***
Последний раз, когда они виделись, закончился немного неожиданно. Им была поручена совместная миссия, которая пошла наперекосяк и вынудила Чую использовать Порчу. Дазай вытащил его из этого состояния чуть быстрее и заботливее, чем он обычно делает, а потом… тогда Чуя практически бросился на Дазая в диком безумии. И, хотя, отчасти это можно было объяснить легким помутнением, возникшем после Порчи, но Дазай не считает, что кто-то так целуется, если только он не мечтал об этом и не жаждал этого в течение длительного времени. Возможно, Дазай должен был ожидать этого. Взаимное влечение между ними было ощутимо уже некоторое время, и Чуя - ничто иное, как добытчик. В каком-то смысле Дазай полагает, что поцелуй был неизбежен. Напряжение может накапливаться лишь до тех пор, пока оно либо не взорвется с грохотом, либо не выплеснется с противными последствиями для всех. И разве не именно это и произошло?***
Дазай все еще помнил ощущение прикосновения чужих губ к его собственным, вкус поцелуя все еще ощущался на языке, а в ушах еще звучали отголоски его кратких приглушенных всхлипов. Он был бы не прочь сделать это снова, и осознание этого несколько неожиданно даже для него самого. Поцелуи обычно не доставляют ему особого удовольствия. Это определенно не то, о чем он много времени мечтает, желая, чтобы это сразу же случилось снова после окончания. Скорее, это что-то такое, что он позволяет себе из-за своего искушения исследовать то, что выбивает его из колеи, - как ребенок, который сжимает своего питомца еще сильнее, когда на самом деле он боится сделать ему больно. На самом деле, Дазай склонен вступать в физический контакт, как будто это странный танец между отвращением и болезненным любопытством: не то, что ему настолько не нравится, чтобы сопротивляться, но и не то, чего он очень хочет. С Чуей, однако, все по-другому. Осаму думает, что, возможно, он хотел бы большего - всего этого: поцелуев, близости, ощущения того, что его обнимают. Он глубоко вздыхает и постукивает по стеклу, как обычно стуча по аквариуму, чтобы добиться реакции рыбы. Капли дождя продолжают стекать по стеклу толстыми струйками, непотревоженные. Дазай наклоняется вперед. - Скажи мне, Танака-чан, тебе нравится искусство? Водительница пожимает плечами, и это небольшое движение воспринимается скорее как раздражающий звук, издаваемый ремнем безопасности, когда она двигает плечами, чем что-либо еще. - Наверное, - говорит она. - Наверное? - А у кого "не наверное"? - У людей, которые этого не понимают.... Танака тихо посмеивается. - Искусство не должно быть понято, его нужно почувствовать. Дазай вяло кивает. - Как сентиментально, но я полагаю, что ты говоришь правильно. Это было бы ответом нормального человека. - Я ничего не знаю о нормальности. Мне тоже все равно, - отвечает она, не отрывая взгляда от дороги. Дазай восхищается ее способностью расставлять приоритеты. - Я тоже мало что знаю о нормальности, - признается он и откидывается обратно на удобное сиденье. Он пытается сосредоточиться на гладкости кожи, а не на сложностях жизни - искусстве, нормальности… Чуя. Машина останавливается перед входом в музей. Дазай открывает дверцу и выпрыгивает наружу. - Спасибо, что подвезла, ты мой любимый шофер, - бросает он через плечо. - Ты говоришь это всем водителям, не так ли? Дазай ухмыляется и вместо "до свидания" захлопывает дверцу машины. Танака не понимает намека. Вместо того, чтобы спокойно уехать, она поднимает один палец, а затем сильно нажимает им на кнопку стеклоподъёмника. Стекло со стороны водителя опускается с электронным жужжащим звуком. - Хотите, я вас подожду? - спрашивает она. Голос девушки веселый, как звон серебряных колокольчиков, и пронизан бесконечным терпением. Эта фальшь заставляет Дазая чувствовать себя некомфортно, хотя он знает, что не имеет права судить. - Нет, у меня такое чувство, что это может занять достаточно времени. Просто оставайтесь на связи, - говорит он, пренебрежительно махая рукой. Окно поднимается обратно с