Тихий гул вентиляции подобен отдаленной протяжной ноте расстроенного органа. Это звучит зловеще и довольно немузыкально сочетается с их гулкими шагами, когда они движутся по длинному узкому коридору (который, как может предположить Дазай, ведет в секретное подземелье или что-то в этом роде).
-
Ауч. - Он свирепо смотрит на высокую охранницу, которая - очень невежливо - ведет его за собой. - Вы очень грубы со мной, офицер. Неужели вы не понимаете, что я нежный маленький цветок.
Высокая женщина лишь сильнее сжимает его предплечье.
- Заткнись.
Дазай дуется на нее, но она, кажется, абсолютно невосприимчива к обаянию. Жесткая хватка ни на йоту не ослабевает.
- Ты вообще знаешь, кто я? Кто мой отец? - спрашивает он с ноткой нытья богатого ребенка в своем исполнении праведного негодования.
Ответом на его вопрос было преувеличенное закатывание глаз, что, конечно же, является для него не более чем стимулом продолжать свое великолепное актерское мастерство.
- Итак, мой папа. Он в некотором роде важен - и я тоже, э-э... в более широком смысле, - заикается он, являя собой идеальное воплощение пьяной логики. — И поэтому я могу делать все, что захочу, потому что я… потому что я так сказал, и если я захочу утопиться в…
-
Пожалуйста, заткнись.
- ...Хорошо, - соглашается Дазай, - но только потому, что ты сказала ”пожалуйста".
Они останавливаются перед узкой, глубоко посаженной дверью.
Мускулистый охранник открывает дверь большим ржавым ключом, похожим на тюремный, и толкает ее - она драматично скрипит, ее петли требуют масла так, что Дазай морщится от дискомфорта. Или сочувствия. Или что-то в этом роде. Он точно не уверен.
Мужчина лениво засовывает ключ обратно в карман и заходит в комнату, Чуя плетется прямо за ним, руки небрежно засунуты в карманы, но плечи сжаты в напряженной настороженности.
Дазай и высокая охранница, которая держит его в своих довольно милитаристских тисках, стоят последними в очереди.
- Вперед. - Она подталкивает Дазая в комнату сильным толчком, и властные нотки скрываются под визгливой оболочкой ее голоса. - А теперь сядь, - приказывает она, как будто разговаривает с собакой.
Она указывает на шаткий стул, стоящий прямо посреди маленькой комнаты, на который прямо падает верхний луч прожектора, окрашивая его в пыльный флуоресцентный оттенок, что делает его похожим на какой-то реквизит для допроса в стиле ангст-эстетики.
Очаровательно.
Тем не менее, это очень неудобный и неустойчивый на вид стул - тонкие металлические ножки, жесткое сиденье и деревянная спинка. Дазая возмущает инстинктивное чувство родства, которое вызывает в нем эта вещь.
Он моргает, глядя на нее. Переминается с ноги на ногу, но не двигается с места. Выигрывает немного времени. Отводит взгляд в сторону, чтобы более детально изучить комнату.
Большую часть пространства занимает длинный письменный стол из красного дерева. На нем беспорядочно разбросаны стопки бумаги, стоит изящный стационарный компьютер (с заставкой в виде розово-фиолетового космического неба) и Манеки-нэко, используемого в качестве пресс-папье.
В углу есть небольшой столик с напитками, но, к большому разочарованию, там нет выпивки. Вместо благословенного алкоголя здесь стоит высокий хрустальный графин причудливого вида, наполненный прозрачной жидкостью, в которой Дазай узнает воду (как знаток, он без труда различает визуальную разницу между водкой и разбавленной водой). Рядом с ним стоят пластиковые стаканчики. Это... поразительно диссонирующая декоративная композиция.
Дазай отвлекся от своего анализирующего просмотра, когда охранница стучит его по плечу и прочищает горло.
- Пожалуйста, сядьте, - повторяет она, энергично указывая на шаткий стул.
- Но, конечно, - отвечает Дазай на высокой ноте, улыбаясь от уха до уха. - Для тебя все, что угодно.
Он делает несколько легких шагов к стулу и безропотно опускается на него. Существо жалобно вскрикивает, и Дазай внутренне морщится, но скрывает свое замешательство, принимая непринужденную позу.
Он прижимает картину к груди и дрыгает ногами в необычном ритме.
- Я сижу! - заявляет он громко и радостно.
Охранница испускает вздох, который звучит как раздражение, смешанное с чем-то еще.
- Да, я это вижу.
На нее это, похоже, не произвело впечатления. Очень впечатляюще: в глазах та отчетливая пустота, которая явно напускается только для того, чтобы выглядеть сварливой, губы сжаты в тонкую линию, складывающуюся в насмешливую гримасу.
