clarity in kerosene — nothing, nowhere
— Сюань-сюн, идёте на обед? — постучавшись, в кабинет заглядывает девушка. Альфа поднимает голову на неё, оторвавшись от экрана ноутбука и прервав набор текста, а после, смерив равнодушным взглядом, отвечает: — Нет, — и возвращается вновь к монитору. — Спасибо за приглашение, но я не обедаю. — Ладно, — пожимает плечами омега. — Если что, мы можем вам что-нибудь захватить. Не стесняйтесь писать. Оставшись вновь в одиночестве, мужчина снимает очки и трёт переносицу двумя пальцами. Устал. Голова болит так, будто сотни мини-человечков били в тарелки прямо внутри, а выпитый утром энергетик мало чем помог — всё равно клонит в сон. Стараясь обычно не брать работу сверх меры, Хэ Сюань вдруг нашёл себя по макушку зарытым в бумагах, которые сам же себе набрал. Получил похвалу от директора за трудолюбие, конечно, но это единственный плюс. Кажется, в последнее время он слишком увлёкся. Уже больше месяца разгребает то, что взял, выполняя всё в согласовании с регламентом. Его место не просто так заслужено, и отдельный кабинет предоставлен не за просиживание штанов в офисе. Всё же альфа компетентный работник, не побится даже назвать себя одним из лучших в своём деле, и выполняет свои обязанности, подходя со всей ответственностью. Очередная премия гарантирована, но это мало чем радует. Почему-то в последнее время в принципе мало что способно порадовать альфу или хотя бы заставить улыбнуться, будто солнце зашло за тёмные тучи и не показывает даже один луч. Китай стал куда более серым, чем обычно. Дома, высотки, магазины — всё серое, будто наложили чёрно-белый фильтр в редакторе. Как будто поглотила рутина, ограничивающаяся домом, работой и редко — «Призрачным Городом», в который он давно не захаживал. Почему? Не знает. Наверное, боится вновь увидеть Цинсюаня в сомнительной компании или наткнуться на самодовольный «а я говорил» взгляд Хуа Чэна, предупреждавшего, что перепих на одну ночь должен оставаться перепихом на одну ночь, а иначе через недельку-другую кто-то обязательно к кому-то привяжется. Беда в том, что Хэ Сюань слишком уж самоуверенный, когда дело касается чего-то, ради чего не стоит напрягаться, — а в данном случае в поиске нового партнёра на ночь, — и из-за этого, разумеется, нередко попадает в неприятности по своей же «дурости», как любит говорить друг. Но теперь, уже несколько месяцев как избавившись от одной из них, почему он всё ещё не чувствует облегчения? Где обещанная свобода и лёгкость? Где наслаждение одиночеством без присутствия в жизни заносчивого блогера, провоцирующего каждую их встречу? Где всё это?! Почему вместо того, чтобы чувствовать себя в своей тарелке, как раньше, Хэ Сюань максимум может сравнить себя с мудаком, воспользовавшимся чужими чувствами себе в угоду? Он ведь догадался обо всём ещё когда это только началось, заметил изменения в поведении Цинсюаня ещё на первых парах зарождения его чувств, и не нашёл смелости всё оборвать, а омега только сильнее тонул в нём. Хэ Сюань не задумывался о причинах своего паршивого настроения, ужасного самочувствия и, в целом, не придавал этому значения, вернувшись в привычное русло и продолжив сажать себе зрение перед монитором ноутбука. Он и раньше это делал, но как будто теперь это куда тяжелее. Возможно, было бы неплохо просто взять небольшой отпуск, отдохнуть, разгрузить голову и потом с новыми силами вернуться, но что он будет делать в этом отпуске? Поедет к семье? Будет сутками капать Хуа Чэну на нервы и мозолить глаза в клубе? Вариантов не так много, а ведь мог быть и ещё один, в котором он бы дал шанс Цинсюаню и согласился на совместную прогулку куда-то. Странно признавать, но присутствия омеги в жизни стало очень не хватать. Раньше Хэ Сюань только и делал, что жаловался Хуа Чэну на него, мелькающего тут и там, но лишившись этого, даже стал скучать по его неугомонности и вниманию. А ведь у него не было намерений обрывать общение на корню, он просто обозначил свои границы, сказав, что они будут обычными друзьями, а не любовниками. Цинсюань пытался подбить к тому, чтобы они хотя бы попробовали на вкус отношения друг с другом, и, получив отказ, пропал с радаров насовсем. Альфа не преследовал цели его обидеть или как-то задеть; тот разговор вышел слишком эмоциональным, а случайная встреча в «Призрачном Городе» только всё усугубила. Хотя… даже если так подумать, то и друзей бы из них не вышло. Чувства Цинсюаня вряд ли пропали бы, он продолжал бы мучиться от невзаимной любви и был бы несчастен. Хэ Сюань может смело предположить, что тот так же не упускал бы возможности подкатывать и всячески уговаривать хотя бы разок попробовать. В этом весь омега. Упёртый, когда дело касается того, чего он хочет, и капризный, когда речь заходит о чём-то полюбившемся. Быть свидетелем его ревности лично не удавалось, но о ней как-то раз упомянул Хуа Чэн, на себе же Хэ Сюань испытал только проявление нежности со стороны Цинсюаня, особенно, когда приходит момент расходиться. Он обязательно будет липнуть, обвив его всеми конечностями, что-то лепетать спокойным, словно лёгкий морской бриз, голосом, невесомо целовать и просить остаться с ним подольше. Забавно то, что и ответ на свой заевший вопрос, и на предложение — вернее, просьбу — остаться с ним мужчина получил соглашение тогда, когда был не в состоянии соображать, а Хэ Сюань, судорожно думая, что делать с вусмерть пьяным омегой, делал всё, чтобы тому было комфортно и хорошо. Был ли это всего лишь жест доброй воли с его стороны? Отчасти. Цинсюань ему стал по-своему дорог, хоть он и пытался на словах доказать обратное. Выставляя себя бесчувственной мразью альфа пытался оттолкнуть его от себя, как-то сгладить углы их ребром стоящей проблемы, но тот оказался слишком непробиваемым. Походу, он пустился во все тяжкие. Как-то раз, в начале общения он разоткровенничался и ответил на возникший в голове Хэ Сюаня вопрос, заданный ему: — Бежишь от чего-то? — Что? — повернулся к нему собирающий волосы в хвост перед зеркалом Цинсюань. Номер мотеля, в котором они тогда провели время вместе, был небольшим, но имел хорошее зеркало, перед которым тот и крутился. — Или есть какой-то повод столько пить? Не похоже, чтобы люди напивались от хорошей жизни. Всегда есть какие-то подводные камни. Загадочно усмехнувшись, омега отвернулся, продолжив расчёсывать пальцами волосы, чтобы собрать их резинкой. — Мои проблемы… тебя не касаются, Хэ-сюн, — ровно ответил он. — Но ты прав. Я действительно бегу от реальности. А ты? В чём трагедия твоей жизни? Развод? Работа? Или ходишь налево от мужа или жены, когда спишь со мной, потому что дома всё достало? — повернувшись, мужчина давит слабую улыбку, оперевшись