее не отпустила. Эрен не думал, что все это завертится так быстро — Имир была предлогом попасть на закрытую вечеринку, где он смог вдоволь насладится миром своего соулмейта. Или ещё не до конца? Понять насколько соулмейт в жопе было невозможно — он не был в его шкуре, не жил подобной жизни. Но предал с порога. — Если у тебя есть вопросы, — Эрвин внимательно изучает лицо Эрена, вручая ему бутылочку воды, — с радостью на них отвечу. Эрвин садится в кресло рядом с окном и тянется к пепельнице. Подкурив сигарету, он скрещивает ноги, смотря в ожидании. Эрена пугает мужчина — выглядит он так, будто в огонь и в воду уже вступал, лишь бы победа. И отпечатались все эти подвиги в ясных, но цепких глазах. Эрен пожимает плечами, замечает пиццу и берет сырную. Она остыла, сыр стал твердой коркой, которая царапает язык и горло. Но Эрен голоден и ему плевать за кем он доедает. — У меня один вопрос, — Эрен садится на постели напротив Эрвина, скрестив ноги. Его не смущает нагота, или табачный дым, от которого щиплет в носу, — как вы догадались? — Подпись, — Эрвин сбрасывает пепел в пепельницу, глубоко затягивается и щедро выпускает дым, — я в бумагах не первый год. — Я не говорил своей фамилии. — Я видел метку Леви, — Эрвин ухмыляется, с одной стороны давая понять, что Леви ждёт, а с другой — руки прочь. Он одновременно и мать-наседка, и ревнивый любовник. — Подпись совпадает с каракулями в отказе от претензий. Эрен молча кивает, берет другую пиццу и ужасается — халапеньо. Кто бы не заказывал это безумие — он точно изверг и мазохист. Но выбор между царапинами в горле и перцем неравный и Эрен вгрызается в кусок пиццу, сразу ощущая все прелести острого. До слез. Но пицца вкусная, да и вообще — грех жаловаться, когда ты вот так сам навязался, нарисовался — не сотрешь. — Я не видел, — Эрен фыркает, пьет жадно воду, находит яблоки и приходит в восторг. — Она в весьма специфичном месте. — На члене что ли? Эрвин кивает, усмехается и наблюдает. Он будто дикий зверь, что выслеживает добычу, ждёт любой, малейшей ошибки, осечки. И не дай Бог Эрен сейчас что-то выдаст о себе. Но Эрен думает, что это уже не требуется. О нем уже наверняка все известно. Не повезло Зику. Не вышло, братец, не фортануло. — О подружке спросить не хочешь? Эрен пожимает плечами. Имир навязалась ему только из-за Хистории. Безумно влюбленная в свою подругу, фанатка грустных песен о любви — Эрену стоило только раскидать пазлы, как Имир заботливо их собрала. Собрала и уснула в соседней комнате в пьяном угаре. Эрен не злой человек, понимающий. Но он не собирался тратить свой ресурс порядочности на всех. Итак сколько натворил за прошлые сутки. — Жива? — Ты меня удивляешь, Эрен, — Эрвин тушит сигарету, приоткрывает окно, чтобы проветрить комнату. — Почему он ушел? — Ему не нужно, — просто отвечает Эрвин, разводя руками, — ты не нужен. — Понял, — Эрен не огорчается вовсе. Все, что ему нужно было — он сделал, теперь можно спокойно отдохнуть. Одно только не давало покоя. Серые глаза, проникающий в каждую клетку тела голос, лицо, что забилось в подкорку мозга настолько, что его уже ничем не вырвать. Эрен трёт глаза, массирует виски, доедает яблоко, точным броском попадая огрызком в мусорное ведро. — Мне тоже плевать на него, — отзывается Эрен, лохматя непослушные волосы. — Я сюда не за этим пришел. — Знаю, — Эрвину свойственна улыбка гадюки. Но Йегер смотрит и понимает — все гораздо хуже. Его глаза горят так, будто он только что выиграл партию в шахматы у великого гроссмейстера, лишь слегка перед этим заглянув в правила игры. Он опасен, каждая клетка кричит об этом, когда напротив глаза, что горели огнем, наполняются насмешкой. Смит поправляет прическу, встаёт, разглаживая несуществующие складки на одежде. Все его существо говорит о том, что Эрен ничтожен, мерзок и мал. Эрвин молча выходит из комнаты, но где-то на лестнице его окликает некий Оруо, чтобы тот пробрался. Эрен спешит покинуть это место, прихватив с собой парочку яблок на память. Уж слишком сладкими были.***