Если бы не торжествующий взмах ее запястья, когда она делает несколько поспешных шагов назад и захлопывает дверь, Дазай мог бы почти попасться на ее удочку - а так, он не сомневается, что в глубине души она совсем не довольна всем этим фарсом.
Осаму полагает, что большинство людей, в глубине души, жаждут немного драмы.
И это забавно.
Он невинно подмигивает ей, не то чтобы вызывая на откровенность, но с достаточной застенчивостью, чтобы заставить любого почувствовать себя неловко. В ответ она отводит взгляд. А потом - может быть, ради того, чтобы хоть что-то сделать - она подходит к столику с напитками и нетвердой рукой наливает себе воды.
Жидкость переливается через край - из пластикового стаканчика на стол выплескиваются капли, похожие на блестящие мокрые жемчужины.
Это настоящий бардак, но, похоже, ей все равно.
Дазай съеживается от такого зрелища, внутренняя этика Коё заставляет его чувствовать, что его деликатные чувства, возможно, оскорблены таким наглым пренебрежением к порядку.
Охранница делает большой глоток воды и удовлетворенно выдыхает воздух через рот, снова опуская чашку.
- Что за ночь, - монотонно комментирует она - произвольное заявление, которое Дазай легко воспринимает как волнение.
- К вашим услугам, - язвительно отвечает он и одаривает ее любезной улыбкой, настолько искренней, насколько позволяют обстоятельства (что не очень искренне, но, по крайней мере, у него вполне добрые намерения).
Он откидывается на спинку стула, который снова резко скрипит и крякает при движении - нестройным тоном напоминая о том, что вот-вот сломается. Дазай решительно отключает предательскую часть своего проклятого мозга, которая приходит к выводу, что весь этот визг из-за того, что он слишком тяжелый. Это неуместная мысль.
- Где я? - спрашивает он, отвлекаясь на более насущную задачу - соблюдение приличий. - Это и есть та загробная жизнь, о которой я мечтал?
- Нет. - Глаза мускулистого охранника посерьезнели, и он не смотрит прямо в глаза Дазаю, когда отвечает на его вопрос. - Здесь ты можешь отоспаться. - Это сказано с ревнивой тоской человека, который долгое время не спал как следует.
- А-а-а, - тянет Дазай, закидывая ногу на ногу, но продолжая балансировать так, чтобы не вызывать новое скрипение стула (чтобы не раздражать всех вокруг). - Это страна спящих красавиц.
Охранник без энтузиазма кивает.
- Думаю, да. - Он засовывает руки в карманы и тяжело вздыхает. Воздух выходит у него изо рта, и ноздри Дазая наполняет слабый запах мятного ополаскивателя для рта.
Это не то чтобы очень неприятно, но как-то
чересчур. Он подавляет мгновенный порыв сморщить нос и отвернуться - вместо этого ошеломительно улыбается.
- Тооооооо есть...… если я засну, то стану принцессой? - спрашивает он, отрывая одну руку от картины, чтобы поднять ладонь и приложить палец к губам - вероятно, сейчас у него такой вид, будто он глубоко задумался и хочет подольше удержать в голове чудесные мысли, прежде чем они сорвутся с его губ.
На самом деле он не слишком зацикливается на этом, он вроде как уже точно знает, что чувствует, когда его сравнивают с принцессой.
Впрочем, никому не обязательно это знать.
Чуя тихо смеется со своего места у двери.
- Да, я почти уверен, что логическим завершением всего этого является то, что ты - принцесса, которой нужно хорошенько выспаться. - Такое предложение, сказанное в шутливом тоне, может легко сойти за шутку, не имеющую никакого смысла.
И все же… Дазай поворачивается на своем месте; интуитивно ищет признания, которого он жаждет больше, чем хочет признать. И возможно. Только возможно, Чуя - тот самый безопасный человек, которого можно просить о таком...
Дазай склоняет голову набок.
- Я принцесса? - спрашивает он тихим голосом, надеясь, что это прозвучит скорее как любопытство, чем как мольба.
Лицо Чуи светлеет, удивление и восторг наполняют полутемную комнату.
- Да,
ты принцесса, - говорит он с абсолютной убежденностью, не оставляя места для возражений.
Дазай замечает отдаленное вихревое ощущение, танцующее внутри него. Оно распространяется. Это ударяет ему в голову. Он чувствует себя немного неуравновешенным, когда мир переворачивается, и он чувствует, как его сердце падает на дно бесконечной вселенной, придавленное тяжестью легкомыслия.
Все в порядке. Ничего такого, что он не смог бы скрыть, как профессионал.
- Хммм, - невнятно произносит он, приоткрыв рот, который лишь слегка преувеличенно драматизирован. - Как восхитительно… всегда хотел быть принцессой.