бёдрами о комод и сложив руки на груди. — Не распаляешься о своих проблемах, но выуживаешь мои? Психологом на полставки заделался? — Нет, — на выдохе произносит и, опустив руки, начинает неспешно идти к кровати, — хочу узнать, насколько мы похожи, — забравшись на мягкий матрас, омега на четвереньках добрался до сидящего по-турецки Хэ Сюаня, внимательно следящего за ним. — Возможно, мы куда более одинаковые, чем ты думаешь, — сев перед ним, он замирает. — Алкоголь помогает тебе забыться? — Лишь на время. Это никогда не действует так, как ты хочешь, — посерьёзнев, Цинсюань ложится рядом, положив руки за голову, из-за чего поднялась футболка, в которой он был, открывая вид на оголённое тело. — Сначала всё хорошо, тебе весело, а потом снова накрывает проблемами, и убежать от них уже не выходит. — Я тоже твой способ забыться? — неотрывно следит за ним Хэ Сюань и слышит усмешку. — Типа того. Но с тобой приятней, чем с алкоголем, — переворачивается на бок, лицом к альфе, подперев голову рукой, и улыбается. — Не увлекайся этим, — намекнул на них (ещё в ту пору мужчина предупреждал его) и, не удержавшись, положил руку на округлое бедро, нежно поглаживая. — С чего бы это? — хмыкает Цинсюань, вернувшись к своей привычной манере поведения. — Наоборот, так намного интересней — эмоции хлещут через край, — подхватив игриво пальцем длинную прядь распущенных волос Хэ Сюаня. — Но если ты так просишь, не буду, так и быть. Он не смог сдержать обещания. Но такое чувство, будто не смог его сдержать и альфа. Добившись недельного отпуска спустя день, Хэ Сюань в первый из них после ужина и вечернего душа идёт в спальню, чтобы лечь на кровать, открыть ноутбук и на ютубе в поисковой строке написать ник, с которым за несколько лет сросся омега. На канале более трёхсот видео, каждое помечается отметкой «просмотрено» уже спустя пару дней. Альфа, отправляя кукурузные палочки одну за другой в рот, уже с вероятностью в более, чем сто процентов, понимает, что — да, скучает по Ши Цинсюаню, его персональной занозе в заднице и просто прекрасному омеге. И не просто скучает, а очень сильно, ведь, когда контент на ютубе заканчивается, он начинает пересматривать все видео по второму кругу. Это пиздец — понимает Хэ Сюань; это ненормально — думает он, однако ничего не может с собой поделать. Омега в каждом видео, будь то обзор на покупки, влог, разговорное видео или распаковка подарков после встречи со зрителями, являет собой олицетворение слова «солнце» — яркий, лучезарный, освещающий своим светом даже самые потайные уголки мира, дарящий тепло и позитив. Смотря на него, такого неугомонного и озорного, Хэ Сюань не сразу замечает, что улыбается. Цинсюань ведь всегда такой же, как и в видео, только матерится в жизни на порядок больше, но тут и он не безгрешен. Альфе его света не хватает. Он бы точно смог разогнать затянувшиеся над его небом тучи. Хэ Сюань слишком часто говорит, а потом думает, но в день их последней официальной встречи он думал слишком много и всё равно всё получилось не так, как он хотел, а намного хуже. Обидел, очень сильно. И ведь их обоих можно винить в том, что та ссора состоялась: один всеми правдами и неправдами гнул свою линию и отказывался слушать, а другой вместо того, чтобы найти какой-то компромисс, обрубил всё на корню, прямо заявив, что чужие чувства для него ничего не значат. Значат, сука, значат! Ещё как значат, оказывается! Пока Цинсюань светился и был счастлив, это не имело для альфы никакого значения, он отказывался что-то сопоставлять, закрывая глаза на его чувства и, что самое главное, не желая даже одним глазком взглянуть на свои собственные. Будучи уверенным, что у него к Цинсюаню ничего нет, он и не думал, что тот для него значит. А теперь, когда омега глубоко ранен им, вдруг опомнился, обнаружив внутри что-то непонятное, что-то, чего не должно быть. Он не должен был допустить, чтобы этот росток проклюнулся через почву его бесчувственной души, но лишь отдалившись от голубоглазого проклятья своей жизни, он его наконец заметил, а вытравить не смог. Хэ Сюаню было хорошо с Цинсюанем не просто потому, что была приятна его компания в постели и в клубе, а потому что омега пробудил в нём нечто глубокое, куда более чувственное, чем простое животное желание и вожделение. А ведь это проявлялось раньше, но никто не обращал на внимания. На подсознательном уровне альфа старался заботиться о мужчине: несмотря на его провокации, относился к нему бережней, чем к фарфоровой статуэтке; не позволял никому лишний раз вздохнуть в его сторону, приковав к себе в клубе или притянув в ответ, развалившись посреди кровати. Нутром он всё равно тянулся к омеге не так, как сам хотел. Всё было куда глубже, чем он думал. — У тебя сигареты вкусно пахнут. Стрельнешь одну? Образ Цинсюаня в ту ночь застыл перед глазами — космический из-за блестящей прозрачной рубашки и сияния в глазах, вместе с тем простой и в его стиле — немного вызывающий. Хэ Сюань был пьян настолько, что почти не различал ничего, кроме облика омеги, сваливать вину на один только алкоголь сейчас будет смешно, ведь тогда центром его Вселенной был Цинсюань, и в любой другой раз при сильном опьянении он был пьян лишь им. Его хотелось скрыть, забрать и увезти, чтобы никакие похотливые морды не имели возможности даже издалека взглянуть на него. Было страшно, что кто-то может его увести. Натура собственника внутри пылала ярким пламенем, заставляла сделать что-то, что показало бы остальным, что омега с ним, отпугнуть желающих вкусить запретный плод. А плод прекрасен вне зависимости от времени и места. Всегда, где бы Цинсюань не был, как бы не выглядел, результат один — в глазах Хэ Сюаня он будет исключительно совершенен. На его красоту несложно повестись — он не раз вёлся, просто засматриваясь исподтишка. Например, в квартире омеги, когда тот мирно спал под боком, по грудь накрытый одеялом, вымотанный течкой, растрёпанный, с немного влажными после душа волосами и покрасневшими щёками. Хэ Сюань медленно, растягивая удовольствие, скользил взглядом по его лицу, заметив даже, как трепещут во сне прямые ресницы. Образ всегда улыбчивого мужчины был запечатлён и на фотографиях, которые не видели в сети — те, что были только во вложениях их переписки — совместные. Их Цинсюань делал, рискуя получить пиздюлей от альфы, но клятвенно заверял каждый раз, что, сделав, скинет им в чат и сразу удалит у себя отовсюду, чтобы следы преступления были только у Хэ Сюаня. Он собственными руками сделал ещё одну пытку для него — смотри, Хэ Сюань, каким он был раньше, когда вы общались, и вспомни его в вашу последнюю встречу. Удалить их рука не поднимается. И даже когда он решается, всё же колеблется, зависнув на уточнении системы: «Вы действительно хотите удалить вложения?». В итоге приложение закрывается, а телефон откладывается в сторону. В одном из последних видео, которое вышло около месяца назад, омега, к слову, выглядел так, словно ничего не случилось, но велика вероятность, что это лишь маска, которую он на себя нацепил, продолжив поднимать всем настроение. Доступ к инстаграму мужчине был ограничен, а потому, узнать что-то о Цинсюане оттуда, не представлялось возможности. Можно было бы сделать левый аккаунт и с него наблюдать, но зачем тогда нужны друзья, если через них нельзя ничего узнать?~