очень неприятным лязгающим звуком, которого оно не издавало при опускании - звук, который может существовать только в странном мире мокрого трения, создаваемого промокшим от дождя стеклом и напряженным механизмом электродвигателя, работающим против силы тяжести. Это тоже заставляет Дазая чувствовать себя очень неуютно, а ведь еще даже и десяти нет. Машина трогается с места, и Дазай разворачивается лицом ко входу в Роппонги Хиллз. Он делает глубокий вдох, чувствуя аромат мокрого асфальта. Он медленно выпускает воздух, издавая почти незаметный урчащий звук, который немного успокаивает его лишенную сна, сверхбдительную нервную систему. Он оглядывается по сторонам в поисках важной информации, записывая визуальный образ окружающей обстановки в своем мозгу. Здесь очень многолюдно, и атмосфера напоминает Дазаю огромный муравейник. От этого у него мурашки бегут по коже, а то, как большое количество людей проникает в высокий небоскреб и выходит из него, дает массу возможностей почувствовать себя перевозбужденным - вся яркая одежда и приватные разговоры сливаются воедино, образуя огромную волну сенсорных искажений. Он не видит ничего подозрительного, но замечает отвратительный розовый мотоцикл, мотоцикл Чуи, припаркованный под цветущим вишневым деревом, лепестки и металл сливаются в один розовый коллаж. Дазай чуть не начинает радостно хлопать в ладоши, но ему удается себя остановить. Есть камеры видеонаблюдения - кто угодно может наблюдать - и никому не нужно знать, как сильно он радуется ярко-розовому байку. С приподнятым настроением и поднятым воротником своего черного плаща Дазай направляется в большой вестибюль. Он решительно продвигается вперед, с относительной легкостью пробираясь сквозь толпу людей и размахивая своим значком корпорации "Мори" перед сотрудниками службы безопасности, прежде чем небрежно засунуть его в один из своих многочисленных карманов. Минуя длинную очередь к лифтам, он бросается к тому из них, двери которого вот-вот закроются. Он успевает как раз вовремя, чтобы проскользнуть в закрывающиеся двери, едва не врезавшись в высокую женщину, закутанную в красную шаль, как в одеяло. - Прошу прощения, мисс, - извиняется он. Женщина в ответ очень натянуто улыбается. - Ничего страшного, - отвечает она, но то, как это звучит из ее уст, скорее похоже на ругательство. В лифте тесновато, и Дазаю не очень нравится быть зажатым между высокой женщиной, которую он чуть не сбил с ног, и ее такой же высокой подругой. Они обе пользуются невероятно тяжелыми духами, которые вызывают у него какую-то аллергическую реакцию. Он пытается не дышать всю дорогу до 52-го этажа, где находится коллекция Хокусая, решительно напоминая себе, что у него нет клаустрофобии. Лифт движется так быстро, что Дазая почти тошнит, а ускорение вверх заставляет его чувствовать себя так, словно его вот-вот расплющит, раздавит, как жука в земле. Двери открываются, и он выбегает наружу, хватая ртом воздух и учащенно дыша, пробираясь через главный выставочный зал. Здесь полно посетителей музея и значительно больше охранников, чем обычно - вероятно, из-за недавней кражи. Стены украшены картинами импрессионистов индустриальной эпохи, но, несмотря на их сдержанную красоту, которая так искусно передает тревогу современной жизни, значительное количество посетителей обращают свои взоры на Дазая, когда он шагает по залу, пыхтя, как паровоз. Хотя он мог бы легко подавить это, если бы захотел, он намеренно преувеличивает неистовое дыхание. Ему нравится получать немного сочувствия от незнакомцев, они, как правило, легко его отдают, а Дазай никогда не обходил стороной низко висящие плоды. Он поднимается в комнату, где хранится коллекция Хокусая, а также ряд других известных художников и некоторые редкие предметы старины периода Эдо. Помещение закрыто для публики, вход огражден желтой лентой с надписью "полицейская линия - не пересекать". Дазай ловко подныривает под нее и входит в комнату, замечая пару вещей на своем пути. Во-первых, датчики движения