Сборник по дрэг-кабаре

Чарльз Давенпорт долго думал, куда пригласить своего любовника. Поверить, что Лионель, он же блистательная Лионелла, действительно согласится встречаться с простым детективом было сложнее, чем раскрыть дела о контрабанде предметов искусства и наркотиков, висевшие на отделе который год. Впрочем, подозрения о причастности владельцев дрэг клуба «Савиньяк» к контрабанде пока оставались лишь подозрениями – а если вспомнить приказ начальства не трогать ни Савиньяков, ни сынка обер-прокурора, то и раскрыть преступление детективу не светило... Ну и как такой неудачник мог привлечь внимание Лионеллы? Роскошной, успешной, богатой, окруженной поклонниками того же уровня и социального положения? По слухам, сам принц Дриксен прислал ей букет цветов... А Чарльз, живущий от зарплаты до зарплаты, бешено ревновал к Лионелле всех, включая Лионеля (и это было смешно) и его близнеца и совладельца клуба Эмиля. И, само собой, остальных коллег и посетителей клуба – кроме, конечно, Дика Окделла. Дикон, такой же простой надорец, стал артистом клуба совсем недавно и все еще вел себя, как обычный человек – ездил на автобусе или убере, предпочитал джинсы вне сцены и не гнушался помочь с черной работой. Сын автомеханика, он уже дважды выручал Чарльза, когда его старая «Нэсси» переставала заводиться. В последний раз «Нэсси» заглохла на стоянке клуба, и, как назло, починку видели и Рокэ Алва, и Савиньяки. Первого возмутило, что Дик вымазался в машинном масле перед самым представлением, а поднятая в презрительном недоумении бровь Лионеля являлась Чарли в ночных кошмарах чаще, чем воспоминания о позорной выволочке, которую он получил от Савиньяков за попытку помочь Дику с распустившим руки мерзавцем. Одуревший от ревности, Чарльз пригласил Лионеля провести вместе два дня на неделе – выходные отпадали из-за выступлений – и тот неожиданно согласился, выбив почву из-под ног, но озадачив необходимостью придумать что-то необычное. Путевку в Ургот или на Марикьяру Чарльз потянул бы только бюджетную, но представить Лионеллу в чартере, с ограничением багажа в одну небольшую сумку не мог. Оставалось предложить то, что Лионелле не предложит никто другой – отпуск у озера. С рыбалкой, прогулками на лодке, настоящей печкой. В конце концов, собирал ли когда-нибудь Лионель ягоды или грибы? Хотя в середине лета из грибов в окрестностях Олларии росли или ядовитые, или условно съедобные, которые можно было прожевать лишь после четырех часов кипячения в трех водах и только с большой голодухи. Супы из крапивы и то были предпочтительнее. Определившись с целью, Чарльз взял ключи у приятеля еще с институтских времен. Когда-то они всей веселой компанией отмечали у озера сданные сессии и защиту дипломов. Работа разбросала их по континенту, посиделки сменились социальными сетями и редкими встречами, но приятель спокойно согласился сдать свою избушку за символическую плату. Довольный, Чарльз накупил и самолично замариновал мясо по-кагетски, раскошелился на очень неплохую «Слезу вдовы», хотя сам предпочитал пиво или надорский виски, добавил свежих овощей и фруктов на десерт. Лионель ждал его у входа в клуб, одетый как с картинки журнала про жизнь аристократов в деревне – изящный твидовый костюм с жилетом, кожаные туфли, и даже кепка в цвет костюма на собранных в аккуратный низкий хвост волосах. Рядом с ним стоял сочетающийся по тону чемодан на колесиках с эмблемой известного дизайнера. Увидев Чарльза на «Нэсси», он вздрогнул – а ведь Чарльз специально заехал на мойку и даже заплатил за полировку! Впрочем, возможно, именно это было лишним – полировка лишь подчеркивала нажитые за долгие годы службы вмятины и царапины. – Возьмем моего «мориска», – холодно приветствовал его Лионель, разворачиваясь в сторону парковки, где стоял его роскошный серебристый красавец. – «Мориск» не проедет по лесу – клиренс низкий, – обиженно ответил Чарльз и подхватил чемодан. Открыв багажник, он с сомнением покосился на уже стоящее там ведро с маринованным мясом, испускающее приятный запах будущего обеда. Подумал и решил не рисковать – пятна и запах на ткани Лионелла не простит. И поставил чемодан на заднее сиденье, а багажник захлопнул. Разобравшись с багажом, он открыл и придержал для Лионеллы переднюю дверцу, и дива – а судя по поджатым губам, это была именно она, с обреченным видом сложилась пополам, поджимая длинные ноги изящным движением. Чарльз захлопнул дверь, обежал машину и сел за руль. Разумеется, у «Нэсси» была ручная коробка передач, а магнитола, хоть и не базовая, не поддерживала связь с телефонами. Пока они выбирались по пробкам из города, Лионелла перебрала десяток радиостанций, остановившись на чем-то джазовом. В бардачке у Чарльза лежали СД-диски с его любимыми песнями – но едва он представил, как скривится красивый рот или поднимется презрительно безупречная бровь, как желание делиться любимой музыкой пропало. Радио так радио. Вот когда они выедут за пределы покрытия, тогда и можно будет предложить альтернативу тяжелому молчанию... Поворот к озеру Чарльз нашел не сразу. Когда-то ухоженная грунтовая дорога за годы без регулярного использования заросла, и особенно было заметно, что никто не подсыпал ни земли, ни гравия в появляющиеся каждой