Из игры в реальность

      День шёл своим чередом, однако про меня, кажется, немного забыли. С утра никаких врачей или медсестёр, разве что еду принесли. А так, ни анализов, ни обследований, которыми меня поначалу пугали.       Я же почти с самого раннего утра углубилась в чтение ежедневника.       Многоуважаемая Екатерина Олеговна явно предпочитала использовать его как список дел, а не кладезь мыслей. А жаль… Многие страницы пустовали, на других аккуратным почерком были выведены обыденные рабочие задачи: написать отчёт, отнести документы, напомнить что-то Юсупу Батыевичу. Что ж, из заметок девушки я смогла вынести не много полезной информации.       Она хорошо общалась с начальством, на короткой ноге. Судя по заметкам из Груши, Юсуп Батыевич и Владимир Олегович так или иначе отвечали за безопасность комплекса «Вавилов». Причём до этого мне ещё пришлось додуматься, ибо девушка полностью их ФИО нигде в ежедневнике не прописывала, только сокращения: ЮБ и ВО. Зато почта сразу же выдала мне метровые переписки по душам, что с одним, что с другим. Вечерние чаепития у них были нормой.       Касательно работы, Вишневская скорее являлась эдаким тим лидом. Редко где в задачах встречалось написание кода, чуть чаще — разработка концепций и последующее внедрение, тестирование, проверка. Что ж, время внедрять Agile, и ещё кучку других методологий, а то что-то все очень спокойно работают. Я улыбнулась, вспоминая одну из своих первых работ, где у нашего старшего программиста всё время чесались руки что-то внедрить новое в процесс разработки. Тут люди к вчерашней обстановке привыкнуть не успели, как он уже рвётся в завтрашний день. На больших командах, конечно, такое не сработает, а вот в маленьких это частая практика. Екатерина Олеговна же в основном раздавала задания и контролировала их выполнение, курируя итоговую сборку проектов для «Вавилова», а также отчитывалась перед руководством и занималась презентацией новых разработок, своего рода связующее звено между программистами и заказчиками.       В целом, организационная работа пусть и не самая мной любимая часть, но в текущих обстоятельствах весьма выгодная. Я смогу получше познакомиться с окружающими, а главное остаться на должности. Если что, парочку идей из своего времени я всегда смогу скоммуниздить во благо советского народа. К тому же это даст мне время изучить местные языки программирования.       Ещё я узнала, что Вишневская — девушка уж слишком активная и общительная, а «Вавилов» слухами полнится быстрее, чем Интернет новой информацией. На почте за прошедшую ночь накопилась куча сообщений от подчинённых, а также от близких друзей, если смотреть по неформальному стилю сообщений.       От коллег были типичные письма с уточнением состояния здоровья, пожеланиями скорейшего выздоровления и возвращения.       За хоть какой-то деятельностью время тянулось куда быстрее. Из почты я смогла выцепить два проекта, что сейчас находились в активной разработке: автоматизированная контрольно-измерительная система для нового крыла комплекса и довольно тривиальное приложение для персонала, призванное помочь с заметками и сохраненными материалами. И судя по описанию, планшеты тут уже изобрели. В книге подобное тоже упоминалось — Молотов на совещании использовал его, всячески старался быть ближе к молодежи, точнее делал вид ради их лояльности, хотя в душе недолюбливал Сеченовские технологии.       К обеду я порядком заколебалась распутывать клубки социальной жизни Екатерины Олеговны. Пожалуй, в больнице не так уж и плохо. Пока что я решила никому не отвечать, надеясь дождаться более-менее приличного восстановления и выписки.       Записная книжка Вишневской пополнилась парой заметок. В основном я просто выписывала общую информацию о каждом, более-менее значимом человеке в её жизни. Мелкие характеристики каждого, которые основывались на прочитанном в Груше, а также информация как о сотруднике, также взятая из Груши.       