Чуя подходит ближе, его походка пружинистая, а искусно взъерошенные волосы развеваются, когда он направляется к Дазаю.
- Ты, - многозначительно произносит он, как будто можно сомневаться в том, к кому он обращается.
Дазай в немом вопросе наклоняет голову.
- Я?
- Ты довольно симпатичный, когда не ведешь себя как заноза в заднице.
- Ладно, достаточно, младший офицер. Больше никакого флирта, - раздается высокий голос охранницы, в котором наряду с резкостью слышится строгое соблюдение трудовой этики. - Возможно, он слишком взвинчен, чтобы вспомнить что-либо из этого завтра, но это все равно неуместно. - Она решительно отпивает глоток воды, не сводя с Чуи пристального взгляда.
И у Чуи, на удивление, интересная реакция. Он отводит взгляд; опускает глаза, постукивая носком ботинка по полу, и бормочет что-то, что звучит как приглушенный вариант “он первый начал”. Его щеки окрашиваются в нежно-розовый цвет.
Просто прелесть.
Дазай чувствует, как смех закипает у него в горле, и не видит необходимости подавлять его. Он выплескивается наружу, хотя и звучит неуверенно.
Чуя вскидывает голову, его глаза сияют ярче гаснущей звезды, когда он смотрит на Дазая. На его лице появляется улыбка. Она застывает на нем, как невысказанное обещание.
И Дазай бесстыдно принимает это заверение. Кладет его в карман, чтобы сохранить как талисман на удачу. Ему не обязательно верить в подобные вещи, чтобы чувствовать себя комфортно.
Он снова зевает, вытягивает руки над головой и при этом чуть не роняет картину с колен.
- Опаньки, - говорит он и снова обнимает картину, обхватывая ее руками и крепко прижимая к себе.
Он откидывается на спинку стула и закрывает глаза. Слегка поворачивается. Снова поворачивается.
Стул на самом деле абсолютно не удобен, и Дазай задается вопросом, возможно ли вообще, чтобы Шуджи - независимо от его предполагаемого уровня зависимости от более или менее легальных веществ - смог заснуть на такой болезненно неудобной поверхности.
Он успокаивает дыхание. Мягко выдыхает через слегка приоткрытый рот, в то время как его поза постепенно становится все более сонной (поза, которая, как он надеется, напоминает идеальную картинку спящего человека.… ну, может быть, не спящая красавица - на это было бы бесполезно надеяться. Скорее
нечто спящее).
Мягкий свет льется сверху. Он танцует под его веками, как прекрасное абстрактное напоминание обо всех тех вещах, на которые ему запрещено смотреть, когда он притворяется, что дремлет.
Голос Чуи сливается с окружающим шумом.
- В общем, - говорит он низким и сбивчивым голосом, впитываемым, как губка, толстыми стенами и безвкусным декором. - Я просто поищу в его сумке и проверю, не набита ли она краденым барах...
вещами.
- Конечно, - раздается в ответ низкий безразличный гул.
На мгновение воцаряется тишина, а затем раздается безошибочно узнаваемый звук звяканья цепочек для сумок, за которым следует неуклюжий шлепок - это мягкая стеганая сумка ударяется о деревянную поверхность.
По комнате разносится негромкий, но резкий щелчок, сигнализирующий о том, что маленький защелкивающийся замок сумки расстегнулся.
Шебуршащий звук. Возня. Царапание.
Дазай слышит отчетливый звук опускаемого в карман пластикового пакета. Едва уловимый, но он есть.
И никто это не комментирует, так что, похоже, Чуе легко сходит с рук небольшое праведное воровство.
Идеальный. Маленькое сморщенное сердечко Дазая трепещет от восторга в форме конфетти.
Раздается еще несколько звуков "шуршания предметов", а затем голос Чуи нарушает зудящую, почти полную пыли тишину.
- Ладно, все выглядит нормально. В его сумке нет краденых вещей. Только телефон и бумажник... и сменная одежда. Богатые люди такие странные.
Раздается звук шагов по полу, и Дазай легко узнает ритм шагов Чуи. Звук нарастает по мере приближения, а затем резко обрывается.
Жар, который, кажется, всегда окружает Чую, словно аура, окутывает чувства Дазая.
И когда Чуя снова начинает говорить, он оказывается достаточно близко, чтобы Дазай мог почувствовать, как воздух колышется от его слов.
- Теперь будет довольно легко забрать картину у “спящей красавицы”, верно?
Ответом становится хруст пластикового стаканчика, который сжимает маленькая, но сильная рука. На мгновение воцаряется задумчивое молчание, а затем:
- Да. Он, вероятно, только наполовину спит, но давайте попробуем.
Дазай все еще цепляется за картину, но он чувствует небольшое изменение в ее тяжести, когда Чуя приближается к нему вплотную.