вокруг пустого места на стене, где ранее висела картина, были покрыты маленькими кусочками картона. Во-вторых, и это намного интереснее, Чуя стоит посреди комнаты. На нем самый отвратительный, неподходящий наряд, который Дазай видел за долгое время - красная куртка-бомбер поверх огромной фиолетовой толстовки с капюшоном, обтягивающие джинсы, высокие массивные ботинки и фирменное колье на шее. Его руки уперты в бока, и он излучает ту уверенность, которую так редко можно встретить - непоколебимая самоуверенность, настолько чистая, что она даже не балансирует на грани высокомерия. Ему явно комфортно в своей собственной шкуре, даже если эта кожа облачена в нелепые слои грязных ошибок моды. Дазай быстро принимает решение: Чуя, вероятно, чувствует себя неловко и застенчиво из-за их последнего рандеву, поэтому Дазаю нужно что-то сделать, чтобы растопить лед, и первый шаг к этому - вести себя нормально, как будто ничего необычного не происходит. Словно увидев Чую снова, он не настолько неуверенно держится на ногах, что начинает беспокоиться, что у него могло быть какое-то повреждение вестибулярного нерва. Как будто он не потратил слишком много времени на размышления о том роковом поцелуе. - О-привет, Слизняк. Рад тебя здесь видеть, - щебечет Дазай, подходя к Чуе, который смотрит на него в равной степени с раздражением и волнением. - Наконец-то. Я ждал почти полчаса. Почему так долго?! - Проезжал через центр города в час пик, - как ни в чем не бывало заявляет Дазай. - Есть такая штука, которая называется метро. Тебе стоит как-нибудь попробовать. Дазай морщит нос. Идея оказаться запертым в плотно забитом людьми подземелье не кажется ему привлекательной. - Я бы предпочел не спускаться в эти адские туннели, спасибо. - Что? Ты слишком возвышенный, чтобы находиться среди простых людей? Никуда не можешь поехать без личного шофера? - спрашивает Чуя сквозь стиснутые зубы. - Ты такой снобистский сопляк. - Это немного лицемерно, тебе не кажется? Непохоже, что ты предпочитаешь общественный транспорт. Я видел твою розовую мерзость припаркованную снаружи. Тело Чуи заметно напрягается, руки сжимаются в кулаки, а на лице появляется хмурое выражение. - Эй. Прояви немного уважения. Хочу, чтобы ты знал, что мой байк - одна из лучших моделей, продаваемых в Японии, - усмехается он. - Кроме того, ты, должно быть, дальтоник, потому что он пурпурный, а не розовый. Плечи Дазая сотрясаются от беззвучного смеха. - И кто сейчас говорит как сноб? Глаза Чуи сужаются, и из его ушей практически валит пар. - Не перекладывай это на меня! - Он обвиняюще указывает пальцем на Дазая. - Ты самый раздражающий человек, которого я когда-либо встречал за всю свою жизнь. Агрессия Чуи, хотя и знакомая, напыщенно преувеличена, и Дазай легко распознает в ней то, чем она является на самом деле - обычная защитная реакция. Он не может сказать, что понимает, почему Чуя чувствует необходимость вести себя подобным образом из-за единственного поцелуя, но факты есть факты, и с ними нельзя спорить, их нужно пробивать широкими жестами. Дазай быстро осматривает комнату. В нескольких футах позади него на высоком пьедестале стоит массивная резная ваза в китайском стиле. Эта вещь - впечатляющее проявление мастерства, но с точки зрения эстетики она определенно вульгарна в своей безвкусице. Каким-то образом ваза излучает атмосферу самомнения, и Дазай думает, что ее нужно сбить с нескольких колышков… или полностью опрокинуть. Он занимает стратегически важное место прямо перед пьедесталом. Затем он бросает на Чую вызывающий взгляд. - Возможно, я самый раздражающий человек, которого ты когда-либо встречал, но на тебе самый неприглядный наряд, который когда-либо видел мир. - Он скользит взглядом по фигуре Чуи, оценивая, осуждая. - И я не дальтоник, но это сочетание цветов заставляет меня пожалеть, что я им не являюсь. Глаза Чуи комично расширяются. Ноздри Чуи раздуваются от гнева, и Дазай улыбается шире. Все идет по плану. - Однако, у тебя красивые ботинки, - говорит