Однако ничего из этого не способствовало каким-то новым воспоминаниям. Просто исторический конспект, баста. Поэтому спустя время я решила отложить это занятие, большего мне от него не добиться. Да и к чтению переписок у меня угас интерес — слишком много формальностей, да и стандартных ответов: сделайте это — да хорошо. Кажется, в открытом мире груши стояли и в домах, значит, можно надеяться, что основная переписка в дружеском стиле будет находиться там.       Лишь ближе к вечеру на пороге моей палаты появилась высокая фигура Захарова в белом халате на плечах.       — Добрый вечер, как себя чувствуете? — вальяжно расположившись на гостевом стуле, спросил Харитон Радеонович. Выражение его лица немного напрягало, слишком довольная улыбка. Словно Мефистофель, что пришёл заключить сделку.       И снова противоречия. В игре он был представлен лишь как полимерная перчатка. А в жизни он, на самом деле, довольно приятный мужчина, который явно знает себе цену. На роль злодея впрямь подходит идеально. На фоне того же Павлова Захаров и близко не выглядит как учёный, что просиживает дни в лаборатории: горделивая осанка, элегантные очки, да и весь образ его выдержан со вкусом.       — Вполне сносно, разве что от безделья маюсь, — пожаловалась я. В самом деле, эти четыре стены мне порядком надоели.       — Так на работу стремитесь, похвально, — как-то очень поверхностно констатировал Харитон Радеонович, будто бы это неизменная фраза, которую он говорит каждому второму.       — Чем обязана? — былое очарование всё же сменилось лёгкой неприязнью, даже скорее настороженностью.       — Позвольте вас на беседу пригласить, — он рассмеялся на пару секунд и тут же умолк. — Ваш случай весьма уникален, а уникальные случаи в Павлове любят. Откровенно говоря, возможно, у нас есть план лечения, даже нет, — он прикусил губу, подбирая слово. Захаров определённо был взволнован, в предвкушении. Но что за план он там придумал, я пока не догадывалась. — скорее восстановления, — он чуть покрутил ладонью, показывая, что даже это слово не сполна описывает задуманное, но к делу не переходил. — Как ваша память, Екатерина Олеговна? За последние сутки были ли повторные приступы, как в нашу последнюю встречу? — я настороженно помотала головой. — Отлично, смею предположить, воспоминаний у вас так и не прибавилось, верно?       — Верно, но я всё ещё не понимаю, к чему вы клоните, — я нахмурилась. — Обследование показало, что никаких нарушений нет, нечего восстанавливать.       — И всё же память вас подводит, не так ли? — он снисходительно улыбнулся.       — Так, но смею предположить, что природа этого может крыться в чём-то другом. Аля психологическое направление. Память ко мне возвращается, пусть и не так быстро как бы хотелось, — обстановка накалилась.       — Время не на нашей стороне, вы же понимаете. Давайте к делу, у вас ответственная должность, задачи серьёзные. Насколько мне известно, вы в «Вавилове» курируете техническое проектирование нового цеха… Согласитесь, ошибка на этапе проектирования может дорого стоить Предприятию, — Захаров улыбнулся одними уголками губ, а по мне пробежали мурашки. Он хочет меня шантажировать увольнением?! Ради чего? Я даже не отказывала ещё ни в чём, что за подготовка почвы? — Вот и я думаю, что не стоит акцентировать на этом внимание товарища Штокхаузена, — Харитон Радеонович понимающе закивал головой. — Знаю, вы с ним не ладите, — то есть я, то есть Вишневская, не ладит со Штоком? Ничего, на этот случай у меня припасён козырь, всегда хотела посмотреть ему в глаза и назвать настоящим именем. — а уж как его дружок будет рад, когда освободится соответствующая его заслугам должность, м, — мужчина прищурился, видимо, оценивая моё состояние. Я же была в откровенном шоке и не знала, как реагировать на происходящее от слова совсем. Отчасти я была с ним согласна, но с другой стороны он явно переходил все границы. — Давайте пройдёмся, и заодно обсудим что мы предлагаем, — он преспокойно встал со стула и направился к двери, безмолвно призывая меня последовать за ним.       