Пальцы Чуи соприкасаются с его собственными, когда они обхватывают картину.
- Я подержу раму картины, а вы можете убрать его руки, старший офицер? - спрашивает Чуя, как будто ждет ответа. Как будто он еще не принял решение. Как будто он уже не
делает этого - не гарантирует, что именно ему достанется картина, когда ее вырвут из рук Дазая; что именно ему придется позаботиться о том, чтобы вернуть ее на место для выставки.
Умный детектив.
Дазай наклоняет голову в сторону Чуи и хлопает ресницами, словно погруженный в сладкие грезы.
Тонкие, длинные, холодные пальцы, которые явно не принадлежат Чуе, касаются предплечья Дазая. Прикосновение легкое, но почему-то кажется тяжелым. И холодным. Даже сквозь слои одежды и бинтов.
Рука хватает его за запястье и медленно, осторожно разжимает руки.
Дазай не сопротивляется, легко разгибается, сохраняя мышечный тонус пассивным и не реагирующим на указания этих холодных рук.
Вес картины, удерживающий его на земле, поднимается с колен, и ему сразу же становится не по себе от ощущения тяжести, давящей на бедра (хотя он готов пойти на такие жертвы, чтобы осуществить свой план).
- Взял, - шепчет Чуя, и эта тихая, но победоносная мелодия, кажется, адресована непосредственно Дазаю. Это скромный праздник с простой цветовой гаммой. Очень элегантной.
Дазаю хочется улыбнуться, но спящие красавицы не улыбаются, когда их секретные планы идут великолепно, по крайней мере, последнее, что они хотят сделать - это выдать свое прикрытие.
Выражение его лица остается нейтральным и безмятежным, он принимает неловкую позу, вытянув руки вдоль тела, и старается не зацикливаться на том, как ему не хватает чего-то, чем можно было бы их обхватить.
Он слышит знакомое шуршание одежды, ткань униформы Чуи трется о деревянную раму картины. Кажется, Накахара уже направляется к двери.
- Возможно, я должен немедленно отнести картину обратно в выставочный зал? Уверен, что давление воздуха здесь не оптимально для ее сохранности.
- Да, отличное замечание, - раздается похвала в отчетливом, пронзительном голосе охранника, - но, вероятно, на нем было слишком много отпечатков пальцев... Нам нужно предупредить куратора. Я уверен, что это требует какой-то профессиональной экспертизы.
Повисает тяжелая тишина, прерываемая резким вздохом, а затем в тишине отчетливо раздается голос Чуи.
- Позвольте мне позаботиться об этом, чтобы вы могли вернуться на службу.
- Это моя...
- Да, но, как я уже говорил, меня нанял один из организаторов выставки. Мишима-сан ожидает, что я буду отчитываться непосредственно перед ним. Я сообщу ему о ситуации. Он решит, что нужно сделать с картиной.
В комнате снова воцаряется тишина, настолько плотная, что даже отдаленный гул вентиляции, доносящийся на заднем плане, кажется, стихает.
...
- Верно... Конечно, - охранник возобновляет прерванный разговор. - Я и не подозревал, что вы знакомы с Мишимой-саном.
- Вообще-то, обычно я служу его личной охраной, - говорит Чуя, и это звучит настолько уверенно, что трудно не поверить в его слова.
Дазай тихо выдыхает. Он очень доволен неожиданными импровизационными способностями Чуи и думает об этом с чувством законной гордости.
И он остается неподвижным, как статуя, но в душе он вполне заслуженно гладит Чую по голове.
Порыв ветра, слегка пахнущий цитрусами и дешевым табаком (и очень похожий на запах Чуи), ударяет Дазаю в лицо, а затем - ого-го! - раздаются торопливые шаги по полу. Прочь от Дазая.
Дверь со скрипом открывается, а затем с тихим щелчком закрывается.
Необычный и очень нежелательный разряд электрической энергии пронизывает голову Дазая и спускается по позвоночнику, когда он слышит, как стук ботинок Чуи становится все тише и тише, пока полностью не растворяется в эфире. Это не то чувство, которому он может дать название, но, похоже, оно вызывает определенное ощущение... дурного предчувствия.
Честно говоря, настораживает то, как много оставляет после себя присутствие Чуи: небольшое изменение температуры, гнетущая тишина, угасшая яркость - потеря света, о которой Дазай скорбит, прикрыв глаза.
И все это сходится; комната в целом кажется намного более скучной, если не сравнивать ее с мягко-хаотичным присутствием Чуи.
Как же это скучно, что Дазай остался один. Он начинает возмущаться своим собственным планом.
Он издает еще один приглушенный всхрап, выдыхая воздух, как будто это сигаретный дым.
