Fractures on a marble body

      Пожалел ли Шарль о фотосессии? Определенно, нет. Стоило ли ему пожалеть? Однозначно, да.              Иногда голову Шарля посещали одинокие мысли на счет того, что пора что-то менять. И начать следовало бы с самого себя и отношения к себе. Но мысли эти были редкими и одинокими, потому быстро выбивались из головы другими, куда более важными. Например, поднимет ли ему самооценку новая дорогая шмотка, которая будет отвлекать все внимание на себя от его совершенно безынтересного лица и вызывать вопросы о своей цене вместо разговора с его не менее безынтересной личностью. Практика показывала, что это, вроде бы, даже работает, потому что Шарлю делали комплименты, скорее основанные на его внешности, предпочитая не заглядывать, что находится глубже, за ней, боясь столкнуться лицом к лицу с тотальной пустотой. Лишь однажды ему потребовалось убедиться, что быть симпатичным в обществе гораздо легче, чем быть умным, чтобы перманентно налепить на себя образ абсолютно поверхностного и наивного мальчика, умеющего только хлопать длинными ресничками и показывать тоненьким пальчиком в сторону дорогих побрякушек, которые привлекали его внимание. Правда, однажды Шарль сам с ужасом осознал, что так хорошо вжился в этот образ, что уже сам, заглядывая внутрь, не находил там ничего: ни одной связанной, хотя бы около философской мысли; ни одного полноценного интереса или хобби, которое заставляло бы глаза гореть и с восторгом погружаться в процесс; ни единой формулы по физике или химии, что он когда-то изучал в школе. В голове каждый раз оказывались только бесконечные загоны, комплексы и синдромы, вызванные некогда сложившимися обстоятельствами, что в свое время казались незначительными пустяками и били обухом лишь спустя время. Понимание этого вызывало легкое отвращение и какое-то страшное разочарование в себе.              Иногда Шарль читал книги, не глубокую по смысловой нагрузке литературу, а что-то более простое для переваривания. Что-то, что не требовало дальнейшего анализа, когда переворачиваешь последнюю страницу, а потом стоишь в темной кухне у закипающего чайника и распахнутого окна, снова и снова думая о чувствах героев, их потаенных мыслях и допущенных ошибках в погоне за мнимым чувством счастья, упуская при этом настоящее. Шарль считал, что ему и своих проблем хватало, чтобы распыляться на чужие. Это проявлялось не только в адрес грамотно прописанных книжных персонажей. Его буквально тошнило от чужих жалоб на жизнь, он слишком эгоистично считал себя самым несчастным, ему слишком нравилось верить, что он выиграл соревнование по количеству имеющихся не пройденных испытаний, брошенных ему под ноги судьбой с дьявольской ухмылкой. Шарля натурально трясло, когда его просили о моральной поддержке, потому что даже слушать чьи-то истории он находил тупой тратой времени. Точнее, он каждый раз боялся, что проблемы кого-то другого окажутся масштабнее, чем его собственные. О, это было очень страшно. Шарлю до белого шума в ушах не нравилось понимать, что он неуникален, что он не лучший в своем несчастье и загнанности. Потому что в любой другой гонке достижений он безнадежно проигрывал. Потому что соревноваться в успешности он не мог и выбрал путь наименьшего сопротивления — образ вечно страдающего человека, чересчур при этом загадочного, мол вот: «Посмотрите все, я такой скрытный и необычный, никому не обнажаю свою душу, а, если, не дай бог, попробуешь влезть в мою голову, тут же обожжешься о ледяную стену, за которой я прячусь». Но горькая правда была в том, что ледяная стена действительно была, только вот за ней — пустынный, безжизненный солончак, а не цветущий оазис.              Все это тяготило и заставляло спотыкаться об осколки и так разбитого вдребезги самомнения. Но Шарль молча согласился с демоном, выгрызающим внутренности и заставляющим идти на поводу у обстоятельств, плыть по течению, ничего не меняя, потому что он не может быть не прав в вопросах, касающихся его самого. И Шарль плыл, потому что едкое убеждение звучало весьма правдоподобно: хочешь изменить мир — начни со своей жизни, хочешь изменить свою жизнь — начни с головы. Шарль не хотел менять мир и тем более не хотел разбираться в своих мозгах, потому что, банально, боялся потерять единственное, что хоть как-то отличало его от других, перестать быть хоть в чем-то особенным, лишиться своей больной «изюминки» и уникальности.              Месяц неотвратимо близился к концу, а остатки денег Шарль как-то случайно слил на новый, кончено дорогой браслет из титанового сплава с изящным ободком высаженной по центру ярко-красной рубиновой шпинели. Как это вышло? Он шел по торговому центру и увидел в витрине лежащее на маленькой, аккуратной подушечке нечто. Нечто красное и блестящее. Дальше были моментная слабость в теле, пелена перед глазами, и ноги сами понесли его бренную душу в ювелирный бутик, сразу с банковской карточкой наготове. Вблизи вещица оказалась еще прекраснее, магнетическая любовь с первого взгляда неясного происхождения не оставила выбора, кроме как обратиться к консультанту и учтиво попросить поместить аксессуар в черную бархатную коробочку и завернуть в небольшой бумажный пакетик с логотипом бренда. Шарлю