весной ямы. Стоило заскрежетать днищем о поросшую травой выпуклость между колеями, как Лионелла приподняла бровь тем самым, снившимся в кошмарах движением. Чарльз плюнул, выматерился, и заехал левым бортом на обочину, так, чтобы правые колеса шли по середине, и машина хоть и криво, но ехала над препятствиями. В багажнике грохнуло, и запахло кагетским мясом. Кажется, ведро потеряло крышку при крене, а часть маринада пролилась... Что же, хорошо, что чемодан Лионеллы на заднем сиденье, а сумку Чарльза с вещами не жалко. Машина ползла вперед, подпрыгивая на корнях деревьев, торчащих на обочине. Лионелла молчала, поджав губы. Радио перестало работать еще на съезде. Первая совместная поездка и последнее свидание, мрачно думал Чарльз, выжимая всю возможную скорость из старушки «Нэсси». На очередном повороте его сиденье внезапно уехало назад, и пока Чарльз подтягивал себя руками к рулю, чтобы достать до педалей, машина с грохотом вернулась в колею. – Разрубленный Змей! – салазки сиденья сломались, не выдержав испытания. Сделав несколько вдохов и выдохов, он попытался открыть дверь – и уперся ей в обочину. Посидел еще немного с закрытыми глазами. Видеть выражение лица Лионеллы было невыносимо, поэтому Чарльз не смотрел. Хлопнула дверь – со стороны Лионеля обочина была дальше, за глубокой лужей. Лужей, в которой по щиколотку увязли ноги в щегольских кожаных туфлях. Рывком Чарльз перебросил ноги на пассажирское сиденье, перелез сам и вышел из машины. Лужа хлюпнула, но это было уже мелочью. В багажнике помимо вещей в маринаде нашлись десяток разноцветных резинок с крюками на концах – ими обычно приматывали груз к крыше, или привязывали багажник, когда ломался замок. С их помощью Чарльз более-менее зафиксировал сиденье, кое-как обтер ноги и вернулся на водительское место. Лионель сел на сиденье, морщась снял свои туфли и вылил из них воду обратно в лужу, а потом закрыл дверь. – Пожалуй, когда ты уверял меня, что я получу незабываемые впечатления, ты не шутил, – сказал он неожиданно дружелюбным тоном. – Я здесь не развернусь, – признался Чарльз сквозь зубы. Он идиот, с этим следовало смириться и отпустить Лионеллу, а потом напиться в хлам кошкиной «Слезой», закусывая сырой свининой... – Это не та дорога? – от ухмылки Лионеля стало совсем плохо. Кот закатный! То есть кошка... – Та. Но развернуться можно только у озера, а задним ходом обратно на шоссе мы будем ехать до ночи. – Но мы же и едем к озеру? – на этот раз поднятая бровь была брошенным вызовом, а не пренебрежением. Вызов напомнил Чарльзу, как он позорно сорвался тогда, в первый раз – и как после Лионелла его не убила, а согласилась с ним, Чарльзом, встречаться. – Едем, – он пожал плечами, перегнулся, достал из бардачка альбом с музыкой, поставил свой любимый диск с надорской фолк-группой, и рывком вернулся на обочину. Машину подбросило – кажется, он зацепился чем-то за очередной корень. Но это было не важно. К избушке они подъехали к полудню, и Лионель, так и вышедший из машины босиком, изумленно осматривал территорию. Следы запустения были видны и тут – когда-то выкрашенный в жизнерадостный зеленый, щитовой домик облез и щеголял провалившимися ступенями крыльца, а причал и вовсе покосился и выглядел ненадежно. Отперев заклинившую дверь, Чарльз прошел внутрь и сразу развел огонь в камине – домик стоило протопить от сырости. Потом он притащил из озера воды, наполнил металлический умывальник на улице и проверил туалет в углу участка – по крайней мере, сиденье не провалилось, хоть и почернело. Обрадовавшись, что он не забыл самое главное – туалетную бумагу, Чарльз смел сорванной веточкой обосновавшихся в туалете пауков вместе с паутиной, вышел, прислушался к шелесту деревьев, и начал расслабляться. В конце концов, они доехали. Сейчас он поставит жариться мясо, они поедят, вечером половят рыбу, а завтра в лес. Черника, малина, поздняя земляника... Кто еще покажет Лионелле такое? Лионель достал свой чемодан и сейчас стоял посреди единственной комнаты, глядя на диван в углу. – Он раскладывается, – объяснил Чарльз, – но тогда внутри места мало. Ты пока располагайся, а я мясо поставлю. Шампуры нашлись в полке под кухонным столом, кострище было все так же обложено камнями, и даже древние запасы угля все еще лежали под навесом, хотя Чарльз привез еще мешок. Нанизав первую порцию, Чарльз поставил мясо по-кагетски жариться. Сейчас бы по пиву... И как раз огурцы с помидорами нарезать. Но просить Лионеллу помочь с готовкой было неловко. Вздохнув, он посмотрел на ведро с озерной водой, куда за неимением холодильника поставил бутылки с вином, достал одну и зашел в дом. Лионель переоделся – сам Чарльз забил на мокрые ноги и штаны – и сейчас щеголял в чем-то, что заставило Чарльза забыть, зачем он пришел. На Лионелле были джинсы. С дырами. Элегантно разодранная почти по всей длине ткань открывала золотистую кожу, подчеркивала прекрасную форму, манила прикоснуться, провести рукой, добраться до такой заманчивой выпуклости паха... Сглотнув, Чарльз поднял голову и покачнулся. Сверху была футболка с длинным рукавом, сшитая из темной сетки с блеском и искрой. Очертания грудных мышц, бицепсов, широких, но изящных плечей сбивали с ног. Он поднял взгляд еще выше – и замер, глядя