Его голова, словно сделанная из песка, тяжелым грузом лежит на плече. Он прижимается губами к мягкому плотному шелку своего костюма. Это дико неприятно, и если он не будет осторожен, есть реальная вероятность, что дыхание открытым ртом в сочетании со странным углом наклона может привести к слюнотечению. Что, конечно, было бы засахаренной вишенкой в довершение ко сну, который он пытается разыграть, но в то же время... немного слюняво. И "слюнявый", кажется, на несколько уровней ниже звания "принцессы".
Поэтому на выдохе он медленно закрывает рот, немного сдвигается и, наконец, принимает позу, в которой ему становится легче не обращать внимания на то, как напрягается шея.
Он снова делает глубокий вдох, впитывая необычность тихой комнаты, одновременно активно заставляя свой разум оставаться пустым и нейтральным.
Скучно. Мучительно скучно.
А скука - это до боли знакомая форма. Она вписывается в его тело, как второй скелет, каким бы неприятным это ни было.
Это также заставляет его испытывать жестокость, и его пальцы так и чешутся разорвать что-нибудь на части.
Он проверяет внутренние часы, которые постоянно тикают в его скрытом сознании. Это постоянный хронометр, который служит ему с точностью, эквивалентной законам природы.
Пора заканчивать эту шараду. Не нужно сидеть сложа руки и быть безразличным ни к чему... или ко всему. Неважно.
С легким испугом, достойным милого младенца, он резко вздрагивает и открывает глаза.
Две пары глаз немедленно устремляются на него.
Вода наливается из элегантного графина в пластиковый стаканчик. Высокая охранница берет стакан и одним плавным движением скользит по полу - движения скорее точные, чем элегантные.
Она возвышается над Дазаем, как современный небоскреб, такая высокая, изящная и слегка пугающая. Затем она склоняет голову набок, и ее взгляд смягчается, когда она вкладывает пластиковый стаканчик в руку Дазая. Она внезапно проявляет довольно много внимания, и Осаму наслаждается этим бесплатным вниманием.
- Спасибо, я люблю манговый сок, - сияет он, сминая мягкий пластиковый стаканчик и поднося его к губам неуверенным движением, соответствующим его притворному полупьяному состоянию. Вода выплескивается через край и проливается на его белую рубашку.
Женщина всматривается в большое мокрое пятно воды.
- Окей... - В ее голосе слышится удивление, как будто она еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. - Однако, это обычная вода.
- Понятно, - говорит Дазай, глядя сверху вниз на себя и на беспорядок, который он так целенаправленно устроил. Влага просачивается сквозь бинты и давит на ребра, заставляя его задуматься, не заходит ли он слишком далеко в своей великолепной игре - он опять готов возмутиться собственным планом и стратегией.
Ну что ж.
Ces’t la vie.
- Какое разочарование, - бормочет он в свой полупустой стакан с водой.
Охранница хмыкает.
- Как ты думаешь, ты в состоянии уйти? Ты, кажется, не в...
- Все будет в порядке. Я позвоню своему жениху. Он где-то здесь, и он оооочень хорошо заботится обо мне.
Она окидывает его очень тонким оценивающим взглядом, в котором сквозит осуждение.
- Очевидно, нет.
- Чт...А вот и да. Я уверен, что он очень волнуется, - отвечает Дазай, и в его возражении проскальзывает нотка скулежа. - И у меня в голове совершенно ясно.
Она прищуривается, глядя на Дазая, как будто пытается просветить рентгеном правдивость его заявления.
Дазая забавляет ее попытка испробовать что-то подобное, но это, конечно, бесполезно - правда, как всегда, такова, какой хочет ее видеть Дазай.
- Давай я позвоню ему и попрошу встретиться со мной на улице, - говорит Дазай, наклоняя голову и глядя на нее влажными глазами.
Сопротивление ускользает с ее лица.
- Хорошо… Я думаю, ты действительно кажешься немного более адекватным, - признает она, медленно кивая головой. - Позвони ему.
Дазай одобрительно улыбается и достает свой телефон из кармана.
Он делает паузу. Обдумывает варианты. И хотя он легко приходит к логичному выводу, что ему следует позвонить Чуе, также нет сомнений в том, что было бы гораздо интереснее позвонить кому-то, кто менее разбирается в текущем плане.
Он набирает знакомый номер и ждет...
Вечно нетерпеливый голос Акутагавы отвечает на вызов на середине первого гудка.
-
Дазай-сан.
- Дорогой!
- ...Дазай-сан? - В тоне Акутагавы слышится явное замешательство, но в то же время присутствует его фирменная напряженная вежливость.
- Да, да. Мне очень жаль, любовь моя, - поет Дазай в динамик, достаточно громко и пронзительно, чтобы его голос был искажен на другом конце провода. - Я больше так не убегу. Ты можешь встретиться со мной возле галереи? Я хочу домой.