он чересчур понравился. Он нацепил браслет сразу же, едва покинул магазин. В чтении книг ключевым фактором было не размышлять после прочтения, к сложностям в процессе он относился нормально, и под эту категорию подходила, как правило, научная или около того литература, главное, чтобы побольше сухих фактов и поменьше философии. С детства он питал какую-то особую слабость к камням, конкретнее — к драгоценным (и полудрагоценным в том числе). Он читал про них все подряд, честно запоминал и по-детски искренне верил даже во все приписываемые безжизненным минералам и кускам породы магические и энергетические свойства. Шпинель обладала способностью привлекать удачу и перемены к лучшему, способствовала исполнению желаний, и Шарль надеялся, что все это — правда. К тому же, полоса сверкающих на свету камней глубокого красного оттенка, напоминающих запекшуюся кровь на грубоватом, шероховатом металле, с легкостью покорила его сердце. Хотелось бы сказать, что это уже какое-то больное помешательство на одном единственном и любимом цвете, но Шарль был строго убежден, что не заслуживает осуждения. Аксессуар выглядел невероятно стильно, крепко обрамляя хрупкое запястье.Он уже представлял, как тот будет искрить в ослепляющих огнях на какой-нибудь вечеринке, отражаясь в его глазах, делая оливково-зеленый интригующе темным и завораживающим.              И теперь монегаск обмывал покупку в каком-то недоклубе перебаре практически сразу напротив торгового центра. Пока в планах не было производить фурор браслетом, в который он бесповоротно влюбился, но стоил тот все еще достаточно, чтобы нестыдно было отметить вложение. Тем более, когда Шарль пил, он был склонен рефлексировать и много думать, и совесть сразу мучительно задушила бы за излишнее и совершенно глупое расточительство, а пьяно пострадать он любил. В другое же время, он старался не думать в принципе.              Он сидел за барной стойкой и болтал опустевшим рельефным стаканом, загипнотизированный тем, как единственный кубик льда ударяется о стенки. Людей вокруг практически не было за исключением пары компаний, в заведении полно свободных столиков, но сидел Шарль за баром. Потому что один, и потому что обладал паршивой привычкой срочно это исправить: привлечь внимание к своей загадочной персоне, практически заставить своим скучающим видом подойти и флиртующе поинтересоваться, что такой привлекательный молодой человек делает тут в одиночестве, угостить напитком и придумать пару тривиальных комплиментов, чтобы попросить номер телефона. Иногда чужое случайное внимание грело, заполняло пустоту внутри, помогало расслабиться, развлечься, честно поверить всем лестным словам, которыми разбрасывались, как в последний раз, совершенно не стесняясь откровенно врать. Но иногда от непрошенных подкатов тянуло блевать. Сегодня был второй случай.              Шарль действительно смог загнаться, выпив пару коктейлей. Как говорится, профессионализм не пропьешь. Он крутил рукой, рассматривая браслет на тонком запястье под отвратительно безвкусным, желтым освещением в помещении, даже так вещь выглядела удивительно, по его мнению. С горестью монегаск думал о том, что по возвращении домой, его будет ждать только холодящая тишина пустой квартиры, и ему некому будет похвастаться аксессуаром, что произвел такое впечатление. А, да, еще дома его будет ждать ледяная вода, за горячую он пока так и не заплатил, хотя была слабая надежда, что отключение не произведут до последнего срока погашения долга. Раз так, то вместе с остальным, с таким же нетерпением его будет ждать стрим, который неизбежно придется провести.              Его мать последние несколько лет жила в небольшом загородном доме на побережье. Младший брат учился во Франции на кого-то там с нейросетями (Шарль не разбирался и не интересовался, но за этим, вроде как, будущее) и каждый день постил с Инстаграм фотки со своим парнем на фоне компьютера с длиннющим кодом. Старший брат там же стоил размеренную семейную жизнь, отучившись и сделав предложение своей даме сердца. Шарль же пока только красноречиво пиздел. После окончания школы, которое было скорее удачей, рухнувшей с небес, он понимал, что не поступит никуда. Потому что, банально, тусовки казались куда интереснее уроков и даже экзамены сдавались с похмельем и божьей помощью — вот так вот просто, пока сдавал экзамены, Шарль сдался сам. В целом, если верить истории, у монегасков с фразой «с божьей помощью» были свои, особые отношения, на это он и надеялся. Маму расстраивать не хотелось. Женщина, вырастив двоих детей и заканчивая с третьим на тот момент, грезила только о беззаботной, спокойной жизни и собственном саде. И Шарль, недолго думая, сказанул ей в сердцах тем же летом, что поступил куда-то там в Риме — он не шибко заморачивался, едва ли та знала все университеты в мире — и, собрав вещи, отсалютовал на прощание, поцеловал в щеку и с позором смылся в закат. Точнее, в квартиру, перешедшую ему в наследство от крестного отца, как любимому, самому хорошему и многообещающему, явно в будущем успешному, короче, подающему надежды крестнику. В итоге, куда большие проспекты простирались перед его братьями. Шарль со стыдом думал, что, слава богу, крестный умер и ничего не видит. Он скучал, но наблюдай Жюль за ним сейчас, уже точно б так не гордился. Хотя, тот скорее бы учтиво молчал, продолжая поддерживать во всем с уверенной улыбкой на лице, а этого иногда так не хватало. Шарль решил, что проще будет отдалиться от семьи, чтобы совесть не разорвала его с потрохами за обман. Он периодически звонил маме, расспрашивал, как у нее дела, как там поживает ее небольшой сад, и, главное, с интересом задавал вопросы о планах на ближайшее время, особенно на счет того, не собирается ли женщина в ближайшее время наведаться в Монте-Карло за чем-нибудь. Ну, чтобы, не дай бог, случайно не пересечься.              