По спине побежал липкий пот, пока я пыталась сообразить, что делать. Не мог же он знать, что я знаю несколько больше положенного. Я же нигде ничего лишнего не говорила. У него просто нет повода для этого. Тогда почему? С чего он решил использовать работу, чтобы заставить меня сделать что? Явно это должно быть что-то малоприятное. Чёрт бы его побрал, в прошлую нашу встречу, буквально день назад, он был столь вежлив, а сейчас…       Кажется, мы направляемся вновь к нижним этажам Павлова. Последний шанс — распахнутые двери больницы так и манили рвануться прочь от этого проклятого места. Хоть мир увижу. Подавив в себе это безрассудное желание, я постаралась мыслить трезво. Скорее всего Захаров просто попытается меня марионеткой сделать, или втянуть в какую-то ему ведомую авантюру. Впрочем, это маловероятно. Скорее всего речь про какое-нибудь лечение, экспериментальное. Ибо для науки надо, и всем интересно. А если судить по манере его речи, то Захаров прекрасно оценивает риски, и понимает, что мне это лечение ни к чему. Блять, ну не могут же они людей на лечение тащить против их воли, просто потому что кому-то интересно! Есть же другие способы экспериментов, в конце концов. Впрочем, учитывая как описывали моральные устои Захарова, в его мировоззрение это вполне вписывается.       Шли мы довольно быстро, и уже вскоре оказались возле треклятого лифта. Однако сейчас былых опасений не было. Лифт как лифт, с чего меня так передёрнуло в прошлый раз… Захаров хлопнул по кнопке вызова лифта так непринуждённо и отступил на шаг назад, ещё раз взглянув на меня.       Я внезапно осознала, что никак не могу вспомнить, что стало причиной моего так называемого припадка в тот раз. Отдельными словами мелькали воспоминания: красный, колба, опасность, ростки. Но воедино они не соединялись, никак. Я судорожно пыталась составить аналогию, это далось мне легче: плющ из павильона ВДНХ, что вылез из колбы, ростки, что в Вавилове захватывали тела умерших солдат, да и не умерших тоже. Но как это связано с Павловым? Одни лишь описания, ничего конкретного.       Лифт приехал с характерным звуком. Народ вышел, и Захаров потянул меня за локоть внутрь. Я не пыталась сопротивляться, не веря, что я действительно забыла такой важный промежуток. Я помню как в игре доходила до больницы, помню как подходила к лифту, а дальше словно чёрная дыра. Следующими воспоминаниями по хронологии отрывочно следовали: роторобот в столовой, граната Филатовой, а после сразу сипухи, что зависли в воздухе возле скалы. Нет, нет, было же что-то ещё!       Я просто нервничаю. Просто нервы. Ну не могла же я так внезапно забыть такой большой отрывок! Буквально же позавчера всё знала…       Вот, Захаров, учись, как людей на свои эксперименты подбивать, мотивирует куда лучше твоих угроз.       Что ж, возможно теперь я хотя бы действительно буду выглядеть как человек, который потерял что-то настолько дорогое, как память. Я поёжилась от этих мыслей.       Ну я же помнила это день назад, даже меньше…       Мы шли между палатами на нижних этажах, и все мои воспоминания с ними были связаны лишь с моим последним посещением. Никаких воспоминаний из игры интерьер у меня не вызывал. Я с надеждой посмотрела на Захарова. Чёрт, его же не было в игре.       — Всё в порядке, — не то успокаивая меня, не то задавая вопрос сказал он.       — В порядке, — я осторожно осматривалась по сторонам, надеясь что-то вспомнить.       Светлая макушка, что я заприметила совершенно случайно среди других, сидящих на кровати людей, мгновенно подкинула новые воспоминания: «Бомба существует. Это ядерный фугас… периметр… снаружи».       Чёрт, чёрт, чёрт… Я слишком накручена, слишком много думаю, нужно просто остановиться и оценить риски… Однако страх, что вселил в меня Захаров, возможно, сам того не понимая до конца, был сильнее. Плевать, будет, что будет. Я слишком часто возвращаюсь к этим мыслям, а сейчас могу просто положить этому конец.       Сердце забилось быстрее, время поджимало. Ещё пара мгновений и мы пройдём мимо палаты.       Господи, я пожалею об этом, но хотя бы груз с себя сниму.       Я сделала глубокий вдох, затем выдох и резко рванула в сторону от Захарова, который уже потянулся рукой за мной вслед. В пару секунд я преодолела расстояние до Кузнецова и кинулась ему на шею, чтобы не смог отпрянуть от меня, чтобы только дослушал до конца, чтобы поверил. Краем глаза я заметила, как другие люди из его палаты, что прежде в круг сидели на кровати, немного отошли в сторону, пропуская докторов и кого-то ещё.       — Фугас, мина в Болгарии, на АЭС… в доме, там семья будет, террорист обмазан взрывчаткой. Блесна погибнет, Плутоний пострадает… Болгария, — я шептала ему прямо в ухо наперебой всё, что приходило на ум из тех воспоминаний, пока сам Кузнецов пытался не то блок ставить, не то ещё что, чтобы отстранить меня от себя. — Единорог, был на полигоне случай, — услышав позывные агентов, Александр Иванович прекратил активные попытки выбраться из моего импровизированного захвата. — Недавно посольство… стужа… коды украли, потребление энергии привело в посольство, британское, но это были американцы, — буквально через секунду я почувствовала на талии и на плечах чужие руки, что тянули меня на себя в надежде оторвать от мужчины. Я судорожно пыталась вспомнить, всё ли сказала, и стоит ли говорить про события пятьдесят пятого года. — Измени протоколы боевым роботам… человек должен пройти, тебе придётся пройти, — яркие, красочные воспоминания описания Кузнецова в противостоянии боевым роботам в Раменках и других комплексах вспыхнули в сознании.       Уже на фоне я слышала крики Захарова и других, ошеломлённый голос Кузнецова, который говорил, что с ним всё в порядке.       Светлые стены университета. Вдоль холла расставлены бюсты выдающихся учёных, в руках у меня тетради, вокруг никого. Профессор стоит возле меня и что-о вдохновенно рассказывает, а когда поворачивается лицом, я отдалённо узнаю в нём Лебедева, явно молодого, но такого же забавного, самого себе на уме, каким он и был в игре.       Я вижу Вишневскую со стороны, совсем молодая, лёгкое коричневое платье, что не поднимается выше колен, выгодно подчёркивает фигуру девушки. Стройная, грациозная, лёгкая, даже не смотря на приличный каблучок таких ж коричневых туфель с острым носиком. Она осматривает Челомей, точно впервые тут. Кажется, даже забывает как дышать. Рядом идёт сотрудник в характерной спецовке, тянет за собой массивный чемодан и изредка поглядывает на девушку, самозабвенно рассматривающую пейзаж, и качает головой с понимающей улыбкой. Роботов на улицах ещё нет. Раннее утро, поэтому людей тоже не видать. Заходят в подъезд однотипного дома, лестница, пролёт, и мужчина достаёт из кармана ключи, открывает дверь, пропуская девушку вперёд характерным жестом, и затаскивает следом чемодан. Квартирка средних размеров, но вид…       Неприятный спиртовой запах режет слизистую. Только не сейчас, нет, я же не досмотрела!       — Нет, нет, нет, — воспоминание ожидаемо прерывается, вновь возвращая меня реальности. Чёрт, ну нет же! Кашель сам рвётся из горла. Пузырёк убирают, и тут же резкий свет в глаза. Лучше бы где-нибудь в укромном месте сознание теряла, вот честное слово. Голова снова гудит, меня словно облучают звуковыми волнами на низких частотах, или на высоких, не разберёшь.       — Да убери ты, — я слышу чей-то раздражённый голос, злосчастный фонарик, которым меня видимо ослепить хотят, убирают. — Вы как? — кто-то легонько сжимает моё плечо. Постепенно всё приходит в норму, голова свежа, только в горле снова пересохло. Я наконец могу посмотреть на мужчину, что привёл меня в чувство так некстати.       Почти не тронутый сединой, Сеченов выглядел необыкновенно молодо, хотя кое-где на бороде мелькали серые отсветы. Я ошарашенно посмотрела на мужчину, всё ещё не веря, что вижу его так близко. Как в наваждении я провела рукой перед собой, и она вполне обоснованно наткнулась на препятствие в виде чужого лица. Дмитрий Сергеевич чуть усмехнулся, когда я буквально ткнула ладонью ему в лицо, и отстранился немного, перехватив мою руку своей свободной. Сзади послышались смешки, которые в секунду утихли.       — Всё хорошо, вы ничего не хотите мне сказать? — и выражение лица такое… если не заботливое, то участливое, да, самое верное слово, и голос такой глубокий. — Как себя чувствуете?       — Многое… — с трудом выдавила я.       — Многое? — снова добродушная усмешка. Но за время, что я безотрывно продолжала смотреть на Дмитрия Сергеевича, улыбка с его лица постепенно сползла, и, кажется, он даже немного нахмурился.