Повисла напряженная тишина, а затем:
- Я...… Простите, Дазай-сан. Я не знаком с этим кодовым языком, который вы используете. Я доложу боссу и дам ему понять, что вы...
- Нет-нет, в этом нет необходимости. Ты можешь наказывать меня сколько угодно, когда мы вернемся домой. Я был очень непослушным.
На другом конце провода раздается какое-то бессвязное бормотание. Дазаю требуется время, чтобы оценить это, прежде чем он прерывает его радостным:
- Это здорово. Увидимся через секунду. Спасибо. Покеееееееда!
Он быстро вешает трубку, пока у Актугавы не случился нервный срыв (в конце концов, он хороший руководитель, который не мучает своих подчиненных больше, чем это строго необходимо).
***
Здоровяк сопровождает Дазая по коридору галереи.
Кажется, он не в восторге от этой задачи, но и не выглядит недовольным, поэтому Дазай принимает ответственное решение не принимать это на свой счет. Когда дело касается незнакомцев, мало что остается личным.
Он волочит ноги по полу, пока они идут бок о бок по коридору, направляясь прямо в приемную. Хватка на его плече относительно слабая, но это лишь легкое напоминание о том, что его ведут.
Это довольно неприятно. Дазай применил бы грубую силу к толстым пальцам, слегка мнущим его плечо, но, тем не менее, он приятно улыбается. Блокирует ненужное напряжение и концентрирует свое внимание на плюсах скользкого, но легкого захвата - в таком случае должно быть достаточно легко сбежать, как только они доберутся до аукционного зала, а также быстро и эффективно украсть проклятую чашу перед тем, как покинуть галерею, чтобы (как надеялся Осаму) никогда больше сюда не вернуться.
План прост. Нужно лишь немного побегать, как дикий хомяк, создавая подходящий отвлекающий маневр - опрокидывание стеклянных витрин должно сработать. Как только безупречно одетая толпа посетителей, охранников и разодетых членов якудзы должным образом отвлечется, он сможет незаметно спрятать чашу в свою сумку.
Но есть одно
но. Дазай считает маловероятным, что все так обернется.
Если только он не недооценил мистера Жутика ранее или неправильно истолковал его намерения - оба варианта маловероятны - этот человек уже украл чашу.
Дазай кусает губы и позволяет боли утихнуть - неприятное, но необходимое напоминание о том, что нужно оставаться более приземленным.
Планируй заранее, но не теряйся в догадках.Мысль, которая словно скользит по льду и звучит очень похоже на голос Мори-сана.
Он моргает, чтобы избавиться от отвлекающих факторов. Меняет свой ориентир.
Они приближаются к аукционному залу. Дазай бросает взгляд на крупного парня рядом с ним, затем преувеличенно зевает и, закинув руки за голову, потягивается, заметно замедляя шаг. Охранник инстинктивно приспосабливается - как это часто бывает с усталыми и отстраненными типами, склонными к усталости, поддающимися внушению и подчиняющиеся капризам Дазая.
Замедлив шаг и выиграв немного больше времени, Осаму бросает долгий взгляд в сторону аукционного зала, когда они проходят мимо. Он готов ударить, если потребуется, но, как и ожидалось, чаши там нет. Ни в стеклянной витрине, ни где-либо еще ее не видно.
Дазай чувствует, как что-то кислое пронзает его изнутри. Он нисколько не удивлен, но, по-видимому, это не удерживает его от чувства горечи.
Что ж, Дазай считает, что это справедливая реакция со стороны его организма - это очень неприятная ситуация ведь вырывать эту штуку из бледных рук Жуткого человека будет непросто.
Он вздыхает и ускоряет шаги, направляясь к главному входу (который, как оказалось, одновременно является и выходом. Дазай очень ценит архитектурную поэзию этого места).
Он покачивается без помощи руки, лежащей у него на плече, тянет за собой охранника так же, как если бы он танцевал вальс, то есть почти не заботясь о своем партнере по танцу.
***
За пределами галереи ночь ярка от искусственного освещения и отблесков драгоценностей богатых людей.
Этого слишком много. Дазай делает глубокий вдох, но воздух тяжелый. Резкий запах города обжигает его легкие и неприятно смешивается с шумом моторов модных автомобилей и болтовней светских львиц, которые бьют по его чувствительным ушам.
Все это вызывает приступ тошноты.
Неприятно, да, но если Дазай позволяет себе обратить на это внимание, к ребрам всегда подкатывает тошнота. В этом нет ничего необычного, и он не может ничего с этим поделать.
Он быстро осматривает помещение... никакого Чуи. Ничего страшного - он, должно быть, поджидает Дазая у запасного выхода.
