Эффект Изуку

      Кацуки не находит себе и места. Всё плутает по бесконечным улицам и переулкам, озираясь вокруг, в надежде отыскать веснушчатого. Но всё тщетно. Чувство растерянности окутывает его и выбрасывает из колеи, словно маленького котёнка, и вот он даже не имеет представления о том, что его ждёт дальше, или о том, как выглядит Изуку.       Небольшой ветерок поглаживает его волосы, а затем, словно материнская рука, чуть ерошит их. Кацуки шмыгает и решает ещё раз заглянуть на экран телефона, на котором он видит одни лишь безуспешные попытки дописаться до неизвестного номера. Ну или, как он предполагает, до Изуку.       Изначально он не планировал написывать. Он беспокоился. Ведь не зря никаких сообщений до этого и последующих не было? Но идей становилось всё меньше, а терпение предательски сгорало, и в конце концов он не выдержал и написал, ещё будучи дома, пару-тройку сообщений: «Какое место?», «Ответь», «Я забыл, какое место?» и так далее.       И вот сейчас он снова пялится на светящийся экранчик и кусает щёки. Ответа нет. И, по всей видимости, уже не будет.       Блондин продолжает шастать. Он понимает, что, по-хорошему, ему стоит явиться на занятия в ЮЭЙ. По крайне мере, новая информация всегда полезна, даже если она самая непримечательная. Во всяком случае, посмотреть на своих одноклассников тоже будет интересно.       «Интересно, они как-то изменились?»       Его мать, к примеру, чуть постарела за эти три года, что неудивительно. Но если сравнивать её со своим реальным временем — сейчас она выглядит куда моложе и счастливее. Тогда что повлекло за собой такие различия?       Перед глазами сплошные дома, тянущиеся антенны и уставшие курящие мужчины перед рабочей сменой. Слышны разговоры прохожих. Сейчас Кацуки чувствует себя примерно так же, как они: замученным бесконечной нервотрёпкой.       Он снова достаёт телефон из кармана, но теперь смотрит на время: 11:31. Кацуки закатывает глаза и идёт дальше. Он блуждает уже около трёх часов, что, в самом деле, глупо, ведь в сообщении чётко и ясно написано время, когда они должны увидеться. Но Кацуки такое не устроило, потому он пусть и самонадеянно, но вышел попытать удачу и уловить глазами зелёную макушку. А вдруг повезёт увидеться раньше?       Бакуго сворачивает в очередной супермаркет, чтобы взять перекусить, заодно найдя причину или отговорку для самого себя — присесть на какую-нибудь лавочку и поесть, а то ноги начинают тихонько ныть от усталости.       В продуктовом магазине прохладно. Кацуки тормошит свою чёрную футболку, дабы проветрить вспотевшее тело, затем поочерёдно стряхивает затёкшие ноги. На нём серые просторные спортивки.       Бакуго, не особо всматриваясь в товар, берёт то, что приглянулось первым: газировку и какие-то чипсы. Он подходит к кассе и кладёт продукты, смотря куда-то в сторону. Кассирша, худенькая девушка лет двадцати, пристально смотрит на Кацуки: то ли оценивает его, то ли выискивает нечто важное. Бакуго замечает это периферийным зрением и поворачивается в её сторону.       — Что?       Девушка чуть дёргается и, поджимая плечи, начинает пробивать товары, промямлив перед этим что-то нечленораздельное. Блондин не придаёт этому почти никакого значения, пока частый и «незаметный» взгляд двадцатилетней не начинает подбешивать его. Она медленно кладёт продукты в пакет и почти что шепчет сумму покупки. Кацуки хмурит брови, но пытается сдержать себя и достаёт кошелёк из кармана спортивных штанов. Глаза девушки нервно бегают в разные стороны, бедняжка совсем не находит себе места. Кацуки жмурит глаза, чуть сминая купюру в руках, а затем рявкает:       — Да что не так-то?       