Шарль просит у бармена еще один напиток и лениво осматривает полупустой зал, чтобы отвлечься от воспоминаний. Все-таки, по всем канонам, ему теперь следовало окунуться с головой в приятные мысли о прошедшем солнечном и радостном детстве, с которым ему весьма повезло, и с которым было связано множество греющих душу моментов. Но уплывать так далеко сейчас не хотелось, обстановка какая-то неподходящая, настрой недостаточно тоскливый, чтобы ворошить прошлое, которое хранило преимущественно хорошее и доброе в отличие от настоящего.              Краем глаза он замечает за одним из столиков компанию из нескольких человек, задерживает на ней внимание на секунду и тут же отворачивается. Какой-то поразительно широкий чувак в простой серой футболке и кепке с логотипом энергетика — че за хуйня, кто вообще покупает мерч энергетика, почему вообще у энергетика есть свой мерч — откровенно на него пялится, Шарлю аж неуютно становится, он почти физически чувствует, как чужой взгляд прожигает дыру в его спине. Лица он разобрать не может в слабом освещении, да и перед глазами уже легкая пелена, но среди его друзей точно нет никого, выглядящего подобным образом. Он этого парня однозначно никогда раньше не видел, тот даже отдаленно знакомым не кажется. Если его узнал какой-нибудь старый приятель, то почему не подойдет и не поздоровается. Если на него запали и строят какие-то планы, опять же, почему бы просто не подойти, Шарль, вроде, один сидит и некого стесняться. Сегодня, правда, он не планировал уходить домой с кем-то под ручку, но его как будто и не раздевают взглядом, просто ошарашенно изучают, не отводя глаз. Че за хуйня? Он решает, что, возможно, ему кажется. Но это вряд ли, он в отражении бутылок за стойкой видит чужой взгляд слишком отчетливо.              Шарль приходит к выводу, что хватит на сегодня алкоголя, в мгновение ока расплачивается за коктейли и ретируется куда подальше. Выйдя на улицу, он вдыхает полной грудью влажный, соленый воздух и боязливо оборачивается — сзади никто не идет — ну и слава богу — значит это точно не какой-нибудь маньяк и не шибко он того заинтересовал. Шарль облегченно выдыхает, проверяет баланс на карте и, плюнув на все, вызывает такси, предусмотрительно отойдя от заведения на почтительное расстояние. Не королевское это дело — с пакетом и пешком, даже если речь о малюсеньком пакетике, едва вмещающем в себя коробочку из-под ювелирного украшения.              Дома Шарля, как и предполагалось, ждала гнетущая тишина и тотальное одиночество. Ну и квиток на оплату коммунальных услуг в почтовом ящике, который теперь лежал на кухонном столе и мозолил глаза. Монегаск закусил губу и осмотрелся, глазами ища, что можно было бы швырнуть на пол в импульсивной попытке снять стресс. Бить что-то из белого, хрустального сервиза с аккуратными золотистыми вензелями, оставшегося еще от Жюля, не хотелось. От безысходности хотелось заплакать, но разрыдаться из-за квитанции за воду как-то совсем уже жалко, поэтому получилось только беспомощно стукнуть кулаком по столу и отдернуть руку, потому что острая боль прошила моментально.              Стримить совершенно не хотелось, день был слишком хорош, чтобы его запороть. Наивно хотелось, чтобы проблемы решились сами собой. Или чтобы их решал кто-то другой, пока он будет собираться на какую-нибудь тусовку, а потом вернуться из клуба, а за него все уже сделали и придумали. Шарль с удовольствием бы доверил свою судьбу кому-нибудь другому, чтобы ничего не приходилось самостоятельно решать, навсегда избавиться от необходимости делать выбор. Тогда не нужно будет нести ответственность за свои поступки, а вину за неудачи можно будет свалить на кого-то.              Так как шанс принять душ пока еще был, там он и заперся, привычно прячась от надоедливых мыслей. Но выйдя оттуда и посмотрев в запотевшее зеркало, висевшее на стене, Шарль понял, что нет, стрима сегодня точно не будет.              Монегаск снова посмотрел на проклятую квитанцию, лежащую на столе мертвым грузом, как будто в несчастной бумажке готовились навсегда запереть его душу. Он уселся напротив, сверля листок взглядом, и открыл диалог, в котором не появилось ни единого сообщения с прошлого раза.              Пальцы застыли над экраном, как в первый раз. Но тогда он просто пребывал в непонимании и злился от этого. Теперь же ему было в высшей степени неловко от идеи, которую он придумал. Шарль решил, что раз у него появился фанат, щедро раскидывающийся деньгами, которые явно имелись в избытке, то пора пользоваться этим преимуществом и выудить какую-нибудь реальную выгоду.