— Здесь дышится легче, — Леви откидывается на траву, подкладывая под голову свободную руку и курит впервые за неделю. Внешние факторы ни коим образом не раздражают его, он уже давно не знает новостей, живет будто под куполом, в закрытой банке. — Я рад, — Эрвин сидит рядом на траве, морщась от солнечных лучей. Земля еще холодная, но вот солнце светит ярко, да и температура отчего-то поднялась на пятнадцать градусов. Леви было плевал на прохладу утра, он был в легкой кофте поверх больничной футболки. — Конечно ты рад, — Леви фыркает, тянется за второй сигаретой, — избавился от проблем и разгуливаешь на свободе. — Не будь ребенком, — Эрвин подает вторую сигарету и щелкает зажигалкой у лица Леви. — Иногда достаточно того, что внутри группы полная жопа. — Говорит тот, кто ее устроил. — Я в этом не одинок. Больница и правда прочистила голову, избавив ее от лишних мыслей. Проблема с Эреном ушла куда-то на третий, если уж не на четвертый план, приоритетнее было другое. Сохранить то, что уже было — группу, привычный уклад жизни, который никак не проебется из-за маленького, не такого уж и важного, фактора. Леви отрицал соулмейтизм как понятие, он отрицал то, что природа создала для тебя идеальную пару. Все эти религиозные хождения вокруг Ноевого ковчега с танцами и бубнами, восхваляя что-то сверху за подарок — хуета. Леви знал, что ему не нужен соулмейт, ему не нужна никакая связь. И дело не в его ахуенности или продажности многих людей. А в том, что он не чувствовал того сосущего одиночества, свойственного тем, кто долго ищет. Потому, что Леви не искал. И не собирался. К чему иметь тяжкий груз за душой, когда у тебя итак в жизни полный швах и ты висишь на последней нитке над пропастью. — Слушай, Эрвин, — Леви тушит уже третью сигарету и открывает бутылку с водой, чтобы сделать несколько глотков, — а у тебя кто? — У меня мальчишка, маленький еще, — Эрвин усмехается и сам вдруг закуривает, — жду когда вырастет. Потому и не творю ничего сверх меры. Хочется стать для него кем-то большим. — И тебя не смущает его наличие? — А почему это должно смущать? Вот знаешь, иногда вот так думаешь — а хорошо, что они есть и их придумали за нас. Иначе какой смысл нам барахтаться в этой луже? — Философия — не твой конек, — Леви хохочет, перебирается на скамейку, забираясь на нее с ногами — стало прохладно и мерзнут ступни. — Ну а что? Это же здорово, когда есть кто-то, кто всегда будет ждать. — Этим легко воспользоваться, — Леви осматривается вокруг — только-только появляющиеся зеленые листья радуют глаз, по небу задорно плывут облака и в целом картина довольно-таки радужная, позитивная. Но внутри пусто, будто вытряхнули все — весь мусор, какие-то мелочи, ценности и оставили только дыру, — в плохих целях. — Можно, — Эрвин кивает, смотря вдаль, — бывали случаи. — А как тогда доверять? — А нет, Леви, понятия доверия. Никак. Леви замолкает, ковыряется в пакете, что принес Эрвин, выуживает оттуда яблоки, слегка протирает о кофту и ест. Сейчас ему плевать, что они красные. Эрвин старался, а в больничке кроме безвкусной жижи подают разве что нихуя, так к чему выеживаться по пустякам? Там же в пакете обнаруживается шоколад, фруктовый чай в бутылке, печенье и приличный кусок вяленой свинины. Вот за мясо в больнице Аккерман был готов убивать — за неделю он сбросил несколько кило, почти не питался и чувствовал сильную слабость. Но самым страшным было то, что он не мог покурить. Только при посещениях. — Звучит хреново, — Леви отвечает после долгой паузы и Эрвин сначала не понимает, к чему это — нить разговора забылась и утерялась, — в который раз убеждаюсь, что природа немного ошиблась. — Тебя смущает факт его наличия? Или факт наличия у него члена? Эрвин явно издевается, но Леви никак не может ответить на его вопрос. Ему с детства было ясно, что вся эта история с меченными — сущий бред, разве что дурак