Брюнетка чуть отшатывается назад и стыдливо, еле слышимо отвечает ему:       — Прости… но это ты меня спас вчера вечером?..       Блондин недоумённо пялится на неё, протягивая ей купюру.       — Вчера? Вечером?       — Да. Я тогда поздно вечером возвращалась со смены. Ты и парень с зелёными волосами проходили мимо, как и толпа каких-то негодяев…       Кацуки заинтересованно слушает её дальше. Особенно после слов про Изуку. Сердце его верещало, мол: «Да! Мы с Деку общаемся!»       — Они тогда тайком поджидали меня за углом, потом схватили и утащили в полный мрак. Но ты, благо, прибыл вовремя: они не успели раздеть меня догола! Затем прибежал зелёноволосый парень и стал расспрашивать про моё самочувствие. Мне правда было очень приятно, но из-за слёз и полной темноты в том переулке лиц я толком не увидела. — Она переводит взгляд на купюру и забирает её, кладёт в кассу, а затем даёт сдачу. — Так это был ты? Или, быть может, я ошибаюсь?..       Ошарашенный такой историей, Кацуки заставляет себя быстро собраться, скрывая искренне удивлённый взгляд, и берёт у неё пару монеток из рук.       — Да. Это был я. Не беспокойся, не перепутала.       Девушка выдыхает с облегчением, чуть опуская голову, а затем, поднимая свой более уверенный взгляд, продолжает:       — Ох, да? Я так рада! Извини, я не успела вас поблагодарить тогда, слишком много эмоций нахлынуло в тот момент, и я совсем об этом забыла. — Она кладёт чек в пакет и протягивает его блондину. — Спасибо вам обоим большое! Вы — настоящие герои. Не знаю, что было бы со мной, если бы не ваша внимательность!       Кацуки забирает пакет и старается переварить всё сказанное брюнеткой.       — Да, кстати… Тот парень, что был рядом с тобой, — его, видимо, так разозлило всё это, что он решил сделать нечто ужасное с теми людьми. Ты тогда меня уводил, но я отчётливо слышала все те крики парней и просьбы остановиться… Он действительно жестоко с ними обошёлся? — В её взгляде мелькает небольшой отголосок страха. — Нет, ты не подумай. Они заслужили этого, но… От тех криков моё тело покрылось мурашками, и мне стало страшно. Что за жуткие вещи сделал тот парень? Я сильно удивилась, что именно он остался с ними, а не ты. Парень с зелёными волосами выглядел менее устрашающим. Прости, не хочу тебя обидеть, но это так…       — Я знаю.       — Он так беспокоился за меня. Я тогда такое искреннее сочувствие по отношению к себе ощутила… А потом — бац! И жестоко расправился. Вот что значит в тихом омуте черти водятся. Правда ведь?       Кацуки молчит.       — В любом случае… спасибо вам большое! — Она пару раз кланяется. — Я… я никогда вас не забуду!       — Да… — Он оборачивается и шагает в сторону выхода, но резко останавливается. — А как он выглядел? Ну, парень с зелёными волосами?       Девушка удивлённо таращится в спину блондина и неуверенно отвечает, будто ища подвох:       — Ну… Волосы зелёные. В хорошей спортивной форме, как у танцоров. Футболка, вроде, белая была. На голову ниже тебя, насколько я заметила… А что?..       Бакуго выходит из магазина, оставляя растерянную беднягу без ответа, и срывается с места, начинает бежать к ближайшей скамейке.       В крови хлещет адреналин. Столько чувств он ощущает в моменте, что и не счесть. Неужели они с Изуку и вправду общаются? Но что тогда с ним? Насколько жестоко веснушчатый управился с теми придурками? Он надеется, что девушка была слишком напугана в то мгновение, и её воспоминания несколько исказились.       