Из-за лета не сразу замечаешь, что начинает вечереть, ведь небо меняется не настолько сильно, чтобы понять это. Вот и Се Лянь, увлёкшись, упускает момент, когда стрелка часов приближается к семи, и совсем скоро надо будет закрывать смену. Наплыв посетителей сейчас не даёт присесть хотя бы на минуту, но когда все заказы остаются позади, появляется возможность спокойно выдохнуть. Сегодня он с самого утра чувствует себя в несколько подвешенном состоянии, как будто начинает заболевать, но признаков простуды, кроме слабого недомогания, не было. Колокольчик звенит на входе, оповещая о новом посетителе. Им оказывается Хэ Сюань, с которым лично омега никогда ещё не имел дела. Запомнить мужчину не заставляло труда, особенно учитывая безупречную память Се Ляня. В большинстве случаев мрачный, лицо с непроницаемым выражением, бледная, как у мертвеца, кожа и чёрные, будто уголь, волосы. А потому он безошибочно определил, что это он, и, получив заказ, принялся его делать. По ходу приготовления «Айс-американо» омега только больше подтвердил свои догадки, услышав прилетевший от него вопрос: — Не знаешь, что с Цинсюанем? Се Лянь и так опешил, встретившись с довольно устрашающим на вид мужчиной лицом к лицу, а после подобных слов и вовсе почувствовал что-то неладное, ведь если Цинсюань не проявляет себя в общении с ним и Му Цином, и даже Хэ Сюань не знает, что с ним, значит ли это, что у друга случилось что-то такое, из-за чего он и с альфой перестал общаться? — Мы-ы-ы редко общаемся, — неуверенно тянет Се Лянь, вынырнув из замедленного режима и продолжив выполнять работу в прежнем темпе, и опускает взгляд. — Поэтому я не знаю, что с ним сейчас. — Понятно, — выдыхает, отведя свой. Омега, украдкой смотрит на него в задумчивости. Не сказать, что он знает, как обычно выглядит Хэ Сюань, но сейчас кажется, будто тот в глубокой печали. Вновь звякнувший колокольчик, словно за ниточку потянув подбородок Се Ляня, переводит внимание на себя. Хуа Чэн, разумеется, сразу встречается с ним улыбающимся взглядом, а после замечает знакомую спину у стойки и вскидывает брови. — Какие люди, — тянет он, сев на барный стул рядом с Хэ Сюанем. Тот поворачивается на него, всем видом источая холод, а Се Лянь ставит перед ним стаканчик с «Айс-американо». — А то я думаю, больно знакомая машина припаркована, — альфа мельком бросает взгляд на чужой заказ и, многозначительно хмыкнув, подтрунивает над другом: — Давно на кофеине сидишь? — С недавних пор, — недовольно отвечает Хэ Сюань, забирает кофе и уходит, оставив Хуа Чэна тихо посмеяться ему вслед. Стоило двери за мужчиной закрыться, на секунду застывший Се Лянь решает спросить: — Что значит «давно сидишь»? — Хэ Сюань не переносит кофе, — поясняет альфа, продолжая улыбаться. Губы Се Ляня распахиваются от осознания, а брови так же подскакивают вверх. Выходит, кофе был лишь предлогом чтобы прийти и узнать об омеге. — Чего он хотел? — спрашивает Хуа Чэн, по обычаю наблюдая за процессом приготовления своего кофе. Это уже стало чем-то неотъемлемым. — Спрашивал о Цинсюане, — отвечает мужчина, запуская аппарат. — Походу, они поругались, раз он ничего не знает. Цинсюань и на нас с Му Цином не обращает внимания. Думаю, только его брату известна причина такого внезапного затишья. — Есть догадки, что с ним? Омега, уперев руки в стол, уставился на него. — Говоришь так, будто что-то знаешь. — Как? — хмыкает Хуа Чэн, а Се Лянь пальцем обводит свои губы с ухмылкой, которую отзеркалил. — Меня теперь так легко прочитать? — Когда проводишь много времени с человеком, мало-помалу начинаешь понимать его реакцию и считывать эмоции, — с довольным видом пожимает плечами омега. — Почему же тогда я не могу прочитать тебя, о, великий мастер? — подавшись немного вперёд и оперевшись на сложенные на столе локти, флиртует без зазрения совести мужчина. — Потому что я на рабочем месте, — улыбается Се Лянь и выпрямляется, чтобы продолжить приготовление кофе и поставить его пред альфой. — Дома у тебя очень хорошо получается угадывать мои желания, уж поверь, — улыбку убрать с лица не представляется возможным, когда в поле зрения появляется Хуа Чэн. Она как-то сама собой появляется и не исчезает даже спустя час, как они расходятся. — Желания — это одно, а эмоции — совсем другое, гэгэ, — подмечает альфа. — Я и сейчас знаю, чего ты хочешь, — дерзко бросает и отпивает немного горячий напиток. — М-м, — тянет Се Лянь, загадочно улыбнувшись и вновь прилипнув к столу, чтобы быть ближе к мужчине. — И чего же я сейчас хочу? — Ну, например, — в тон ему говорит тот, — чтобы мы остались здесь одни… — Так, — улыбка на лице становится всё шире, обнажая ряды ровных зубов. — Я притянул тебя за талию к себе… — Та-а-ак. — И долго-долго целовал, мешая закрыть тебе смену, — подаётся вперёд Хуа Чэн, оставляя между их лицами расстояние не более двадцати сантиметров. — Саньлан и правда с лёгкостью угадывает мои желания, — говорит Се Лянь и тут же прыскает, видя, как резко меняется лицо альфы с флиртующего на игриво недовольное, а глаза закатываются во время вздоха из-за прозвучавшего обращения. — Прости, — смеётся мужчина, прикрывая рот ладонью, — но ты очень мило злишься, когда я тебя так называю. — Это абьюз, гэгэ, — снова он не может это серьёзно сказать из-за чужой улыбки и сам улыбается через недовольство. — Чистой воды. — Обещаю возместить моральный ущерб после закрытия, — подняв ладошку на уровне лица, заверяет. — Я запомнил, — отпивает альфа. Се Лянь, последний раз под нос хмыкнув, всё же возвращает их к теме разговора. — Так что в итоге с Хэ Сюанем? Ты знаешь, что случилось? — Отмирание клеток мозга у него случилось, вот что, — отзывается не самым лестным образом о друге альфа. — Они с Цинсюанем всё-таки расстались. — Они встречались? — выгибает бровь непонятливо мужчина. Насколько он помнил, их ничего, кроме взаимовыгоды, не связывало. Но и чужие слова, касательно этого он также помнит. Для Цинсюаня это было явно не что-то поверхностное. И как тогда это воспринимать? — Официально — нет. Но у них явно что-то намечалось, пока Хэ Сюань не решил всё прекратить. И Цинсюаня это явно очень сильно обидело, раз он почти каждый вечер пил в «Призрачном Городе» в компании Му Цина. Но это было месяца два назад, потом он был уже с каким-то ноунеймом, лип ко всяким придуркам, напивался и вроде уезжал с ними куда-то. А после вообще перестал появляться. Я только недавно узнал, почему.Неделей ранее. «Призрачный Город»
