Ленский против!

      Онегин, видимо, выбравший тактику "чем-меньше-женщину-мы-любим, тем-больше-нравимся-мы-ей", как недосягаемая звезда, привлекал не только Ольгу, но и Татьяну, и ещё многих девушек, и почти девушек, и далеко уже не девушек. Он не блистал внешней красотой, но очаровывал большинство, всегда бывал любезен, в меру саркастичен, остроумен с женской половиной в этом посёлке деревенского уклада.       Мужская часть, особенно молодое поколение, уже готовились показать новичку, что негоже местным леди "мОзги пудрить", и уводить их лучшую часть из под носа. Однако Ольга, в узком кругу, который в поселке сразу становился "широким", как в той песне "по секрету всему свету", так вот, Ольга дала понять, что Онегин принадлежит ей. Не то, чтобы совсем принадлежит, но именно его она избрала, а значит и добьется, независимо от того, что парень сам думает по этому поводу. И никто не сомневался в Ольге и в силе её упрямства, то есть упорства в достижении цели, как точно озвучила Татьяна.       Итак, от Онегина временно отстали, тучи слегка развеялись над его головой, и угроза пока что миновала, хотя он сам ходил по посёлку и даже не задумывался, и не знал, и не предполагал о грозящей ему близкой расправе и покровительстве Лариной. Причём обеих сестёр Лариных.       Бедняжка Татьяна разрывалась между влюблённостью, внезапно нагрянувшей, и заполонившей всё: и мысли, и тело. В отличии от Ольги, легко и просто принимавшей решения, не задумываясь особо о последствиях, Татьяна мучилась, так как некогда не питала иллюзий, и знала, что её чувства безответны. Она видела это в Евгении, он никогда не сможет её полюбить, так как изначально не проявил никаких знаков внимания. И наоборот, всем своим поведением, жестами, мимикой, довольно ясно обозначил границы их общения. Татьяна чувствовала также, что Евгению она нравилась больше, чем Ольга, но.. почему же Онегин поступал так, для чего делал больно Татьяне? И главное: за что? Она не понимала.       Между ними не было искры, того самого, чего всегда ждала Татьяна - любви. Чистой и искренней, нежной и робкой, самой настоящей, о которой она не раз читала в своих любимых романах, в промежутках между занятиями и прочими делами. Лишь раз увидев Евгения, Татьяна сразу поняла, что это ОН. А он, отчего-то, не понял. Впервые в жизни она по-настоящему влюбилась, и впервые в жизни эта любовь оказалась безответной, и потому трагической для Татьяны. Она сколько раз корила себя за эту глупость, не в силах сопротивляться этому чувству. И наблюдая упрямые попытки сестры добиться сердца приезжего красавчика, Татьяна испытывала невероятные муки. Ну отчего же не она, не Татьяна, а кто-то другой владел сердцем Евгения?! Чем она заслужила такой резкий отказ?       Любовь терзала её. В её репертуаре появилось больше минорных, жалостливых мелодий, однако исполняла она их блестяще, от сердца и души, получая одобрение от педагогов. Татьяна ушла в мир музыки, в поисках спасения и он принял её в свои объятия.       Однако ночами она всё ещё так глупо прятала слёзы в подушку, сетуя на несправедливость и жестокость судьбы. И зачем только она повстречала Онегина! И зачем только случилось так, что он приехал сюда! Она бы никогда не узнала такой боли, бесконечной и разъедающей её привычную и теперь пустую жизнь. Так ей казалось, и в этом она была уверена также сильно, как и в том, что никогда больше не сможет никого полюбить столь же бесконечно, как ЕГО.       В силу творческой и утончённой натуры, ей также представлялось, что любовь всю её жизнь росла в ней эдаким нежным и хрупким пока ещё бутоном, и лишь при появлении Онегина этот бутон распустился ему навстречу и превратился в прекрасный цветок, ослепляющий её сознание, и породивший целый сонм эмоций и чувств. А что же сейчас? Он оказался брошен, равнодушно забыт под дождём, у стен консерватории, в тот самый злополучный день...       