А что насчёт него самого? Что было за все эти три года? Он поменялся в характере? Хотя, по описанию худощавой, он всё тот же. Но ведь кто знает?       Он находит глазами уединённую лавку рядом с жилыми домами и подбегает к ней. Удобно усевшись, он пытается отдышаться. Иногда Кацуки думает, что мысли потихоньку начинают выводить его из себя настолько, что лучше бы их вовсе не было. Бывает, их слишком много, отчего он жутко раздражается аж до дрожи в руках. Они — как запутанные проводные наушники: вот, вроде, как два пальца их распутать, но когда пытаешься это сделать, то становится совсем не до шуток, а ведь желание послушать музыку настолько сильное, что уже не перестанешь ломать себе голову этими запутанными проводами.       Кацуки часто дышит ртом и шмыгает носом. Затем он облокачивается на спинку скамьи и запрокидывает голову. Небо кажется очень мягким. Вот рукой протяни — оно будет ощущаться как туман, а на вкус — как роса. И откуда такие ассоциации блондин сам не знает, но уверен, что это так.       Неподалёку слышен щебет какой-то птицы, изредка проходят люди, в ноздри ударяет знакомый запах сигарет, отчего Кацуки морщится. На проезжей части удивительно тихо, лишь иногда мимо проезжают машины.       Бакуго прикрывает глаза. Кажется, жизнь течёт дальше своим чередом, но без него самого. Он буквально застрял во времени. От этой мысли становится дурно, обидно. Он слышит шаги: видимо, приходят мимо, но тут он улавливает слухом щелчок фотоаппарата.       Блондин раздражённо распахивает глаза, и тут же его злость словно снимает рукой. Перед ним стоит Мидория.       — Почему не на занятиях? — Потряхивая вышедшую фотографию из своего полароида, Изуку спрашивает его как ни в чём не бывало.       Кацуки не отвечает. Смотрит на человека, стоящего напротив, как заворожённый. Сердце колотится быстрым темпом.       «Мы словно друзья».       Блондин достаёт из пакета газированный напиток, открывает его и делает пару глотков. Теперь в горле не так сухо.       Изуку садится рядом и наводит объектив на дерево справа от них. Он щурится. Затем слышится знакомый щелчок, после которого вылезает полностью чёрная фотография, но это пока что. Мидория начинает её трясти, и, казалось бы, на неудачной фотографии, на которой изначально ничего не было видно, проявляется картинка. Красивая зелёная листва молодого деревца. Веснушчатый слегка улыбается, глядя на полученное фото.       Бакуго не сводит взгляда. Что-то в этом парне есть притягательное. Нет, он сам словно магнит. Такая тёплая, приятная энергетика обволакивает Кацуки с головы до ног, что от прежних душащих мыслей не остаётся и следа. Его словно одаривают полным пониманием. Воздух постепенно становится чище, приобретает новые краски, цвет которых блондин давно позабыл.       Кацуки сам не замечает, как откровенно на него пялится. На небольшие кудряшки определённых прядей волос, на прямой элегантный нос, на приятного цвета глаза. Он медленно опускает взгляд ниже: просторная футболка небесного цвета с надписью «Monday» ему очень идёт, он подмечает, как она превосходно сидит на подкачанном теле зелёноволосого. Как ему идут чёрные чуть просторные штаны. Его взгляд завлекают знакомые красные кроссовки.       «Вкусам не изменяет», — по-доброму усмехается он.       Только они теперь другой модели и на пару размеров больше, что неудивительно: из предыдущих-то он вырасти должен.       