в огромные подведенные глаза. Распущенные волосы светились в полумраке домика. Хотелось опуститься на колени и смотреть, как на божество. – У тебя ничего не сгорит? – Лионелла переступила узкими босыми ступнями, и Чарльз с ужасом понял, что простоял истуканом... ну минут десять. И что с улицы действительно пахнет подгоревшей свининой. – Разрубленный Змей! – выбежав обратно, он отбросил бутылку и принялся переворачивать шампуры в надежде спасти хоть что-то. Вторую порцию свинины удалось пожарить нормально – но только потому, что Чарльз не разрешал себе смотреть на Лионеллу. Выйдя из домика, она накинула на плечи твидовый пиджак (и Чарльз немедленно взревновал – чужой мужской пиджак хотелось сорвать и заменить своей ветровкой, и это было полным идиотизмом), облилась репеллентом от комаров, хотя сейчас их было мало – вот вечером прилетят, и устроилась рядом с кострищем на принесенном из дома древнем стуле, с выступающими почти на бье высокими странными столбиками по сторонам спинки. Сколько дубовому чудовищу было лет, Чарльз не знал – но на редкость крепкий образчик времени то ли Карла Пятого, то ли Георга Лысого был неподвластен времени, что бы с ним не делали. Заметив, что Чарльз избегает отрывать глаза от углей, Лионелла сама открыла бутылку и разлила «Слезу вдовы» по кружкам. Бокалов в избушке не было, и Чарльзу стало очень стыдно, но с друзьями они чаще пили пиво. Разномастные кружки – с лосями, кабанами, оленями и другими животными использовались под тизан или глинтвейн. Лионелла выбрала себе красную со смущенным лосем, и Чарльз отчаянно покраснел – его друзья утверждали, что на рисунке вылитый Чарльз, только с рогами. Судя по усмешке Лионеллы, сходство не осталось незамеченным. – Ну что же, – задумчиво сказала Лионелла, когда обед был съеден, а бутылка допита, – мы доехали и даже пообедали. Что дальше? – Можно половить рыбу, – осторожно ответил Чарльз. – В домике есть удочки, а червя я сейчас накопаю. С причала или лучше с лодки. Достать? При упоминании червей Лионеллу передернуло. – У меня другая идея, – она хищно улыбнулась, – мне кажется, теперь моя очередь выбирать развлечения. – И что же ты хочешь? – Чарльз был согласен на все – только вариантов в домике было не так уж много. Кажется, где-то на полке были игральные карты, и какая-то настольная игра, от которой они потеряли часть фигурок. – Ты же полицейский, – Лионелла встала и провела рукой по щеке Чарльза до в момент пересохшего горла, – поэтому мы будем играть в «полицейских и воров». – Хорошо, – он не знал, как играть в полицейских и воров. Да какая разница. Лионелла тем временем занесла стул обратно в дом и кивнула на него. Чарльз сел. Достав знакомые разноцветные резинки с крючками из машины, Лионелла очень умело связала ему руки за спиной – и не пережимает нигде, и не вырвешься – и прикрутила ноги к ножкам, а последней красной резинкой соединила руки с ногами. Джинсы Чарльза неуместно впились в член, и он поерзал, еще раз убедившись, что беспомощен. – А вот теперь, милый, ты расскажешь мне все свои тайны. Чарльз вздрогнул. Неужели его раскрыли? Да что там раскрывать, он же и не работал под прикрытием. То есть знает ли Савиньяк, что они с братом и Алва под подозрением? Когда он прокололся? – Я вижу, что скрывать тебе есть что, – мурлыкнула Лионелла, запустив руку в его волосы и запрокинув ему голову. Чарльз, возбуждение которого которого сменилось страхом, напрягся. – Как интересно, – сухо сказал Лионель, сбрасывая женственное выражение, – ну надо же. Чарльз молчал. Просто смотрел, как исчезает Лионелла, растворившись в холодном безжалостном взгляде известного бизнесмена, которому не мешали ни подведенные глаза, ни бывший еще пять минут назад восхитительным наряд. Лионель Савиньяк, подозреваемый, которого Чарльз терпеть не мог и которого так хотелось ударить по безупречной челюсти, огляделся. Раскрыл свой чемодан, и Чарльз краем глаза увидел что-то красное с перьями, серебристые босоножки на высоком каблуке, какие-то флаконы… Сначала он просто удивился – ну зачем на озере или в лесу босоножки с перьями – а потом понял, что Лионелла действительно согласилась провести с ним два дня. И рассчитывала на приятно проведенное вместе время. А он приволок ее в глушь, где воду надо набирать в озере, а до туалета идти с фонариком. И, кажется, еще и обидел ее тем, что испугался. Идиот, какой же он идиот! Это ж надо было все так испортить? – Лионелла? – неуверенно позвал он. Лионель поднял бровь, и Чарльз исправился, – Лионель? Тот развернулся к Чарльзу и скрестил руки на груди. – Извини, я идиот. Просто, – он зажмурился и выдохнул признание, – я вас люблю. – Мы, Фердинанд Второй? – скептически уточнил Лионель. – Вас, – хорошо, что он привязан и не сможет сбежать, – Лионеллу и Лионеля. Это… пугает, – Чарльз опустил голову. Его снова заставили поднять лицо, дернув за волосы. Лионель наклонился и поцеловал его, жестко, властно, совсем не так, как целовалась Лионелла. По шее скользнул шелк, затянулся, пережав. Чарльз отдавал себе отчет, что еще пара минут – и его тело можно будет закопать в лесу или сбросить в озеро, привязав камни к ногам. Пока его найдут, странгуляционная полоса исчезнет, да и будет ли она вообще от широкого шарфа. Но продолжал