— Я проебался, — сокрушался поддатый Хэ Сюань, едва не лёжа на рабочем столе Хуа Чэна, пока сидел перед ним. — Ты всегда это делал с отличием, но не понимаю, что сейчас изменилось, раз ты так из-за этого убиваешься, — отрешённо ответил альфа, слушая его, проверяя документы о поставках и сверяя их с тем, что на самом деле. — Я всё прекратил. — Пить? Курить? Работать? Что конкретно? — Я о Цинсюане, — поднимает с рук голову Хэ Сюань. — А, — понимающе говорит альфа, — как и хотел. В чём трагедия? — Видел его около месяца назад здесь, — снова убитым голосом вещает. Хуа Чэн, не двигаясь, обращает на него взгляд и поднимает бровь, предвкушая что-то из разряда тупых поступков. — Ошивался в компании каких-то левых типов, позволял себя спаивать всем подряд, не думая даже, что им воспользуются. — Ты же не стал к нему подходить, я надеюсь? — и он правда надеялся, что у друга осталось хоть что-то от того, что называют мозгом, но нет, увы, просчитался. — А что я должен был делать? — взъерошивается тут же альфа. — Смотреть как он рискует быть кем-то изнасилованным? — Вас ничто не связывает, напоминаю, — серьёзно говорит с нажимом. — Он так же сказал, — уводит стыдливо взгляд Хэ Сюань. Его слова, которые он всем вбивал в головы, теперь оборачиваются против него же. — Ах, блять, — тяжело вздыхает Хуа Чэн, закрывая глаза и потирая переносицу. — И что дальше? — Мне… — мнётся альфа и говорит спустя паузу едва слышно под пристальным взором друга: — Мне пиздец как без него плохо. — Аллилуйя! — повысив голос, саркастично звучит от мужчины, поднявшего на уровне лица руки. — До него наконец это дошло. Браво! — Не паясничай, — с нескрытым раздражением говорит Хэ Сюань, сведя к переносице брови. — Не могу, извини, я же так долго талдычил тебе, что твои постоянные «потом прекращу», «потом скажу», «вот щас, вот щас» — первый, сука, звоночек! — моментально заведясь, продолжает как нашкодившего ребёнка отчитывать его Хуа Чэн, чеканя каждое слово. — А ты просто взял и, как всегда, послал всё нахуй, решив, что ты умный, а все кругом идиоты, — отложив бумаги, он даже сел ровно, чтобы обращаться напрямую к другу. — Но самый большой идиот — это ты, Хэ Сюань, — указывая пальцем на него. — Потому что в том, что ты страдаешь, виноват ты сам, и я тебе это миллион раз говорил. Хуа Чэн очень добрый, на самом деле, но когда-нибудь его терпение достигает предела, и он высказывает всё, что думает. А Хэ Сюань давно подогревал в нём ту мерзостную жилку, которая выжидает своего часа, чтобы ударить ничем не скрытой, жестокой правдой в лицо. И вот сейчас, спустя почти полгода, до него таки дошло, что, оказывается, что-то к Цинсюаню всё-таки есть, да только теперь поезд ушёл, а альфа совершил самый жёсткий проёб за последние три года. — Знаешь, почему всё так вышло? Потому что ты просто слабый и бесхребетный кусок дерьма, побоявшийся взять ответственность за отношения. Разгребай теперь всё это, раз довёл до такого состояния. Не уверен, правда, что Цинсюань захочет тебя не то что слушать, а даже видеть. Лично я бы не стал. — Всё сказал? — Вот только бычиться на меня не надо за это. Убери своё недовольное выражение, будто не понимаешь, что каждое сказанное мной слово — правда. — Как Се Лянь тебя с таким самомнением переносит? — фыркает альфа. — Поверь, когда не ведёшь себя, как обмудок, любой потянется.Наше время
— …а потом он психанул и ушёл. Ещё и дверью хлопнул так, что она чуть с петель не слетела. Козёл, — заканчивает свой рассказ Хуа Чэн, а Се Лянь только сочувствующе качает головой. — Эта драма-квин меня доведёт. — Выходит, всё правда началось тогда, когда они разошлись. Звучит вполне логично. Но почему он сначала общался с Му Цином, а потом вдруг перестал?.. — Ты можешь спросить об этом у него, вы ведь не оборвали связь, — резонно подмечает альфа. — Кстати, всё хотел спросить: что между вами произошло? Му Цин был не лучшего мнения о тебе, но и ты, как я понимаю, не горишь желанием с ним связываться. — Недоразумение. Когда они с Фэн Синем расстались — я, тогда, как раз и узнал, что они, как оказалось, были вместе, — Му Цин, видимо, желая поднасолить ему, у себя в соцсетях оставил крайне негативный отзыв «Призрачному Городу», из-за чего проблемы получил не Фэн Синь, а я. С того момента взаимно друг друга ненавидим. — Как же тесен мир, — комментирует Се Лянь, находя весьма забавным то, что все они оказались так тесно связаны: и альфы, и его друзья. — Уж лучше бы он был побольше с такими-то знакомыми. — А говорил, что со мной дружить выгодно, — внезапно припоминает когда-то сказанную альфой фразу мужчина. — С тобой куда выгодней — всё обо всех знаешь. — О тебе пока мало знаю, а так да, — не без присущей ему нотки самовосхищения, отвечает, улыбнувшись. У Се Ляня на самом деле уже щёки болят от улыбки, но ничего поделать с собой не может. И становится всё куда хуже, стоит табличке на входе смениться с «открыто» на «закрыто», шторам закрыть окна в пол, а им вдвоём остаться одним. Хуа Чэн, помогая ему, поднял все стулья, перевернув их и поставив на столы, чтобы омега мог беспрепятственно пройтись под ними сначала веником, а затем шваброй. Передвигаясь спиной вперёд, Се Лянь неосознанно врезается в «случайно» оказавшегося на пути альфу, тут же услышав за спиной наигранно удивлённое «ой» и почувствовав на талии слабую хватку чужих ладоней. Прекрасно понимая, что столкновение было спланировано, мужчина выпрямляется, повернувшись боком к нему, и качает осуждающе головой, с трудом сдерживая улыбку, что всё же прослеживается. Хуа Чэн продолжил дурачиться и, заложив руки за спину, отошёл в сторону, будто ничего не произошло. — Я схожу пока за твоими вещами? — предлагает. — Хорошо, они в шкафчике слева, вон там, — показывая на нужную дверь, ведущую в комнату для персонала, отзывается Се Лянь и даёт связку ключей. Альфа, попав в нужное помещение, подбирает ключ по бирке, который подходит под шкафчик омеги, и открывает его. Взору сразу предстаёт полка сверху и снизу, пустое пространство с вешалкой для верхней одежды и небольшая полочка сбоку. На ней стоял шоппер Се Ляня, с которым он всегда ходил на работу, на дверце скотчем была наклеена фотография со всеми сотрудниками — видимо, какой-то праздник в заведении. Взяв сумку, мужчина хотел уже зарыть шкафчик, как взгляд, поднявшийся к верхней полке, внезапно