Шарль лежит на кровати, закинув ноги в кедах прямо на одеяло. Рядом на тумбочке стоят полупустой бокал и только что начатая бутылка красного полусладкого. На экране телевизора напротив, в беззвучном режиме крутится очередной шедевр кинематографа от Нетфликса. Он блаженно раскидывает руки в стороны и запрокидывает голову на подушки сзади, каждой клеточкой кожи ловя такие необходимые леденящие потоки воздуха, разгоняемые по комнате кондиционером. Шарль прикрывает глаза и слушает, как за распахнутым окном живет его родной, горячо любимый город.
Монте-Карло живет свою лучшую жизнь, его жители, как правило, тоже проводят здесь свои лучшие годы. День за днем пролетает в бесконечном калейдоскопе эмоций, движений, людей — все как-то слажено коммуницирует друг с другом, наполняя легкие незабываемыми впечатлениями и непередаваемым чувством того, что ты на вершине лестницы, по которой пытается подняться каждый, но далеко не всем дано даже приблизиться к последней ступени хоть на самую малость.
Шарль слушает, как гудят моторы дорогих авто, летающих по узким, витиеватым улочкам и совершенно не боящихся получить штраф за превышение. Скорость. Скорость — здесь она везде, пропитывает каждую частичку небольшого города на берегу Средиземного моря. Непрекращающийся, быстрый спуск по спирали: скоростные суперкары; вращающаяся рулетка в казино, тормозящая лишь на секунду, лишь для того, чтобы у кого-то со счета так же молниеносно улетели сотни, может быть, тысячи евро; так же незаметно проносится и испаряется во влажном воздухе пьянящий аромат парфюма прошедшей мимо девушки; столь же незначительное количество секунд требуется, чтобы отставить в клубе опустевший стакан и ворваться в ритмично двигающуюся толпу на танцполе. Монте-Карло — будто самое реальное воплощение скорости. Если бы слово можно было обернуть в оболочку из камня, стекла и асфальта, на месте букв непременно возник бы этот город. Шарль слушает голоса и крики людей, снующих по улицам, слушает шум, доносящийся с порта, слушает смешение всевозможных запахов, поднимающихся в воздух с террас дорогих заведений. Пока еще день, но как же легко обжечься о мысль, что ночью эта бесконечно крутящаяся карусель остановится. Ни в коем случае, у этого механизма нет тормозов. И Шарль это все обожает до какого-то необъяснимого трепета в груди. Шарль каждый день просыпается под какофонию звуков за распахнутым окном и гордится тем, что родился здесь, что невозможно по достоинству оценить его особенное чувство связанности в единое целое с этим местом. Он невозможно горд за то, что в его паспорте штампом зафиксирована принадлежность к этой сладкой, и почти недосягаемой для простого человека, мечте.
Он хотел бы когда-нибудь увековечить свою преданность Монако, войти в историю сказочного королевства, чтобы весь мир помнил его, как монегаска. Но, увы, судьба пока не предоставила шанса.
Шарль с недовольством открыл глаза, потирая ладонями плечи, покрывшиеся мурашками, и одним глотком допил вино, оставшееся в бокале.
Прошло несколько дней с его героической вылазки в магазин за клубникой. Ее спонсор, кстати, был, по мнению Шарля, щедрее на деньги, нежели на слова, потому что на его фото отреагировал простым «умничка». И хотя это самое «умничка» грело душу весь оставшийся день, он ждал чуть более многословного ответа. Может быть, даже еще каких-то сообщений. Шарлю вообще всегда нравилось, когда его хвалят, еще с самого детства, когда мама ласково гладила по головке, а отец одобрительно трепал по волосам. Теперь же делать нечто подобное было некому, и Шарль мог с уверенностью сказать, что если кто-то может ходить голодным до секса, то он был жутко голоден до похвалы и, как кошка с нестриженными когтями, цеплялся за любое ее проявление.
Все эти дни он самозабвенно проторчал дома, не желая высовываться на улицу без крайней надобности. В прочем, вчера вечером пришлось выползти в супермаркет поздним вечером, потому что более чем прикосновенный запас просекко в холодильнике иссяк. Иссяк, потому что Шарль предпочитал прогулкам на свежем воздухе сидеть в плетенном кресле на маленьком балконе с хрустальным фужером на тонкой ножке, в широкой соломенной шляпе, трусах и солнечных очках, закинув ногу на ногу и представляя себя богемной дивой из светского общества. Правда, со временем подобное времяпрепровождение все-таки надоедало.