Привет!

      С замиранием сердца Шарль ждал, пока собеседник появится в сети и ответит. Все-таки сыпать просьбами сразу было не очень вежливо, особенно, если планируешь что-то получить. В идеале, еще и не посыл на все четыре стороны. VER_CHArity Привет, Чарли.       Монегаск аж неверяще сощурил глаза, сообщение пришло подозрительно быстро. Так быстро, словно его отправитель уже находился в диалоге или хотя бы просто на сайте.              Шарль нервно кусал губы, печатал, матерился про себя и стирал все, потом снова набирал текст и снова удалял его. Раньше для него не было проблемой хлопать глазками и что-нибудь клянчить. Возможно, дело было в том, что по переписке все свое обаяние требовалось превратить в безжизненные буквы, никаких подмигиваний и обворожительных улыбок. Возможно, в нем заиграла совесть, которой, казалось, не было. На периферии зрения маячил квиток, поэтому он глубоко вздохнул и все же отправил сообщение, не выдыхая, пока на него не ответят.

Я не планирую проводить стримы в ближайшее время, так что если хочешь…

Могу предложить тебе что-нибудь эксклюзивное…

Если, конечно, захочешь…

За определенную плату, конечно…

      Шарль перечитал все еще раз и был готов удариться головой о стену, потому что выглядело это слишком безнадежно и глупо. Он пытался казаться вежливым, не давить, звучать так, будто делает одолжение и ни в чем на самом деле не нуждается. VER_CHArity У тебя что-то случилось?       Монегаск закатил глаза и со стоном уткнулся лбом в прохладную поверхность стола. За что ему это? Нельзя было просто написать что-нибудь вроде: «Отлично, скинь хуй, я тебе заплачу»? Конечно, это было бы мерзко, и он вряд ли бы отреагировал в таком случае без осуждения, но сейчас хотелось побыстрее со всем разобраться и прекратить сей парад неловкости. Да, пожалуй, это был тот момент, когда хотелось банальной прямолинейности, чтобы рассчитаться с клиентом как можно скорее, и все в конечном итоге остались счастливы, получив, что хотели. Уж точно Шарль не планировал распинаться, что у него тут произошло и почему он опустился, перешагивая через гордость, на колени, чтобы что-то попросить прямо, а не юлить и намекать.