поверит в эти сказки. И вот живешь ты, с таким же долбоебом на одной планете и ждешь встречи. Или не ждешь. Прихорашиваешься каждый день, словно на свиданочку, будто все то, что ты творил можно скрыть за маской правильности и репутации. И стараться ее держать намертво, суперклеем приклеить, чтобы дерьмо не полезло наружу. И мысли в порядке держать. Не отказываться от него, если вдруг приспичит. А то смерть. То, что соулмейты убивали друг другом простой мыслью о ненужности — не было какой-то газетной уткой, а вполне достоверным фактом. Наличие сильного желания, в купе с эмоциями через край и парой неосторожных слов — могли убить одного из двоих. И даже если тебе хочется жить свободно, без обязанностей и ненависти к соулмейту, не факт что при отказе умрет он. Да и государства услужливо вписали отказ от соулмейта в уголовную ответственность. Мол, убийство есть убийство. И хуй докажешь невиновность — твоя пописулька на теле даже после смерти останется. — Ты сам знаешь мой ответ, — Леви не может говорить открыто, жить-то еще хочется, а обсудить все равно необходимо — Смит умный мужик, что-то придумает. Решить очередную проблему. — Знаешь, а я думаю нужно, Леви. Такого, чтобы за нас всех тебя отпиздило. Чтобы коленки потом от страха тряслись. Чтобы легче никогда не стало. — Ну, спасибо, — Леви пихает друга в бок, не сильно, но ощутимо, чтобы не расслаблялся. — Что врачи говорят? Леви не любит серьезные темы. И дело не в том, что он сам ветренный, нет. Именно серьезные темы заставляют Леви вести себя по-детски. Ему не хочется что-то решать, ему хочется просто жить. Он максимально ленив в вопросах, касаемых финансов и совершенно не хочет разбираться с долгоиграющими планами. Жизнь научила, что лучше быть тем, кто не заморачивается. Жить здесь и сейчас. — Нихуя не говорят, — Леви снова закуривает сигарету, сбившись с их счета и морщиться, — жру таблетки, соглашаюсь, что дурак, головой киваю в нужных местах. Хорошо, что клизмы нет. — Прекрасно, — Эрвин замолкает, отвлекается на сообщения и что-то печатает. Леви наслаждается сигаретами, нормальной человеческой едой и свежим воздухом. Взаперти легче думается на отвлеченные темы, которые не мозолят, не болят. Не разъедают нутро. Леви думает о музыке — ее больше всего не хватает в этом бедламе. А ещё задумывается о том, что он всё-таки заведет себе кота. Вредного, черного, который будет встречать вечерами и мурлыкать. Леви закрывает глаза, слушая звуки ветра, пение редких птиц и, к сожалению, голоса некоторых буйных, которых вывели на прогулку. — Знаешь, о чем я думаю в последнее время? О музыке, — Леви пьет чай, держит бутылку в руке, — о том, что мы группа трёх хитов и кучи каверов, — снова пьет, — думаю что-то написать. — Этот фокус не пройдет, Леви, — Эрвин отрывается от телефона, хотя, казалось, он слишком сосредоточен в нем и не слушал, — тебе ещё неделю предписано лежать. — Я амнистии и не просил, — Леви фыркает, обидчиво оглядываясь, — я прошу гитару. Бумагу, ручку в конце концов. Или мне кровью на стенах писать? — В твоём случае и гавном можно, — отшучивается Смит, — будет тебе все, но не торопись. Отдыхай, набирайся сил. Нас ждёт много работы после твоего возвращения. Несколько концертов. — Что насчёт блогерши? — Уже свой рот прикрыла. Не заморачивайся. — Будто я когда-то это делал.***
— Боже, как я могла так лохануться! Это позор, позорище! Имир ходила взад вперёд по комнате, надоедая Эрену тем, что мельтешила перед глазами, ругая себя на всякий лад. Хистория должна была прийти с минуты на минуту, а Имир устраивала бардак в и без того грязной комнате. — Не понимаю твоей суеты, — флегматично отозвался Йегер, листая ленту Инстаграмма. Попадались сплошные счастливые лица под лицемерной маской, хотелось плюнуть в телефон, вот только разве это поможет? Неделя прошла в полудрёме — Эрен плохо спал после встречи с братом, который буквально растоптал в пух и прах старания парня. Но больше всего