лето '78

— Может, вызвать скорую? — Это всего лишь обморок, он сейчас придет в себя. Разум постепенно начал проясняться. Эван открыл глаза, все плыло перед ним, он с трудом разглядел два размытых силуэта. Что-то ледяное плеснуло ему в лицо, и он окончательно пришел в себя. Отец держал бутылку с водой, мать поднесла к носу Эвана нашатырь. — Мне нужно в больницу, — пробормотал Эван, лихорадочно озираясь по сторонам. — В больницу… срочно. Сколько времени прошло? — Несколько минут, — ответила миссис Розье, помогая своему сыну подняться. Как только он восстановил равновесие, Эван рванул ко входной двери. — Ты никуда не пойдешь, — строго приказал мистер Розье. Эваном мигом овладела ярость от его тона. — Нахуй пошел! — он показал два средних пальца и, воспользовавшись эффектом, выбежал на улицу, громко хлопнув дверью. — Не надо так с ним, его друг серьезно ранен, — услышал он голос матери из открытого окна. — От этого друга одни проблемы. Он совсем испортил Эвана, ты это видела? Дальше он уже не слышал. Его мелко трясло, он запрыгнул на велосипед и помчал в сторону больницы. Ему нужно было лично убедиться, что Барти живой, ну или же в обратном… Конечности ныли, но Эван не останавливался ни на секунду. Уже темнело, тени спустились на улице, холодный ветер дул прямо в лицо. Но Эван не реагировал ни на что. Он приехал в больницу и, прежде чем подойти к стойке регистрации, осмотрелся вокруг. Кроме медицинских работников, в такое позднее время почти не было ни посетителей, ни пациентов. — Эван! — он обернулся и увидел миссис Крауч, она махала ему рукой. Эван почти бегом направился к ней. Но остановившись перед ней, он опешил. А вдруг миссис Крауч винит его в случившемся? Выглядела она неважно: ее глаза были красными от множества пролитых слез, локоны распались и запутались, она казалась постаревшей и осунувшейся от горя. Эван не мог ничего ответить этой милой, но странной женщине, лишь выжидающе смотрел на нее: «Как он?» — Я знала, что ты придешь. Рада, что мы пересеклись. Пойдем присядем, — сказала она. Эван сел рядом с ней, его нога подпрыгивала от нервов. — Только что приходил врач. Сказал, его чудом удалось спасти. Он еще не пришел в сознание. Она печально вздохнула и достала платок, чтобы промокнуть вновь выступившие слезы. У Эвана сразу отлегло: Барти жив, это самое главное, а остальное как-нибудь уляжется. — Врачи не обнаружили никаких следов алкоголя или веществ, — продолжила миссис Крауч. Голос ее ослаб, Эвану пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать. — Если они решат, что это попытка самоубийства, то после выписки Барти могут отправить в психдиспансер. — Все будет хорошо, он поправится и вернется домой, — Эван не знал, что еще сказать в поддержку, поэтому ограничился простыми фразами. Он сам старался поверить в них. — Он говорил вам что-то перед… этим? — Нет, он не был дома, — миссис Крауч всхлипнула. — Я ждала его после работы, уже приготовила ужин. Включаю новости — а там он… Мой мальчик… Она была на грани того чтобы разрыдаться, Эван поспешил ее обнять. — Несколько переломов, но сотрясение небольшое, — она немного помолчала и продолжила: — А ведь все шло так хорошо, он почти оправился от… — она оборвала фразу и замолкла. — От чего? — спросил Эван. До этого момента он думал, что у Барти было все хорошо, ни о чем таком он ему не рассказывал. — Разве он не рассказывал тебе? — она подняла заплаканные глаза на Эвана. У него сжалось сердце. — Его отец разбился в автокатастрофе, он сильно напился и не справился с управлением. Это случилось буквально за месяц до выпуска Барти из школы, чуть больше года назад. Эван забыл как дышать, что-то внутри перевернулось с ног на голову. Миссис Крауч плотно сжала губы, ей было очень тяжело вспоминать это снова. — Это очень ударило по нам. Барти ведь так мечтал поступить в университет в Париж и когда-нибудь стать писателем. Он был очень хорош в литературе, настоящий