По наклонной

      Невыносимая тоска щемит в груди, пока Шастун сидит на полу прихожей и плачет, прикрыв лицо ладонями, задыхаясь от стекающей по носоглотке слизи и словно окаменевших лёгких, отказывающих расширяться при вдохе и сжиматься при выдохе. Бантик, что ходит вокруг Антона и тычется ему то в ноги, то, вставая на задние лапы, в тыльные стороны ладоней, жалобно мяукает, мурлычет, пытаясь успокоить своего хозяина. Но, видя, что всё бестолку, укладывается рядом, прижимаясь к бедру и сворачиваясь клубком.       Говорят, что мальчики не должны плакать, а если они плачут, то автоматически становятся девочками, причём самыми капризными в мире, которым и то не нравится, и это.       Шастун готов сейчас побыть слабой девочкой. Он всегда чувствовал себя таковой, хотя все вокруг говорили, что он очень сильный, раз смог пережить детство и не умереть в какой-нибудь канаве до восемнадцати лет, наглотавшись снотворных препаратов. Может, окружающие и правы, но только этот период беззаботности и веселья принёс много трудностей и грусти, заставил чувствовать себя ничтожеством. Поэтому Антон старается быть хорошим учиться и работать лучше остальный. Быть лучше остальных во всём. Но пока что получается лучше остальных жалеть себя.       А могло ли быть по-другому? Хотя бы сейчас? Если бы Антон не устроил сцену и просто поблагодарил Арсения за заботу и старания, могло ли быть всё иначе? Да конечно могло! Можно было просто поговорить, рассказать о своих опасениях и чувствах, а не скандалить, ногами топать и кричать что есть силы, выводя Попова из себя и заставляя кричать в ответ. Ну, боролись за нормальные, хотя бы дружеские, отношения, а напоролись на нездоровую хуйню, которая всё разрушила, и теперь непонятно, когда заботливый одногруппник придёт вновь и будет ли вообще подходить к своему вернувшемуся из прошлого другу.       Собравшись с мыслями, Антон встаёт с пола, Бантик сразу же поднимается на лапы вслед за ним и встает прямо перед ногами Шастуна, мяукает громко, машет хвостом, то ли радуясь, что хозяин пришёл в себя, то ли ругая его.       — Прости, котофеич, — Шастун шмыгает носом, наклоняется, проводит по белоснежной шерсти кота, — прости, что ревел. Мы ведь с тобой должны оставаться сильными мальчиками. Тебе хуже, чем мне, приходится, это ты должен нюни распускать. Ты же слепой, да и лапки у тебя, а я зрячий, руки и ноги есть, а ною хуже, чем ты, когда видишь дно миски с кормом. — Антон грустно усмехается, поджимает губы и хочет уже через кота переступить, но тот не даёт проходу, всё о ноги трётся и продолжает мяукать, с каждым разом повышая громкость. — Да что не так? Я хочу лечь спать. Арсений ушёл и больше, наверное, не вернётся…       Антон снова пытается сделать шаг, но Бантик слишком настойчив. И Шастун бы уже повысил на него голос, но шестерёнки сознания доводят стрелку внутренних часов до нужной мысли быстрее, чем грубость в сторону питомца слетает с губ.       Он не закрыл входную дверь. Попов просил это сделать, как и настоятельно рекомендовал поесть, но Антон может сделать только первое.       Подойдя к двери, Шастун открывает её, выглядывает, словно надеется, что Арсений стоит в подъезде, выпуская пар, курит сигареты и нервно поглядывает на часы, стараясь понять, когда Антон успокоится и перестанет нести всякий бред. Но только вот Попова нет, из-за чего сердце сжимается, а лёгкие, только-только заработавшие как нормальные, здоровые, вновь заливает невероятно быстро застывающим бетоном.       Антон вздыхает, запирает квартиру, еле волоча ноги, плетётся в комнату, бухается на кровать животом, подминает под себя подушку и укладывает на нее голову, повернувшись в сторону прохода.       Может, если смотреть в прихожую, Арсений там материализуется? Хотя, наверное, такое видение можно будет сразу счесть за шизофрению и отправиться в психбольницу, где появляющийся перед глазами Попов точно будет выглядеть как галлюцинация.       — Как тупо, — фыркает Антон, закрывает глаза и вздыхает, — думать о том, что кто-то придёт ко мне. Правильно мать говорила: такой Шастун никому не нужен, только родителям. Хотя, кажется, что и им он не особо-то и пригодился в жизни. Наверное, только отец ещё кое-как смирился с наклонностями своего сына, но плясал под дудку своей жены всё это время.       А отец, Андрей Шастун, и правда, был настолько внушаем, что ему можно было легко доказать, что инопланетяне на самом деле существую, собаки в другой вселенной умеют разговаривать, путешествия во времени существуют, а фиксики ночью чинят технику, поэтому в квартире редко что ломается.       Так ему жена и внушила, что сын — демон. А то, что она была не права, мужчина понял только через полгода после того, как Шастуна выгнали из дома. Всё написывал, кидал деньги на карту и просил вернуться, но Антон возвращал и даже пару раз звонил отцу, ругался с ним, говоря, что его не купишь пятью тысячами рублей, не вернётся он из-за этого домой. Да и всё детство родители обеспечивали Шастуна необходимым, а потом попрекали: «на это всё ушла половина зарплаты, так что радуйся, что оно у тебя есть. Ты должен нас любить за это и уважать, потому что некоторые дети по помойкам шарятся и милостыню в переходах выпрашивают, а тебя мы вон как любим! И чтобы в следующий раз не смел ныть, что тебя родители не любят, неблагодарный. А будет говорить, что это всё твоё, помни: твоё — только говно в унитазе. Понял?».       Понял. Всё что куплено — не его. И всё что куплено — это потому, что хотят присвоить и доказать, что семья — это лучшее, что может быть в жизни Антона. Ну бьют, ну ругают, ну кричат, но ведь всё ради сына делают. И правда: Шастун не побирался в детстве, не выпрашивал у прохожих деньги на пропитание, а просто имел крышу над головой, еду, воду и мог повариться в кипятке в ванной. Жизнь удалась, правда ведь? Пускай со сломанной психикой и физическими и психологическими травмами, но удалась ведь?       — Нихуя она не удалась, Антон, — бурчит себе под нос Шастун, находясь на грани сна, — у тебя через два дня экзамен. Завалишь — лишишься стипендии и будешь впахивать на работе вдвое больше. Скажи спасибо, что тебе не надо в бар ходить во время сессии, отпуск дали. Живи и радуйся, блять. И собери из тряпки человека, перестань быть таким отвратительным, идиот. Тебя никто таким не полюбит.       После этих слов Антон чувствует жжение в глазах. Опять слёзы наворачиваются, но спать сейчас хочется больше, чем плакать, поэтому Шастун начинает считать овечек, прыгающих через все его психологические загоны. Так и засыпает, даже не досчитав до двадцати.       Но отдохнуть во сне не получается. Снятся сначала родители, потом работа, а после Шастун во сне заучивает исторические даты, факты, всех военачальников и ход войн, причины поражений и последствия.       Затем Антон оказывается у себя в школе, классе так в десятом. Он опоздал на десять минут на урок, поэтому когда он пытался тихо открыть дверь, та заскрипела, выдавая Шастуна с потрохами. Ну да, будто бы никто не заметил, что он вошёл.       — А я-то думал, кого спрашивать, — говорит учитель, и Антону приходится на пару секунд зажмуриться, чтобы понять, что происходит. — Что уставился, будто первый раз видишь?       — Э… Извините, Арсений Сергеевич, я… Простите за опоздание. можно войти? — Шастун сглатывает нервно, проходит к своей парте, не дождавшись разрешения, садится и всё никак понять не может, куда делся их предыдущий учитель, Александр Петрович, и почему на его месте стоит Арсений, который, судя по виду, не старше Шастуна ни на год.       — Выходи к доске, — кивает Арсений, улыбаясь уголком губ. — И расскажи нам про русско-турецкие войны. Причины конфликта, полководцы, кто победил, причины поражений. В общем, всё рассказывай. Ну, если учил, конечно, или ты только опаздывать умеешь?       