что-то улавливает, а интерес и любопытство внутри подталкивают к тому, чтобы взять неопознанные объекты в руки и с удивлением обнаружить, что это были два ободка: один — с ушками ласки, другой — с лисьими. С загадочной улыбкой он закрывает дверцу, выглядывает в главный зал и, привалившись к косяку, говорит: — Интересные у вас здесь развлечения, однако. Се Лянь, находящийся в другом конце зала, поднимает голову и начинает смеяться, заметив один ободок с лисьими ушками на голове альфы и второй — с белыми и маленькими — висящий на вытянутом указательном пальце. Он уже и забыл о них. — Это осталось с какого-то мероприятия, — объясняет омега, а Хуа Чэн неспешно начинает к нему идти. — Здесь был, по-моему, детский день рождения, одна девочка выиграла эти ободки и подарила мне. Сказала, что один из них я должен подарить своему другу, а один оставить себе. — Я подойду на роль друга? — остановившись перед омегой и надев на него аккуратно ушки ласки, спросил мужчина. — Думаю, роль любящего бойфренда куда лучше впишется сюда, — улыбается Се Лянь. — Тебе, кстати, очень идёт. — Тебе тоже. Милый, но опасный зверёк. — Опасный? Чем я могу быть опасен? — хмыкает, не поверив чужим словам. — Тем, что раз за разом пронзаешь моё сердце одним своим видом, — сокровенно признаётся альфа, одну руку расположив на его талии и сделав маленький шаг, чтобы встать вплотную; другой — взяв его ладонь за пальцы и поднеся к губам, чтобы оставить на костяшках невесомый поцелуй, не разорвав при этом зрительный контакт. Се Лянь, когда его пальцы отводят от лица, первым подаётся вперёд, обеими руками обнимая за шею Хуа Чэна и соединяя их губы в долгом, неторопливом поцелуе, о котором оба так долго грезили. Омеге приходится немного прогнуться в пояснице, чтобы примкнуть всем телом к мужчине, чья ладонь прижимала к себе за неё, а другая устроилась на затылке, не давая улизнуть раньше положенного. Рёбра чудом сдерживают рвущийся наружу орган, стучащий так быстро и сильно, что, кажется, ткань футболки в районе груди вздымается от импульсов. Под рукой очень кстати обнаружился стол, в который омега упёрся бёдрами, а после сел, обвив ногами бёдра Хуа Чэна, не отрываясь от мягких губ. Альфа подаётся назад и оставляет ещё несколько жадных поцелуев на линии челюсти Се Ляня и его шее. Мужчина счёл бы это очень заводящим и даже испустил бы томный вздох, но защекотавшее лисье ухо заставило его тихонько засмеяться, а альфу поднять голову с вопросительным лицом. — Думаю, лучше делать это без дополнительных аксессуаров, — кинув мимолётный взгляд на ободок, пояснил он, заставив усмехнуться коротко и Хуа Чэна. — И вне камер, о которых я забыл, — с некоторой неловкостью добавляет и слезает со стола, чувствуя, как начинают гореть щёки. — Значит, продолжим в другой раз, — поцеловав омегу в лоб, изрёк мужчина и пошёл обратно в комнату персонала за шоппером, что так и остался в шкафчике. Попутно, оборачивается, идя задом наперёд, и указывает на свою голову. — А это я оставлю, если ты не против. Омега ему след снова усмехается и, вернувшись к закрытию кофейни, идёт к ведру, чтобы вылить грязную воду, и наконец покончить с уборкой.~
end — vampire
Обняв подушку, Цинсюань привалился к подлокотнику дивана, поджав ноги, и мозолил глазами тарелку с фруктами и орехами в шоколаде, которые ему принёс Ши Уду. Тонко нарезанные и красиво разложенные, они помогли аппетиту разыграться, но омега притрагивался к ним изредка, когда транслируемая дорама казалась неинтересной, а стоило половине оказаться съеденной, он снова ударяется в самокопание, превратившееся в последние дни его хобби. Цинсюань только недавно понял, насколько сильно изменилась его жизнь меньше чем за год. Раньше он бы не убивался по кому-то, кто плевать на него хотел, продолжал бы заниматься тем, что нравится, и жил бы припеваючи и дальше, действуя на нервы родителям и немного брату. А с появлением Хэ Сюаня, будто что-то резко изменилось. И ведь поначалу к нему не так сильно тянуло, как после. Могла ли на это повлиять проведённая с ним течка? Как-то привязать к нему? Вполне вероятно. Но чувства, появившиеся из ниоткуда, зародились ещё до неё. Так стоит ли винить природу во всём или всё-таки принять действительность такой, какая она есть? Ши Уду, вышедший с кухни с двумя кружками чая, поставил одну на подлокотник рядом с тарелкой перед омегой, а со второй сел рядом, присоединившись после дополнительной работы дома к нему. Старший, как и обещал, помог найти хороших врачей, которые будут наблюдать за беременностью брата, проводил большинство свободного времени с ним, не оставляя одного, за исключением тех моментов, когда надо было уходить на работу, но и там он оставался на связи, периодически переписываясь с ним. Цинсюань, охочий до внимания и ласки, с удовольствием прижимался под бок к нему, и, кажется, сблизился с ним по-настоящему, почувствовав ту самую братскую любовь и заботу. Беда, пришедшая на долю омеги, действительно позволила им вспомнить, что они не просто сожители с одной на двоих фамилией, но и самые дорогие друг у друга люди. — Как чувствуешь себя? — спрашивает Уду первым делом, как и всегда, заботясь в первую очередь о состоянии брата. — Если ты о физическом ощущении, то я в норме, бодр и полон сил, несмотря на то, что ничего не хочу делать, — бесцветным голосом отвечает Цинсюань. — А если о ментальном, то я разбит, и не знаю, что мне с этим делать. — С такими эмоциональными качелями, как у тебя, ещё повезло, что не случился выкидыш, — озвучивает альфа первую пришедшую на ум мысль, когда брат снизошёл до объяснений причины, по которой случилось то, что случилось. Реакция на рассказ о Хэ Сюане, взаимоотношениях с ним и их последствиях не сказать, что произвела сильное впечатление на Ши Уду — он знал, что разгульная жизнь брата подразумевала подобное времяпровождение, — но она определённо пробудила в нём неприязнь по отношению к Хэ Сюаню. Не потому, что он сделал больно его младшему брату (хотя и это в том числе), а потому что поступил, как мразь, оттянув всё до последнего момента, когда сделать всё без боли не вышло бы. Ну и нужно же было найти виновного в нынешнем состоянии Цинсюаня. Если бы не он, омега бы не пошёл искать любовь в руках десятков альф, не пытался бы через разовый секс почувствовать свою значимость и, в конце концов, не столкнулся бы с беременностью. А самое ужасное то, что он даже не знает, от кого этот ребёнок. Трахаясь исключительно под алкоголем, омега не обращал внимания на то, в презервативе его партнёр или кончает внутрь, но тем не менее утром, если отыскивались признаки незащищённого секса, принимал таблетки. Хотя, если так посчитать, ребёнок был зачат сразу после