Нет, все хорошо.

      Он привычно закусил большой палец. Как будто требовалось добавить что-нибудь еще. Забить окончательно и сказать, что просто нужны деньги? Как-то слабо, учитывая, что он строит красивую картинку сильного и самодостаточного. Если хочешь, чтоб за тебя платили, делай вид, что можешь с легкостью сделать это и сам. Подлизаться и сказать, что находит его лучше других подписчиков, и поэтому готов предложить что-то уникально? Не то чтобы он соврал, написав это, Шарль правда выделял конкретно этого пользователя, потому что сейчас никто больше не донатил ему большие суммы, но казалось, что подобное высказывание должно подразумевать нечто большее, чем банальный меркантилизм.              Шарль задумался всерьез. Мог ли он сказать, что относился когда-нибудь к кому-нибудь из зрителей уникальным образом, не с целью получить больше денег, угождая богатым дядям с особым рвением? Ответ был ясен, как небо беспечным летним днем — нет. И менять этого Шарль не хотел. По крайней мере, пока не было достойного кандидата. VER_CHArity Я уже говорил, что мне ничего не нужно. Если только ты сам не захочешь чем-нибудь поделиться, Чарли.       Может быть записать ему подкаст о тяготах жизни, когда вынужден зарабатывать на нее, а в конце попросить заплатить за это? Для него — человека, которому, вероятно, вообще не приходится задумываться о деньгах и том, откуда они берутся — выйдет отличный стендап. Нет, ну, Шарль абсолютно не понимает, как можно быть таким сложным: сначала привлекать внимание своими донатами, а потом выебываться, что весь из себя такой незаинтересованный. Монегаск привык, когда вьются вокруг него, он не привык обхаживать кого-либо сам. И от этого Шарль снова начинал злиться.

Ясно.

Могу вид из окна скинуть.

VER_CHArity Давай       Шарль хихикнул и, как в бреду, вышел на балкон, наводя камеру так, чтобы в кадр попало и море, и вечерние огни, и утесы французского берега на горизонте. Вообще-то, он изначально написал это с некой желчью и сарказмом, чтобы выразить свое недовольство касательно безынициативности собеседника, но теперь ситуация казалось забавной: он посылает фото вида с балкона человеку, который платит, чтобы на него дрочить. Сразу после отправления фотографии, он замер. На снимке слишком отчетливо читался Монте-Карло, а он старался не разглашать личную информацию. По спине пробежал легкий холодок страха, Шарль реально испугался, что теперь, при желании, его смогут найти, к чему он готов не был. VER_CHArity Красиво       Шарль облегченно выдохнул и самодовольно ухмыльнулся. Он живет в слишком шикарном месте, Монако не по зубам многим, так что нет ничего удивительного в том, что человек его никогда не видел. Он был горд собой, у него есть то, чем не обладают даже те, у кого финансовое положение гораздо лучше.

Ага

Таким поделиться нестыдно.

VER_CHArity А есть, чем стыдно?       Шарль закатил глаза. У него был целый список таких вещей, и тут речь даже не о каких-нибудь позорных интимках или истории, как в средней школе он издевался над девочкой, которая была влюблена в него (ее он вообще старался не вспоминать, потому что от собственной тупости тошнило, кажется, он никогда не делал ничего более отвратительного, но осознание пришло слишком поздно), дело совсем в другом.

Конечно

VER_CHArity Например?

Тебе рассказать об оплате коммуналки или, может, о нежелании стримить?

С чего начать?

      Монегаску казалось, он не пил сегодня до той степени, чтобы нести жесточайшую срань в переписке со случайным человеком. Но сообщение уже было отправлено и прочитано. Шарль взвесил все «за» и «против» и решил, что горит сарай — гори и хата, что будет, то будет. Он окончательно капитулировал и пустил все на самотек. VER_CHArity Тебе нужны деньги на оплату счетов?

Да.