талант. Но с тех пор он больше ничего не писал. Несколько месяцев он пролежал в постели, почти не ел и не выходил из дома. Я отвела его к психиатру, он выписал таблетки, но от них стало только хуже, поэтому я перестала покупать их. С ним нельзя было даже поговорить, он молчал неделями. Одному богу было известно, что творилось у него в голове. Но затем он все же начал выходить в мир. Ходил на вечеринки, приводил домой парней и девушек, наконец-то стал улыбаться и смеяться. Но я-то знала, что ничего не изменилось, что ему все так же тяжело. Однако мой долг как матери — делать все, чтобы мой сын был в порядке. Эван помолчал, переосмысливая слова миссис Крауч. Внезапно Барти открылся ему в другом свете. Эван понял, что на самом деле почти не знал его. — Я даже не мог и подумать, что он такой… — выдохнул Эван. — Когда я был с ним, он… он был самым веселым и жизнерадостным человеком, которого я знаю. — Как я уже сказала, Барти водился с множеством парней и девушек, — миссис Крауч грустно улыбнулась. Она успокаивающе погладила его по голове, Эван постарался улыбнуться в ответ. — Но больше трех раз никого из них я не видела. К тебе же он относится совсем иначе. Я сразу увидела это между вами. Я же мать, я все понимаю. Он смотрел на тебя по-другому. Увидев тебя, я подумала: наконец-то мой мальчик снова станет счастливым. Эван больше не мог это терпеть. Слезы полились сами. Он всхлипнул и прижался к миссис Крауч. Внезапно ему захотелось рассказать ей все, о том, что они поссорились и что это из-за него Барти попал в больницу. Он уже открыл было рот, но миссис Крауч его опередила: — Но вчера он привел домой другого. Тогда я поняла: что-то случилось между вами. Вы поссорились, да? — Эван кивнул, перед глазами все плыло от слез. — Здесь нет твоей вины, родной. Ему очень тяжело, даже я не всегда понимаю его поступки. Но тебя я не виню, и ты не вини себя. — Мне очень жаль, что так вышло, — все, что мог ответить Эван. Но от разговора с миссис Крауч ему стало немного легче. У Эвана не осталось сил думать о том, что будет с ними дальше. Он был совершенно опустошен. В просторном коридоре было так тихо, любой шорох отскакивал от голых стен, тусклый больничный свет нагонял тоску. К ним подошла медсестра, невысокая женщина с добрыми глазами. Она обратилась к ним с сочувствующей улыбкой: — Пациенту нужен покой. Через пару дней он придет в себя. А сейчас вам следует пойти домой и отдохнуть. Они кивнули и вышли на улицу. Остановились на перекрестке, им нужно было в разные стороны. Миссис Крауч обняла Эвана еще раз. — Я буду приходить к вам, если вы не против, — улыбнулся Эван. — Вам, наверное, потребуется помощь, пока Барти в больнице. — Буду рада видеть тебя еще, — ответила миссис Крауч, и они разошлись.

•••

— Эван, к тебе гости! — зазвучал из коридора голос миссис Розье. Эван удивился: он никого не ждал сегодня. Прошел только один день с момента катастрофы, он не был настроен контактировать с людьми. Он спустился на первый этаж. Мать указала на входную дверь, у которой неловко топтался… — Регулус? — удивился он. Увидев Эвана, Регулус внезапно обнял его, со всей силы прижав к себе. — Я узнал, что произошло. Sorry, I'm so sorry, Эван… — торопливо зашептал Регулус. Эван похлопал его по спине. — Тише, тише, Реджи. Ну, пойдем, нечего на пороге стоять. Регулус неловко переступил порог комнаты Эвана. Дальше он не продвинулся, нервно бегал взглядом по плакатам на стенах и мебели, теребил рукава легкой белой кофточки и нещадно кусал губы. Эван ждал, когда Регулус пройдет в комнату. — Ну? — поторопил Эван, обводя рукой комнату. — Присядь уже где-нибудь. — Ты меня ненавидишь? — Что? Регулус наконец-то присел на край кровати, по его позе было видно, как он напряжен и… напуган? Он выглядел как затравленный зверек, а темно-серые глаза застилала мутная пелена. Он часто-часто заморгал, стараясь не заплакать. Набрал в легкие побольше воздуха, а