Игры милорда

      Долгая зима переворачивает жизнь в Дредфорте. Выжившие кони ютятся под одним навесом, жмутся друг к другу горячими опавшими боками. Внутренний двор все больше кажется пустым и нежилым. Не скулят собаки на псарне: милорд Рамси отобрал нескольких молодых сук, которых поселили в подземельях, где еще сохранялось тепло. Остальных пришлось пустить на мясо — Рамси сам сделал это, не доверил никому проводить своих девочек в последний путь. Обитатели замка кутаются в тряпки, прижимаются к очагам, игнорируя волдыри на коже от ожогов. Мейстер, по уши завернутый в листы пергамента и микстуры от простуды, пытается распределить остатки провианта и древесины. Тьма наступает ледяными бурями, сугробы растут ввысь, затрудняют передвижение телег и лошадей.       Милорд Рамси с каждым днем все смурнеет от невозможности вырваться за стены замка. Пока снег не валил так густо, можно было выехать на охоту, вволю скакать по лесам и полям. Теперь в ход идет последнее развлечение, припасенное еще долгим летом. Отсыревшие бока пузатых бочонков придают вину кислый вкус. Хоть Рамси всегда топит жаркий очаг в покоях, заворачивается в шкуры, все равно холод достает до самых костей. Кажется, мороз бушует целую вечность и продлится еще столько же.       Зима заставила людей потесниться, многие комнаты перестали отапливать из соображений экономии. Вонючку, конечно же, расположили в покоях Рамси. Наблюдатели и шпионы покинули Дредфорт с началом метели, так что милорд со спокойной душой стащил эти мерзкие тряпки с кракеном и выдал новые. На теплом нагруднике красуется ободранный человек, почти как у хозяина. Длинный ворот теплого дублета закрывает ошейник.       Вонючке, в общем-то, не на что жаловаться: хозяин рядом и даже сам кормит его, он находится в тепле, спит на жесткой, но, все же, кровати. Однако тревога находит на Вонючку все сильнее с каждым днем. Хозяин ходит смурной, не разговаривает, слишком много пьет. Все чаще его одаривают тычками и пинками. Вонючка не сопротивляется, радостно подставляет свое тело — хозяину нужно отвлечься. Так почему бы не на него?       Этим вечером Рамси ходит злее обычного. Бесцветные глаза рыскают по комнате, откинутая книга с парой загнутых страниц лежит у очага будто для растопки. Пальцы без устали барабанят по пустому кувшину, даже нога подрагивает в нетерпении. Вонючка заранее вжимается в темный угол у кровати, стараясь не двигаться и даже не дышать. В последний раз, когда он видел хозяина таким, ничем хорошим для его костей это не закончилось.       Тяжелый кулак падает на стол, вызывает мгновенную дрожь по телу. Милорд рывком разворачвается, шагает до двери. Стоит так некоторое время, невидящим взглядом окидывает покои, столь же резко мечется в другую сторону. Несколько гневных шагов к кровати. И обратно к двери. Вонючка напрягается до такой степени, что ноги сводит судорогой. Из крепко сжатого рта вылетает тихий скулеж. Настолько тихий, что под грохотом шагов и не услышать. Но взгляд хозяина тотчас направляется к источнику звука. Морозные глаза останавливаются, ощупывают каждый сантиметр лица и тела. Так смотрят на давно забытого человека, которого вдруг посчастливилось встретить на улице. Вот только Вонючке явно не везет сегодня.       — Скучно до омерзения, — Рамси говорит дрожащим от напряжения голосом. В последнее время он часто разговаривает вот так: почти безумно, то ли сам с собой, то ли с Вонючкой. Тот иногда позволяет себе кивать, но рта благоразумно не раскрывает. — Ну, чего молчишь? Можно, отвечай!       