Осаму просто придется найти кого-то другого, кто сможет сыграть роль запасного обожающего жениха.
Он снова оглядывает окрестности, настраивая радар на легкую добычу. Он знает, что Чуя не любит "тактику манипулирования", но иногда цель должна находить свои средства. И что нужно Дазаю, так это найти кого-то, кто сможет воплотить в жизнь план побега; кого-то, кто ужасно одинок - слишком одинок, слишком неуклюж и слишком нетерпелив, чтобы возражать против игры, в которую хочет поиграть Дазай.
Цель появляется в его поле зрения. Молодой человек с затравленным взглядом и ужасным чувством стиля: солнцезащитные очки на макушке и гладкая кожаная куртка (надетая поверх облегающего костюма пастельно-зеленого цвета) буквально кричат о том, что
он одинок и переживает серьезный жизненный кризис.
В его губах зажата недокуренная сигарета, и он жует ее, как человек, отчаянно нуждающийся в ласке.
Превосходно. Дазай собирается проявить к этому джентльмену некоторую коротенькую привязанность.
Он подмигивает ему, и мужчина приподнимает брови в ответ, его глаза сияют приятным удивлением сквозь тонкие серые клубы дыма, которые причудливыми завитками вьются от его сигаретного-предмета-утешения.
Дазай с широкой улыбкой машет ему рукой.
- Это мой финансист, - объявляет он охраннику, чья рука все еще лежит на плече Дазая.
Охранник хмыкает вместо ответа, и, хотя это звучит как утвердительное хмыканье, он не разжимает хватки.
Не слишком модный молодой человек подходит ближе, и Дазай энергично машет ему рукой.
- Дорогой, не мог бы ты, пожалуйста, убедить начальника охраны отпустить меня.
- Я... э-э-э? - Вежливая улыбка мужчины застывает, его шаги замедляются, взгляд блуждает - даже его дурацкие солнцезащитные очки, кажется, отражают замешательство. Он явно не понимает, что происходит. Что ж, справедливо.
И вполне ожидаемо. Дазай только рад взять управление на себя.
- Разве ты не рад узнать, что со мной все в порядке? Скажи, что ты рад меня видеть.
- ...Я... рад тебя видеть, - вторит ему мужчина довольно неубедительно, словно декламирует отрывок из сценария. То, как он подкрепляет свое выступление затяжкой сигареты, придает немного пикантности его безвкусному стилю.
Дазай смеется.
- Я тоже рад тебя видеть, дорогой, - он наклоняет голову и перемещает свой вес так, чтобы свет уличных фонарей падал на его скулы сверху, заставляя их сверкать. - Пойдем домой. Я устал от этого места - оно ужасно чопорное.
Охранник тихо фыркает.
- В этом ты прав, - соглашается он и, наконец, убирает руку с плеча Дазая. Он поднимает палец и направляет его, как пистолет, на молодого человека, курящего сигарету. - Присмотри за этим, хорошо? - бормочет он, указывая подбородком в сторону Дазая. - Убедись, что он не попадет в еще большие неприятности.
Дазай на мгновение задается вопросом, как он постоянно оказывается в компании людей, которые говорят о нем так, словно его тут нет.
Как угодно.
Он фыркает и натягивает на лицо ядовитую улыбку.
- О, не беспокойтесь об этом, сэр! - говорит он, а затем подходит к своему "жениху" и обнимает его.
Мужчина автоматически отвечает, обхватывая Дазая одной рукой, которая обвивается вокруг него, как удав.
Дазай вздрагивает от ужасающего физического контакта. Тем не менее, он скрывает отвращение, которое волнами исходит от него, за широкой улыбкой и легким тоном.
- Я всегда нахожу себе неприятности, но обещаю вести себя хорошо до конца вечера.
Охранник снова что-то бормочет, его глаза остекленели, а руки сами собой оказываются в карманах.
- Честно говоря, вы можете делать все, что хотите, при условии, что будете делать это подальше отсюда.
- Да, да. Все в порядке. - Дазай легкомысленно машет рукой. - Я могу сказать, что злоупотребил вашим гостеприимством. Он улыбается молодому человеку, которого с-такой-большой-любовью обнимает. - Мы уходим, правда, милый?
Лицо мужчины светится ярче, чем его одежда.
- Я... да? - Он выглядит очень неуверенным в ситуации, но его рефлексы, похоже, хотят подыграть, потому что он еще крепче обнимает Дазая.
Откровенно говоря, это становится невыносимым, Осаму ощущает это прикосновение как липкую влагу, которая просачивается сквозь его одежду и бинты, оставляя пятна на коже.
Он сдерживает недовольный стон. Заставляет его превратиться в пепел в горле, скрывая все беспокойство за бесконечным обаянием.