Шастун встаёт, выходит к доске и начинает рассказывать, повернувшись к классу. Только прерывается, когда поворачивается в сторону Арсения, так как не слышал его одобрений и не видел краем глаза кивков, означающих, что всё верно.       — Так, продолжай, — Попов смотрит внимательно, улыбается от уха до уха, словно довольный кот, а взгляд нежный такой, любящий, что Шастун теряется, начиная нервничать и от этого немного заикаться. — Ну, всё хорошо начал. Продолжай.       Арсений встаёт с места, подходит к Шастуну сзади и внезапно обнимает, утыкается носом в шею, водит по ней кончиком, а Антон покрывается мурашками и в ужасе высвобождается из цепких, тёплых рук, пятится в сторону первой парты, пока не садится на неё, чувствуя, что отступать не может. Ноги ватные, голова тяжёлая, а в мыслях такой кавардак, что можно с ума сойти. В ушах шумит, в горле пересыхает. Парень смотрит на Попова, который подходит ближе, улыбаясь и даже не смущаясь от своих действий. Ему-то совсем не стыдно, он в этой школе поработает, его за все действия эти уволят, так он другую школу спокойно найдёт, ведь никто не поверит, что он может приставать, тем более к ученикам.       — Арсений Сергеевич, тут же… о-одноклассник-ки, — шепчет Шастун сбивчиво, на что получает смешок.       — Так тут же никого нет, — отвечает Арсений.       Антон поворачивается, оглядывает класс и ужасается. В помещении, и правда, ни души. Все словно испарились по щелчку пальцев Таноса, превратившись в песок, что ветряными потоками унесло на улицу через открытое окно.       Никого. Ни души, кто смог бы помочь. Снова всё свалилось на него, а прийти и схватить его из лап учителя просто некому. Опять он остался наедине со своими проблемами.       — Еб твою мать, — шепчет Шастун и резко открывает глаза.       Находится он всё в том же положении, в котором засыпал. Только вот дверь в комнату закрыта, из-за чего не видно прихожей. А ведь Шастун точно оставлял ее открытой, помнит, потому что ждал Арсения и готов был буквально наброситься в ту же секунду, как только одногруппник откроет дверь. Но было, видимо, глупо мечтать об этом.       — Идиот, — говорит Антон самому себе, — придурок. Тебя никто не любит, дебила кусок. Никто за тобой не притащится.       Он переворачивается на спину, смотрит в сторону окна и замечает силуэт. До боли знакомый, только волосы взъерошены, а красивый костюм сменился на футболку и джинсы. Шастун садится на кровати, трёт глаза кулаками, пытаясь понять, он вернулся в сон или находится в реальности. Приходится ущипнуть себя за запястье, чтобы понять, что он проснулся, что всё вокруг — настоящее.       — Ты чего ругаешься? — подаёт голос Арсений. — Снова уснул и не поел… Я же говорил…       — Ты как здесь оказался? — Шастун обрывает Попова на полуслове, непонимающе хлопает глазами и вспоминает, что точно закрыл дверь.       — Я взял ключи. Мне нужно было остыть немного, поэтому я ушёл.       — Сначала наорал, а потом ушёл… Почему ты меня оставил, Арс? — Антон поджимает губы, опускает взгляд, пальцы заламывает и боится, что после этого вопроса Арсений снова уйдёт, в очередной раз разбивая и без того плохо склеенное по кусочкам сердце.       — Но я ведь вернулся, — возражает Арсений. — Расскажешь, что с тобой происходит?       Антон мотает головой, понимая, что нет, не расскажет, никогда и ни за что не позволит себе ныть кому-то, не позволит, чтобы его жалели из-за дерьмового детства, из которого получилось сбежать. Он ведь сильный, всё это вытерпел, а значит, что и дальше терпеть будет, вынашивать в себе, пока не разрыдается и не сорвётся вновь на ни в чём не повинного Арсения. И так по кругу, пока Попов последний раз не психанёт и не исчезнет из жизни Шастуна навсегда.       Сердце колотится, руки немеют, ладони приходится сжать в кулаки. Пальцы впиваются ногтями в кожу, чтобы отрезвить мозг и всё же дать шанс построить доверительные отношения с Поповым.       — Расскажу, — соглашается Антон, понимая, что не выдержит, если потеряет Арсения в очередной раз. — Я готов тебе всё рассказать, Арсений.