Изуку переводит взгляд на Бакуго и спрашивает:       — Так почему не на уроках? У вас разве не отчисляют за определённое количество прогулов?       — Да. Отчисляют. — «По крайне мере, в моём настоящем — да». — Но я решил сегодня не идти.       Они сидят молча и дальше, и Бакуго всё больше убеждается, что слова кассирши — не более чем полученный стресс. Вот он, Кацуки, смотрит на сидящую рядом душку, поглощённую собственным хобби, и даже представить не может, что он способен муху убить, потому что посчитает это частью жизни.       При этом не отметить чувство стержня в Мидории будет несправедливо. Он повзрослел — как морально, так и физически. Но всё же если приглядеться, есть в нём нечто, вызывающее сомнение. То, что он тщательно скрывает. Описать это ощущение крайне тяжело: словно он покрыт яичной скорлупой — все будут говорить, мол, да очередной цыплёнок вылупится, но в итоге неожиданно для всех из потрескавшейся оболочки вылезет совсем иное существо. Быть может, Кацуки узнает об этом позже?       Бакуго отводит взгляд, опомнившись. Все его мысли занимает кудрявое чудо рядом.       — Даже хорошо, что мы встретились раньше, — говорит Изуку, не отрывая взгляда от сделанных фотографий. — Я проснулся не по будильнику, вот и повезло рано увидеть тебя тут.       По телу Бакуго разливается приятное тепло, что его немного пугает. Они общаются так непринуждённо, будто прошлого никогда не существовало.       — А почему ты на сообщения не отвечал?       — В каком смысле? — Изуку недоумённо пялится на него.       У Кацуки складывается ощущение собственной глупости, хотя, по факту, он действительно ничего не знает. Но теперь он немного жалеет, что решил потешить свой интерес.       Веснушчатый возвращает свой взгляд на фотографии.       — Ты же знаешь, что я телефоны разбиваю. Мало ли, вычислят…       «Телефоны? О чём он?» — Кацуки чуть напрягается, но решает дойти до конца. — Кто вычислит?       — Ну… полиция? Я же как-никак убийства совершаю. — Он с недоумением усмехается. — Всё хорошо? Ты же всё и без того знаешь, давно обсудили…       «Убийства? Что, блять?»       — Да брось, я шучу, — отвечает Кацуки, но на самом деле единственное, что он сейчас хочет — кричать, узнать, что, мать его, произошло и в какой момент Изуку начал убивать. Конечно же, это плод тех мудаков, что заставили Мидорию совершить первое убийство, но почему он продолжает это делать?       Кожа покрывается мурашками, зрачки сужаются — он отводит взгляд, чтобы Мидория ничего не заподозрил. За три года Кацуки мог бы привыкнуть к такому, как минимум зная причину или предысторию. Он же, скорее всего, все невзгоды с ним переживал, но сейчас он — пустой сосуд, без воспоминаний и малейшего понимания ситуации.       — На тебя непохоже. — Мидория кидает последний взгляд, в котором кроется подозрительность, и смотрит куда-то в даль.       После недолгого неловкого молчания, в котором Бакуго мысленно пытается себя успокоить, нервно перебирая пальцы рук, он решает всё-таки спросить:       — Какова причина, по которой ты совершаешь убийства? — Кацуки медленно переводит взгляд на Мидорию рядом. — Я забыл.       Изуку хмурится и поджимает губы, резко поворачивается к блондину. Бакуго бесконечно жалеет, что вообще затронул эту тему. Он даёт себе мысленный подзатыльник и глядит в наполненные злобой глаза.       — Да что с тобой сегодня? — кричит Мидория. — Перестань так шутить! — А затем сквозь зубы зло цедит: — Ты же знаешь, что я не хочу это обсуждать.       