он, глядя на обувь Чуи со всем искренним обожанием, на какое только способен, не перегибая палку. - Мне действительно нравятся твои ботинки. - Правда? - спрашивает он, опуская глаза, чтобы осмотреть обувь, о которой идет речь. Его щеки приобрели самый красивый розовый оттенок, и Дазай мог смотреть на это часами напролет, не испытывая скуки. Однако он не позволит себе отвлекаться на удивительные способы, которыми тело Чуи реагирует на слова; ему нужно сосредоточиться на текущей задаче - заставить Чую опрокинуть вазу (и, что желательно, его ненужную оборонительную позицию вместе с ней). - Просто шучу, твои ботинки просто ужааааааасны, - поет Дазай, а затем быстро пригибается, чтобы увернуться от приближающегося удара слева. Он выпрямляется и поворачивается, чтобы полюбоваться сценой, разыгрывающейся перед ним: нога Чуи сталкивается с пьедесталом, посылая вибрации вверх по колонне, пока она не достигает вершины. Дазай смотрит на Накахару, который с тревогой смотрит на вазу, которая медленно, но верно наклоняется в сторону, угрожая упасть в любую секунду. Сила тяжести побеждает (а это Чуя должен был знать), и хотя кажется, что все происходит в замедленной съемке, ваза в конечном итоге падает вниз - направляясь прямо к твердому мраморному полу, готовая разбиться на множество осколков. Дазай потирает руки в предвкушении. Чуя бросается вперед со значительной инерцией, падает на пол и протягивает руку, чтобы коснуться вазы всего за секунду до того, как она с грохотом падает на пол. Вспыхивает красный свет «Смутной печали» и ваза поглощается гравитацией Чуи. Он использует свою способность, чтобы направить ее обратно на пьедестал целиком, затем поворачивается и смотрит на Дазая с неодобрением в глазах. - Знаешь что? Хорошо, что я даже не собирался снести тебя этим ударом. Если бы я приложил к этому хоть какую-то силу, моя нога пробила бы колонну насквозь. - Воу, круто. Ты такой сильный, Чуя, - дразнит его Дазай. - А ты такой ужасно надоедливый. Ты все спланировал заранее, не так ли? Ты хотел, чтобы я ее опрокинул. - Очевидно! - продолжает дерзить Дазай с озорной ухмылкой на лице. - Эта ваза - показной кусок мусора, который просто был создан для того, чтобы его сломали. - Ха, не удивлен, что кто-то вроде тебя мог подумать именно так. Дазай не должен реагировать на такого рода тычки, но, тем не менее, по его спине пробегает странный холодок. Как губка, которая впитывает слишком много воды, с нее стекают холодные капли и образуют лужицу вокруг его ног. Это не то чувство, которое Дазай может определить с какой-либо точностью, но оно и не очень хорошее - это уж он точно может сказать. - И что это должно значить? - спрашивает он, сохраняя непроницаемое выражение лица. Чуя не колеблется, не прерывает зрительный контакт, но и ничего не говорит. Он крепкий орешек, но Дазай все равно видит это в его голубых глазах - сожаление. Чуя не первый, кто намекает на то, что в существовании Дазая есть уродливая и нездоровая аура, но Чуя первый кто думает, что, сделав это, он перешел черту. Дазай понимает, что все запутано, но он не может бороться с уродливым, жадным зверем внутри него, который хочет вызвать у Чую еще большую реакцию; хочет впиться пальцами и покрутить. Взять сожаление и поджечь его, пока они оба не сгорят вместе с ним. Он пристально смотрит на Чую. - На самом деле, я думаю, ты прав. Я, наверное, просто проецирую. У Чуи отвисает челюсть. Он явно удивлен, что Дазай признал такое вслух. Дазай наслаждается шокированным выражением лица Накахары, но еще больше ему нравится, как эти голубые глаза горят сотнями противоречивых эмоций. Чуя протягивает руку, хватает Дазая за рукав черного, как у мафиози, плаща и слегка дергает. - Эй? Дазай опускает голову и наблюдает сквозь ресницы. Он точно знает, что хочет услышать от Чуи, но не смеет на это надеяться. - Что? - спрашивает он ровным, почти скучающим тоном, который специально разработан, чтобы скрыть его нетерпеливое любопытство. - Когда-нибудь слышал о Кинцуги? - Нет, что