ему покоя не давал Леви — он был везде. В скандалах и блогах, в прессе и на билбордах. И на стенах комнаты Имир. На каждом чертовом плакате. Хотелось разорвать, разрезать, испортить каждое изображение, чтобы не подкидывал о приятных флешбеках с той вечеринки. Чтобы не хотелось дрочить на его образ до одури, до мозолей, до дыр. Но приходилось. Эрен прокручивал в голове сотню вариантов того, как бы они встретились в других обстоятельствах и как бы закончились эти встречи, но возможность была упущена. Они даже не попрощались, не обсудили, не встретились больше. Эрена злило, что в груди разливалось тепло только от упоминания его имени, от всего, что с ним связано. — Предлагаю напиться и забыть этот кошмар, — Имир кивает сама себе, ныряет в шкаф, выуживая оттуда кучу смятых и перепутанных между собой вещей. Бросив это на кровать, она без всякого стеснения стянула оверсайз футболку, которая служила ей домашним платьем, через голову и бросила куда-то в угол. Закрыв дверцу шкафа, она смотрелась в зеркало, прикладывая рубашки, футболки и кофточки поочередно к своему телу, думая о простом и искреннем бабском «Нечего надеть». Эрен смотрел на тело Имир и думал о том, что вот ее точно трахнет только разве что слепой, глухонемой, безрукий и безногий инвалид. Хотя, нет. Этот тоже подумает. Плоская, совершенно угловатая и без задницы пацанка Имир даже в платье выглядела как палка в мешке, но кто будет судить женщину за внешность? Имир страдала расстройством пищевого поведения и ее желудок принимал только алкоголь в больших порциях. Хотя, ее не спасало даже то, что в ее любимой водке так много сахара, что она должна была уже обзавестись небольшим пузиком. Неестественная худоба и странная любовь к Но Нейм, к рок банде, на фоне всех ее плейлистов с репом про тяжёлую жизнь — сделала из Имир рубаху-парня, хорошего собутыльника и стойкого мужика. Но никак не девушку. — Тебе не понять женской боли, — Имир фыркает, отбрасывая очередную кофточку в угол. — Куда уж мне, — отзывается Йегер, откидываясь на подушки, — эти ваши сборы долгие, разбуди как найдешь смысл в куче тряпья. — Пошел ты, — следующая футболка прилетает Эрену в голову скомканной кучкой, но тот отбрасывает ее обратно. Спать, как же хочется спать. Помимо снов с участием соулмейта, его мотыляло от подработки до зачётов, хотелось выть на луну, но толку не было. И сейчас, когда глаза закрываются сами по себе, а в ушах снова созвучии такое горячее «Котенок», Эрену кажется, что биться головой о стену — лучшая идея. Он отворачивается к стене, накрывается одеялом и опускает руку к ширинке, поглаживая полувставший член. Со стены на него смотрят изображения Леви, и он может вообразить себе тот взгляд, когда Аккерман жрал его без соли под действием наркотиков. И член отзывается лёгкой пульсацией — ему нравится то, как Эрен потирает головку большим пальцем, едва-едва ощутимо сквозь ткань джинс. Хочется плюнуть и подрочить в комнате Имир, при ней же, но Эрен сохраняет остатки благоразумия и просто продолжает пялится на плакат. А неплохо, фотограф явно постарался. — Везёт тебе, Эрен, — Имир садится в кучу одежды, что набросала вокруг и уныло вздыхает, — некоторые мечтают быть рядом со своим кумиром, хотя бы ночь одну. А ты, соулмейт. До сих пор в шоке. — И? Он отказался. — Неофициально же, — Имир усмехается, — да и кто это такой, Эрвин Смит? — Телохранитель с доступом к члену походу. — Ой ли, я слышу нотки ревности? — Мне похуй, — Эрен пишет Кристе, чтобы поторопить ее. Разговор с Имир вращается только вокруг Леви, что не прибавляет к его настроению чего-то позитивного. Даже идея напиться не кажется такой глупой. — А вот и я, — в комнату врывается Хистория, одаривая каждый сантиметр помещения солнечной улыбкой. — А что мы такие кислые? Сегодня вечеринка у Флока, он отличный парень! — Ага, и мне одеть нечего, — всхлипывает притворно Имир, указывая пальцем на кучу вещей. — Не беда, сейчас что-нибудь подберём, — Криста