целоваться, потому что… кошки, потому что Лионелла привезла перья и босоножки. Даже если Савиньяки и замешаны в контрабанде, сейчас Чарльз не хотел ничего об этом знать. Шарф ослаб, давая вдохнуть, Чарльз потянулся за ускользающими губами – и джинсы снова врезались в член, а резинки – в руки. Он сел обратно и открыл глаза, закрывшиеся во время поцелуев. Лионель смотрел на него… оценивающе? Главное, что без пренебрежения. Рука, держащая белый шарф, поднялась, затягивая ткань снова. – А поцелуй? – успел прохрипеть Чарльз. Лионель улыбнулся... хищно. И склонился к нему, снова закручивая шарф. От поцелуев и недостатка кислорода кружилась голова, но Чарльз не променял бы это ощущение ни на что. Лионель почти не бесил, и потом, руки были связаны и ударить его не получилось бы. А вот целоваться на равных, не уступая и зная, что ему тоже не поддаются, было невозможно хорошо. Проклятые джинсы мешали, и Чарльз поднимал бедра, натягивая резинки, и снова опускался, когда боль в ногах перевешивала. В какой-то момент Лионель сжалился над ним и расстегнул джинсы, спустив вместе с бельем насколько позволяли разведенные колени. И снова целовал, то давая продышаться, то перекрывая кислород. А когда он отодвинулся и задержался, Чарльз открыл глаза – и ахнул. Обнаженный, с красивым налитым членом, Лионель просто перекинул ногу и сел сверху. Чарльз рванулся коснуться – но руки были привязаны на совесть. Зато удалось дотянуться губами до плечей и горла, и Чарльз жадно целовал горькую от репеллента кожу, вдыхал аромат волос, норовивших попасть в рот. А потом Лионель взял каменный от долгих ласк член Чарльза в руку, приподнялся, и стал медленно опускаться на него. Слишком медленно. Чарльз застонал, попытался податься навстречу, рухнул обратно, почувствовав руку на своем горле. Поцелуй, наконец-то полностью опустившийся на член Лионель, чувство полной принадлежности, рука на горле – ощущений было слишком много, слишком сильно, слишком хорошо. Чарльз закусил губу, пытаясь удержаться – но все равно сорвался, и растворился в вспыхнувшем перед веками калейдоскопе. – Мне нравится, как сильно ты на нас реагируешь, но иногда это бывает... неудобно, – ирония в голосе Лионеля вынудила Чарльза прийти в себя. Лионель поднялся – и Чарльз снова не сдержал полу-выдох, полу-стон, чувствуя, как выскальзывает из тела, – и встал, покачивая членом. Не думая, Чарльз потянулся к нему губами. – Даже так? – Лионель поднял бровь, ожидая ответа, но Чарльз не был способен не то, что говорить – думать. Он чувствовал потребность касаться, ласкать, целовать. Желание близости вместе с вынужденной неподвижностью оставляло ему одну возможность – и он тянулся к ней. Лионель обошел его, встал за спинкой – и Чарльз запрокинул голову, опираясь затылком на мускулистое тело Лионеля и глядя в его черные глаза. А потом стул начал откидываться назад, и запрокинутая голова сместилась ниже – к коротко подстриженному треугольнику волос и члену. Чарльз поцеловал головку, открыл рот шире, стараясь дотянуться, и Лионель подался вперед. Наверное, он все делал не так – ему не приходилось делать минет раньше – но Чарльз целовал, лизал, обнимал губами, пряча зубы, пока Лионель короткими осторожными движениями получал свое удовольствие. Чарльз как-то не задумывался о вкусе, но легкий солоноватый привкус, постепенно усиливающийся, не был неприятен. – Подержи так, – рвано попросил Лионель, и Чарльз замер, сжав губы плотным кольцом. Движения стали резче и чуть глубже, почти упираясь членом в заднюю стенку рта, но Чарльз не шевелился. А потом вкус еще усилился, и Лионель резко вышел и застонал. Его руки задрожали, но он рывком выправил стул и рухнул на диван, судя по звуку. Несколько минут они оба пытались отдышаться. Голова Чарльза кружилась, плечи горели. Лионель распутал руки, и, пока Чарльз разминал запястья и пальцы, освободил ноги. Стоило встать – и Чарльза повело в сторону. Ноги затекли. Он почти упал, но Лионель успел подхватить его и усадить на диван. – Ты в порядке? – Да, просто затекло все, и голова кружится, – Чарльз растер ноги, шею, смущенно подвигал челюстью. Потянулся за туалетной бумагой на столе, вытереться, но Лионель достал из чемодана пачку влажных салфеток для снятия макияжа, и протянул одну. Взял еще одну себе, бесстыдно вытер промежность, а потом наклонился, чтобы протереть пол. Чарльз покраснел. О чем говорить с Лионелем после произошедшего, он не знал. С Лионеллой он бы вел себя как мужчина – обнял, разделил истому. Идиот! Он осторожно встал, переложил вещи на стул, а чемодан и сумку на пол, разложил диван, застелил взятым с собой постельным бельем, слегка пахнущим маринадом, расправил спальный мешок. Скинул джинсы, оставив белье, лег и приглашающе приподнял край мешка. – Лионель? – Сейчас, – отозвался тот, огляделся, потом вышел обнаженным, как был, на улицу – чтобы в спешке заскочить обратно практически сразу, но с бутылкой. – Там кто-то есть? – удивился Чарльз. Соседей на этом берегу озера не было, а судя по состоянию дороги, случайных гостей можно было не ждать. – Комары, – с чувством сказал Лионель, плеснул в кружки вина и улегся рядом. Перехватил руку, на которой остались следы от резинок и поморщился, – Извини, надо было развязать раньше. Чарльз