Сегодня же Шарль хотел выйти на прогулку к морю и, возможно, чисто ради приличия, поесть в ресторане, а не дома в постели. Но стоило его носу высунуться за дверь из прохладного подъезда, как он сразу же сморщился и скрылся обратно. Жарко. На улице было непозволительно жарко.
Шарль ненавидит, когда жарко. Он не при каком раскладе не хотел бы жить на севере, ему нравится тепло, нравится, что солнце греет весь год, а не только летом, но тяжелую, буквально давящую жару, от которой не в силах спасти даже морской бриз, он просто не переносит. Ну, потому что он не может носить любимые, мешковатые худи и джинсы, а кожа покрывается мерзким, липким потом. Шарль любит, когда дует холодный ветер, пусть будет тепло или даже жарко, главное, чтобы, щекотя тело, сквозили освежающие порывы этой странно опьяняющей смеси кослорода, азота и углекислого газа. В его квартире перманентно распахнуты все окна и ебашит кондиционер на полную катушку. Это его успокаивает. Ему приятно, когда леденящий кожу воздух пробирает до костей.
Утром ему принесли посылку — среднего размера коробку с заклеенным адресатом, завернутую в черный полиэтилен, чтобы этично скрыть название магазина. Шарль, сонный и закутанный в одеяло, молча забрал ее у курьера и босыми ногами прошлепал на кухню, чтобы разрезать ножом упаковку и тут же восторженно ухмыльнуться. Блестящие на свету, черные латексные перчатки, доходящие почти до плеч, он закинул в корзину еще пару месяцев назад, но причиной для оформления заказа послужила другая вещь.
Он метнулся в комнату, продолжая довольно улыбаться и не глядя скидывая одеяло в том месте, где должна была находиться кровать. Вооружившись уже более безопасным колюще-режущим предметом — ножницами — Шарль аккуратно вскрыл небольшой пакетик из непрозрачного пластика, сразу же извлекая содержимое.
Это было не что иное, как порыв вдохновения. Идея, требующая срочного воплощения здесь и сейчас. Сидя на балконе и едва поднеся ягоду клубники ко рту, Шарль на секунду замер, а потом сразу же схватил телефон, залезая в интернет, чтобы за мгновение найти все необходимое. Он успокоился, только когда на экране высветился трекер для отслеживания статуса посылки.
И вот Шарль держал в руках неожиданно легкий моток веревки, состоящей из замысловатого, плотного плетения ярко-красных жгутов. Он бы никогда не подумал, что захочет использовать нечто подобное, но внезапный порыв заставил изменить прежнее мнение, пусть не на сто восемьдесят, но хотя бы на девяносто градусов.
Сама веревка оказалась какой-то невообразимо длинной и, внезапно, очень приятной на ощупь — гладкой и мягкой, несмотря на внушительную толщину. Наверное, это было вполне логично, учитывая то, для чего она должна применятся, но Шарль не обладал опытом в данном вопросе от слова «совсем». В основном потому, что для этого нужны хотя бы двое.
Сейчас же он продолжал лежать на кровати, меланхолично болтая вино в бокале и смотря, как тонкие прозрачные стеки покрываются бордовыми разводами. В глубине души трепетало детское разочарование: «Почему красное вино не может быть красным?», это был его любимый цвет, и Шарль фанатично скупал все, что видел, если оно так или иначе подходило под требуемый оттенок, но вот с вином вышел прокол, какая-то дурацкая, нелогичная шутка. Эта мысль посещала его каждый раз, и монегаск уже давно смирился с неизбежным, так что просто перестал как-либо париться по этому поводу. Куда важнее сейчас было другое — веревка, что все еже лежала на столе и ярким бельмом выделялась среди проводков от рабочей аппаратуры и аккуратно сложенных друг в друга одинаковых коробочек из-под салата с хамоном и вяленной грушей, которыми Шарль питался в течение последних дней.