И пока Татьяна, отдалившись от сестры, семьи, и большую часть времени проводя теперь в учёбе и репетициях, и на дополнительных курсах в консерватории, организованных её педагогом, её младшая сестра, уязвлённая недоступностью Онегина и его хладнокровностью в отношении её общепризнанной красоты, решительно занялась "охмурением" объекта. Скорее, это походило на азарт или борьбу, как определила поведение сестры Татьяна, но сказать об этом Ольге она не могла, то ли от жалости, то ли от обиды. Несмотря на всю добродетель и Татьяне не были чужды обыкновенные человеческие эмоции и желания. Особенно, отвергнутой и обиженной женщины. И потому, все выходки Ольги она игнорировала, прекрасно зная, что все ухищрения и попытки сестры бесполезны и напрасны. Сердце Онегина занято. Но кем? Неясно, это была тайна для Татьяны. Или же, попросту, сердце его было закрыто для чувств. Кто знает?       Однако, будучи сестрой Ольги, Татьяна всё же дала совет - оставить Онегина в покое, - но это было озвучено ею лишь один раз.       Ольга же вовсю готовилась поразить Евгения, которого должен был затащить на спектакль этот дурачок Ленский. Она уже успела удостовериться, что Онегин точно придёт, пытая Володьку расспросами. Тот был слишком рассеян и отвечал вяло, постоянно сбиваясь с темы разговора и витая в облаках. Возможно, просто приболел или снова его посетила муза и он весь погрузился в своё стихоплетство, и Ольга всё же отстала от него, решив получше подготовиться и почаще посещая репетиции театральной труппы из местных активистов, но в основном школьников или учителей.       В клубе планировались не отдельные выступления, как говорила Ольга, а целый спектакль, и ей пришлось учить кучу слов, но она постаралась. Это должно было стать сюрпризом для Онегина. А Володьке и вовсе не стоило докладывать, так как он мог всё разболтать.       Сам же объект внимания, тайного или явного, Онегин в последние дни перед совместным с Ленским походом в "клуб", слегка мандражировал и выстраивал в сознании несколько вариантов дальнейших действий. На все его намёки и недомолвки Володенька странно реагировал: точнее, или не понимал, или делал вид, что не понимает. Сперва Женя развлекался, находя Ленского довольно занятным: он шутил над ним, даже потешался. Но сейчас шутки зашли слишком далеко, и перестали быть таковыми. Женя всерьёз вознамерился утереть Ольге нос и заполучить Володеньку целиком и полностью в свои руки, поймать его, как бабочку и держать лишь в собственных ладонях. Чтобы никто даже не смел смотреть, даже дышать в его сторону.       Иногда, он задавался мыслью: для чего ему, Онегину, это было нужно? И единственное, что лезло в голову: потому что я так хочу. Это было необычно, интригующе, заманчиво, а также прекрасным развлечением на лето. Володенька ему нравился, несомненно. И Женя, конечно же, хотел, чтобы и Володенька прикипел к нему всей душой, а тот всё никак не давался с руки. Уже и сам Женя сомневался, кто кого тут водит за нос?       До "свидания", назначенного Володенькой, оставалась пара дней, и Женя не терял времени даром: он просил Ленского показать окрестности. Вдвоём они были и в дубовой рощице на краю посёлка, где Володя забрался на толстый и корявый сук одного из старых раскидистых дубов, звонко смеясь над нерешительностью Жени; и у прудов слушали лягушек, бросая по поверхности камешки; доходили пешком до железной дороги, и до старой разрушенной фабрики, и до одичалого яблоневого сада в паре километров от посёлка; а также вечерами уходили на мелкую речку, что была совсем неподалёку, где просиживали вдвоём часами, до самой темноты, болтая о всяком, или молча наблюдали за быстрым звонким течением речки и всплесками мелкой рыбёшки. За эти два дня оба стали близки настолько, что порой им даже не нужно было разговаривать, чтобы понять друг друга, словно они всегда были вместе, всегда шли вот так - рука об руку, плечо к плечу.       