пожал плечами и отпил вина. Сейчас его сладость не мешала. – Интересное место, – Ли улегся рядом и осмотрел домик. Скоро начнет темнеть, и тогда Чарльз зажжет свечи. И подбросит дров в камин. – Мы часто приезжали сюда студенческой компанией, – начал рассказывать он, – Летом, осенью. Один раз даже встречали Зимний Излом. Машина не проехала бы, и мы шли пешком, с рюкзаками, по снегу часа три. Замерзли страшно. А потом попытались пожарить мясо на углях, но они превращались в лед сверху быстрее, чем прожаривались снизу. И тогда мы занесли их в дом и дожарили в камине. Лионель рассмеялся. – А Росио вытащил нас с Эмилем на какой-то распальцованный курс по выживанию в экстремальных условиях. – И как? – Чарльз лег на бок, чтобы было удобнее разговаривать. – И мы сбежали на второй день, угнав машину инструктора… Они проговорили до вечера – и даже пожарили остаток свинины в камине, чтобы не кормить комаров, которых на закате стало многовато даже по Чарльзовым меркам. Следующим утром Чарльз с сомнением смотрел на джинсы Лионеллы. – Мы же идем в лес, – объяснил он. – И? – подняла бровь она, – я возьму с собой репеллент. – Там могут быть ветки, и колючие кусты. И даже змеи, – Чарльз покосился на высохшие туфли, протертые до блеска салфетками для снятия макияжа, а потом на свои ботинки. Ноги Лионеллы, узкие и изящные, будут болтаться в его ботинках, а сам он не взял другой обуви. Хотя… За поленницей обнаружились старые резиновые сапоги. Неизвестно, какого цвета они были раньше, но сейчас буро-коричневая поверхность, кое-где уже потрескавшаяся от старости, выглядела отвратительно рядом с модными разрезными джинсами и надетой сверху кофточкой. Пока Чарльз вытряхивал из них мусор и проверял, чтобы внутри не было ничего неожиданного – мышиного гнезда, паутины, еще чего-то, Лионелла поджимала накрашенные губы. И тут его осенило. – А брюки от вчерашнего костюма будут смотреться с сапогами лучше, – намекнул он. – Это мужские брюки, – отрезала она, и Чарльз завис. – Давай я тогда тебе свои запасные джинсы дам? – предложил он, и Лионелла неожиданно согласилась, и даже взяла его запасную рубашку. В лесу было светло, на полянках попадалась переспелая земляника, которую было так вкусно сцеловывать с губ Лионеллы. Потом они наткнулись на малинник и исцарапались, пытаясь достать спелые ягоды. Даже то, что они умудрились заблудиться, не испортило прогулки – с дерева Чарльз увидел озеро, а на берегу уже легко вспомнил дорогу. Искупавшись, они пообедали надоевшим кагетским мясом и начали собираться. – Удачно получилось, – сказал Чарльз, глядя на надвигающийся грозовой фронт. К машине они бежали уже под дождем. Заведя «Нэсси», Чарльз первым делом включил дворники и замер. Дворники не работали. Матерясь, он проверил фары – тоже мимо. Как и поворотники. Магнитола работала, и это казалось издевательством. – Что случилось? – Лионель поднял бровь и посмотрел на часы. – Кажется, часть электрики полетела, – ответил Чарльз, проходя с проверкой по всему, – помнишь, я что-то цепанул днищем? Или когда на кочках растрясло и салазки сломались. – Этой консервной банке место на свалке, – Лионель скривился, и Чарльз сразу вспомнил, что обычно терпеть его не может, и почему, – мне нужно вернуться в город. Поехали. – Мы не поедем в дождь без работающей электрики, это слишком опасно, – Чарльз столько раз объяснял водителям опасности и важность соблюдения дорожных правил в свою бытность патрульным, что даже не задумался. – Ты издеваешься? У меня завтра представление! Сейчас вообще день! – Лионель перегнулся, протянул руку и вытащил ключи, – Меняемся, – холодно добавил он. – Ты с ума сошел? Хочешь убиться? – Чарльз не мог поверить своим ушам. – Выходи из машины, – ледяной голос Лионеля заставил Чарльза почувствовать себя щенком, напрудившим на дорогой ковер. Конечно, он был виноват в том, что не удержал машину вчера, и в том, что не заехал к мастеру проверить электрику – хотя все же работало… Кто же знал, что дорога настолько заросла! Приятель мог бы и намекнуть. – Я жду, – льда в голосе прибавилось, и Чарльз психанул и вышел, хлопнув дверью. Лионель перелез на водительское сиденье, и Чарльз понял, что кошкин сын не намерен был выходить сам и мокнуть. Это разозлило еще сильнее. Обойдя машину, он сел на пассажирское сиденье и пристегнулся. Лионель завел машину и попытался крутануть руль, а потом уставился на него. – У «Нэсси» нет гидроусилителя, – Чарльз понимал, что машину пора менять. И даже собирался начать откладывать. Но в его жизни появилась Лионелла, и важнее стало прилично выглядеть (а значит, покупать хорошие рубашки и одеколон), дарить цветы, подарки… Словом, откладывать не получалось. А остатки денег уходили на ремонт «Нэсси», даже с учетом запчастей, которые механик доставал на развалах. Лионель помянул всех закатных кошек, тронулся, с силой выкручивая руль, и выехал на дорогу. Ливень усилился, и разглядеть что-то сквозь лобовое стекло стало почти невозможно. Остановившись, Лионель опустил водительское стекло (стеклоподъемники были ручные и не зависели от электрики), высунул голову в окно и поехал дальше. Машина подпрыгнула на корне, Ли ударился головой и потерял кепку. Чарльз закрыл глаза. Наверное, стоило сесть за руль – он немного