Кацуки уже хочет накричать в ответ, напрягая руки в кулаках, — донести до него наконец все мысли на этот счёт, но резко останавливает себя.       «Я же действительно сейчас разрушу всё в крах…» — Он чуточку остывает, отводит взгляд и жмурит глаза, стискивая зубы до болей в дёснах.       Да, ему тяжело резко принимать факт того, что девушка ничего не выдумала, а рассказала всё как есть. Кацуки нужно заставить перебороть в себе внезапное чувство отвращения к этому делу, что выходит с трудом, но ничего не остаётся. Ему точно не хочется портить с ним хорошие отношения.       Изуку закрывает лицо ладонями, шумно выдыхая в них воздух, и откидывается на спинку скамьи. Руки медленно сползают и безвольно падают на ноги.       — Давай сделаем вид, будто этого не было, — устало просит Мидория. — Я хотел нормально встретиться и как обычно посидеть.       — Да, давай. — Кацуки наконец успокаивается и так же откидывается.       Новый поток ветра ерошит волосы Изуку, чуть щекоча нос. Он прикрывает глаза.       Блондин думает о том, как легко закончился этот диалог. Они просто не стали заострять на этом своё внимание, что его действительно радует и при этом вселяет в него сомнения без какой-либо на то причины. Быть может, он уже привык искать во всём подвох? Почему он исключает тот факт, что с Изуку может быть просто? В голову ударяет неприятное осознание: Бакуго никогда нормально не общался с ним до этого — точнее, общался, но не помнит этого, потому что как бы «отсутствовал» все эти три года.       Изуку предлагает прогуляться до одного красивого и малолюдного местечка, где будет больше всего безопасно.       Почти всю дорогу они молчат, лишь изредка Мидория напевает песенку, которая кажется Кацуки несколько знакомой, но он почему-то не спрашивает, что это за мелодия: полностью погружённый в тихий голос веснушчатого, он чуть забывается. Они пополам едят купленную Кацуки упаковку чипсов.       — Обожаю этот вкус. Признавайся, запомнил, да? — с ухмылкой спрашивает его Мидория. Бакуго лишь смущённо отворачивается и посылает его куда подальше.       По пути встречаются разные люди: некоторые не замечают парней, но есть и те, кто щурится на Изуку, будто жаждая увидеть в нём что-то, — в такие моменты Мидория опускает голову и идёт быстрее. Они выходят из города.       Парни подходят к месту икс — на лице веснушчатого рисуется приятная улыбка, а глаза будто начинают сиять. Он подносит свой фотоаппарат к лицу и начинает фотографировать чуть ли не каждый камушек.       Прошло много времени, им часто приходилось идти в горку, но Кацуки волнует сейчас не жуткая усталость, а резкое необъяснимое желание взять зелёноволосого за руку. Это желание его пугает, и он раз за разом повторяет себе: «Это странно, хватит». Поджимая губы и пытаясь отвлечь себя красивым видом на город с холма, он, когда Изуку отворачивается, ударяет себя по голове. Его это скорее раздражает и наводит на новые мысли, которые он даже разбирать не хочет.       Изуку продолжает увлечённо фотографировать. Иногда зовёт Кацуки к себе, в надежде получить оценку фотографий. Бакуго на очередную порцию картинок по-доброму говорит ему, что это полная хрень. И от этого Изуку даже приятно, ведь он всё больше убеждается, что Кацуки совсем не изменился. Он такой же, как и вчера. Сегодняшний странный диалог всё больше остаётся забытым.       — Хочешь ко мне домой?       Блондин удивлённо приоткрывает глаза. Он сначала не находит слов, чтобы ответить, ведь совсем не ожидает такого, а затем, опомнившись, отвечает:       — Хочу.