затем выдал: — Меня мучает совесть, это я во всем виноват, я повелся на его флирт как маленькая девчонка, я не должен был идти с ним, не должен был, теперь я разрушил ему жизнь, и тебе тоже, поэтому я пойму, если ты меня теперь ненавидишь. — Регулус звучал истерически, он протараторил почти на одном дыхании, а потом спрятал лицо в руках. — Мне так стыдно… — Регулус, ты чего?.. — Эван осторожно присел рядом с ним и погладил по спине. — Я тебя не ненавижу. — Точно? — Регулус наконец посмотрел на Эвана. Тот кивнул. — Сначала я никак не отвечал ему, честно говоря, я был просто в шоке и плохо понимал, что происходило, все это было так неожиданно. Но потом Барти сказал мне, что вы решили остаться друзьями и между вами не было ничего серьезного. Будь по-другому, я бы даже не посмотрел в его сторону, из уважения к тебе! Решили остаться друзьями. Вот значит как. — Это правда? — спросил Регулус, после того как Эван ничего не ответил. Он выглядел как самый грустный маленький зверек на планете, его раскаяния хватило бы на всех провинившихся людей Франции. — Я и сам уже не знаю, — вздохнул Эван. — Столько всего навалилось, я запутался. — Oh fuck, — Регулус даже матерился как представитель высочайшего общества. — We have made a pretty hash, как говорят в Англии. Наломали же мы дров… — Это уж точно. — То есть ты меня не ненавидишь? — Регулус, прекрати! — воскликнул Эван. Блэк виновато хихикнул. Короткое хихиканье переросло в слегка истерический смех, они долго не могли успокоиться. — Ненормальный, — Регулус толкнул Эвана в бок, заставив его вскрикнуть и снова засмеяться. — На самом деле я так рад, что ты все еще считаешь меня своим другом. Ты мой первый настоящий друг здесь… Ты правда такой классный, Эван! И Регулус внезапно поцеловал его. Так резко и быстро, что до Розье дошло не сразу, и он завис. — Ты что… — Oh sorry, Эван, я случайно! Это ничего не значит, — Регулус сам испугался не на шутку, он густо покраснел от стыда. — Никакой романтики, я не буду больше рушить твои отношения, и вообще ты не в моем вкусе… — Регулус, успокойся, — прервал его Эван. Когда Регулус был напуган, его речь превращалась в быстрый поток бессвязных мыслей, а акцент сильнее проявлял себя, из-за чего его становилось трудно понять. Он тут же замолк и захлопал ресницами. А Эван усмехнулся: — Значит, я не в твоем вкусе? — Ты издеваешься надо мной, Эван Розье, — Регулус схватил ближайшую подушку и ударил ей Эвана. Регулус остался у него до вечера. Не для того чтобы они смогли отвлечься, как раз наоборот — они все обсудили вдоль и поперек, выговорились друг другу и сравнили свои истории. Они пока не пришли ни к какому выводу, но зато теперь их совесть была чиста друг перед другом. — Так значит, вы трахались? — безучастно спросил Эван. Они лежали на полу посреди комнаты и глядели в потолок, их мизинцы соприкасались. Эван зажег сигарету и выдохнул клуб дыма. — Да, — последовал такой же ответ. Не глядя на Эвана, Регулус выхватил у него сигарету, затянулся и стряхнул пепел в стоявшую между ними пепельницу. — И как оно? — Ты действительно хочешь знать? — Ну, за эти пару дней я так много всего узнал о нем, — Эван повернулся к Регулусу. — Так что мне уже не страшно. — Нормально. — «Нормально»? — Ну, — Регулус неопределенно помахал рукой в воздухе, — мне понравилось, но. Не было чувств, что ли. — Не было чувств, — снова как ребенок повторил за Регулусом Эван. — Готов поспорить, он представлял на моем месте тебя, — усмехнулся Регулус. — Может, поэтому он так быстро… — Все, Реджи, хватит! — Эван наклонился над ним и закрыл ему рот. Регулус начал шутливо отбиваться. — Эй, я имею в виду, что ты секси, — возмутился Регулус, когда наконец освободился от хватки Эвана. — Странные у тебя комплименты, Реджи, — он снова лег на пол, но теперь смотрел не в потолок, а на своего друга. Регулус отзеркалил его позу. — А у вас с ним были эти чувства в постели? — Однозначно.