помнил дорогу, да и машину знал как облупленную, но был уверен, что Лионель в бешенстве не уступит. Лужи, не высохшие после предыдущих дождей, наливались на глазах. Лионеля окатило водой так, что даже до Чарльза долетели брызги. На третьем повороте машина не удержалась на скользком склоне, и с плеском съехала в колею, плотно сев на пузо. Услышав, как бессильно проворачиваются в грязи колеса, Чарльз повторил маневр – перегнулся через рычаг переключения скоростей и выключил мотор, вытащив ключ. – Хватит, Лионель, – тот развернулся к нему, и Чарльзу стало на мгновение страшно от его взгляда, – Мы встанем очень рано, часов в пять, подложим под колеса дрова и выедем. Обещаю, ты успеешь на представление. Лионель достал свой навороченный смартфон и замер, не веря. – Покрытие плохое, а в дождь пропадает, – объяснил Чарльз. А ведь ему начало казаться, что не такой уж он был и дурак с этой поездкой… Конечно, он не мог предположить, что электрика полетит. С фарами и дворниками он бы не посадил машину… возможно. Если бы что-то еще не сломалось. Просто ему не везет, и с этим надо смириться. Лионелла была из другого мира, глупо было на что-то надеяться. А Лионель его убьет, и будет прав, а после забудет, как страшный сон. А у Чарльза останутся воспоминания о звезде, опустившейся в его руки… Лионель отшвырнул телефон, попытался выйти – и стукнулся дверцей об обочину. Чарльз выскочил под дождь, не дожидаясь приказа, выпустил Лионеля, мрачно побредшего по грязи в сторону озера, и горько вздохнул. Лицо было мокрым от дождя. Да, дождя, и можно не думать о разбитом сердце, он не персонаж из мелодрамы. Чарльз сел обратно в машину, поднял стекло. Обошел ее, достал из лужи телефон Лионеля, обтер о рубашку и убрал в карман. А потом взял из багажника сумку и чемодан и поплелся к домику, с тоской представляя предстоящее ожидание. Лионель ждал под навесом, критически глядя на небольшую поленницу. В принципе, не так много бревен и нужно, чтобы подложить под колеса. Если подкопать в паре мест… Чарльз был уверен, что справится сам, без помощи тракториста. В домике он первым делом разжег камин, выложил телефон Лионеля. Нужно было переодеться и обсушиться. – Прости, – сказал он Лионелю, просто чтобы прервать молчание. – Ты еще скажи, что тебе жаль! – огрызнулся тот. – Мне очень жаль, что я не увидел тебя в том красном, с перьями, – признался Чарльз, которому уже было нечего терять, и мысленно добавил, – и уже никогда не увижу. Лионель развернулся кошачьим движением, замер, а потом неожиданно усмехнулся и принялся раздеваться. Вытеревшись полотенцем и развесив одежду на столе, чтобы за ночь просушилась, он открыл свой чемодан, а потом кивнул Чарльзу. – Вытирайся, бери стул, ставь в центр комнаты и садись. Глаза закрой. – Ааа? – не понял Чарльз. Лионелла посмотрела искоса. Этого было достаточно, чтобы он заткнулся и сделал, что сказано. Как и всегда. Сев на стул посредине комнаты, Чарльз тут же вспомнил вчерашнее и вздрогнул, но сейчас у него были свободны руки. Все равно было стремно, но он сжал кулаки и замер. Что-то шуршало – вещи? Потом он услышал, как Лионель удивленно хмыкнул, и заиграла музыка. Чарльз сдержался и не открыл глаз, за что был вознагражден нежным поцелуем Лионеллы. – Можешь смотреть. Полупрозрачный красный… пеньюар? Чарльз не был уверен, как называется это длинное одеяние, стекал с плеч. Влажные волосы рассыпались по плечам, путаясь в перьевой отделке воротника, на лице не было краски, но Лионелла была прекрасна любой. А потом она начала танцевать, и Чарльз потерял способность думать. В такт сложной, чувственной музыке с меняющимся ритмом она то замирала на серебряных босоножках, неуместная в обшарпанном домике, как райская птица в курятнике, то кружилась вокруг него, так что наряд развевался и открывал лодыжки. На правой щиколотке был тонкий браслет-цепочка с крошечным колокольчиком, и нежный звон делал представление совсем неземным. Ее руки дразнили его легкими касаниями, а изящная ножка в серебряной оправе вставала то между его коленей, то на бедро. Укол каблука заставил его тяжело задышать и вцепиться в стул, чтобы остаться на месте. А потом она опустилась к нему на колени и поцеловала – нежно, зовуще, сладко. И Чарльз сорвался, обнял ее, начал впиваться в кожу поцелуями, провел руками по бесконечно длинным ногам от щиколоток до бедер, задрав пеньюар. Лионелла ахнула, подалась к нему, прижалась пахом – и Чарльз подхватил ее под бедра и встал. Диван был собран, и Чарльз просто шагнул к ближайшей стене, прижал к ней Лионеллу спиной, и, поддерживая левой рукой за бедро, провел правую дальше, к ягодице. Замер, поглаживая ложбинку и вход, вздрогнул, почувствовав смазку. – Я так тебя… – начал он. – Да, – практически прорычала Лионелла, вцепившись в волосы Чарльза и запрокидывая его голову для поцелуя в висок. Чарльз опустил ее ниже – и ворвался внутрь, почти не сдерживаясь. Они застонали оба, а потом все исчезло, кроме Лионеллы – ее тела, ее ног, сжимавших его талию, ее рук, ее губ на лбу, дурацких красных перьев, которые щекотали лицо на каждом толчке… Позже Чарльз обнаружил себя на полу – опускаясь вниз, он развернулся, так что теперь сам опирался на стену спиной, а Лионелла растеклась по его груди. Он