Исподволь, Женя наблюдал за Ленским: как тот срывал травинки и прикусывал их зубами, прищуривая глаза, как одним движением руки убирал отросшие тёмные волосы со лба, как склонял голову, задумчиво глядя в никуда рассеянным взглядом, как смеялся звонко и заразительно, при этом часто толкая в бок Женю и вызывая у него улыбку, как с закатанными до щиколоток штанами заходил в шумную речку, выбирая красивый камешек для Жени "на память", а Женя, в этот момент, пялился на щиколотки...       Евгению это виделось необычным, ведь прежде с ним никогда подобного не происходило. Ни с кем он не чувствовал себя так хорошо, хотя Ленского он почти не знал, и, одновременно, будто знал всегда. И случится ли ещё когда-либо с ним нечто похожее? До сих пор таких людей, как Ленский, он не встречал. Это был единственный человек, который ничего не требовал от Евгения, не ожидал ничего необыкновенного, и, в то же время, смотрел на него с любопытством, и главное, что Володя видел в нём человека, обыкновенного простого человека, из плоти и крови.       - Жень! Женя!       - М-м?       - Что-то не так? - Володя смотрел обеспокоенно, склонив голову набок, как пёс.       Они вновь сидели на лавочке во дворе Онегиных. Вечерело быстро, но Женя всё ещё мог разглядеть обеспокоенное выражение на лице Володи. Женя улыбнулся.       - Нет, что ты, просто задумался, - и Женя опёрся обеими руками о лавочку, поддаваясь телом чуть вперёд. Володя сидел рядом и всё никак не мог усидеть на месте: он несколько раз вздыхал, потом говорил "мда", потирал шею, косился то и дело на Онегина, и отворачивался всякий раз, когда его заставали с поличным.       - Знаешь, - начал издалека Володя, он потёр руки, затем глядя на ладони, - я хотел кое что узнать у тебя. Не то, чтобы узнать...       И Володя снова потёр шею, видимо, смущаясь.       - Что? Что именно? - заинтересовался Женя. Сейчас он был расслаблен и спокоен, аки индийский слон, и не ожидал от Володеньки ничего, что могло бы его растревожить. Володя же вытянул шею, оглядываясь и осматриваясь, будто опасаясь быть услышанным, и выдал:       - Жень, ты уже, хмм, - Володя заёрзал на лавочке, - ты... ты целовался... Ну что ты ржёшь?!       - Ахаах, Володя, ты меня в гроб загонишь! - смеялся Онегин, отчего-то радуясь, что Володя заговорил о более интересных вещах, чем рыбалка и дарение камешков на память. Хотя этот милый жест Евгению был дороже всего. - Конечно, и даже больше.       - Больше? - глаза у Володи округлились, и его щеки заалели, это было заметно даже в полумраке позднего вечера, он смутился и кивнул, - а, ну да, само собой. Извини, это тупой вопрос.       - Да нет, нормальный вопрос для парня твоего, да и моего возраста, - постарался вырулить Женя, чтобы Володя не сорвался с темы. - Хочешь что-то узнать?       - Узнать, хмм, - сам себе под нос буркнул Володька. Он не знал куда глаза прятать, но не мог подавить жуткое любопытство. И с горечью добавил. - Узнаешь тут.       - Хочешь, я тебе покажу пару приёмчиков? - издалека, и стараясь удержать серьёзное выражение на лице, спросил, будто между прочим, Евгений. И прибавил, - без шуток.       - Без шуток? А это как? Не как в прошлый раз? - и Володька нахмурился, но ему жуть, как захотелось узнать, что там за приёмчики в арсенале у Онегина. И узнать конкретно от самого Онегина!       