***

      Изуку живёт на третьем этаже из пяти возможных. Не самый благополучный район, но и не худший вариант для убийцы. Он, видимо, хорошо знает своё дело.       Распластавшись на футоне в позе морской звезды, они молча глядят в потолок. Оба уставшие до чёртиков, голодные, но Кацуки находит в этом нечто интимное и успокаивающее. Лучше любых слов или телесных контактов, которые он всё равно не позволил бы себе. Слышится, как тихо стрекочут цикады за окном да шуршание конфетной обёртки, которую открывает Изуку и тут же кладёт в рот.       — Как думаешь, пустота есть у каждого человека? — Чуть причмокивая, Изуку высовывает леденец и прикладывает к губам, задумчиво пялясь в потолок. — Просто я уверен, что это так.       Кацуки с тихим кряхтением подпирает голову двумя руками, чуть заметно приподнимает брови, не глядя на парня рядом, и заинтересованно слушает дальше.       — У меня есть одна теория, почему это так.       — Так, ну?       — Ну… она немного странная, наверное. — Он посмеивается, вертя конфету на палке перед глазами. — Мы, вероятно, не достигли того самого уровня самопознания. Я верю в перерождение. Мы эволюционируем, но сделать это духовно куда сложнее. И наша душа, набравшись опыта в прошлом, облегчает нашу жизнь сейчас. И в следующей жизни нам тоже будет легче. Так что, вероятно, мы всю жизнь будем затыкать эту душевную дыру. — Он резко замолкает.       Кацуки поворачивает голову к Мидории. Он смотрит на его профиль и неосознанно перестаёт хмуриться. В сердце что-то щёлкает. Бакуго не отводит взгляда от элегантного прямого носа и серьёзных глаз, смотрящих куда-то сквозь потолок. Нежное чувство к этому парню обливает всё тело, словно тёплый источник после долгого путешествия по замёрзшим вершинам Эвереста.       «Он тоже знаком с этим чувством?»       — Думаешь, с теми людьми, которые знакомы с чувством пустоты, всё нормально?       — Все это испытывают, так что, думаю, — да. Было бы странно считать иначе. — Изуку поворачивает голову к Кацуки и смотрит ему прямо в глаза, немного улыбаясь. — Ну или тогда со всеми нами что-то не так.       Кацуки глядит в потолок, его накрывает страх. Периферийным зрением он видит, как солнце садится, и кровь в жилах стынет от осознания того, как скоро он должен погрязнуть в своих кровоподтёках. Он стискивает зубы и жмурится от чувства собственной беспомощности.       — Прости, родители твои не будут волноваться?       — Нет, не думаю.       «Я не хочу уходить».       И он точно не врёт себе. Его пробирает до мурашек по коже мысль о том, что скачки непредсказуемы и Бакуго точно не знает, проснётся он завтра или через десять лет.       — Ты отклонял их звонки кучу раз. Пойди или хотя бы позвони, я не хочу, чтобы начали искать тебя и заодно нашли меня, как бы это эгоистично не звучало.       — Ладно. Завались, задрот.       Пересиливая себя, Кацуки вытаскивает из кармана телефон и набирает номер Мицуки, раздражённо кидая взгляд на распластавшегося рядом парня. Пара гудков и Изуку отчётливо слышит крики матери в телефонную трубку и то, как Кацуки отчаянно пытается вставить своё слово. Мидорию это почему-то забавляет.       «…всё! Не хочу ничего слышать! А нехрен было звонки отклонять! Домой!» — Кацуки чуть ли не кидает в стену телефон после раздражающих гудков сброшенного звонка.       — Ну просто пиздец же!       Мидория чуть улыбается и спрашивает:       — Что, со мной так приятно находиться?       Сердце Кацуки начинает биться чаще, он медленно переводит взгляд на Мидорию, а затем вскакивает с футона и кричит:       — Нет, придурок! Завались! — А затем он начинает язвить: — Я пошёл — матушка приказала!       Изуку посмеивается и кидает ему последнее «до завтра», так и не встав с приятной кровати.       Бакуго захлопывает дверь и тут же падает на колени от резкого бессилия во всём теле. В глазах двоится, около носа он нащупывает свежую кровь. Кацуки опирается о стену рядом и кривится от головных болей. Он удивлённо смахивает с щеки стекающую слезу.       «Я… плачу?»       Внезапно к нему возвращается прежняя, знакомая пустота, он сжимает футболку в районе груди и корчится. Страшно: невыносима ему эта непостоянность. Изуку убивает? Почему ему так приятно с ним? Почему так хочется взять его за руку? Что это было?       Проснётся ли он завтра?