чувствовал, как сильно бьется ее сердце, и как его собственное отвечает. – Я думал, ты меня убьешь, – рука проходила от талии с собравшимся складками одеянием до плеча с перьями, и снова вниз. Чарльз был счастлив – не как обычно после хорошего оргазма, хотя с Лионеллой – а теперь и с Лионелем – плохих не бывало. – Лионель бы тебя убил, – согласилась Лионелла, утыкаясь носом ему в шею. – А ты? – А мне стало обидно, что я привезла целый чемодан нарядов, которые некуда было надеть. И раз уж мы тут застряли на ночь... – Я тебя не понимаю, – признался Чарльз. – Конечно. Но ты такой трогательный, когда пытаешься, и твое лицо... вот как на кружке с лосем. Чарльз откинул голову, ударился о стену и беззлобно выругался. К утру дождь перестал. Взяв с собой лопату и вязанку дров, они вернулись к машине, стоящей посреди глубокой лужи. Лионель, которого Чарльз убедил надеть резиновые сапоги, подошел, прощупал палкой глубину. Чарльз наклонился, заглянул под днище. В принципе, если поднять левые колеса бревнами, и немного снять с воон того холмика... Кивнув себе, Чарльз принялся работать лопатой. Сняв достаточно грунта для первой попытки, Чарльз сел за руль, завел машину и аккуратно тронул. Не хватало совсем чуть-чуть – колеса то цепляли, то проскальзывали. Он собрался выйти и подложить еще веток, которых наломал бы с деревьев, но тут машину толкнуло, и она пошла вперед. Чарльз выкрутил руль, чтобы вернуться на обочину левыми колесами, машина пошла под углом, скользя по мокрой глине, и наконец вырвалась, напоследок прокрутив правое заднее колесо. Выведя «Нэсси» на сухой участок, Чарльз остановился, оглянулся, и понял, что его все-таки убьют. Лионель был облит жидкой грязью с ног до головы так, что цвет его твидового костюма нельзя было угадать. Чтобы выехать на шоссе, машину пришлось выталкивать ещё трижды – в одном месте из-за деревьев пришлось съехать с обочины, в другом лужа оказалась слишком глубокой, в третьем Чарльз сам не понял, почему застрял. Лионель, который отказался переодеваться, пока они не выберутся из этой романтической задницы (и правильно), рычал и ругался. Вымазались в грязи оба, хотя Чарльз, который всего лишь ломал ветки и копал, все же выглядел лучше по сравнению с Лионелем. Хуже было то, что время ещё не поджимало – до представления было три часа – но не давало возможности заехать домой и переодеться. – Твои рваные джинсы? – спросил Чарльз, пока Лионель с невообразимым выражением лица смотрел в чемодан. – В таком виде?! – Лионелла приподняла прядь слипшихся сосулькой волос, ставших коричневыми, и убийственно повела плечом. – Твои туфли высохли, и мои запасные джинсы чистые, – Чарльз знал, что ничего не понимает, но не мог не пытаться помочь, – относительно чистые, – тут же поправился он, вспомнив землянику, малину и поцелуи, в результате которых джинсы обзавелись пятнами на ягодицах и бёдрах. Грязь с волос Лионель смыл каким-то дорогущим тоником, обзывая Чарльза совершенно невероятными словами, когда тот лил его слишком тонкой или слишком широкой струёй. А потом на шоссе Чарльз увидел вдали медленно выезжающий на дорогу лесовоз, нажал на тормоз – и педаль под его ногой провалилась. – Разрубленный Змей! – Чарльз переключился сразу на третью передачу, машина дернулась и взвыла, рявкнул, – Не трогай! – Лионелю, протянувшему руку к ручнику. Дождавшись, пока скорость еще немного спадет, переключился на вторую и, наконец, первую. А потом аккуратно съехал на обочину метрах в пяти от махины с деревьями, чуть не ставшей последним приютом двум идиотам. Поставил машину на ручник, закрыл глаза и высказал все, что накипело – и о поездке, и о комарах, и о дороге, и о маринованной свинине, которые он теперь в кошмарах будет видеть, о слишком сладком вине, которое и в подметки хорошему пиву не годится, о ямах и лужах, владельце домика, который мог бы и предупредить, о «Нэсси» и о своем идиотизме – романтики захотелось, вашу мать. Лионель молчал. Отдышавшись, Чарльз вышел на дрожащих ногах из машины – сейчас бы закурить, хоть он и не курил никогда, так, пробовал когда-то после школы – открыл багажник. Достал почти пустую канистру с тормозной жидкостью. Закрыл багажник, открыл капот, убедился, что тормозуха на нуле. Вылил все содержимое канистры. Замахнулся, чтобы выбросить пустую тару куда подальше – но остановил себя. В конце концов, его идиотизм не причина добавлять к списку прегрешений еще и мелкое хулиганство. До ближайшего пятачка с магазинами они ползли на третьей. Аварийка и поворотники, разумеется, не работали, и Чарльз выставил руку в окно, показывая поворот. Уже останавливаясь на парковке перед магазином автозапчастей, он понял, что видел рекламу ресторана с фаст-фудом, и что они последний раз ели вчера за обедом. В домике не нашлось ни консервов, ни круп, а варить суп из крапивы Чарльз не решился. Когда Чарльз вернулся к «Нэсси» с большим пакетом еды и двумя канистрами тормозной жидкости, Лионель сидел, уткнувшись в телефон. Наверное, вызывал такси – и Чарльз прекрасно понимал, что им безумно повезло, что он увидел лесовоз издалека, и успел затормозить двигателем. Если бы какой-нибудь придурок на «мориске» выскочил перед ними на шоссе, Чарльз не смог бы сделать ничего. А за выезд на дорогу без