Вечером ему предстоял стрим, на котором, в идеале, нужно было схватить пару хороших донатов. Конец месяца неотвратимо приближался, а вместе с ним и противная обязанность платить по счетам: за воду, которую Шарль, не жалея, тратил в каких-то нереальных количествах и за все возможные платные подписки, без которых, естественно, жизнь — не жизнь вовсе. Шарля просто раздражала и пугала одновременно эта глупая нестабильность, потому что откладывать деньги он считал прерогативой бедных, и предпочитал тратить все под ноль, как только появлялась возможность. Ему было проще носиться в конце каждого месяца сломя голову и плакаться немногочисленным друзьям, что еще немного, и ему отрубят все и с концами. Шарль с восемнадцати лет жил отдельно, но финансовая грамотность так и не стала его сильной стороной. Гораздо проще было винить не себя за бессмысленные покупки, а дурацкую жизнь, которая заставляет его, такого красивого, работать.
Кстати, о жалобах друзьям. Телефон был раздраженно отброшен в сторону и уже пару часов сиротливо лежал на противоположном краю постели, потому что Шарль рассчитывал на помощь со стороны приятеля-фотографа. Для реализации его идеи, касательно применения недавно приобретенной веревки, нужна была студия и профессиональный фотограф (его комната совершенно не подходила по антуражу), но единственный знакомый владелец всего необходимого ответил холодным и бесчувственным, с точки зрения Шарля: «Я не дам тебе снимать у меня твое очередное порно». Шарль многозначительно закатил глаза, но сделать ничего больше так и не смог. Он, сука, не снимается в порно, между этим и тем, что делает он есть огромная разница, надо это понимать. Он вообще не шибко распространялся о своей работе, чтобы не сталкиваться каждый раз с неминуемым осуждением, с которым некоторые высказывались прямо в лицо или лишь молча косились в его сторону. Так что от тех, кому он все-таки открывался, он искренне ждал если не понимания, то хотя бы принятия сего факта, как должного. Нет, безусловно, Шарль знал, что реакция людей не беспочвенна, но, господи, неужели в двадцать первом веке еще есть место порицанию за выбор профессии.
Теперь необходимость в донатах ощущалась еще острее, потому что студию придется арендовать. Телефон и улетел в скомканное одеяло после просмотра цен на сие удовольствие.
К дневному уличному шуму добавилась разносортная музыка: безвкусная попса с битами, бьющими по перепонкам даже в собственной квартире, тянущаяся из клубов на оживленной набережной и красивая, ласкающая слух, инструментальная, льющаяся из дорогих ресторанов в качестве атмосферного сопровождения к ужину со свежими морепродуктами. Солнце перестало слепить, прорываясь сквозь шторы, и окончательно уплыло за привычный, скалистый берег на французской границе, которую Шарль мог при желании заметить с балкона линией прекращающегося света ночных огней на горизонте.
У Шарля были новые латексные перчатки, кошачьи ушки, невероятно неудобная анальная пробка с пушистым хвостом и головная боль от выпитого вина и необходимости срочно достать денег. Просто прекрасный набор, чтобы наконец-то встать с постели, пойти в ванну, придать себе вид максимально желанной, соблазнительной влажной мечты и провести трансляцию.
Стоя под стремительно летящими вниз струями воды на четвереньках, Шарль не стеснялся материться вслух. Все-таки самому растягивать себя пальцами, особенно, когда под коленями мелкая плитка с острыми краями, выстилающая пол в душе, было весьма неприятно и в крайней степени неудобно. Пытаясь потом натянуть перчатки, словесный поток окончательно потерял какие-либо цензурные выражения несмотря на то, что руки, как и все остальные части тела, были предусмотрительно смазаны кремом и благоухали на всю квартиру розой с корицей.
Все было готово. Шарль полчаса возился с установкой света и штатива с подставкой для монитора, пришлось еще камеру поставить на зарядку, потому что та успела сесть за прошлый раз, и теперь приходилось молиться, чтоб набежавших за это время процентов хватило до конца эфира. Он так и не смог выбрать подходящий тон неоновой подсветки на фоне и решил, что оставит просто нейтральный фиолетовый. Шарль где-то читал, что фиолетовый — цвет безумия, и неподдельно радовался, что питает к нему полное равнодушие, а иногда и легкую неприязнь. С другой стороны, там же говорилось, что желтый — цвет шизофрении, а желтый Шарль любил.