бросает Эрену баночку энергетика и шоколадку, а Имир подаёт тяжёлую сумку с косметикой — она всегда ее носит с собой, когда подрабатывает визажисткой. Пока комната заполняется женской болтовней, Эрен преисполняется бодростью в баночке с тропическим вкусом. Этикетка гласит, что Эрен взбодриться как никогда, а фиолетовый огонь намекает на то, что фантазии у производителя мало. Но по вкусу вкусно, чего не сказать о сути и Эрен не жалуется. Он листает чат общежития, смеётся над шутками и фото тараканов, что сражаются за крошку хлеба, а позже подключается к наушникам и включает трек «Красота», вновь погружаясь в флешбек с тусовки, словно мазохист. И так ему и надо. Музыка звучит великолепно и без веществ, парень понимает отчасти, почему Имир так фанатеет. Первые аккорды сразу отзываются стуком в сердце, а голос погружает в море звуков, ощущений и чувств. Эрен запрещает себе влюбляться. Ему не нужно этого делать. Ты так красива, ты так красива, Время теряет тут свою силу. Если меня спросят, что такое в мире красота? Я покажу твои глаза. Эрен жмуриться, он отказывается принимать то, что сделал неправильный выбор. Все верно. Семья дороже, честь семьи дороже. Дороже всего. *** На вечеринке шумно, людно и весело. Эрена сразу утянут в водоворот алкоголя и симпатичных спутниц, которые так и льнут к нему. Имир с Хисторией пропадают в толпе, вероятно отправились танцевать, но Эрену плевать. Йегер уже ловит лёгкий алкогольный Трип, состоящий из головокружения, неровных ног и постоянного желания поссать. Рядом плюхается хмурая девчонка, отгоняя стайку воркующих над Эреном девушек, жадно пьет из стакана, не обращая внимания ни на что. Но этим она и привлекает. Ее пофигистичное отношение ко всему окружающему делает свое дело — на нее заглядывается Бертольд Хувер, однокурсник Эрена, довольно-таки стеснительный и скромный. — Как дела? Она спрашивает явно на отвали, случайно выбрав Эрена своим собеседником, хотя вокруг людей достаточно, чтобы Йегер поверил в свою удачу. Или неудачу, кому как виднее. Да и в целом, место нравится — у Флока просторный большой дом, у родителей денег валом, а потому сыночек безбожно их простирает, собирая вечеринки, пока предки пашут. И это звучит логично. Иначе, чем заниматься подрастающему поколению. — Молчишь, да? Не ссы, брат за тобой не смотрит, — она усмехается, отпивая большой глоток из стаканчика. — Ты смотришь? — Отчасти. Он поддерживает мою группу, а на тебя мне насрать, — она поворачивается, открывая вид на голубые глаза. Голубые. Эрвин Смит. Флэшбэк. Эрен стонет, пряча лицо в ладонях. Ну вот какого хуя, стоило встретить человека, как весь мир завертелся вокруг него с бешеной скоростью? — Значит это чувство взаимно, — Эрен улыбается. — Энни, — она подаёт руку, — Энни Леонхарт. — Похуй, — Эрен жмёт руку, — Эрен, которому похуй. Энни кивает, углубляется в свои мысли и будто даже не замечает существования Йегера. Да и обсуждать больше нечего. Каждый действует из своей выгоды. Его брат, к примеру, Зик, владеет лейблом, ему выгодно держать возле себя хороших музыкантов, жадных до денег и славы. Потому, как у самого так карман набивается со скоростью звука. Вот только дела, по его мнению, идут паршиво. И было бы очень здорово иметь под крылом кого-то популярнее, чем… А чем кто? Эрен вот, к примеру, не в курсе о той же Леонхарт и ее карьере. Будто она никто, но ведёт себя с ноткой звёздной болезни. Может в этом дело или нет, но Эрен начинает понимать, почему его отправили на закрытую вечеринку И почему был тот скандал. И откуда эта странная полуулыбка на губах брата. Нет, всё. Эрен запрещает себе думать о Леви, его группе и обо всём, что с ним связано. По крайней мере, на несколько мгновений. — Эрен, какими судьбами? — Нараспев перекрикивает музыку Флок, едва ли не кланяясь. Их дружба походила более на фанат и не понимающий какого хуя Йегер, но, тем не менее, она была. Они часто здоровались в коридорах универа, на