поворотников и дворников у него и так стоило бы отобрать права. Так нет, решил выпендриться, и оказался еще и без тормозов. Кретин. Влюбленный дурак. Детектив, кошкам на смех – не мог догадаться, что если электрика полетела, то и все остальное надо проверить. – Поешь, пока ждешь такси? – Чарльз открыл пакет и предложил Лионелю бургер – самый дорогой из ассортимента, с беконом, двумя котлетами и жареным ананасом. – Такси? – Лионелла удивилась, но бургер взяла, – ты же обещал меня отвезти. Чарльз смутился. Он планировал ехать в свой сервис к знакомому механику, подливая тормозную жидкость каждые полчаса. Но двух канистр хватит на то, чтобы завезти Лионеллу в клуб. Правда, поедут они медленно – рисковать после почти встречи с лесовозом не хотелось совсем. Рисковать Лионеллой – тем более. Он посмотрел на часы – два часа до представления, час на дорогу, а ведь Лионелле нужно вымыться, переодеться, накраситься... Чарльз взял первую канистру и потянулся к ручке двери. – Поешь сначала, – рука на запястье остановила его, – десять минут ничего не изменят. Чарльз вздохнул, выдвинул из-под магнитолы пластиковую панель с двумя круглыми отверстиями, служащую подстаканниками, поставил туда два молочных коктейля – клубничный и шоколадный, достал две больших порции картошки фри и свой бургер, попроще, но тоже сытный. Лионелла смотрела на коктейли и картошку, как будто видела их в первый раз. – У тебя нет аллергии? – забеспокоился Чарльз. – На жир, сахар и калории в принципе? Нет, – Лионелла с сомнением откусила от своего бургера, с энтузиазмом прожевала и потянулась за картошкой, – А вкусно! Чарльз выдохнул и вгрызся в свой бутерброд. Когда он его доел, Лионелла уже расправилась со своим бургером и картошкой, но все еще выглядела голодной. Отдав ей остатки своей картошки, Чарльз вышел, выбросил мусор и проверил все – шины, масло, даже омыватель. Долил тормозной жидкости до максимума и тронулся. Стоящие у клуба гости и сотрудники провожали развалюху, покрытую грязью более, чем полностью, абсолютно круглыми глазами. Развалюха подъехала к парадному входу, водитель, грязный не менее машины, обошел колымагу и открыл пассажирскую дверь. Оттуда выпорхнула Лионелла, одетая в очевидно чужие джинсы, кофточку с блеском и серебряные босоножки, послала воздушный поцелуй водителю и исчезла в дверях. Водитель закрыл глаза, поднял голову – молился, что ли? – сел и медленно уехал. – Что это было? – спросил Хулио Салина в воздух. Спрашивать Лионеллу было чревато даже ему. – Свидание? – неуверенно ответил Паоло, который был не слишком близок к владельцам, но в курсе ухаживания детектива Давенпорта. Хулио посмотрел на осыпавшуюся с машины на чистый асфальт грязь, и покрутил пальцем у виска. Получив приглашение на новое шоу, Чарльз не знал, что делать. После фиаско он не решался заходить в клуб, и отчаянно скучал – но так же отчаянно не хотел выставить себя еще большим идиотом. Пусть Лионель оказался человеком с титановым самоконтролем, и ничего не сказал о проведенном времени, сам Чарльз понимал, что прокололся по всем пунктам – и с выбором места, и с едой, и вообще чуть их не угробил на обратном пути. Лионелла даже вещи оставила в машине – и Чарльз стыдливо отнес все в химчистку рядом с домом, не решившись забрасывать дорогие ткани в свою старую стиральную машинку. Лицо приемщицы, когда она разглядывала смесь изгвазданных землей, ягодами, маринадом, вином и машинным маслом вещей (мужских и женских очень большого размера), а также чемодан, который тоже пострадал, было невыразимо. Кажется, химчистку лучше сменить. И город. Если Лионель не сочтет нужным ославить его во всем Талиге, а не только в Олларии. Но теперь отчищенный чемодан нужно было вернуть, и приглашение было хорошим поводом. В клуб Чарльз приехал на такси – его «Нэсси» была у механика, и тот не был уверен, что сможет вернуть старушку к жизни, а рисковать чемоданом Лионеллы в автобусе не хотел. У входа его остановил один из официантов, и кивнул в сторону кабинета. – Заберет клубную карту, – решил Чарльз. Увидев чемодан, Лионелла удивленно улыбнулась. – Вот, – неловко сказал Чарльз, – вроде все отчистилось. – Ты трогал мои вещи? – она подняла бровь, а Чарльз залился краской, так как кроме одежды и косметики в чемодане нашлись игрушки, половину которых он раньше в глаза не видел и стыдливо сложил в непрозрачный пакет. Чарльз поставил чемодан на пол и развернулся. – Услуга за услугу, – остановила его Лионелла, и протянула брелок. Чарльз машинально взял его и отстраненно покрутил в руках. – Пойдем, – засмеялась она и утянула его к выходу, задорно цокая каблучками. На крыльце Лионелла нажала на кнопку брелка, которую Чарльз не заметил, и в ответ пискнул и мигнул фарами небольшой внедорожник. – Что это? – слабым голосом спросил Чарльз, который наконец опознал эмблему. Не топовая модель, но где-то две его годовых зарплаты... Или три, зависит от комплектации. – Я не против романтики, – шепнула Лионелла ему на ухо, – но без экстрима. А потом ушла, бросив через плечо: – Не опаздывай на шоу, наше с Мими новое представление – это что-то! На плохо слушающихся ногах Чарльз подошел к внедорожнику, и заглянул внутрь. На пассажирском сиденье, перевязанная алой ленточкой, стояла упаковка пива.