VER_CHArity Так бы сразу и сказал.       Что ж, такая прямолинейность Шарлю нравилась куда больше. Особенно, когда ему на электронный кошелек прилетела тысяча евро. Настроение сразу улучшилось, а в голове крутилась смешная мысль: «Мелочь, а приятно». Нет, вы только подумайте, тысяча евро просто упала с неба, он живет в сказке.

Спасибо тебе большое!

VER_CHArity Не за что, Чарли, обращайся и ни в чем себе не отказывай.

Это за вид из окна?

VER_CHArity Как тебе угодно.

Это очень большая сумма…

Может, хочешь что-нибудь еще?

VER_CHArity Точно, у вас же здесь свои правила. Типа достойная плата за достойную услугу?

Типа.

VER_CHArity Тогда, хочу. Можешь скинуть просто селфи?       Шарль удивленно похлопал глазами. Чего? У чувака странные вкусы, если он дрочит, на фотографии человеческих лиц. VER_CHArity Если что, я не буду дрочить на твое селфи.       Шарль хлопает глазами активнее, разглядывая дурацкий улыбающийся смайлик в конце сообщения с двумя машущими ладошками. Это ему так доказывают, что руки убраны и дрочить не собираются или что? Вообще, чувство такое, будто его мысли прочитали и очень хотели оправдаться. Шарль лезет в галерею, чтобы найти достаточно красивое фото своего лица. VER_CHArity Кстати, раз уж я заказчик, то хочу селфи, сделанное сейчас, просто так, без студийного качества.       Первая мысль: «Ну нихуя себе, я тоже много, чего хочу». Вторая мысль: «Блять, в моем мозге стоит прослушка». Обе достаточно бредовые, учитывая его положение. Кажется, Шарль уже решил раньше, что «горит сарай — гори и хата».              Он чертыхается вслух, идет в ванную, несколько минут тупо разглядывает себя в зеркале: уставший, немного помятый, все еще с новым браслетом на запястье, но, вроде, хотя бы улыбается. Сказать, что вид достаточно хорош, чтобы сделать фотографию, стоящую, потенциально, тысячу евро, определенно нельзя. Но работать приходится с тем, что есть. Шарль брызгает в лицо холодной водой, поправляет спутавшиеся волосы, чтобы те выглядели более-менее уложенными, возвращается в комнату, чтобы взять небольшое световое кольцо и крутится на фоне гардеробного шкафа цвета слоновой кости, пытаясь поймать фокус, в котором не будет выглядеть совсем уж жалко.       Спустя полчаса выбора наиболее удачного снимка и его предварительного ретуширования, в чат все-таки уходит «ненапряжное селфи, сделанное на ходу, без заморочек, за пару секунд». Нет, ну, он ведь даже не выставлял полноценный свет, не запаривался с задним планом, не подбирал одежду, считай, что и не напрягался вовсе.       На фото реагируют эмодзи с поцелуйчиком и коротким: «Спасибо, вот и рассчитались». Прекрасно. Шарль всем доволен, главное, теперь ему не отключат воду и электричество. Его совсем немного штормит от радости, все же ни от кого другого ему еще так легко не доставались деньги. Похоже, он сорвал джекпот, заинтересовав этого пользователя и заставив подписаться именно на себя.       Он задумывается, что интересно, как выглядит его собеседник. Получается, что Шарля тот видел множество раз и со всех ракурсов, а он не знает даже, какого цвета у того волосы. Интересно, как бы его фанат отреагировал, если бы монегаск тоже попросил бы прислать селфи? Послал бы? Проигнорировал? Попросил бы тогда тоже заплатить? Вариантов слишком много, и Шарль отмечает где-то на задворках сознания, что надо будет как-нибудь попробовать.             Ворочаясь в постели в попытках заснуть, он понимает, что эта идея действительно не на шутку его завлекла. Странно, но ему все больше симпатизирует мысль написать столь щедрому донатеру на следующее утро и в шутку попросить тоже поделиться селфи. Может быть, стоит и имя у того спросить. Все-таки, человек, можно сказать, спас его и заслуживает какого-то уважения. Заслуживает хотя бы перестать быть белым пятном, которое Шарль представляет себе абстрактно и обезличено. Наравне с этим, монегаск понимает, как глупо это звучит и надеется, что его отпустит, что, проснувшись, он не совершит никакую глупость, о которой станет жалеть впоследствии, когда поздно уже будет что-либо менять.