***
В бездушном облике городской толпы глаз цепляется за красноватый паланкин, с различными тканями на продажу. Хлопковые, шелковые, льняные они манят взгляды людей, призывая подойти ближе и купить хотя бы обрезок. Энджел прикусывает губу, когда манящее персиковое сукно, обшитое бисером и золотыми нитками, переливается нежными оттенками при солнечном свете. Такой платок прекрасно бы скрывал волосы или замечательно висел на бёдрах во время танца. Он осторожно проводит пальцем по тонкому сукну. Создатель этого искусства наверняка вложил всю душу в свою работу, пытаясь создать что-то невообразимо прекрасное. Лучи заходящего светила маняще горят на персиковой ткани, но Энджел не осмеливается подойти, уходя в сторону шатра. Валентино должен был прийти к нему с минуту на минуту. Наверняка опять не в настроении. В последнее время участились кражи, удачные кражи. Но как бы Валентино не пытался выпытать имя удачливого вора, даже принц Востока не знал этого умельца, что с завидной регулярностью проворачивал свои дела. Вот кого можно было назвать истинным любимцем судьбы.***
Азис скромно плёлся позади, пока Энджел шутливо перебрасывался с юной бандиткой парой фраз. Девушка, что навязала им свою компанию, бурно обсуждала сегодняшнюю вылазку, вскидывая руки наверх. Отчего она решила поговорить об этом именно с ним, Энджел не знал, но ничего не говорил, молчаливо кивая на любой резкий вскрик и заливисто смеясь, стоило девушке неудачно пошутить. Невооружённым взглядом можно было заметить, как сильно она нервничала, разговаривая с ним. Пока бандитка что-то обсуждала, Энджел мысленно пытался опознать любимчика фортуны. Вчера ночью обокрали торговца тканями и снова успешно. Энджел узнал об этом, когда сидел возле Валентино, развлекая рабовладельца и его гостей игрой на цитре. Исколотые в ночи пальцы перебирали струны, пока не получилось добиться идеального звучания. Мелодия была простой, но требовала некоторого усердия. С недавних пор Валентино заставлял учиться его игре на музыкальных инструментах, чтобы Энджел мог завлекать клиентов гораздо большим количеством умений. Получалось так себе. Клиентам нужна была не музыка, а податливое тело. Когда закоулки заканчиваются, открывая вид на спящий рынок, девчонка кланяется и убегает в сторону двора воров, оставляя их с Азисом один на один. Мальчишка зевает, едва переплетая ноги. Энджел улыбается, замечая ленивую походку мотылька, на душе нежно разливается спокойствие от вида сонного ребёнка, что усиленно тёр глаза, пытаясь самостоятельно дойти до шатра. Но при виде розовой палатки Энджел морщится, чувствуя что-то неладное. Особенно сильно пугает промелькнувшая внутри шатра тень. Будто в его отсутствие здесь хозяйничает кто-то посторонний. Паук хмыкает, склоняя голову в бок. Валентино не посещает его по ночам, клиенты не осмеливаются войти без разрешения хозяина, а многочисленные воры побоятся преступить границу. — Азис, спрячься за углом, мне надо кое-что проверить. Мотылёк кивает, теряя видимую сонливость, он нервно бежит в сторону поворота, пока Энджел собирается с мыслями, держа на готове три пары рук. С каждым шагом к шатру сердце взволнованно трепещет скованной клеткой птицей. Кто его может поджидать внутри? Убийца? Наглый клиент? Возможно случайно забредшее сюда животное? Энджел отодвигает ткань шатра, неуверенно просовывая руку и подсвечивая пространство лунным светом. Но ни боли, ни лезвия ножа по коже он не ощущает. Шатёр пуст. Лишь старая тахта у стены и несколько корзин с вещами. Неужели ему показалось? Игра воображения? Разыгравшаяся фантазия? Энджел украдкой проскальзывает вовнутрь, держась за палатку. Он