Игра в послушание
26 марта 2024 г. в 09:09
Рамси отправляет небольшой отряд лучников в лес: нужно отловить последнюю живность этого лета. Добычу можно засолить и высушить, остатки кинуть в ледяные лари. Русе как-то говорил, что даже вода, пахнущая мясом, может спасти жизнь долгой зимой. Отдает распоряжения по заготовке леса и дров, рассылает воронов своим вассалам с приказом прислать к замку десятую часть зерна из запасов. Это не так сильно бьет по амбарам подданных, чтобы те в гневе затеяли мятеж против сюзерена. Но в решающий момент именно эти подати могут спасти жизнь многим людям. Не то, чтобы лорду Рамси было дело до селян и прочей челяди, но лордство обязывает хотя бы изображать справедливость.
Быстрый взгляд в окно высокой башни на мелькнувшие там кудряшки. Рамси может почувствовать этот взгляд в толпе, безошибочно определить его нахождение. Со всеми этими приготовлениями он все забывает навестить своего Вонючку. Время вдали от него течет медленно, отсчитывает минуты часами. Но таков удел лорда — заботиться обо всем замке и окрестностях.
Люди считают Рамси мразью, сдирающим заживо кожу, животным. Эти самые крестьяне, не знающие преступности и нападок прорвавшихся из-за Стены одичалых. Даже смельчаки вольного народа перестают залезать на земли Болтонов после нескольких показательных казней. Молва о жестоких наказаниях распространяется быстро и далеко. Когда Робб Старк жертвует тысячами людей Дредфорта в обходном маневре — он гениальный стратег. А когда Рамси сдирает шкуру с убийц и насильников на своей земле — так он чудовище. Король севера долго не проживет — решает для себя Рамси. Северяне сами сожрут его. Во время зимы или позже, если кто останется в живых.
Мейстер Тибальд торопливо вышагивает по двору, взгляд его едва цепляется за освежеванные тела у ворот башни и тут же убегает дальше. Это была обычная реакция людей при виде неприятной им жестокости. Отличие породы Русе и Рамси в том, что они страха и боли не избегают, а вглядываются в их суть и ищут для себя выгоду. Во дворе суетятся северяне, сменившие дорожные плащи на теплые меха. Чертов мейстер торопливо шагает в его сторону.
— Милорд, — Тибальд кланяется сгорбленной шеей, тяжелая цепь звенит и давит его вниз. — Прилетели вороны с ответами от вассалов. Они отправили зерно и пшено из своих запасом.
— Как скоро они прибудут? — Рамси раскрывает пергамент, вычитывает ровные строчки пера.
— Должны прийти до начала снегопадов. Крестьянам удалось спасти большую часть урожая, но эта зима будет долгой, милорд. Велите пересчитать запасы и заняться распределением? — мейстер дожидается кивка, расправляет следующий пергамент в толстых пальцах. — И еще послание со Стены. Черные братья просят отправить на Стену добровольцев или задержанных преступников.
— В темницах полно браконьеров и конокрадов, которых скоро нечем будет кормить, — Рамси отмахивается от письма. Взгляд его вновь падает на башню. В который раз. — Распорядись, чтобы их отправили в путь. Разошли глашатаев крестьянам, пусть расскажут, что там их будет ждать работа и похлебка. Если найдутся глупцы, пошли их с отрядом.
— Конечно, милорд, — мейстер кланяется глубоко, но не так, как его отцу. Разве он хуже справляется со своими обязанностями? Или дело в ноже, которым угрожал мейстеру Рамси во время осмотра трупа? Какой он обидчивый.
Милорд готов отправить мейстера вслед за Русе в любой момент. Уж лучше он, чем Вонючка. После смерти отца мир на удивление стал уже, чем раньше. Теперь не выехать поохотиться вместе со своими людьми. Нельзя вернуться к старым развлечениям. Будто он стал не лордом, а цепным псом. Вонючку теперь нельзя просто так выводить во двор за собой. Нельзя вернуть его к своим коленям, вновь запретить смывать с себя чужие запахи. Аромат кожи Вонючки тонкий и едва уловимый. Но пока смерть Русе не улеглась в памяти, стоит быть осторожным.
Рамси поднимается по сколотым ступеням в свои покои, сам разводит огонь в очаге. Звать слуг не хочется — необходимо просто побыть наконец в одиночестве. Чтобы Вонючка сидел рядом, молча расчесывая его волосы. Они редко разговаривают теперь — все чаще молчат. Но Рамси кажется, что лучше этой тишины ничего нет. С ним даже это — комфортно.
Вонючку приводят скоро. Он предстает в наряде с этим глупым кракеном на груди, сразу же занимает место у ног. Слишком прямая спина и чистые светлые кудри заставляют Рамси беспокоиться. Он не позволит каким-то глупцам отнять у него Вонючку и превратить в Теона. Рука в привычном жесте опускается на вихры волос. Говорить не хочется, только смотреть и касаться. Трещит огонь в очаге, напоминая о себе. Милорд едва заметно вздыхает, оттягивая момент, но инструменты уже начищены и подготовлены.
— Сними, — приказывает Рамси после долгого молчания. Желтое морское чудище раздражает, как будто прошлое тянет к нему свои лапы. Тот послушно стягивает вываренную кожу, остается в нижних одеждах. Рамси мотает головой, и рубаха летит вслед, открывает тонкие плечи, впалую грудь. Так лучше — так привычнее.