•••

— Тебе нужно с ним увидеться. — Я не знаю, Реджи, а вдруг я увижу его и захочу убить? А вдруг реально убью? — Эй, я шел сюда с тобой не ради того, чтобы мы пошли обратно, — Регулус требовательно затопал ногой. — Но если все же убьешь, то я как настоящий друг помогу… как у вас говорят… замести следы. Эван взял Регулуса с собой в качестве моральной поддержки, в одиночку он ни за что не решился бы прийти сюда еще раз. И сейчас он топтался у главного входа в больницу, не решаясь идти дальше. Видимо, момент, когда ему нужна была поддержка, настал. Регулус начал подталкивать Эвана ко входу, какое-то время Розье противился, но в конце концов сдался перед его упорством. Медработница провела их к палате, в которой находился Барти. Остановившись перед самой дверью, Эван крепко сжал руки в кулаки и глубоко вдохнул. — Нет, Реджи, я так не могу, — сдался он. — Может, ты зайдешь со мной? — Я последний, кого Барти захочет видеть, тем более, после случившегося, — возразил Регулус. — Мы ведь даже не друзья. Я подожду тебя здесь. Давай, я в тебя верю! И Эван, закрыв глаза, зашел внутрь. Медсестра сообщила, что зайдет за ним через двадцать минут, и оставила их наедине. Он открыл глаза и осмотрелся: палата предназначалась только для одного человека. И этот человек не отрывал пустого взгляда от окна. Никакой реакции. На Барти не было живого места, открытые участки кожи пестрели множеством синяков, порезов и ссадин. Ребра были перебинтованы, сломанная рука в повязке лежала согнутой, из-под одеяла виднелся гипс на ноге. Под глазами залегли синяки. — Привет? — Эван совсем растерялся. Он занял стул рядом с койкой. Барти все же удостоил его взглядом. Этот взгляд был таким тяжелым… но что-то в нем загорелось, совсем хилое, тем не менее это «что-то» немного развеяло пустоту. — Твоя мама передала тебе печенье, — он достал из сумки коробку и поставил на тумбочку. — Она сама испекла, сказала, это твои любимые. Но Барти на печенье даже не взглянул, он прожигал взглядом Эвана. — Зачем ты пришел? Эван изо всех сил старался собрать свое сердце по кусочкам. Пересилив себя, он посмотрел Барти в глаза. — Чтобы убедиться, что ты в порядке. — Я не в порядке, Эван. Я не в порядке, Эван, на самом деле я испугался настоящих чувств и решил сбежать от них, тем самым я все испортил и осознал, что моя жизнь имела смысл, когда в ней был ты, но теперь стало слишком поздно, лучше бы я закончил начатое и разбился насмерть. Эван взял его за руку. — Я тоже. Я тоже не в порядке. Секунды растянулись на часы, время как будто остановилось. Эван нежно гладил его здоровую руку, вырисовывал круги на ладони. Он вспомнил, как делал то же самое, когда Барти подрался ради него. Казалось, прошла целая вечность с того дня. За окном шумело море, даже с такого расстояния его было слышно. Шелестела листва, пели птицы — там, за окном, кипела жизнь, пока здесь, в пустой и холодной палате, жизнь замерла. — На самом деле, я все еще зол на эту ситуацию, правда, — продолжил Эван почти шепотом. — Но я пришел не для того чтобы поговорить. Не сейчас, но в другой раз. Мы должны будем поговорить. Барти снова промолчал, но крепче сжал руку Эвана в своей. Он отвернулся, между бровей пролегла складка, либо он о чем-то задумался, либо переломы и синяки вновь напомнили о себе болью. Эван боялся отпустить его, вдруг он снова уйдет, только в этот раз навсегда. — Я принес тебе кое-что еще, — Эван одной рукой порылся в сумке и достал оттуда блокнот. — Вообще-то, мы с твоей матерью поладили. В этом блокноте — черновики стихов и рассказов, которые я писал в школе. Взгляд Барти говорил громче всяких слов. Он хмуро уставился на блокнот, ему было несложно сложить два и два, чтобы все понять. — Перечитывать его было забавно, — Эван улыбнулся одними уголками губ. — После выпуска я решил, что больше не буду ничего писать. Может быть, когда-нибудь и буду, но только для себя… Вообще, я никогда не показываю свои черновики кому попало, ну разве что, профессору, но это не считается. Барти понял, к чему он клонил, и резко одернул руку, отвернувшись. А ведь все шло так хорошо, но видимо, Эван надавил на что-то больное, И он даже догадывался, на что именно, поэтому продолжил: — Послушай, я не жду от тебя того же, Барти. Не сейчас и не через месяц. Просто захотел сам сделать шаг вперед. Ведь всегда