Он в финальный раз осмотрел комнату на предмет ее практически больничной стерильности и способности безупречно выглядеть в кадре. На заднем плане ничего не должно было валяться и, тем более, никакая вещь, раскрывающая как-либо его личность, не должна была случайно засветиться. Шарль тяжело вздохнул и в сотый раз поправил съезжающий на лоб ободок с аккуратными, маленькими ушками с крохотными бантиками и бубенчиками, которые едва слышно звенели при покачивании головой. Изящный, ужасно милый аксессуар, который, без сомнений, ему очень шел, но совершенно не держался на месте.
Прямой эфир начался, и Шарль ласково поздоровался, с улыбкой замечая мелькающие один за другим уведомления о присоединении зрителей к трансляции. Актерский талант и упоение вниманием к собственной персоне работали, как часы. Шарль по щелчку пальца вливался в нужную роль в процессе и так же мгновенно выходил из образа, возвращаясь к родному чувству одиночества и меланхолии, как только камера выключалась. Иногда он даже фантазировал, что снимется в кино, где его профессиональные умения оценят куда выше.
Стрим шел по привычному сценарию. Шарль изящно извивался на одеяле, заигрывающе скользил по коже длинными пальцами, на этот раз облаченными в блестящий, черный латекс, периодически что-то тоненько щебетал в ответ на некоторые сообщения. Он даже услужливо помурлыкал, когда об этом попросили, предварительно закинув пару десятков евро (он принципиально запретил донаты в другой валюте, включая доллары, чтобы избежать мороки с переводом в родную). Шарль, в принципе, был согласен, что тихое мурчание чудесно подходило его сегодняшнему образу, и удивился сначала, что сам не додумался, но все-таки это напоминание пополнило его кошелек. А он здесь исключительно за этим.
Все шло до тошноты обычно, пока в самом конце, когда он уже готовился прощаться, на экране не высветился донат на поразительно знакомую сумму в полтысячи евро. Шарль уже предполагал, от кого он был, и потому заинтересованно уставился на экран, готовясь благодарно зачитать вслух сопутствующее сообщение, как только оно появится.
VER_CHArity: «Выглядишь прекрасно, котенок, но красный шел тебе больше».
У Шарля внутри екнуло сердце, и он шумно сглотнул, еще раз пробегая глазами по строчкам, растянувшимся поперек всего монитора. Чего?
— Спасибо, — он смог с трудом выдавить из себя, надеясь, что голос не дрожит, выдавая его волнение так же, как слабо трясущиеся сейчас кончики пальцев, спасительно сжимающие ткань постельного белья.
Шарль быстро попрощался и оперативно закончил стрим, не сразу попав по кнопке выключения, потому что руки предательски не слушались. Он медленно выдохнул, пытаясь выровнять почему-то учащенное сердцебиение.
— Блядство, — жаль, что абсолютная пустота вокруг не могла ответить на его эмоциональное изречение.
Шарль сидел и шумно дышал через нос. Его выбило из колеи. Потому что до этого момента у него и задней мысли не возникло по этому поводу, а теперь он задумался и собственное поведение его немного пугало.
В прошлый раз его просто так, беспочвенно сравнили и мило назвали котиком. И Шарль злился. Потом этот же зритель продемонстрировал все чудеса человеческой щедрости. Потом Шарля похвалили, и Шарль будто бы просто выпал нахуй. Сегодня Шарль решил быть котиком практически в прямом смысле этого слова. Ему очень не нравилась крутящаяся буквально перед глазами идея, что он сделал это специально. Господи, неужели он подсознательно хотел угодить случайному пользователю? С чего вдруг, а главное, для чего вдруг.
После повторного принятия душа и уборки он усилием воли заставил себя сразу лечь спать, потому что ладони потели и чесались от желания написать что-нибудь тайному поклоннику. Так Шарль окрестил внезапно появившегося донатера. В конце концов, монегаск решил, что это глупо, и он совершенно точно зря решил как-то по-особенному относиться к этому человеку, потому что тот был далеко не единственным, кто кидал ему деньги. Подумаешь, не велика заслуга, просто бросился на глаза и все.
На следующий день настроение было хорошим донельзя. Шарль под ярким солнечным светом, заполняющим все помещение через панорамные окна, сиял, как безупречно ограненный алмаз на дорогом помолвочном кольце. Утром он-таки организовал себе съемку в арендованной студии. За воду платить еще только через неделю, как-нибудь выкрутится.