Ну а что? Вон Санька рассказывал Володьке, скорее хвалился, что они с Егором и Мотькой ночевали вместе у Егора, когда родители того в город уезжали, и смотрели всю ночь всякое непотребство, и само собой делали всякое, а иногда и друг другу руками пособляли. Так чего он, Володька, стесняться-то будет? Тем более, Женька тот ещё стреляный воробей, и поболе их знает. Володька покосился на Онегина.       - Серьёзно, без шуток, - и Женя приподнял бровь, складывая руки на груди и выпрямляя спину, при этом предварительно закинув ногу на ногу. Эдакий эксперт на выезде. - Тем более, Володя, ты мне нравишься, без шуток.       - Нравлюсь? А! Ну да, ты ж говорил, - хмыкнул Володя, не решаясь. Затем еще раз огляделся, но ото всех любопытных глаз их скрывали разросшиеся в палисаднике Онегиных кусты, однако же, он добавил тише, - и что же это за секретики?       Не удержавшись, Женя улыбнулся, радуясь и, одновременно, жалея, что стемнело. Ему страсть, как захотелось увидеть лицо Володи. Однако, он взял его за руку и потянул на себя.       - Если ты, действительно, хочешь знать, то пообещай, что не сбежишь, - прошептал Женя, мысленно ликуя в предвкушении. Володька, похоже, закивал, - я хочу это услышать, Володь, я, вообще-то, еле вижу тебя в темноте.       - А, точно, ну да, согласен и не сбегу, - зашептал в ответ Володька, хотя нервничал и руки у него едва заметно дрожали.       - Это хорошо, что не убежишь, - "потому что я тебя не отпущу", прибавил про себя Женя. Он подхватил подбородок Володи и осторожно провёл большим пальцем по нижней губе, ощущая какая она мягкая и слегка обветренная. Вздохнул и потянулся, чтобы прикоснуться к ним своими.       Затем, как ни странно, Володька не убежал, а наоборот, быстро втянулся в эту игру, а через полчаса и сам перехватывал инициативу. У Жени заполошно билось сердце, едва не выдавая настроение своего хозяина. Он подтянул ближе Володю, обнимая его двумя руками, и исследуя языком изнутри, но там его ловили и увлекали в танец, лишь сильнее распаляя.       Удивительно, что же толкнуло Володю на столь эксцентричный поступок? Эта мысль лишь единожды промелькнула в сознании Евгения, а затем он забылся и полностью отдавался "обучению". Когда же, запыхавшись, он оторвался от Володи, то не успел произнести "я могу показать и больше", как его прервали:       - Пойдём к тебе в комнату, - хрипловатым голосом заявил Володя, от подобного у Жени чуть не снесло крышу, он даже подумал, что ему послышалось. - Ну? Идем?       - Да, - и они хватая друг друга за руки и дурачась, полезли через палисадник к окну Жени и по очереди забрались внутрь. После чего Онегин полез в ящик комода и достал свечу, и еле еле поджёг на ней фитилёк дрожащей рукой. Обернулся и увидел Володю, сидевшем на диванчике, и смотревшего на него пристально и прожигающим взглядом. Тот неосознанно провёл по припухшим губам и подвинулся, как бы приглашая Женю присесть рядом. И едва Женя присел, как они тут же возобновили прерванное "обучение", только теперь можно было видеть каждую эмоцию на лице друг друга и обоюдное желание в глубине глаз.       - Володя, - прошептал в губы Женя, увлекая его на диванчик. А Володька замер, оказавшись в объятиях "возлюбленного приятеля" на его ветхом диване, уставился на него, прервавшись:       - Это ведь только обучение? - произнёс он со скепсисом, высматривая что-то на лице Жени. Тот улыбнулся.       - Всё будет только так, как ты захочешь, и сколько захочешь, - успокоил Онегин, и пригладил прядь выбившихся волос у Ленского. Тот тяжко вздохнул и прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, затем кивнул.       - Хорошо, - он потянулся, увлекая Женю в поцелуй.       