разных тусовках иногда выпивали вместе и Флок всегда заглядывал Эрену едва ли не в рот во время какого-нибудь рассказа. — Имир с Кристой, — Эрен откидывается на спинку дивана, позволяя свою мозгу окончательно растворится в алкоголе. Ему сейчас очень хорошо, хоть алкоголь и депрессант. Сейчас всеобщее веселье действует на него как цепная реакция и печали уходят на второй план. — Слушай, скучновато в этот раз? — Хозяин дома дожидается, пока Леонхарт отчалит с дивана и садится рядом, приобнимая друга. Эрену плевать на такие фривольности, сейчас он мало что может не позволить, — у меня есть штучка повеселее, — Флок подмигивает, указывая на второй этаж, — хватай своих девчонок, пойдем наверх. — Не хитри, Форстер. Повеселее только запрещенка, а я помню, что ты давно завязал, — Эрен машет ему стаканом, — и алкоголь теперь единственная твоя радость. — Как завязал, так и развязал. Кому какая разница, кто чем травит? Пошли, — Флок энергично машет руками, заставляя Эрена встать и толкает его в сторону лестницы. Йегер не сопротивляется — Форстер приставучий, хуже банного листа, и не отстанет, пока не добьется своего. Да и слишком уж он сильно настроен на что-то покруче дряни, что лилась в стаканы без разбора. Поэтому, Эрен пьяно положил болт на все свои домыслы, касаемо совести и стыда Флока, открыл дверь родительской спальни и прямо в обуви увалился на кровать. А что? Он мог себе позволить. Безнаказанность или наглость — кому какое дело, когда у Эрена горе в башке, водка в кишках, а в трусах пусто. Естественно, что все веселье, что обещал Флок крылось в пузатом небольшом зип лок пакетике, который аккуратно лежал на столе. Прискорбным было то, что даже эта дрянь напоминала ему о Леви — такой же химический горько-сладковатый запах. Эрен сглатывает слюну — соблазн вернуть себе те же ощущения велик. Только есть один маленький, почти незаметный минус — Леви здесь не будет. Эрен пожимает плечами, болтает ногами, сминая простынь тяжёлыми ботинками. Может и вправду плевать? От одного-двух раз ничего не будет. Но Эрен ошибся. Было. Ещё как. Эти кристаллы были похожи на те, что они нюхали с Леви и Эрен даже вспомнил все отточенные движения Аккермана. Вскрыть пакетик, насыпать горку, размолоть банковской картой в мелкую крошку. Постучать торцом карты по доске, чтобы стряхнуть налипшее, снова собрать в кучку, снова размолоть. Плавными движениями собрать в несколько дорожек, распределить кристаллы поровну, сделать оптимальные дорожки без гор, размять оставшиеся кристаллы, чтобы не поранить слизистую. Через трубочку, заранее выдохнув, вдохнуть через нос, слегка его пощупывая, чтобы было не так больно. Вытереть непрощённый выступившие слезы и шмыгнуть носом так, чтобы комочек горечи провалился в горло, заставляя схватиться за бутылку с водой и жадно запить. Перед ожиданием начала эффектов закурить — так спокойнее и приход кажется лёгким, ненавязчивым и таким желанным. И главное, дождаться эйфории, она приходит позже. Вначале только стимуляция, резкая бодрость и дрожь картинки перед глазами. А Эрен видел только его, дрожащего, холодного, отстраненного. Леви. — О Боже, Флок, зачем? — Имир смотрит на то, как Криста жадно присасывается к бутылке, а Эрен чертит ещё две — для Флока и Имир. — Для общего веселья, — он мерзко хихикает, снюхивает дорожку и выдает удовлетворительное «О», запивает водой и берет из пачки сигарету, — не знаю как ты, Имир, но мне наскучил алкоголизм. И если ты не присоединишься, то лучше не мешай. — Зачем Кристе-то? — Имир, я, если честно, — Криста оборачивается и немного спотыкается — на нее уже действует. Она подходит к подруге и по-свойски кладет руки на ее талию, — давно хотела попробовать. А тут и случай выдался, о-о-о… Криста резко опускается на пол, зажимая крошечные ладошки между ног. Ее глаза широки, она ловит ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Эрен усмехается с видом знатока и сам чувствует, как накрывает волна. Серотонин