надо двигаться дальше, верно? Ты можешь и не читать их, но пусть он пока будет у тебя. — Время посещения закончено, мистеру Краучу-младшему нужен отдых. — Медсестра зашла в палату. — Уже иду, — отозвался Эван и встал с места. Он взглянул на Барти в последний раз. — Мне прийти завтра? — Нет. Пожалуйста, не приходи больше. Пожалуйста, не приходи больше, мне слишком стыдно, я никогда не искуплю свою вину перед тобой, я даже не могу открыться тебе по-настоящему. — Ну, как все прошло? — Регулус взял лицо Эвана в руки. — Нам не нужно напиваться до потери пульса? — Как минимум я не задушил его прямо в койке, — попытался пошутить Эван. — Но такое чувство, что меня самого будто убили. Он сказал больше не приходить к нему. — О, ему просто нужно подумать над своим поведением, — Регулус похлопал его по щекам и улыбнулся. — Я горжусь тобой, Эв. Думаю, оно и к лучшему, что вы проведете целый месяц порознь. Зато сможете успокоиться, все обдумать и принять лучший для вас выбор. — Хотелось бы в это верить, — вздохнул Эван. — А знаешь, все-таки напиться — хорошая идея. — Отлично, — Регулус взял его под руку. — Будем пить виски у меня дома и слушать пластинки. Даже не надейся, я не пущу тебя в клуб, в таком-то состоянии. — Как я буду жить без твоей заботы, когда ты уедешь? — усмехнулся Эван. — Серьезно, Реджи, ты лучший. — Не волнуйся, я буду приезжать сюда каждые каникулы, а в остальное время звонить по телефону. Если бы не Регулус, он бы не справился со всем этим. Все было слишком тяжело для одного Эвана.

•••

Регулус оказался прав. За прошедший месяц Эван почти полностью остыл и успокоился. Да, долгое время он не спал сутками, выходил гулять ночью и много, очень много рефлексировал. В первые дни было тяжелее всего, свежие раны снова открывались, когда он вспоминал обо всем этом. Но сейчас это снова было обычное лето. Было позднее утро. Эван лежал на кровати, слушал музыку на своем плеере, ел нарезанные яблоки и читал книгу — «Великий Гэтсби» Фицджеральда. Читал и делал пометки карандашом. Кто-то постучался в дверь, Эван снял наушники, отложил книгу, положив карандаш между страниц в качестве закладки, и крикнул: — Войдите. Вошел отец. Эван нахмурился: обычно он не стучался, либо заходил сразу, либо дверь комнаты и вовсе была закрыта на замок. Мистер Розье держал в руках что-то прямоугольное, обернутое в крафтовую бумагу — похоже на посылку. — Кто-то оставил у входа. Кажется, это тебе, — мистер Розье протянул сверток Эвану, тот нахмурился, но взял посылку. — Я не читал записку, но кажется, это от твоего друга. — С каких это пор ты так спокойно говоришь о моих друзьях? — Эван скептически выгнул бровь. — Я это к чему вообще, — его отец прокашлялся, — ты мог бы пригласить его к нам. И другого, того, что с длинными волосами, тоже. — Сейчас вроде август, а не первое апреля, папа, — рассмеялся Эван. Но взглянув на своего отца, тут же перестал. — А, ты не шутишь… Ну хорошо, я приглашу их, как будет время. Мистер Розье улыбнулся. У Эвана были такие же белые волосы и светло-серые глаза, как у него, но черты лица достались от матери. Отец молча рассматривал его, словно знакомился с ним заново. Взгляд упал на часть татуировки, выглянувшую из-под летних шорт. — Давно она у тебя? — спросил он, но потом сам же и ответил: — Давно. Зажила уже. — Долго заживала. Но бить оказалось не так больно. — Эван решил встать и показать ее целиком. — Правда классная? — Хорошая, — нейтрально ответил мистер Розье. Но Эван был бесконечно рад даже этому. Отец уже подошел к двери, чтобы выйти, как вдруг Эван его окликнул: — Подожди! Э-э… — он неловко почесал затылок. — Прости меня. За то, что я послал тебя, ну, ты помнишь, когда. Я тогда был весь на нервах, почти не отвечал за собственные действия. Но мне нельзя было так грубить. Прости. — Все в порядке, Эван, я уже и не вспоминаю об этом. Дверь хлопнула, и Эван снова плюхнулся на кровать. К свертку была привязана записка: «Эвану». На обратной стороне размашистым, но красивым почерком было написано: «Я все прочитал, поэтому возвращаю их тебе. Приходи сегодня на пляж, если захочешь. Только на тот, что для местных. Буду ждать.» Отложив записку, он разорвал бумагу. Помимо его блокнота в свертке находилась плитка шоколада, обернутая в фольгу. Эван отломил кусочек и съел. На фольгу упала первая слеза.