это? Чуя замолкает на мгновение, а затем снова начинает говорить, слегка заикаясь. - Это... эм. Ну, технически это разновидность гончарного искусства... и, эм... Дазай сдувается. Ему абсолютно наплевать на инфодампы по гончарному делу. Он знает, что все наоборот, но чего он хочет, так это быть вознагражденным за то, что обыгрывает свой самый большой недостаток; чтобы Чуя приглушил проблему, преуменьшив ее - может быть, даже сказав что-то настолько удивительно нереалистичное, как "нет, ты не сломлен". Что ж, на самом деле ничего не бывает случайным, но люди очень сложны, и хотя Дазай очень хорошо предсказывает, что они могут сказать, это не всегда соответствует тому, что ему хочется, чтобы они сказали. Чуя выглядит так, будто подыскивает слова, но начинает свою шарманку снова: - Но идея кинцуги в том, чтобы восстановить... - Мне все равно, Чуя. Почему ты вообще говоришь со мной об этом? - Дазай поднимает руку, давая понять, что он не хочет слышать то, что собирается сказать Чуя. Тот на это тихо вздыхает. - Я пытался быть милым, но неважно, - он поднимает руку к лицу и трет лоб. - Мне жаль, ладно? Дазая поражает, с какой легкостью Чуя приносит искренние извинения. Такого рода вещи не являются естественными для Осаму, но он не хочет, чтобы кто-то его в чем-то превзошел, поэтому он неохотно выражает сожаление по-своему: - Я думаю, мне тоже жаль. Я знаю, какой Чуя нетерпеливый, - говорит он. - Если бы я знал, что ты так отчаянно скучаешь по мне, я постарался приехать гораздо быстрее. Чуя приподнимает бровь. - Ты не собираешься извиняться за то, что несешь непонятную хрень о моем стиле в одежде? Дазай пожимает плечами и игриво подмигивает, на что Накахара закатывает глаза к потолку, как будто ищет совета у духов художников, которые, возможно, бродят по музею в поисках помощи, чтобы справиться с присутствием Осаму. - Я начинаю думать, что ты даже не заинтересован в том, чтобы помочь с этим делом. Ты пришел сюда только для того, чтобы изводить меня, не так ли? Дазай хихикает, как он делает, когда принимает комплимент. - Мне нужно было придумать что-то особенное для воссоединения, которое так долго не происходило! - Уф. Мы не виделись 17 дней. Это даже не 4 года! Дазай молча радуется осознанию того, что Чуя тоже считал дни. Это странно обнадеживает. - Я тоже скучал по тебе, - говорит он. На этот раз Чуя не краснеет в открытую, но на его щеках все еще осталась капельки румянца, и кажется, что они светятся немного ярче. Он прочищает горло и серьезно смотрит на Дазая. - Не прикидывайся со мной милым, Скумбрия. Он указывает на узкую дверь, которая настолько хорошо вписана в стену, что ее было бы трудно заметить, если бы на ней не висела табличка - "Вход только для персонала". - Ты пойдешь со мной в комнату охраны, мне нужно, чтобы ты кое к чему прикоснулся. - Чуя, - выдыхает Дазай. - Это так прямолинейно с твоей стороны! По крайней мере… Я не знаю... купи мне чашечку кофе в кафетерии или еще чего-нибудь, прежде чем просить меня прикоснуться к твоему ч... - Заткнись, - шипит Чуя и оглядывается по сторонам, как будто проверяя, не подслушивает ли кто. Вокруг никого нет, комната закрыта для посторонних, а полиция отказалась от этого дела. Если не считать картин и других предметов искусства (которые, честно говоря, действительно обладают странной силой, вызывающей жуткое ощущение, словно на них пялятся), они здесь совершенно одни. - Кто-то подделал запись с камеры видеонаблюдения - она просто воспроизводит одну и ту же 8-часовую последовательность. Специалист полиции по судебно-медицинским технологиям просмотрел ее и не смог диагностировать проблему. С оборудованием и с программным обеспечением все в порядке, поэтому мы предполагаем, что это могло быть влиянием чужой способности. - Чуя неопределенно указывает на Дазая. - Вот почему ты здесь. Мне нужно, чтобы ты аннулировал это, чтобы мы могли просмотреть реальные кадры произошедшего здесь. - Понимаю. И тогда мы узнаем, кто вор. Хорошо, что я здесь, иначе мы бы никогда