Вонючка беспомощно хлопает глазами — что ответить на справедливое замечание он не знает. Все мысли давно уже работают в плоскости «Ем, сплю, хозяин доволен — хорошо. Хозяин зол — плохо». За эти годы он думал, что понял Рамси, изучил его, стал хорошей игрушкой. Но зима смогла изменить многое.       — Да, хозяин, — Вонючка приценивается к реакции, ожидая дальнейшего.       — Да, хозяин, — передразнивает Рамси, внезапно развеселившись.       В милорде в принципе никогда нельзя угадать, какая эмоция будет следующей. В один момент он жестоко сдирает кожу с беглых одичалых, в другой с хохотом слушает истории Желтого Дика. Бывает, что просто сидит и смотрит в одну точку, будто не замечает ничего вокруг. Самое важное в такие моменты — вовремя заметить смену эмоций, уловить оттенок настроения. И мгновенно подчиниться любым приказам.       — Сейчас бы хорошего вина, а не этого пойла, — яростный взгляд в никуда, ноги сами несут милорда к низкой кровати, которую притащили слуги для Вонючки.       Вонючка сжимается под тяжестью взгляда, опять остается в неведении. Ответить? Но что ему отвечать? Поведение хозяина стало непредсказуемым, уловить его желания теперь очень тяжело. Глупый Вонючка раньше думал, что видел любого милорда и готов ко всему. Кажется, теперь за уроки вновь придется платить кусочками тела.       — Да пекло тебя забери! — Рамси обрушивает свой гнев на столик, летит на пол пустой кувшин и чаша. — Говори же!       — Простите, хозяин, — Вонючка обнаруживает себя забитым в угол с подтянутыми к груди ногами, испуганного внезапной вспышкой гнева. — Я никогда не пробовал вина, хозяин.       Когда-то пробовал, мелькнуло в голове. И от этой мысли стало еще страшнее. Главное, не тянуть за нее, не заглядывать в щелочку воспоминаний. Это — строжайший запрет, как и те сны, что видит Вонючка долгими ночами. Рамси впивается глазами в бледное лицо, словно пытается считать все мысли в голове. Льдинки милорда опасно сверкают новой идеей. Громкие шаги прочь из комнаты, оставленный мех лежит сваленной кучей на полу.       Ноги в тонких сапогах давно уже окоченели, Вонючке становится любопытно, каково это — ютиться под мехом — таким теплым и большим. Плащ милорда, подбитый соболем, кажется тяжелым, а принюхаться — насквозь пропахший хозяином, кожей и свежим ветром. Запахом свободы. Может, пока хозяин ушел, можно пробраться к нему и укутаться? Ненадолго совсем — на пять минут — только отогреть ноги. Вонючка привстает с постели, долго думает, решается, борясь с любопытством и страхом последствий. Он делает шаг и тут же отшатывается обратно к стене.       Милорд врывается в свои покои ураганом. В руках крепко зажат бочонок, два костяных кубка под мышкой. Вонючка едва успевает плюхнуться на место. Противно скрипит кран на разбухшем дереве, кислое вино течет в чаши черной водой, наполняет их до краев. Хозяин манит Вонючку к себе. Ему приходится неловко переминуться с ноги на ногу, чтобы встать на онемевшие ноги. Милорд оказывается быстрее, подхватывает тщедушное тело за плечи и ведет к креслу у очага. Неужели усадит в кресло, будто дорогого гостя? Колени подкашиваются под тяжестью рук, больно ударяются кости о каменный пол, но Вонючка сдерживается. Завтра там будут синяки.       — Хозяин… — в трехпалую ладонь втиснули наполненную чашу.       — Сидеть, — казалось еще чуть-чуть, и Рамси по-детски захлопает в ладоши от счастья. — Пробуй, Вонючка. Можно.       Сам хозяин падает в кресло, по-мужски широко расставив ноги. Огонь приятно греет, у ног Рамси тепло и уютно. Вонючка вдыхает запах перебродившего винограда и делает глоток. Во рту зажигается огонь, что-то горячее струится по груди к пустому животу. Рамси смотрит с неподдельным интересом, боясь пропустить малейшую реакцию.       — Пей еще, — хозяин заворожено наблюдает как движется адамово яблоко под тонкой кожей. — Нравится вкус?       — Не очень, хозяин, — от Рамси не ускользнуло, что Вонючка слегка поморщился. Нельзя врать.       — Да, — Рамси азартно кивает. — Очень хорошо. Это вино не для вкуса. А для игры!       Вонючка вздрагивает: вдруг хозяин решит вспомнить свою любимую игру — снять лоскут кожи с сочащегося кровью пальца и окунуть в кипящее вино. Наслаждаться просьбами избавить Вонючку от агонизирующей боли. Ради хозяина Вонючка готов на все, но от воспоминаний обрубки пальцев зачесались и заныли.       — Правила очень просты! — Рамси звонко хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание. Милорд не любит, когда его перестают слушать и уходят в свои мысли. — Я загадываю любую родовую семью. Угадаешь — пью я. Нет — пьешь ты, Вонючка.       Вонючка едва не выдыхает от облегчения. Может, в этот раз игра действительно будет просто игрой? Милосердие хозяина пьянит лучше любых вин.       — Итак… Этот дом находится очень далеко, — Рамси улыбается одной из своих хищных улыбок. Сначала Вонючка ненавидел эти выступающие клыки над кривым ртом, потом они стали гарантом собственной безопасности и являлись лучшей наградой. За всю зиму хозяин почти ни разу не улыбнулся, так что Вонючка мешкает, не знает, как ему реагировать. Он послушно ждет продолжения, но хозяин молчит, играя кубком в длинных пальцах.       — Мартеллы? — несмело спрашивает Вонючка, приглядывается к Рамси, как к дикому зверю, выбравшемуся из клетки.       — Пей, — Рамси удовлетворенно откидывается на спинку стула. — Это рыцарский дом.       Вонючка послушно пьет и пытается собраться с мыслями. В голове у него приятно пусто и комната забавно кружится. Поднимает взгляд наверх, смотрит преданно по-собачьи. А глаза у милорда веселые-веселые, слегка пьяные. Хозяин расслабился, Вонючка делает все правильно.       — Селми? — кислое вино раздражает пустой желудок и бьет в голову, вызывая давно забытые ощущения. Кажется, когда-то тому, другому, нравилось сладкое цитрусовое из далеких земель.       — Ну что же тут угадывать, пей, — Рамси притворно вздыхает, пряча свою веселость. Пьяные от пары глотков глаза покрываются тенью задумчивости. И сейчас милорду нравится смотреть на это сосредоточенное лицо, которое в последние холодные дни вызывало лишь отвращение. — Очень кислый дом…       — Дальты! — Вонючка почти выкрикивает ответ, обрадованный догадкой. Лимонное поле на красном стяге встает в памяти — старый мейстер следит, чтобы маленький Теон запомнил цвета и девизы. — Дальты всегда платят свои долги.       — Молодец, — Рамси с удовольствием осушает половину чаши одним глотком. Пьяные вонючкины глаза искрятся таким счастьем от похвалы, что промерзшая комната даже становится теплее. Тонкие губы приоткрыты, на лице цветет яркий румянец. Рамси невольно любуется, позволяет себе пропустить мимо ушей тот факт, что Вонючка не может знать ни Дальтов, ни их девиз. Он подумает об этом позже. — Загадывай ты. Только крупные дома, этих мелких расплодилось, как щенков из помета.       В голове один за другим проносятся дома, историю и особенности которых Вонючка откуда-то знает. Ему запретили вспоминать, но сейчас было так хорошо и тепло, что разум забыл все опасности и угрозы.       — Их невозможно найти, — выдает Вонючка после недолгих размышлений. Кажется, вино развязало ему язык, заставило протягивать слова длиннее, чем обычно.       — Ну, это легко, — Рамси вихрит светлые кудряшки тяжелой ладонью. И Вонючка льнет к уже забытой ласке хозяина. — Аррены.       — Нет, — двигать языком стало тяжелее. Он почти опирается на отставленную ногу и тут же спешно добавляет: — хозяин.       Рамси чуть надувается, но делает щедрый глоток вина. К сожалению, должное образование так и не прижилось в милордовой голове. Да и кому нужно знать все эти глупости про дома, которых он никогда не видел. А с такой зимой и не увидит.       — Ну и пекло с ними! — хозяин осушает чашу долгим глотком, откидывается на спинку кресла, внезапно показавшегося мягче и приятнее обычного. — Надо бы тебя расчесать, как думаешь? — рука умиротворенно скользит по грязному водопаду нечесаных волос. — Хороший хозяин следит за своей собственностью. Вонючка, я хороший хозяин?       — Конечно, милорд, — Вонючка по-собачьи ерзает, прижимается боком к оставленной ноге. Так тепло и хорошо, что можно заснуть прямо здесь. Волос касается щетка. Грубые пальцы хорошо умеют доставлять боль и сдирать кожу. Ловкие пальцы умеют придерживать сонную голову и разглаживать колтуны в длинные локоны.       — Присядь ближе, — приказывает Рамси глухо.       Вонючка неловко придвигается, усаживается между расставленных ног. Вино приятно жжет щеки, огонь греет до самых костей, руки хозяина убаюкивают. Вонючка растекается морским кракеном на суше. Сердце екает от того, насколько хозяин старается быть нежным, голову качает от неожиданно ласковых движений.       Мать того, другого, делала так по утрам: усаживала перед собой и расчесывала вихры волос, обильно смачивая концы маслом. Его непослушные волосы нельзя было расчесать иначе — они постоянно путались, застревали в щетке. Вонючка позволяет себе задержаться в этом видении подольше. Здесь билось вечное море о скалы, кричали чайки. Тот рассказывал женщине с красивыми глазами о задирках братьев, о грубости сестры, мама же целовала нахмуренный лоб и смеялась. Смех стоит в ушах таким красивым перезвоном колокольчиков. Почему вдруг защипало глаза? Вонючка не знает этих людей, он никогда их не видел. По телу прошла дрожь, нельзя думать, нельзя. Хозяин тысячу раз объяснял правила. А Вонючка умный и хороший, он научился понимать.       Хозяин, как может ловко, орудует щеткой, веером лежат тронутые серебром волосы. Рамси молчит, глядя на голову у себя на колене, открывающую вид на тяжелый ошейник, на осоловелые глаза. Беззащитный и покорный: можно сомкнуть колени одним движением, придушить и оставить его барахтаться в таком положении до хрипов и болезненной синевы кожи. Или просто сидеть и наблюдать, как меняется выражение лица от напряженного до расслабленного, как выравниваются морщинки у лба, как сонно раскрываются губы. Вонючка удобнее устраивается затылком на крепком бедре, подтягивает ноги к животу. Закрывает глаза - лишь на минутку - и окончательно растворяется в видениях о чужих людях. Рамси все смотрит на крепкий сон, давно уже потухли свечи, затихает воющее пламя в очаге. Расчесанные недавно волосы чуть вьются от ночной влаги. Время останавливается в этой точке мироздания. И вечно деятельный Рамси почему-то рад этому.       Позже Рамси обнаруживает себя все в том же кресле со сладко сопящим Вонючкой на бедре. Во рту гадко от вина, тело закостенело без движения, бедра болят от долгого сидения в одной позе. Зимний холод проник в их тихий уголок. Отчаянно хочется того, чего Рамси не умеет — быть нежным. Он поднимает тонкое тело на руки, колеблется секунду и решительно опускает Вонючку на свою постель. Тепло чужого тела и толстого меха убаюкивает, и он крепко засыпает так, уткнувшись носом в длинные волосы.