My ego in this show

Говорят, что ад - это геена огненная, котлы с варящимися в них грешниками и сонм чертей, пляшущих сатанинские танцы с вилами наперевес. Но для Минги ад выглядел иначе. В его аду были бархатные красные ковры и картинные галереи. Вышколенные гвардейцы, ослепляющие блеском начищенных пуговиц и отполированных сабель. Поколения предков, строго взирающие с монументальных полотен, и дрожь света сотен канделябров, высвечивающих даже самые тайные уголки, чтобы в них не сумело притаиться зло. А его личный котел сейчас бурлил за кипенно-белыми, отделанными золотыми узорами дверьми. Минги остановился перед входом в тронный зал, якобы давая возможность десятку прибывших с ним офицеров построиться в установленном порядке. Но на самом деле он все это время пытался внушить себе, что сможет вынести эту пытку. Всего пять минут. Вряд ли семья императора уделит им больше времени. В конце концов, они не единственные герои этой войны. Приветствие, вручение награды и - свобода. Главное, не смотреть в сторону кресла, стоявшего чуть ниже, чем троны монаршей четы. И тогда у него еще будет шанс спастись. Сонхва держал спину прямо. Пожалуй, спина - единственное, в чем он был уверен и мог с точностью сказать, что она не подведет. Не сломается, не скукожится, не начнет выворачиваться наизнанку (разумеется, если не найдется желающий сделать это извне). Ни за что иное Сонхва поручиться не мог последние… сколько? Год? Два? Десять? Сколько шла эта проклятая война? Как давно он умудрился потерять то единственное, ради чего стоило жить? - Его Высочество так прекрасен… Боги одарили чету Их Величеств великолепным отпрыском… С каждым годом он расцветает все ярче, поразительно… Чужие шепотки просачивались сквозь перья и блестки вееров, стекали с измазанных маслом губ, змеились по мраморным полам. Сонхва хотелось зажать уши и завизжать. Или выхватить саблю из рук стоявшего возле него стражника и залить весь этот роскошный зал дурно пахнущей, отвратительно живой, грязной кровью. Сонхва выпрямился так сильно, что лопатки начали неметь. Начиналась церемония награждения. Те самые двадцать минут, во время которых Сонхва оживал - немного, всего лишь на тысячную долю - и прислушивался к списку фамилий, надеясь услышать в нем одну-единственную. Он знал, что потом, за запертыми дверями спальни, будет выть и кататься по полу, потому что она снова не прозвучит. Но отказываться от надежды не собирался. Впечатывая каждый шаг в прихотливый узор на полу, Минги промаршировал до постамента, где сидел император и его семья, и остановился, вскинув подбородок. Он смотрел только на венценосного. Изредка - на его супругу, но лишь изредка, потому что ее сын был похож на мать как две капли воды. А боль в глазах, будто против воли пытающихся взглянуть на вскочившую с кресла фигуру в черном мундире, Минги игнорировал. Даже когда зрение начал заволакивать туман слез. Минги не сразу понял, что происходит, когда все присутствующие громко ахнули и отшатнулись в стороны. И даже окрик Его Величества, призывающего сына вернуться на место, не помог с осознанием. Лишь когда в него врезался кто-то и обхватил обеими руками за талию, сжав до боли, до хруста ребер, Минги недоуменно моргнул и неуверенно поднял руку… но затем осознал, что этот кто-то пахнет слишком знакомо, и вместо того, чтобы оттолкнуть, невесомо коснулся черных прядей на затылке. Он помнил их мягкими завитками, едва прикрывающими уши, а сейчас жесткая черная грива спускалась на раздавшиеся плечи длинным маллетом. Терпкость пряностей и металла защекотала ноздри. - Ты жив, жив, я верил, я знал, что ты вернешься, - срывающийся, глухой, полный слез голос вибрировал над сердцем. Минги чуть сильнее притянул к себе Сонхва и не дал ему поднять голову, когда тот попытался отодвинуться. - Не смотрите на меня, Ваше Высочество, - хрипло прошептал Минги. - Плачьте сколько потребуется, а потом уходите и не оборачивайтесь. Ваш Ги умер, когда рядом с ним взорвался оружейный склад. А я - лишь его обломок. Сонхва рванулся назад с силой, которой раньше не было в его изящном теле, и Минги не смог его удержать. Принц выпрямился, глядя прямо в исполосованное осколками лицо Минги, и тот резко отвернулся. Он готов был к чему угодно, только не видеть, как на прекрасном лице проступает отвращение, а губы, которые он целовал столько раз, кричат «Убирайся, чудовище, не желаю тебя знать!» Не готов, но знал, что так и будет… Прохладные длинные пальцы легли на щеки Минги, прямо поверх одного из самых страшных шрамов. Он не отозвался на прикосновение, и тогда к рукам присоединились губы. Мягкие и горячие. Нежные и обещающие. Ласково касающиеся каждой рытвины и корки на глазах у всего двора. Выпивающие слезинки, покатившиеся из-под опущенных ресниц. - Я больше никогда тебя не отпущу, - дыхание Сонхва наконец коснулось рта Минги. - Потому что без тебя никакого меня нет. И корка льда на сердце Минги все-таки треснула. Минги готовился пройти через ад. А вместо этого снова встретил своего ангела.