испуганно вскрикивает, замирая на месте, когда полог за спиной резко закрывается, и белый успокаивающий свет луны исчезает в темноте шатра. Его сковывает дрожь. Но стоит лишь увидеть жёлтые огни, ярко блестящие в тени палатки, грудная клетка облегчённо расширяется, вызывая головокружение от напряжения. — Во имя какого бога ты себе позволяешь? Ты… Энджел едва ли успевает сказать что-то ещё, чувствуя, как его втягивают в объятия. Одна из рук снова попадается в стальную хватку когтей и с каких-то пор, противное касание губ к руке становится привычным поцелуем, ничего не значащим касанием. Как рукопожатие. Просто слегка своеобразное. — Здравствуй, Энджел. Ты должен быть приходить позже. Теперь становилось ясно отчего та юная бандитка решила завести с ним разговор, пытаясь отвлечь внимание. Предательница, подосланная безумцем. Энджел усмехается, закатывая глаза. С каких пор его предавали собственные люди? Неужели Хаск умудрился заполучить уважение, куда сильнее, чем авторитет принца воров? За какие такие заслуги? — Ты не имеешь права находиться здесь, уходи. Хаск едва ли понимает его речь, Энджел это прекрасно знает, но говорит больше для себя: невозможно выучить чужой язык за такое короткое время, хотя, стоит признать, крылатый незнакомец делал фантастические успехи, говоря заученные фразы. С каждым разом получалось всё лучше и лучше. Когда Хаск продолжает стоять рядом, нежно поглаживая косточку на запястье, Энджел не выдерживает, зло отталкивает от себя сумасшедшего нахала, осмелившегося проникнуть в его спальное место и своевольничать в отсутствии принца. Хаск хохочет и сбегает из шатра, оставляя после себя запах безумства, такого густого и оттого заразного, проникающего в сознание резкими брызгами. На утро, читая молитвы и вышивая знакомый узор на новом балахоне, Энджел находит в корзине персиковое сукно, обшитое бисером и золотыми нитями. Рядом лежала ворсинка чёрной шерсти и топазовый браслет, когда-то побывавший на его руке. Тот самый, что он в спешке вернул Хаску. — Безумец. Энджел прикрывает глаза, прижимая к груди ткань, отливающую нежным блеском в утреннем свете. Сердце бешено колотится, а на губах против воли расползается улыбка. Теперь он знает имя любимца удачи, что незаметно обкрадывал торговцев из ночи в ночь, выводя из себя стражу. Когда Валентино приходит к нему в попытках разузнать о неуловимом воре, Энджел всё также качает головой, непонимающе всматриваясь в подозрительные глаза рабовладельца. Всё же из него бы получился хороший актёр.***
Энджел скучающе перекатывается с пятки на носок, когда ту самую девчонку, ранее отказавшей клиенту, привели в зал, на показ другим рабам. Валентино самолично резал ей крылья. Кажется, сегодня она провинилась куда серьезнее прежнего. — Я дал тебе шанс. Позволил продолжить работать. И что же ты сделала? Ты понимаешь, что ты натворила? То ли от того, что алые глаза девчонки напоминали рабовладельца, то ли из-за того, что она мотылёк, а может и вовсе от внутренней бессердечности, Энджелу было совершено не жалко. Скорее противно. Она кричала. Буквально наполняла своим криком узкую комнату, где жалостливо тряслись другие рабы, нервно падая на колени и читая молитвы своим богам. Энджел лишь повел бровью, рассматривая как тонкое крыло с мерзким хлюпом отрывается от тела. В глазах промелькает вспышка. Воспоминание. На неделе паук мог наблюдать, как стая шакалов за стенами рвали друг другу глотки из-за нехватки воды. Победитель с упоением пил кровь проигравших. — Я повторяю вопрос: ты знаешь, что сделала, дрянь?! А? Девушка обводит помещение взглядом в надежде отыскать помощь. К несчастью для неё, никто не осмелится