расставания к Хэ Сюанем, и скорее всего именно тогда Цинсюань не уследил за последствиями одноразового перепиха. Как вообще плод не был убит препаратами, которые он принимал — загадка, ответ на которую, видимо, кроется в генах того, чей это ребёнок. Ну и как верно подметил Уду, удивительно, что выкидыш не случился из-за стресса. Малыш вообще чудом выжил в такой ужасной среде. Цинсюань паршиво чувствует себя до сих пор, пытаясь витаминами и лекарствами, выписанными врачами, улучшить положение, он ведь, поступая так безответственно и халатно к своему телу и здоровью, подверг опасности зарождающуюся в нём жизнь. Незнание факта своей беременности не избавляет от ответственности, понесённой за ребёнка. Лучше было бы и правда сделать аборт, ведь для него есть множество причин, главная из которых — страх за здоровье малыша. Но пока при обследованиях патологий не было выявлено, беременность проходила хорошо, и это немного успокаивало омегу. Если он сможет родить здорового альфу или омегу, то непременно будет пылинки с него сдувать, всю жизнь сожалея о том, чему подверг его на ранних стадиях развития. Но ему и жизни не хватит, чтобы загладить вину. Мысли перескакивали одна на другую с Хэ Сюаня на ребёнка и обратно раз за разом, пока душевные метания младшего не заметил Ши Уду. — Ты правда думаешь, что нужен ему? — интересуется он, прекрасно зная, о чём, — вернее, о ком, — думает брат. — Иначе он перестал бы за мной следить, — отвечает Цинсюань, уткнувшись нижней половиной лица в подушку. — Но он же говорил, что вы можете продолжить общаться, просто спать не будете. Может, поэтому? Омега в ответ неопределённо качает головой, не зная ответа на поставленный вопрос, но точно зная одно — Хэ Сюань не смог бы просто так взять и забыть его, однако смелости разблокировать его в соцсетях нет. Вдруг сделает хуже? — Не знаю, — вздыхает. — Давай завтра сходим погулять, пока погода хорошая, а то по прогнозу дожди передавали? Зайдём к Се Ляню в кофейню, м? Омега сухо усмехается. — А ты знаешь, как завлечь. — Всё ещё не общаешься ни с ним, ни с Му Цином? — Мне стыдно смотреть в глаза Му Цину. Он пытался мне помочь, а я повёл себя, как идиот, послав, ещё и выставив его виноватым. — Людям дан рот, чтобы им говорить, держу в курсе. Не думаю, что Му Цин обиделся слишком сильно. Если ты попробуешь извиниться, он, наверняка, даст шанс и выслушает тебя. Мне кажется, он понял, что у тебя в жизни творится полный пиздец, и обязательно простит. — Нужно будет с ними поговорить и всё объяснить. — Ух ты, извилины начали работать? — на саркастический комментарий альфы в него полетела подушка, которую брат до этого обнимал. — Блять, Цинсюань, я же с кипятком! — гаркает Уду, разлив часть чая себе на руку и на диван. Омега тут же вскакивает, забыв о чае и об обиде, бежит на кухню за тряпкой, тараторя без остановки: — Прости-прости-прости-прости, — и принимается вытирать руку брата, отставившего на стол кружку, при этом выглядя виновато. — Ты ревёшь, что ли? — заметив налившиеся слезами глаза омеги, спрашивает Уду. — Это всё гормоны и Хуанцзинь, я не виноват! — оправдывается Цинсюань, а старший всё больше удивляется. — Хуанцзинь? Ты о ребёнке? Уже придумал ему имя? — Я слишком много времени провожу наедине с собой и с ним, конечно, я его уже придумал! — Очень в твоём стиле, — подмечает альфа, слабо улыбнувшись. Только его младший брат мог дать малышу такое имя. — Хватит, — останавливает его мягко, забрав тряпку. — Не беспокойся, мне не больно. — Ты буквально заорал на меня минуту назад, — припоминает с насупленным лицом мужчина, своими капризами и меняющимся настроением иногда забавляя Ши Уду. Если это связано не с депрессией или алкоголем, а с их домашними мелкими перепалками, то всё воспринимается не так серьёзно. — Это было от неожиданности. Смотри, тут даже ожога не будет, — показывая покрасневшее запястье, уверяет альфа, чтобы успокоить, но действие возымело обратный эффект, и Цинсюань, расквасив губу, взял двумя ладонями руку Ши Уду и заскулил, сделав глаза сожалеюще большими, как у кота из «Шрека», да ещё к тому же и блестели они от слёз, делая образ омеги более несчастным. — Ну всё, всё, — хмурится старший, отнимая ладонь и притягивая Цинсюаня к себе, чтобы усадить на диван и позволить прибиться сбоку под его крыло. — Ты ведь специально давил сейчас на жалость, чтобы я обнял тебя? — Нет, — улыбается Цинсюань. — Но это приятный бонус к травме. — Скорее уж наказание. Кому понравится обниматься с тем, кто тебя калечит? — говорит в шутку Уду, а омега шлёпает его ладонью до ноге. — За что? — Чтоб не пиздел много, — уже заметно успокоившись, отвечает мужчина. — На правду не обижаются, но я беременный, мне можно. — У тебя теперь главная отговорка, что ты беременный? — Рот закрой, тепло не трать. — Хватит меня терроризировать, тогда перестану мандеть. — А ты не делай всё, для того, чтобы я тебя терроризировал, — сделав голос выше, говорит Цинсюань. — Если я уйду, то не буду действовать тебе на нервы и останусь в целости, — рассуждает вслух Ши Уду. — Не уйдёшь, — прижимается сильней омега, будто ребёнок, чем заставляет старшего снова улыбнутся и пригладить его распущенные длинные волосы. Напоминает моменты из их детства, когда они были ещё беззаботными детьми. Тепло, приятно, по-домашнему, и так уютно. Ши Уду не думал, что вдруг будет скучать по тем далёким временам, но сейчас, словно вернувшись в них, он понимает, что отдалятся от брата из-за работы и родителей — было самой глупой вещью, которую он мог сделать. Ошибка не будет допущена вновь. Теперь он всегда будет рядом с омегой, поддерживать его и быть опорой. Он ему нужен. Ему и маленькому Хуанцзиню.~
addicted — kelly clarkson