и дофамин скоростным поездом мчаться по венам, унося все заботы прочь. Уносят все мысли о соулмейтах, скандалах, подставах и Леви. Разве что, одна остаётся — он хочет его сейчас, он хочет сейчас Кристу и даже угловатую Имир. Насчёт последнего он сомневается — все же наркотики знают свое дело, заставляя любить весь мир, но не настолько. А вот Флоку плевать кого трахать — у него и на мелкодисперсный грунт встанет. На грязь. — Криста, — Имир подхватывает руки подруги, но та смотрит на нее ошарашенно, мотая головой. — Иди сюда, Имир, — она притягивает за шею подругу к себе поближе, скользя губами по ее ушку, — идём к нам, тебе понравится. И Имир звереет. Иначе никак не назовешь. Ее глаза загораются праведным огнем, она сама подходит к столу, смотря на кристаллы с ноткой омерзения и страха. Но все же решается. — Ну, покажите хоть как, — Имир не знает за что хвататься, настолько ее взорвала маленькая ласка от подруги. Настолько ей захотелось продолжения. Флок услужливо объясняет Имир что и как делать, плотоядно смотря на ее черную майку на тонких бретельках — Криста ее одевала, сейчас она похожа на более менее прилично одетую девушку. Оттого Форстер и облизывался. Эрен хихикнул, едва не подавившись сигаретным дымом. Это что ж получается? Флок заглядывается на Имир, Имир на Кристу, Криста на Эрена. Интересный паровозик, который смог. Ну, или сможет, кто знает. Эрен знает только то, что в джинсах уже тесно, а маленький язычок Кристы, облизывающий губы хорош. Девушка перехватывает взгляд Йегера, подползая к нему на четвереньках. И выглядит это очень красиво — настолько, что Эрен готов пойти против принципа «Друзей не трахаю». Вот только друзья сами поддаются вперёд, лавиной снося остатки разума, а мозг укатывается в район трусов, когда Криста хватается за ремень. Ее голубых радужек почти не видно, настолько бездонные ее зрачки. Она откидывает волосы назад, чтобы не мешали, дрожащими руками вжикает молнией и тянет ладошки к члену. Прикосновения мягкие, не резкие, а ванильно-воздушные. Все равно распаляют. — Криста! — Что, Имир? Ну ты посмотри только, какой он вкусный, — хитро улыбается Хистория, девочка-ангел, отличница и активистка, та, что считает алкоголь «Фу», а сигареты вредными. Сейчас этот ангел снюхал приличную дорогу мефедроновых кристаллов и качается на волнах возбуждения. А ещё облизывает полувставший член, смотря прямо в глаза. Эрен вздыхает, тихо, едва слышно, осторожно собирает волосы на затылке девушки, накручивая их себе на руку. Так удобнее вставлять до горла и похуй, что это возможно первый раз у нее. Плевать на все. Криста отвлекается, тянет Имир на себя, толкает на кровать и жестко впивается в ее губы, садясь сверху, стягивая с себя маленькое платьице. Имир ошалело смотрит перед собой, даже не закрыв глаза во время поцелуя, настолько она в шоке и блаженстве. — Люблю тебя, Имир, — чмокает куда-то в шею подругу Криста и оборачивается, — и Эрена люблю. А ещё мне так хочется чего-нибудь, но я не могу сосредоточиться. У меня так мокро внизу. Эрен молча подходит к кровати, хоть и умом понимает — не стоит этого делать, но все же оглаживает попу Кристы. И под ее тихий стон оттягивает трусики в сторону, поглаживает вагину пальцами, касается клитора, собирает смазку и потихоньку вставляет внутрь пальцы. Узко, как и ожидалось. Но удовлетворения не приносит от слова совсем. Будто чего-то не хватает. Или кого-то. Он мысленно запрещает себе возвращаться к Леви. Только Криста, Имир, Флок, Меф. Только такой набор. — Ох, черт, — стонет Имир, ерзая под Кристой. Из них троих выходит славный бутерброд, где Хистория начинка, — как же я тебя понимаю, Криста. Я люблю тебя, люблю даже без этой дряни и всегда любила. — Дааа, — Криста стонет, насаживаясь на пальцы Эрена, поглаживая Имир по бокам, волосам и лицу, — я знаю, знаю, знаю. Эрен убирает пальцы, вытирает их о покрывало, давая девушкам разобраться кто кого больше любит под наркотиками, садясь