перечить Валентино. Глаза жертвы слёзно смотрят в его сторону. Энджел замирает, чувствуя, как органы внутри скручиваются в тугой узел и что-то мерзко тянет внизу желудка. Кровавый цвет, заполняющий собой всё пространство белка, завороженно топил сознание в тревоге и стоящим в ушах крике. У всех мотыльков были алые глаза. Их отличительная черта, не изменяющаяся в любом представителе гнилого рода: от мала до велика, любой мотылёк смотрел кровавыми глазами. Такими же, как у Валентино. Но сейчас перед ним словно промелькнул взгляд Азиса. Трепетный и умоляющий, полный страха и боли. — Бесстыжая блядь! Ты убила клиента, воткнула нож ему в глотку, самонадеянная сука! Думаешь, я тебя пожалею?! Оставлю при себе такую зарвавшуюся скотину? Девчонка визжит, и Энджел слышит звон металла. Валентино хватается за саблю на поясе и бьёт прямиком по шее. Раздаётся хруст. Голова со всё теми же короткими волосами, катится по полу прямиком к его ногам, оставляя кровавую дорожку. Стеклянные алые глаза смотрят на него снизу-вверх, и Энджел сглатывает тугой ком, вставший поперёк горла. Он мысленно просит Шарлотту о пристанище для очередной отверженной души.***
Как только Энджел видит Азиса, он немедленно хватает мотылька на руки, прижимая к груди. Воры вокруг приподнимают голову, а дети завистливо тянут его за тунику, также желая объятий. Мальчишка удивлённо охает, несмело сцепляя руки за шеей. Хаск ехидно улыбается, выкрадывая из колоды козырь, пока остальные воры непонимающе смотрели в их с Азисом сторону. Рычащее приветствие остаётся без внимания. Энджел исчезает в темноте закоулков, ни на секунду не отпуская Азиса. Мальчишка засыпает на пухе.***
Изнывая от жары, Энджел крутился на тахте, мучаясь от бессонницы. Игривый свет луны пробирался в шатёр сквозь узкую щель. Голову не покидал безжизненный взор красных глаз и грязные короткие волосы, обрезанные неаккуратной рукой. Каждый раз стоило перед взором встать отрубленной голове, с замершими глазами, Энджел поднимал голову, всматриваясь в сторону Азиса. Мальчишка сладко сопел у входа. Мучаясь от навязчивых мыслей, Энджел не выдерживает, украдкой пробираясь наружу, покрепче перехватив цитру. Стоит уйти подальше, чтобы нечаянно не разбудить Азиса. Когда шатёр остаётся далеко позади, рука цепляется за низкие стены домов. С помощью стоящей рядом пустой бочки он взбирается на чью-то крышу и свешивает ноги вниз, вглядываясь в белое лицо ночи. Звёзды игриво мерцают под звуки мелодии. Пальцы нежно перебирают струны, когда Энджел с надеждой рассматривает небо, в попытках отыскать ответы. В музыку врывается звук хлопающих крыльев. Энджел даже не смотрит на нарушителя спокойствия, вслушиваясь, как в неуверенную мелодию цитры, вмешивается тонкий свист, а следом за ним нежные звучания флейты. Играть в компании Хаска оказалось на удивление приятно. Душащая тревога спадает, оставляя сладкую негу спокойствия, когда все мысли растворяются в музыке, а сознание находится где-то далеко от этого страшного города. Всё же сонливость берёт верх, и Энджел вынужден прекратить игру, неловко пряча глаза от неба. Хаск останавливается спустя секунду, ничего не говоря. Прежде чем Энджел успевает исчезнуть в ночи, руку крепко перехватывают, сплетая пальцы. Знакомое касание губ трепетом отзывается в груди. Алые глаза, что преследовали весь вечер, исчезают, сменяясь тягучим золотом и рычащим прощанием: — Спокойной ночи. Нежная улыбка, адресованная лично ему, приятно въедается в память. Перед сном Энджел молится за спасение Черри, за благополучие Азиса и за странного незнакомца, что ворвался в его жизнь, подобно дождю в пустыне. Также неожиданно и радостно.