Диванчик был небольшой и тесный, местами скрипучий, поэтому лежали они почти слившись и удерживая друг друга в крепких объятиях, не позволяя свалиться. Когда обычные поцелуи перешли в более страстные и чувственные, а Володька не смог сдержать тихого стона, то Женька решил действовать- злодействовать, и заскользил рукой по спине и торсу Володи, ощущая ладонью разгорячённую гладкую кожу, и вроде тот был не против, отвечая тем же.       Но каково же было удивление Евгения, когда Володенька вдруг подмял его, каким-то образом, и совершенно незаметно, под себя и добрался рукой до самого главного. От удивления и резвости "ученика" Женя замычал ему в губы и дёрнулся.       Всё его тело словно горело в огне, охваченное необъяснимым, любовным жаром, а сознание заволокло дымкой желания. Евгений даже мысленно не мог назвать происходившее с ним животным возбуждением, так как Володя мог вызывать лишь чувственное желание; от чего щемило в груди, глаза заволакивало слезами, и Женя задыхался от эмоций. И всё бормотал: "Володя, Володенька", и что-то ещё нежное и слезливое, что в любой другой ситуации посчитал бы глупым и пошлым, и скорее всего высмеял, и чего никогда не позволял ни себе, ни своим партнёрам. Он наплевал на всё и вся, забывая обо всём впервые, так как обладал сейчас самым ценным. Пожалуй, впервые, Онегин был столь открыт и искренен.       - Ты не против, если я немного помогу? - спросил, глядя исподлобья Володя. Женя уставился на его смущённое, но уверенное лицо, и, замешкавшись, в итоге кивнул, сдаваясь. Володя расплылся в улыбке, - Здорово!       А затем его приласкали рукой, как, впрочем, и он в ответ, добиваясь разрядки. На чем всё и закончилось. И мир вернулся на круги своя, став снова обычным и обыденным. Оба молча, но не сдерживая усталых улыбок, и смущаясь, убрали следы "маленькой смерти" салфетками.       Володька отказался идти домой, а ликующий про себя Женя благодушно позволил ему остаться на ночь, несмотря на то, что никогда и никому не позволял подобного. Это был самый странный акт из всех, что случались у Евгения раньше. Самый эмоциональный и чувственный, и, пожалуй, самый благочестивый из всех. Отчего он тихо рассмеялся, когда Володя уже дремал у него на плече, прижимаясь и наваливаясь нагло, как кот, а Женя осторожно трепал его волосы, стараясь не разбудить, находя это отныне самым любимым своим занятием.

***

      - Жень! Женя! - встретило его утро привычным зовом болеющего дядюшки. Евгений подскочил на диванчике, который ворчливо скрипнул. Воспоминания нахлынули на него, и он огляделся, но Володя уже ушёл, видимо, не решившись его разбудить. Евгений улыбнулся насмешливо, и дурацкая улыбка не сходила с его губ, и когда он навестил дядю, и когда принес ему скромный завтрак, и когда поправил тому подушки, и проветрил дяде комнату, и слушал что-то, но не понимая толком слов Пал Палыча - все его мысли занимал Володенька. Глаза Володи, губы, его руки и гладкая жаркая кожа, и... Чёрт, эти мысли беспокоили его и распаляли! Он вздохнул, прикрывая глаза, и, наконец, расслышал слова дяди:       - Жень, ты Володьку не обижай, смотри у меня, - болезненно кашляя, заявил дядюшка, внимательно рассматривая блуждающего в розовых облаках племянника.       - С чего ты вообще взял, - но строгий и всезнающий, пронзительный взгляд дяди, прервал речь будто бы возмущённого Евгения, и тот вздохнул, сдаваясь, и более мягким тоном продолжил, - хорошо, дядя, но ничего подобного у меня и в мыслях не было. Не думай, что это шутки ради, всё серьёзно.       - А ты бываешь серьёзен? Задуришь голову пацану, и - фьють, нет Женьки, ищи его свищи, уехал, а ты тут пропадай пропадом со всем багажом чувств и любовей. Легко это думаешь?! Легко это ему будет? А?       - Дядь, да ты что? - удивился такому порыву эмоций дяди, который, вроде, даже забыл, что болен, подаваясь с постели вперед к племяннику. - Володя важен для меня, очень.       - Вот, ты, Женя, думаешь, лежит старик и не видит ничего, и не знает, - негодовал дядюшка. - А я вот слышу и вижу, между прочим, что херовое дело ты затеял, Женька. Задуришь и бросишь, как пить дать, бросишь! Знаю я, вас, таких щёголей залётных!       И дядя, обессиленный и вымотанный, откинулся на постель со стоном, пряча глаза в локте. Евгений молчал, переваривая недоверие и выговор дяди, не совсем понимая вспышку его гнева. Его задело подобное отношение и мнение о нём дядюшки, да и оправдываться и объяснять что-либо он не намеревался. В конце концов, это личное дело его и Володи, и никого более.       Нахмуренный и уязвлённый, он присел на стул подальше от кровати дядюшки, и сложил руки на груди, молча глядя в распахнутое окно, и ожидая пока дядя успокоится.       - Ты не понимаешь, - попытался заговорить Женя, но дядюшка его прервал резко:       - Нет, Евгений, это ты не понимаешь, - затем он устало вздохнул, словно запал иссяк и он растерял все силы, стал говорить медленнее, отрывисто и тише, - ты поймёшь, но позже...может быть, когда будет уже слишком поздно.       - Мы, как-нибудь, сами разберёмся с Володей...       - "Как-нибудь", вот именно, - язвительно подчеркнул Пал Палыч, охрипшим голосом, - подай-ка лучше воды, что-то совсем пересохло в горле.       - Это потому что некоторые нервничают по пустякам, - проворчал Женя, подавая стакан с водой, и краем уха услышал, как пришла сиделка, и, про себя, обрадованно выдыхая. Пришло его спасение, что избавит от нотаций дяди. И вскоре он передал полномочия женщине- спасительнице, поспешно скрываясь с глаз сурового и прямолинейного дяди.        Заварив себе кофе в чашку из сервиза дядюшки, который тот, будучи ещё в здравии, всегда и всячески берёг, Онегин, переполненный противоречивыми чувствами, выплыл на крыльцо босоногим, лишь в тех же старых тапках, схожих со старыми, но верными псами, что ещё лают, но уже не кусают. Прошествовав до открытой беседки, облюбованной живучим диким виноградом, протянувшимся уже до самого края крыши, несмотря на начало лета, Евгений присел на лавочку и пригубил забелённый молоком кофе; как он полюбил делать после одного из посещений дома Ленских, где его Володя и научил белить " эту гадость", которую, по заверению Ленского, "в здравом уме и добровольно в рот не возьмёшь без сахару да сливок".       Его привлекло движение на соседнем участке. На самом деле, в некоторых пор, предаваясь наслаждению утренним кофе, он также наблюдал за работой Ленских: те постоянно были чем-то заняты с утра и до вечера, привлекая к работе и сына, что не могло не радовать Онегина. Ведь благодаря этому, он мог следить за "возлюбленным приятелем", без всякого зазрения совести, открыто и с двойным наслаждением, либо поутру, либо в полдень. Всё чаще, в вечернее время, Володя стремился ускользнуть от некоторых обязанностей, или спешно переделать их, чтобы вырваться к Онегиным.       Отдыхая на свежем воздухе, Женя даже научился получать удовольствие от окружающего мира, от среды, диковатой и не свойственной его натуре и образу жизни; этому его научил Володя, точнее, втянул в деревенский быт, увлёк и физически и морально. И теперь Онегин уже не так сильно "страдал" от пребывания здесь, как по-первости, по приезду сюда. Он серьёзно увлёкся, можно сказать, впервые.       Улыбаясь тёмной макушке, что показалась на огороде Ленских за забором - похоже, что Володю снова привлекли к прополке, - Женя сощурился от удовольствия, чувствуя небывалый душевный подъём, подзабывая неприятный разговор с дядюшкой. А ещё он припомнил, что сегодня вечером они с Володей собирались пойти в местный клуб, над чем он потешался, но не высказал Ленскому ничего, что могло бы его обидеть или принизить: клуб, так клуб. Бывая в большинстве столичных клубов, Евгений был уверен, что его уже ничем не удивишь. А вот Володю он бы туда не повёл, ревностно скрывая от алчных и развращённых взглядов, с которыми часто сталкивался сам, своего ангела во плоти, пусть и простодушного и легковерного, но слишком чистого для подобных мест.       