рядом с Флоком, который задумчиво курит. Перед ними разыгрывается постепенно сцена из любой лесбийской порнухи, когда две девушки решают пошалить и постепенно через поцелуи раздеваются, лаская груди, шеи и губы друг друга, невесомо касаясь пальцами внизу. Зрелище прекрасное, безусловно, но Флок не торопится. — Знаешь, я всегда был наблюдателем, Эрен, — Форстер поворачивается к другу всем корпусом, задевая коленями колени. Под аккомпанемент девичьих стонов и просьб Кристы «Ещё, Имир, ещё», он тушит сигарету в пепельнице, — но ты исключение. Не знаю, чем ты мне приглянулся. — О, если это признание в любви, то ты мимо. — Нет, братишка, — Флок усмехается, — любви нет, есть только желание переспать. — Я смотрю, ты прям хуевый коллекционер, — отшучивается Эрен, чувствуя на своем бедре лёгкие проглаживания — Флок не стал ждать одобрения и просто начал свою игру, — ну, что ж, попробуй. — Проникновения не будет, — честными глазами хлопает парень и резко садится у ног Йегера, — разве что в мой рот, не против? — О Господи, заткнись ты уже, — Эрен усмехается, позволяет стянуть с себя джинсы, снять футболку и наблюдает, как раздевается Флок — тому нужна буквально минута, чтобы остаться нагим, открывая вид на несколько тату на рёбрах, — кто тебя учил говорить во время секса, м? — И действительно, — Флок поправляет член, сделав пару движений по вялому стволу, — чего это я. Флок дрочит уверенно, размазывая выступившую капельку смазки по головке, иногда плюет себе на ладонь и ускоряется. А потом и вовсе с хитрой ухмылкой берет в рот сразу наполовину, смыкает губы и сосет, будто учился этому всю жизнь. Рука Эрена против воли зарывается в волосы на затылке и давит, настолько ему хорошо. — Да, вот так, хороший, — Эрен нажимает на затылок сильнее, заставляя Флока пропустить член до горла, — соси. И Форстер сосет. Остервенело толкается головой вперёд, едва не задыхается, но в приступе фанатизма захлёбывается и стонет. Приятная волна вибрации идёт по члену и Эрен откидывается на спинку диванчика, прикрывая глаза. И представляется Леви, уже не такой холодный и недоступный, а податливый и мягкий, так гармонично насаживающийся ртом на член. И Эрен верит своей невинной галлюцинации. Он позволяет ей быть. Не только потому, что вся эта родственная связь давит, а потому, что так надо и хочется. Флок выпускает член изо рта с громким чпоком, на секунду оборачивается — девушки шалят во всю, он упивается этой картиной и возвращается к своему занятию, но уже более тщательно. Вылизывает каждый сантиметр ствола члена, скользит языком по яичкам и оставляет поцелуй-укус на бедре. — Ещё по одной? Эрен молча кивает и нехотя встаёт к столу, повторяя манипуляции — крошит тщательно и без потерь, будто не делает этого впервые. Флок усиленно наблюдает, поглаживает задницу Эрена, собственнически, но без нажима. Ему хочется обладать им сегодня. Эрену хочется другого. Он всеми силами представляет другого человека рядом, скучающе серия дорожки. Им скорее всего рано догонятся, но так хочется забыться под громкие стоны Хистории, которая оседлала лицо подруги и ёрзает на языке Имир, как на члене. Ну, хоть Имир выйдет счастливой из всей этой ситуации. Эрен занюхивает дорогу, пьет несколько глотков и идёт в туалет. Благо, спальня четы Форстеров имеет свою отдельную ванную комнату и парень чувствует лёгкое дежавю. Он ссыт в душе, включает ненадолго теплую воду и смывает с себя выступивший пот. Насухо вытирается полотенцем и целенаправленно идёт на кровать к девушкам. Рот Флока хорош, но хочется чего-то большего, возможно девичьего и округлого, чтобы стонало и извивалось под ним. Поэтому-то он грубо хватает Кристу за руку, снимая ее с лица Имир и жадно целует, глуша стоны губами. Криста охотно отвечает, прижимается всем телом и тянется руками к члену — ей и самой было мало языка. А Эрену будет мало всего. Мало того, что он видит. Мало того, что он чувствует. Эрену будет мало даже мира.