Фотосессии нравились Шарлю в тысячу раз больше, чем стримы. Возможно, он хотел бы стать моделью, а не только актером в кино. Хотя, Шарль вообще много кем хотел бы стать. Наличие студийных, великолепно красивых, эротических фото поднимали ему самооценку до небес, а процесс их съемки можно было, не задумываясь, сравнить с сеансом психотерапии (по крайней мере, стоимость едва ли отличалась).
Шарлю доставляло страшное удовольствие ехать в студию, которую он старательно выбирал накануне; переодеваться в модную одежду; сидеть на высоком стуле перед большим зеркалом с лампочками по периметру, пока улыбчивая девушка, с заученным вниманием к деталям, делает ему нужную укладку и макияж. Ему нравилось потом стоять в свете солнечных лучей или не менее ослепляющих софитов, позировать, что получалось у него само собой, и за что его часто хвалили. Нравилось подходить к фотографу и оценивающим взглядом просматривать сделанные кадры. Нравилось ехать домой с кофром, полным вещей, и слегка поплывшей от жары косметикой на лице, ощущая приятную усталость. Больше всего, конечно, ему нравилось потом с замиранием сердца разглядывать получившиеся, отредактированные и доведенные до идеала снимки, когда их присылали на почту спустя пару дней.
Эстетичные, и от того более соблазнительные, фотографии были ему нужны, он публиковал их, иногда даже в обычные соцсети, если те получались слишком хорошими, отправлял достойным этого клиентам. Но в сравнении со стримами, он сам это обожал, это никогда не вызывало у него отвращения.
Вернувшись домой уже затемно, со все еще непрекращающимся всплеском дофамина, Шарль бросил на стул вешалку с единственным имеющимся в гардеробе строгим костюмом и с трепетом просмотрел пару особо удачных фото, которые перекинул себе на телефон сразу же, не дожидаясь редакции.
Наконец-то, идея, которая крутилась в голове последние дни, была реализована. И Шарль был невероятно доволен результатом.
Он присел на край кровати, деловито закидывая ногу на ногу, и открыл диалог со зрителем, чей никнейм он, оказывается, прекрасно запомнил. Греющее душу «Умничка» так и висело последним отправленным сообщением. Шарль самодовольно ухмыльнулся и снова взглянул на свежие снимки, старательно прикусывая подушечку большого пальца и выбирая самый лучший.
Спустя мгновение в чате появилась фотография: Шарль стоит спиной, коленями упираясь в тонкий матрас, лежащий на кровати с панцирной сеткой на фоне бетонной стены; его голова слегка запрокинута назад и повернута ровно так, чтобы боковым зрением заглядывать через объектив глубоко душу, во взгляде читается легкое пренебрежение; на нем тот самый костюм, черный, со свободно сидящим пиджаком; из-под рукавов выглядывают узкие запястья, кажущиеся до ужаса хрупкими, почти хрустальными, перевязанные ярко контрастирующей на спокойном фоне, красной веревкой в несколько слоев, накрепко прижатые друг к другу и зафиксированные в таком положении сложным, тугим узлом; локти за спиной согнуты, от чего появляется ощущение, что ему заломали руки, но в целом все состояние Шарля на фото пронизано спокойствием с легкой надменностью. Следом летит и красноречивый комментарий к фото.
Котенок играл запутался, пока играл с нитками.
Подумав секунду, он отправляет еще одну приписку.
Красными.
Шарль невероятно доволен собой. И он ждет достойный ответ. Наверху экрана появляется плашка «в сети», и статус сообщений меняется на «прочитано». Шарль, затаив дыхание, смотрит, как пользователь «печатает», и ждет.
VER_CHArity
Вау
Чарли, это очень красиво, спасибо, я знал, что именно этим ты занимаешься в свободное время.
Но надеюсь, что ты сделал это не ради меня.
Шарль бледнеет. Он и сам хочет верить, что сделал просто потому, что это изящно, ново, горячо, очень кстати для его портфолио с эротическими снимками. Действительно, слишком много внимания к одной персоне. Слишком наглой, по его скромному мнению, персоне. Любой другой растекся бы в лужу, получив от Шарля нечто подобное.
Конечно, нет.
Просто сфотографировал свою вечернюю рутину.
VER_CHArity
Прости, это правда очень красиво.
Ну, конечно, блять, красиво. Видимо, кто-то не читал в детстве книжек, чтоб набраться хоть каких-нибудь более красочных эпитетов.