— Ты теперь часто носишь вещи, которые тебе не полагаются, Вонючка, — замечает Рамси глухо, щупает выступающие белесые полосы у шеи. Сделать задуманное необходимо, но старые шрамы закрылись такой красивой нежной кожей, что не хочется их тревожить — только любоваться.
Вонючка улавливает опасность, скрытую в этом голосе. Он прокручивает в своей голове все, что могло расстроить милорда Рамси в его поведении. Он опять провинился, раз хозяин решил его наказать. Тело напрягается от последующей за этим тоном боли, желает убежать подальше, но Вонючка приказывает себе остаться. Нельзя расстроить хозяина. Рамси не ждет ответа, он просто поднимает чужое тело на себя.
— Я хочу, чтобы ты понимал, — начинает Рамси вкрадчиво. Укладывает худое тело на кровать, растягивает его руки по сторонам. — Это не наказание, Вонючка.
Вонючка спокойно выдыхает. Хозяин не злится на него и не наказывает. А все остальное он готов вытерпеть ради него. Он следит за рваными движениями: милорд касается кожи холодной спиртовой тканью, вызывает табун мурашек по коже. Неловко проводит ногтем по едва вставшему соску, жадно ловит ответный вдох. Он никогда так его не трогал, не чувствовал упругости кожи под пальцами. Но не время отвлекаться.
Ревет огонь в очаге, греется лезвие любимого ножа в пальцах. Вонючка тяжело сглатывает, когда раскаленный металл касается кожи, проходит вглубь. Первый сдавленный вскрик, кипит горячая кровь в раскрытой ране. Линия выходит ровная и тонкая, беспокойное море наполняется слезами. Вонючка дрожит от боли, но не пытается закрыться или оттолкнуть. Он не задает вопросов, не умоляет, не отводит взгляда — только смотрит с доверием. Рамси повторяет линию несколько раз, доводит до идеала. Вонючка красиво откидывает голову, тело его изгибается, когда раскаленный нож прорезает от линии окружность.
— Все хорошо, — успокаивает Рамси тихо. Руки его держат нож уверенно, лезвие передает жар рукояти, опаляет пальцы. Это приятно — разделить с Вонючкой его боль. — Я делаю это ради нас, Вонючка. Ты же понимаешь?
Он поднимает глаза, смаргивает слезы. Он понимает, и от этого Рамси почти теряет голову. Наклоняется, слизывая каплю выступившей крови — нож остыл к концу проведенной окружности. Шрам от лезвия выделяется красивой резной буквой, раскаленный металл придает линиям прекрасную яркость ожога.
Следующие буквы идут легче — Рамси шепчет что-то успокаивающее, проникает лезвием глубоко, расстаскивает ножом края раны. Вонючка цепляется за его плечи, подставляет голую грудь ближе и удобнее. Полукругом стелется линия, на нее накладывается такая же. Из искусанных в кровь губ вылетает тихий стон. И Рамси прислушивается к хриплому дыханию, оставляет невесомый поцелуй под буквами — личную подпись. Дает ему время привыкнуть, гладит плечи, ласкает свежие шрамы. Когда дыхание Вонючки выравнивается, нагретый нож продолжает свой танец на ребрах, выводит аккуратные символы. Вонючка закрывает рот руками, старается не дергаться на чувствительных местах. Рамси отталкивает ладони от лица, с наслаждением вдыхает его запах страха и тихий скулеж на грани боли и наслаждения. На завершающем движении ножа у ребра, Вонючка шумно выдыхает. Он смог вытерпеть все до конца.
— Вот и все, — ласково вихрит Рамси светлые кудри, — ты молодец, Вонючка.
Трехпалая ладонь аккуратно ощупывает грудь, голова забавно наклоняется. Хочет рассмотреть. Рамси помогает ему подняться, крепко удерживает тело на негнущихся коленях. Ему все еще больно — колет в груди внезапная грусть. Рамси глядит в отражение — Вонючка, смертельно бледный, опирается голой спиной о его грудь. На фоне одетого широкого милорда его кожа едва не просвечивает всю хрупкость тела. Руки повторяют выжженные символы в сантиметре от кожи, боятся прикоснуться. Рамси перехватывает ладонь и прикладывает ее к первой букве. От нижнего края шрама ведет пальцы кверху, повторяет круг.
Вонючка смотрит завороженно, следит за руками. Стоило вытерпеть боль для такого результата. Красивые крупные буквы расползлись по коже алыми лентами. Знак принадлежности, знак их общего безумия. Ниже двух торчащих сосков на бледной коже выделяется ярко-алая надпись с едва заметными кровавыми подтеками. «Рамси».
— Нравится, — с удовольствием заключает Рамси, перехватывает тонкую талию ладонями, прижимается близко. Кудри щекочут лицо. «Нравится» — вторит Вонючка свистящим шепотом. Взгляд его останавливается на ледяных глазах, в которых блестит безумная радость. — Ты понимаешь, зачем я это сделал?
Вонючка кивает, шатается от потери опоры, когда Рамси слегка отстраняется, достает из-за пазухи что-то тяжелое. В его ладонях покоится крупное кольцо. Толстая с заклепками кожа опоясывает тонкое горло, звенит защелка. Вонючка дергает шеей на пробу, грубый край впивается в нежную кожу до синяка.
— Чтобы ты всегда помнил, каким счастливым ты сделал меня, — Рамси втягивает носом запах его кожи и замирает так, просит мир остановиться в этой точке, чтобы всю оставшуюся жизнь провести здесь, рядом. И тут же резко обрывает себя, отходит, злясь на самого себя за непозволительную слабость, слишком грубо пинает скомканные вещи. — Одевайся, тебя отведут назад.