Му Цин пробуждается, чувствуя, что с трудом может открыть глаза спустя неопределённое количество времени. Голова кружится, а ещё немного подташнивает, но это нормально в том состоянии, в которое он опять себя вогнал. У него случился голодный обморок, и его свидетелем стал Фэн Синь. Омега, по обычаю смотря в спальне на ноутбуке шоу на выживание, отвлёкся, когда постучавшийся сначала в дверь, а потом и заглянувший в комнату мужчина спросил, не находил ли тот карту памяти от его камеры. Собирая вещи, чтобы уйти, Фэн Синь не нашёл маленькой детали, которую оставил на столе, и предположил, что во время уборки ту могли куда-то убрать, ведь он оставил её на столе. Му Цин, припомнив, что действительно переложил чужую вещь, поднялся, чтобы лично передать её, но, дойдя до середины комнаты, внезапно начал терять равновесие, почувствовав головокружение и потемнение в глазах. Альфа в мгновение ока сообразил, что может понадобиться его помощь, и едва успел к моменту, когда мужчина совсем рухнет без чувств. Очнувшись на кровати, Му Цин не сразу повернул голову в сторону, зная, кто точно ждал, сидя на краю. Но этого не требовалось, чтобы оттуда послышался недовольный голос Фэн Синя: — Не надоело ещё? — омега в ответ молчал, собираясь с силами, чтобы кое-как принять сидячее положение и положить ладонь на лоб в попытке прийти в себя. — Сколько можно насиловать свой организм? Помереть хочешь? — Фэн Синь… — начал было мужчина, но его жёстко перебили: — Что «Фэн Синь»? Думаешь, я не помню своё имя? — раздражённо говорит, пылая, альфа. — Прекрати делать вид, что тебе есть до меня дело. — Я не делаю вид, мне без притворства страшно за тебя. Кончай уже выставлять всё так, как тебе выгодно, лишь бы от меня отделаться. Ты и так понимаешь, что я надрываюсь нихрена не из-за скуки и не потому, что мне хочется загладить вину за произошедшее. — Тебе нужна была карта? — поняв, что разговор не должен продолжиться, иначе старые раны вновь будут потревожены, резко спрашивает Му Цин, почти перебив, а после поднимается, по пути снова почувствовав головокружение и едва не упав, благо успел опереться на стену, подходит к шкафчику, достаёт карту памяти и кидает альфе. — На. Забирай и катись отсюда. Мужчина смотрит на приземлившийся рядом маленький предмет и подрывается на ноги, восклицая: — Да она мне уже нахер не сдалась, после того, что случилось. — Раз не сдалась, вали без неё немедленно, — складывает руки на груди Му Цин, загораясь зарождающейся ссорой вместе с ним. — Я не уйду, пока ты не позволишь мне всё исправить. — У тебя была возможность всё исправить тогда. Сейчас уже поздно. — Ты меня везде заблокировал, как бы я это сделал? — постепенно повышая голос, спрашивает альфа, подойдя к мужчине. — Ты всё ещё знал, где я живу, — продолжает придумывать причины Му Цин, зная, что не позволил бы тогда Фэн Синю и на километр к себе приблизиться. Но всё равно он верил, что тот найдёт способ, пойдёт против него, но докажет, что всё увиденное было неправдой. — И ты думаешь, я бы ломился день за днём, чтобы доказать свою невиновность? — он и собирался, но в последний момент передумал, поняв, что раз уж Му Цин так поступил, значит не подпустит его. А после, увидев, что его жизнь вернулась в прежнее русло, решил, что, возможно, так будет лучше. Их отношения и так шли к расставанию, но нужен был только толчок для этого. — Да! — признаётся омега. — Ты если убедишь себя в чём-то, то тебя невозможно переубедить. И почему-то вместо того, чтобы выслушать с самого начала мою версию событий, ты предпочёл верить не тому, с кем прожил столько лет вместе, а тому, что увидели твои глаза. Не узнав, что случилось на самом деле, даже не попытавшись разобраться! Биться в запертую дверь без возможности хотя бы снести одну петлю — тупая затея. — Ты, блять, издеваешься?! — в шоке вылупляет глаза Му Цин, достигнув точки кипения. Вся обида, что копилась внутри, выходит наружу. — Я буквально застал тебя с бывшей, сосущимися в нашей гостиной! Спустя некоторое время после расставания омега зачем-то решил найти особу, открывшую ему глаза, ей оказалась бывшая Фэн Синя, с которой они вроде как встречались незадолго до их знакомства в университете. Вот так сюрприз в юбке. — Эта ненормальная специально подгадала момент, когда ты придёшь, и сделала это, чтобы вызвать в тебе ревность! А если учесть, на каких соплях держались в тот момент наши отношения, нужен был только повод, чтобы разрушить их, и она это знала! — А откуда она это знала?! Ты поддерживал с ней связь? — Пэй Су поддерживает с ней связь! — При желании можно было предотвратить нежелательный поцелуй, — находит новую причину докопаться омега. — Я это и сделал сразу, как она меня поцеловала, но ты увидел только то, что я опешил и затормозил, и ушёл. — А что я ещё должен был делать?! Поаплодировать вам?! Соседям в этот момент точно не позавидуешь… — Если бы хотел, ты бы выслушал. А поступив так, как поступил, ты только доказал, что наши отношения для тебя ничего не значили! — внезапно попытка оправдаться превратилась в ответное нападение. — Для меня они были так же ценны, как для тебя! — кричит в своё оправдание Му Цин, чувствуя, как постепенно срывает голос. — Тогда почему ты не выслушал?! — Я испугался! — на грани от истерики, восклицает омега, и они оба замолкают, тяжело дыша. Фэн Синь видит, как в уголках его глаз начали накапливаться слёзы. — Тогда и так всё было в напряге, как карточный домик, могло развалиться от неосторожного вздоха. А потом эта «измена», я просто не знал, что делать, — мотая головой, почувствовал себя беспомощным, смотря на замершего альфу. — И решил закрыться. — А ты мне поспособствовал. Но я не хотел этого расставания, — голос задрожал, солёная влага побежала по щекам. — Собирай вещи, Фэн Синь, — говорит Му Цин, выходя скорым шагом из спальни. Куда угодно, только бы успокоиться и не продолжать говорить с альфой. — Стой, — говорит, идя следом. — Му Цин! Совсем как тогда, бежит за ним, но в этот раз не натыкается на препятствие в виде двери. — Уходи, — уже не контролируя ни слёзы, ни голос, приказывает омега, очутившись в гостиной и стараясь стереть влагу с лица, но та всё появляется и появляется. — Почему ты сейчас меня прогоняешь? — останавливаясь в нескольких шагах от него, спрашивает Фэн Синь, смотря на спину обнявшего себя руками мужчины. — Потому что у нас не получится как раньше, — подняв глаза к потолку, произносит тот истину, которую вбил себе в голову за время их совместного проживания. — Ты снова не даёшь нам шанса, — указывает на очевидное альфа, попадая точно в цель — Му Цин, зажмурившись, начинает дрожать от беззвучных рыданий, преисполненный страхом, что ничего не выйдет, что снова будет больно. — Давай не будем повторять той ошибки? — мужчина отрицательно качает головой, а Фэн Синь подходит ближе. — Му Цин… — Не трогай меня, — просит, плача. — Не дождёшься, — обнимает его со спины альфа. — Больше не пойду на поводу у твоей глупости. Не вырывайся, — говорит на слабые попытки Му Цина избавиться от его рук и перехватывает его, прижав к себе и положив голову на угловатое плечо. Омега вновь вздрагивает от всхлипов. — Я больше не позволю ничему встать на пути наших отношений, обещаю, — целует в жилку на шее. — Отпусти меня, — просит, чувствуя, что на лице уже сухого места нет. — Не проси об этом. Не пущу. Я не дам повториться той ситуации, Му Цин. Не позволяй и ты. Прошу, дай нам ещё один шанс, — прижавшись щекой к вкусно пахнущей коже омеги. Му Цин, вопреки всем оказанным сопротивлениям, шевелит руками, чтобы найти ладони Фэн Синя своими и накрыть их, ощутимо сжав. — Не бойся ничего, пока ты со мной. И прости за всё, чем я когда-то причинил тебе