этого не узнали. - На самом деле у нас уже есть подозреваемый. - Оооо? - Да, Ранпо нет в городе, но мы отправили ему по электронной почте все улики, которые смогли собрать, а их тут не так уж много... - Но он все равно смог точно определить, кто это сделал? - Ну.. вроде того? Он говорит, что в этом деле есть что-то подозрительное - что оно, вероятно, сложнее, чем кажется. Дазай прерывает его, громко хлопая в ладоши. - Как захватывающе! - он прямо - таки сияет, как начищенный алмаз. Губы Чуи изгибаются во что-то похожее на полуулыбку - полуусмешку. - Это не захватывающе. Пропала знаменитая картина - это своего рода... прискорбно. Для ушей Дазая попытка Чуи держаться за фасад зрелости и здравомыслия звучит довольно по-детски. - Конечно, жаль, что ты не хочешь признать, насколько ты взволнован этим, - насмехается он, чертовски хорошо зная, что Чуя наслаждается трудным делом не меньше, чем любой другой детектив. - В любом случае, - ворчит Чуя, теребя молнию на своей куртке. - Ранпо говорит, что в этом замешан охранник, дежуривший прошлой ночью, так что на данный момент он наш главный подозреваемый. Чуя лезет в нагрудный карман своей ужасной красной куртки-бомбера и достает какую-то бумагу, сложенную вдвое посередине (но не очень симметрично). - Вот, взгляни, это досье на него. Дазай берет бумагу, разворачивает ее и быстро просматривает. Ничего особенного не бросается в глаза. В левом верхнем углу есть имя - Канеко Юуто, а справа фотография: круглые щеки, мягкие черты лица, тонкие губы, светло-карие, почти янтарные глаза, которые приятно контрастируют с его темно-каштановыми волосами. Ему 26 лет, и он работает в Художественном музее Мори охранником и оператором почти год. Холост, живет один и не взял ни одного больничного с тех пор, как начал работать. Никаких упоминаний о способностях. - Так… мы знаем, что кто-то со способностью возился с системой безопасности, но главный подозреваемый не является зарегистрированным пользователем способности? - Комментирует Дазай. Чуя кивает. - Что означает, что либо у него есть секретная способность, либо сообщник. - Хм. И что мы знаем о природе этой способности? - Немного. Это изменило запись с камер видеонаблюдения без каких-либо следов технических изменений ни на одном из экранов, файлов или камер. - Интересно. А Канеко? - Пропала вместе с картиной. Дазай хмыкает. - Куникида-сан и Ацуши-кун занимаются этим делом, верно? - Откуда ты это узнал? - Один из моих подчиненных шпионил за ними, - отвечает Дазай. Верхняя губа Чуи приподнимается. - Это жутко. - Это как раз то, что я ему сказал! - Дазай ухмыляется. - Но давай не будем говорить о моем безнадежном подчинённом. У меня к тебе вопрос, Чу-чу. - Он кокетливо склоняет голову набок и удерживает взгляд Чуи немного дольше, чем того требует общепринятая социальная норма. - Твои коллеги отправились на розыск, а тебе поручили скучную работу по осмотру места преступления? - И что такого? - говорит Чуя, и что-то в его тоне подсказывает, что он стремится к отчужденности - явный признак того, что он что-то скрывает. Дазай пожимает плечами. - Ничего, это просто интересный приоритет, не так ли? Кто решил, что это хорошая идея - позволить самому сильному пользователю способностей, с наибольшей страстью к действию, выполнять скучную детективную работу? - Это не скучно, - парирует Чуя. На этот раз в его голосе слышатся явные оборонительные нотки. - Здесь много работы, которую нужно сделать. - О, действительно, что именно? Кроме ожидания моего прибытия и аннулирования эффекта способности, которая используется в системе безопасности… что довольно скучно, потому что это, вероятно, просто подтвердит то, что вы уже знаете - что Канеко Юуто украл картину. - Ну, как детектив, я считаю, что важно иметь определенные доказательства. - А мне кажется, что ты просто хотел провести немного времени наедине со мной, - подбадривает Дазай, слова произносятся с достаточной самоуверенной непринужденностью, чтобы балансировать на грани между серьезным