Отмечая за собой, что он, пожалуй, стал слишком сентиментален, и вовсе размяк, переживая романтическое увлечение Ленским, трогательным и открытым душой парнем, Онегин всё ещё оставался собой. Невольно он вернулся к разговору с дядюшкой: а так ли был неправ Пал Палыч, утверждая о несерьёзности и временности этих чувств? Пройдёт ли это его страстное увлечение? А если пройдёт, то что останется? Нет, всё это ерунда.       Хмуря брови и поджимая губу, недовольный ходом своих мыслей и сомнениями, проникающими в его сознание и отравляющими всё то хорошее, что там было, Женя выплеснул остатки охолодевшего кофе в сторону, вместе с нехорошими мыслями. И его губы , наконец, тронула тень улыбки: к забору Онегиных направлялся Володя, всё в той же растянутой майке, как при их первой встрече, и в удлиненных шортах, сверкая узкими щиколотками, от одного взгляда на которые, у Жени замирало сердце. Но самое главное, что лицо Володи словно сияло от счастья - впервые, Евгений видел вживую это явление, это непонятное ему ранее выражение, когда человек "светился от счастья".       Это же он счастлив, потому что меня видит! Меня!       Это открытие, точнее осознание, слегка ошарашило Онегина. Неужели для Володи он был настолько важен? От этого у Жени даже немного закружилась голова и стало немного страшно. Ответственность за счастье другого человека его испугала, но он поспешил отмахнуться от этого, посчитав это за глупости, вызванные дурным разговором с дядей. И из-за этого ему теперь всё видится в нехорошем свете. Володя счастлив, разве это плохо?       - Привет, и не надоело тебе прохлаждаться в одиночестве? - и Володя, положив руку с локтем на деревянный штакетник, опёрся на него и расплылся в улыбке. Евгений хмыкнул, наблюдая за ним, и ответил:        - Удивительно, каким самоуверенным становится человек, после пары уроков, - и усмехнулся насмешливо, когда заметил смущение Володи, - но мне нравятся эти перемены, они тебе к лицу, Володя.       - Что? Так заметно? - слегка испуганно потёр лицо Володя, оглядываясь по сторонам, словно его могли уличить в чём-то постыдном. Он поправил то и дело сползавшую лямку на плече, и подтянул пояс шорт за резинку. Затем шмыгнул, смущённо потирая нос и добавил, избегая смотреть в глаза Жене:       - Вообще, я хотел напомнить про сегодня, - и он обеспокоенно посмотрел на Женю, словно опасался, что тот передумает.       Сперва Жене захотелось поскорее оказаться поближе к Володе и, возможно, обнять его со всей силы и с замиранием сердца, пусть по-приятельски, и он почти сорвался с места, но вовремя заметил мать Володи на огороде Ленских: она уже всматривалась в фигуру сына, явно обеспокоенная тем, что тот отлынивает от работы.       И всё же Женя поднялся с места и приблизился к Володе, который застыл в ожидании дальнейших действий Онегина. Женя протянул руку и пожал протянутую в ответ руку Ленского, на миг задерживая её и не отпуская, и заглядывая в самую глубину синих глаз напротив. Евгения вело уже от этих простых действий, прикосновений, как мальчишку, и Володю тоже, судя по его виду и поплывшему взгляду одурманенных глаз. Ленский судорожно вздохнул воздух и резко выдохнул:       - Женя, - прошептал он быстро, словно их могли услышать, и сжимая руку Онегина сильнее, - странно, но теперь я всё время скучаю по тебе. Может это глупо, но это так. Ты веришь?       - Да, - выдавил Женя, едва сдерживая бурные порывы и также сжимая руку Ленского в ответ. - Я тоже...       - Вовка! Ты чего там застрял? А ну, живо, дуй сюда! - крикнула мать Ленского, развеяв весь любовный дурман, и Женя фыркнул насмешливо, так как Володя едва не подскочил, и выдернул руку:       - Жень, извини, пора бежать, но позже я заскочу к тебе, ага? - и Володя, с затаённой надеждой, двинулся обратно от забора Онегиных, не отрывая взгляда от Жени и ожидая его решения. Онегин кивнул согласно, и махнул рукой.       Весь день Евгений промаялся бездельем: он то продолжал начатую книгу, то блуждал по просторам интернета, игнорируя навязчивые сообщения, то наблюдал за работой сиделки, то периодически вступал в полемику с дядюшкой, стараясь настоять на своём, то скучал, то тосковал, то бродил в палисаднике, то присматривался к соседскому двору, гоняя чаи в беседке.       И всё это мучение Онегина продолжалось вплоть до вечера. А так как Володи долго не было, то Женя решил пройтись до супермаркета местного разлива, где даже кошки знали друг друга по именам.       По пути ему встретилась одна из сестёр Лариных, о которых он успел подзабыть, по крайней мере пытался это сделать. На его счастье, или же беду, попалась ему Татьяна. Она шла навстречу, погружённая в свои мысли и с мохнатой мелкой собачкой на тонком поводке. Завидя за несколько метров Онегина, и узнав его, она сперва остановилась, растерянно глядя, и дёрнулась, будто хотела уйти, и не сталкиваться с ним, и Евгений мог понять причины подобных желаний. Однако, в итоге, решившись, она продолжила путь, да и Евгению стало любопытно.       - Добрый вечер, Евгений, - поздоровалась Татьяна, и дёрнула шебутного пса поближе к себе, - не беспокойтесь, он не кусается.       - Добрый вечер, - кивнул Женя, нисколько не опасаясь пёселя, да и тот явно благоволил к Онегину, закружив у его ног. Для поддержания разговора пришлось выдать, - Вышли на прогулку?       - Не совсем так, - вздохнула Татьяна, уводя взгляд. Они помолчали, осознавая, что говорить им не о чем, кроме, как вежливо затронуть тему о погоде или здоровье близких. И когда Женя приготовился попрощаться с девушкой, она вдруг сказала, - а вы же сегодня будете в нашем клубе? Там играют интересную пьесу.       - Возможно, что вы правы, я еще не решил, - ответил Женя, раздражаясь. Неясным оставался тот факт, что Татьяна каким-то образом узнала о его планах. Он принудил себя улыбнуться. - А что у вас тут и пьесы играют?       - И пьесы, и песни, концерты дают, и на инструментах играем, да много чего, - по-простому поделилась Татьяна, без напускного пафосного тона. - И весьма неплохо.       - Ну, раз вы настаиваете, то мне несомненно стоит побывать на представлении, - хмыкнул Евгений. И поспешил распрощаться со старшей Лариной, оставшейся в странном замешательстве от его слов. У Жени подпортилось настроение, ему было совершенно неясно, каким образом расходятся слухи в этом посёлке. И что ещё интересного знали о нём, и Володе.       - Камеры тут что ли на каждом шагу, - фыркнул он. Вечером должен был приехать его заказ с тем же грузовиком, с водителем которого он и приехал сюда изначально. Тот согласился за определённую сумму периодически доставлять Онегину необходимые вещи, или заказы из города. Этим вечером он хотел немного побаловать Володю, и приятно провести поздний вечер после "пьесы", на посещение которой он согласился лишь ради Ленского.       Несмотря на благополучно и весьма удачно сложившиеся обстоятельства, Евгения смущала некая не оформившаяся в его сознании мысль: она, словно, назойливая пчела всё вертелась, но не давала себя поймать. И всё же он, воодушевлённый предстоящим приятным вечером с Володей, отмахнулся от всего, сбросив неясное беспокойство на нетерпеливость. До прихода Володи оставалось полчаса, и Женя уже приготовился, надев те же вещи, что были на нём в их первую встречу.