- Я расцениваю это как ”да", - выдавливает он из себя с вымученной улыбкой на губах.
Забывчивый мужчина отвечает на фальшивую улыбку настоящей, и если бы Дазая заботило сострадание, то он бы пожалел беднягу. А так, он не видит необходимости позволять таким чувствам затуманивать его зрение - в любом случае, отступать уже слишком поздно.
Он переключает свое внимание на охранника, который
все еще стоит там, одновременно отстраненный и непреклонный.
Дазай одаривает его сердитым взглядом.
- Теперь вы можете оставить нас одних. - Он понимает, что это звучит немного, ну… неоправданно грубо, но у него не хватает воли создать иллюзию того, что он обладает навыками общения.
Здоровяк, похоже, не обратил внимания на грубость. Он лениво пожимает плечами и коротко кивает, прежде чем развернуться и направиться обратно в яркую и очаровательную галерею якудза, которая готова-лезть-из-кожи-вон-чтобы-поцеловать-себя-в-задницу.
- Итак...- Мужчина, который все еще крепко обнимает Дазая за талию, смотрит на него невероятно широко раскрытыми и блестящими глазами. - Мне повезло? Ты пойдешь со мной домой сегодня вечером?
Дазай съеживается.
- Ах, насчет этого. - Он высвобождается из отвратительного удушающего захвата. - Прошу прощения за недоразумение. Но нет, я никуда с вами не пойду.
- О, - разумно отвечает мужчина. К счастью, у него хватает изящества и сообразительности, чтобы позволить Дазаю легко сбежать, его рука опускается, а улыбка становится немного фальшивой.
- Так что, прошу меня извинить, - говорит Дазай так настойчиво, как только может, чтобы это не прозвучало слишком грубо.
Мгновение напряженной тишины, а затем мужчина приглушенно произносит “конечно”. Его тон так же безупречен, как и его улыбка (даже если это мало помогает скрыть его разочарование).
Дазай делает шаг назад, постепенно отступая, и поправляет лацканы своего пиджака.
- Мне действительно жаль, и я бы последовал за тобой на край света, если бы у меня не было важных дел, - говорит он, и это вежливая ложь, призванная успокоить мужчину. Но, похоже, это не сработало - лицо этого человека похоже на капли дождя, стекающие по витражному стеклу, и Дазай снова ощущает старую добрую пустоту благих намерений.
Мужчина делает шаг назад, глядя вниз и в сторону.
- Да, ну… спокойной ночи, - говорит он на чуть более радостной ноте, которую Дазай подхватывает своей ослепительной улыбкой.
- И вам того же, сэр. - Осаму коротко кланяется, прежде чем развернуться на каблуках и уйти, высоко подняв голову и насвистывая меланхоличную мелодию.
Его насвистывание действительно оставляет желать лучшего. Это один из тех навыков, которые он, вероятно, никогда не доведет до совершенства (хотя, похоже, дисгармоничные звуки, вылетающие из его рта, соответствуют настроению).
Он достает телефон из сумки, быстро набирает номер Чуи и ждет.
................Ничего.
Дазай хмурится, глядя на телефон. Он может придумать почти бесконечное количество совершенно веских и невинных причин, по которым Чуя не брал бы трубку. Вот только - назовите это интуицией, назовите это логикой - у Дазая есть сильное подозрение, что настоящая причина немного более драматична.
Потому что
Чуя не стал бы игнорировать звонок просто так, не так ли? Мысль верная, но неприятная - Дазай не может принять ее без ощущения, что она обрушивается на него, как гильотина.
Дазай засовывает руки в карманы и продолжает обходить здание так быстро, как только может, не привлекая внимания. Задрав нос к безлунному небу, он непринужденно болтает руками по швам и пружинисто шагает. Ему ужасно хорошо удается выглядеть как человек, который не знает, что такое беспокойство…
Когда он заворачивает за угол здания, толпа людей, которая, кажется, накатывает на токийские улицы подобно волнам, заметно рассеивается.
Он делает глубокий вдох через нос и легкий выдох, который уносит легкий ветерок. Когда естественный запах города не заглушается ароматом духов богатых людей, он пахнет асфальтом и чем-то еще, что по большей части неприятно, но в то же время очаровательно.
Следуя изгибам узоров на тротуаре, Дазай делает еще один поворот.
Неприятное ощущение холода начинает охватывать его тело. Оно движется, как скользкие щупальца. Обвивается вокруг его запястий и ступней. Подбирается к его внутренностям, где хватает и сжимает. Тяжело.
Он снова чувствует тошноту, и на этот раз она настолько сильная, что ее невозможно игнорировать. Он узнает это чувство.
Это та вещица. Чаша.
-
Я так и знал, - тихо шепчет Дазай, и эти слова холодят его собственные губы.