заявлением и шуткой. Чуя рядом напрягается. - О чем, чет возьми, ты городишь? На его лице появляется откровенно странное выражение, от которого смех застревает в горле Дазая. - Да, о чем я вообще могу говорить? - Дазай прищуривает глаза и постукивает пальцем по губам. - Ты знал, что мне придется прийти сюда и аннулировать возможность, которая портит записи с камер видеонаблюдения, поэтому ты спросил, можешь ли ты провести расследование в музее. Я в чем-то ошибся? Чуя с трудом сглатывает, затем пожимает плечами, как он делает, когда не хочет уступать, но и не хочет лгать, и Дазай радуется своей правоте. - Я польщен, - он мурлычет и, не дожидаясь ответа Чуи, с плавной грацией шагает через комнату к почти скрытой двери в стене, которая, предположительно, ведет в комнаты охраны. Дазай роется в поисках удостоверения личности с полным доступом, которое, как он знает, лежит где-то у него в кармане - просто ему очень трудно его найти. Чуя протягивает руку вперед, и это выглядит так, будто он собирается его обнять, по поводу чего у Дазая возникает миллион противоречивых эмоций: обычно он не большой любитель обнимашек, но из этого правила есть исключения. Чуя - одно из них, но это просто так неожиданно, и присутствует определенное чувство неловкости, связанное с непривычным чувством непонимания того, что происходит. - Что ты де... - Ты ищешь свой ID, так ведь? - спрашивает Чуя. В его голубых глазах блеск, а губы слегка изгибаются, как будто он что-то знает, но предпочитает молчать. Он достает значок из нагрудного кармана Дазая и поднимает его, как медаль. - Та-да, - возглашает он. Сердце Дазая бьется в забавном отрывистом ритме, который он изо всех сил пытается вернуть к чему-то, напоминающему более нормальный ритм. - Ой. Вот куда я... гм... положил его, - хрипит он, слова вылетают из его рта медленно и сбивчиво. Чуя машет значком перед носом Дазая с самодовольной ухмылкой на лице. - Чего это ты? Не можешь сориентироваться в собственных карманах? Дазай прочищает горло и забирает обратно свое удостоверение личности, прежде чем помахать им перед сканером у двери. Она распахивается с легким скрипом, который трудно определить - ни невинный, ни зловещий. Они переступают порог и попадают в длинный коридор, похожий на туннель. Окружающие стены ослепительно-неуютно - белые, и у Дазая мелькнула мысль, что такого пустого пространства, с такими голыми стенами, не должно быть в музее - даже если это зона "только для персонала". Отсутствие ярких картин, скульптур, арт-инсталляций или чего-то еще вызывает у него легкий дискомфорт. Словно он переступает границу; как будто нагота в коридоре не должна быть кому-то видна. Здесь нет окон - только резкие пятна над головой освещают их путь. Отсутствие естественного освещения просто немного душит, и Дазаю приходится второй раз за день напоминать себе, что у него нет клаустрофобии. И это к счастью, потому что если бы у него такое было, то он был бы сейчас практически на грани. Шум в ушах и потные ладони, должно быть, являются побочным продуктом низкого уровня сахара в крови - всему есть рациональное объяснение. Он опускает взгляд, и по мере того, как они продвигаются вперед, он держится к Чуе ближе, чем обычно. Накахара бросает взгляды в сторону Дазая, и они почти выглядят обеспокоенными. - Ты выглядишь немного бледным. Все в порядке? - Превосходно, - отвечает Дазай, но он едва слышит свой собственный голос из-за ужасного шума в ушах, который ревет, как разъяренный океан внутри его черепа. Чуя резко выдыхает через нос, своим пыхтением словно говоря: "Я тебе не верю". К счастью, он не продолжает настаивать на этом вопросе, и, хотя он выглядит удивленным, он также не комментирует, когда Дазай придвигается к нему немного ближе, так что они практически идут плечом к плечу. Они идут в тишине, нарушаемой только стуком их шагов по твердому полу - своего рода тихое взаимопонимание, которое говорит о тех вещах, которые невозможно выразить словами. Да, в молчании есть особое удовольствие.