боль. Простишь? — омега не находит в себе сил ни на что, кроме слабых кивков. — Я очень люблю тебя. Не переставал любить ни на секунду. Му Цину всё же удаётся выпутаться из чужого захвата, развернуться и налететь с крепкими объятиями, притянув мужчину к себе за шею. От чувства ответной, такой же сильной хватки на талии, ему кажется, что стало легче в сотню раз, словно второе дыхание открылось, и понимает, что это то, чего ему так не хватало за время их недолгого проживания, того, к чему он привык очень давно и что ждал каждый раз, пересекаясь в квартире с альфой — его рук на себе, горячего дыхания в шею, чувства безопасности, которым его с ног до головы окутывают. Ему не хватало Фэн Синя. — Прости, — сипит ему в плечо Му Цин, продолжая лить слёзы. — И не уговаривай сейчас идти есть. После такого навряд ли кусок в горло полезет. Усмехнувшись, альфа идёт на хитрость. — Даже от суши откажешься? Хотя бы немного. — Хорошо, — соглашается в итоге мужчина. Фэн Синь ослабляет хватку, отдалившись от него, но лишь для того, чтобы, столкнувшись с блестящими, мокрыми от слёз глазами, опустить голову и накрыть солёные губы, по которым так тосковал этот год, своими и с упоением почувствовать моментальную отдачу в поцелуй от Му Цина. Мужчину изнутри всего пробирает, будто в него вдыхают жизнь, омега же чувствует, как по телу волной прокатывается чувство наслаждения, заставляющее сердце биться в ускоренном темпе. Поцелуй длится недолго, но и этого хватило, чтобы понять, насколько они друг по другу скучали. Искалеченные, разбитые в дребезги сердца вновь воссоединились, найдя успокоение лишь в руках тех, кто и причинил эту боль. Одна страшная случайность и недопонимание доставили столько проблем. Много времени было упущено, но они его возместят, вернут потраченные впустую дни, проведённые порознь. Начиная с этой минуты, они ни за что не позволят поставить под угрозу свои отношения. Никто и ничто не сможет их отныне разлучить.~
Заказав доставкой суши и роллы и сходив в магазин за бутылочкой шампанского, Фэн Синь принёс вместе с ними ещё пару бокалов, поставив их на столике для ноутбука. Разложил диван в гостиной, чтобы было удобней лежать, и поставил столик на него. Му Цин, приведя себя после рыданий в порядок, ещё какое-то время сетовал на то, что лицо опухло, но потом всё же смирился и помог альфе, принеся несколько подушек из спальни и мягкий плед. Убрал волосы в высокий хвост, чтобы не мешались, и присоединился к мужчине, уже ожидавшему его с включённым на фон фильмом, на который они смогут периодически отвлекаться. Дождавшись, пока Фэн Синь разольёт шампанское по бокалам, Му Цин поднял свой и торжественно сказал: — За нас. Альфа, поднеся свой бокал к его, позволил звону от соприкосновения стекла прозвучать, и они оба отпили немного. Взяв в руки палочки, мужчины отправили по одному роллу в рот, а там тост за тостом, глоток за глотком, завязался разговор о прошлом и настоящем. Когда же игристый напиток был распит на двоих, а омеге еда уже не лезла, было принято решение лечь. Диван, купленный Му Цином очень давно, был мягким, хоть и не слишком удобным, но чтобы вот так, после трудного дня, валяться сытыми и расслабленными алкоголем, подходил идеально. Омега уместился на груди Фэн Синя, с его подачи распустил волосы, позволив с ними играть, и почувствовал, как наполняется спокойствием. Тревога, поселившаяся с ним, испугалась и скрылась в каком-то из углов, а на её место пришёл Оникс, нагло забравшийся на живот альфы, чему оба усмехнулись. — Он похож на тебя, — говорит Фэн Синь. — Ты не первый, кто так говорит, — подняв руку, принялся чесать кота за ушками, чем заслужил его мурчание. — Мы, походу, даже тянемся к тебе одинаково, — улыбается омега. — Он ещё в первый день прибился ко мне так, будто я не кто-то посторонний. — А от других бежит обычно. — Да? — Угу, даже от Се Ляня. Но от тебя наверное почуял запах пиздежа, вот и решил проверить, — бурчит мужчина, а Фэн Синь смеётся. Альфа раскрыл истинную причину своего визита, чем сначала, конечно, напоролся на шок на лице у Му Цина, а потом и на вопросы, в духе «ничего умней придумать не смог?», но и правда ведь в том, что реально не смог! — Надо почаще так делать, — обрывает воцарившееся молчание альфа. — Пиздеть? — непонимающе выгибает бровь Му Цин, подняв на него взор. — Нет, — позволяет улыбке промелькнуть на лице, — говорить. Омега, задумчиво промычав, соглашается и ложится обратно на грудь Фэн Синя. — Кажется, мы никогда раньше не разговаривали о том, что нас беспокоит в отношениях, — с грустью подмечает. Это могло создать впечатление, что всех всё устраивает, но, вместе с тем, и казалось, что если начнёшь высказывать, то развяжешь новый скандал. Ведь каждый разговор о них, если был раньше, то сопровождался ссорой, потому что начинался тогда, когда всё доходило до крайности. — Знаешь, почему? — спрашивает Фэн Синь. — Потому что оба конченые и наговорим говна, прежде чем дойдём до сути? — делает предположение омега. — В точку, — усмехается. — Но это важно делать… Даже если страшно всё испортить. — Говорить и осознавать, что говоришь, — это хорошо. Но когда действительность не может совпасть с мыслями и намерениями, тогда и начинается ссора. Из-за этого мы и ругались. — Твоя работа, — понимает Фэн Синь. — Твои бывшие, — дополняет Му Цин. Это всё смешалось, миры схлопнусь в определённый миг, и получился идеальный момент, чтобы разорвать отношения. — Я видел, как ты тогда смотрел, стоило мне в очередной раз поздно прийти с работы, — с горечью говорит Му Цин, искренне сожалея о том, что творил раньше. — В отношениях нужно внимание, которое я не мог уделять тебе. — Думаешь, во внимании было дело? — сведя брови, смотрит на него Фэн Синь. — А в чём тогда? — непонимающе поднимает голову омега. — В твоём виде. Те контракты не стоили сил, которые ты вкладывал, чтобы получить их. Из тебя просто каждый день высасывали энергию, как вампиры. Ты приходил, буквально заваливаясь на пороге от усталости. Стоило это того? — Ответ на этот вопрос можно искать вечно, — вздыхает. — Но всё равно… — так и не найдя, что сказать, мужчина замолкает. — Меня всё больше пугало твоё состояние, — продолжил Фэн Синь. — И пугает до сих пор. С этим нужно что-то сделать. Сейчас это кажется мелочами, но потом может перерасти в большие неприятности. — Я знаю, — говорит Му Цин, а после дополняет: — Что-нибудь придумаю. У меня есть идея, но для неё нужно иметь определённые связи. — Мы найдём решение. Я помогу, чем смогу. Омега, чувствуя, как по груди разливается от чужих слов тепло, вновь слабо улыбается и, закрывая глаза, говорит: — Люблю тебя. — И я тебя, — отвечает Фэн Синь, коснувшись губами его макушки.