Игры милорда

      Старый мейстер обхаживает Рамси последние несколько месяцев, все сует ему под нос какие-то портреты и письма, упоминает о долге. Слишком звонко гремит цепью, раздражает уши, чувствительные, после ночных попоек с парнями. В конце концов Рамси сдается под напором, соглашается на переговоры, слушает торопливые речи мейстера о наследии. Даже подписывает какие-то свитки и скрепляет их фамильным гербом. Ему глубоко плевать на долг и будущее. Он пытается смириться с тем, что произойдет очень скоро. Последний месяц он почти всегда проводит в забытьи вина.       — Милорд, — мейстер обращает на себя внимание. Он говорит слишком громко, губы у Рамси дергаются от раздражения. Он вчера явно перепил и слишком мало спал. Хотел уже идти в покои, но вид Деймона, передразнивающего Молчуна, заставил остаться на весь вечер. А безъязыкий, багровый от злости, смотрел на длинноволосого волком под оглушающий хохот милорда, пытался держать себя в руках. Главное, сегодня не найти Деймона с перерезанной глоткой. Узловатые морщинистые ладони придвигают к нему очередной портрет. — Мы подготовили покои для гостей в низкой башне. Делегация Карстарков прибывает малым отрядом.       Карстарки. Рамси поджимает губы, вертит в пальцах карточку с изображением угловатой темноволосой девицы. Серые глаза смотрят с вызовом, рождают интерес — таковы ли они в реальной жизни. Или художник передал портрету лишь свое видение? Рамси поднимается из-за стола, зовет к себе служанок. Он должен выглядеть презентабельно. Русе всегда говорил, что первое впечатление влияет на отношение к тебе. Тем более во время первой встречи с его новоявленной невестой. Чужие руки облачают его в изумрудный бархатный дублет, подчеркивающий прозрачные злые глаза на бледном лице. Накидывают сверху толстый плащ с мехом. Рамси пытается оценить свой внешний вид в зеркале, но видит лишь опухшую грубую рожу. Торопливо отворачивается. Ну и в пекло — лучше уже не будет.       — Я отправил ворона с ответом в Винтерфелл, милорд, — мейстер лично провожает лорда к воротам, кряхтит при каждом шаге. — Позвольте заметить, что вы стали слишком много пить. Лорд Русе говорил…       Рамси жестом прерывает его. Ему плевать на все дальнейшие слова старика — он услышал главное. Ворон улетел, а вместе с ним улетело и их совместное время. Слуги и жители замка выстраиваются во дворе. Снег постепенно сходит под ясными лучами, открывает черную ароматную землю под ногами. Три года зимы дались тяжело, но Рамси сумел укрепить свой авторитет дальновидными решениями и смелыми приказами. Он сумел сохранить жизнь многим. Когда он выходит к внутреннему двору, головы почтительно склоняются вслед его движениям.       Ждут недолго. Дует рог, открываются тяжелые ворота. Дюжина человек с черным солнцем на стягах скоро въезжает во внутренний двор. Карстарки, все как на подбор, выглядят высокими и широкими. Суровый народ сурового дома. Впереди отряда едет девица с портрета, рядом с ней на белом коне въезжает стюард-сопровождающий. Пожалуй, она даже по-своему красива: хорошо держится в седле, темные волосы блестят на солнце в короткой косе, серые глаза раскрыты, оглядывают двор. Рамси ловит эти глаза. На секунду он надеется, что девушка отвернется, но она продолжает оценивающе смотреть. Рамси раздражает этот взгляд.       — Лорд Болтон! — стюард, похожий на медведя, спускается с коня и перехватывает протянутую руку мертвой хваткой. — Позвольте представить Элис Карстарк, единственную наследницу Кархолда.       — Рад приветствовать в моем доме, — Рамси старается изобразить радушную улыбку и слегка кланяется. Прикладывает губы к маленькой дрожащей девичьей руке, грубо пахнущей навозом. Кажется, его вид пугает невесту. — Наш стюард покажет ваши покои и предоставит слуг, вы наверняка устали с дороги. Буду рад после отдыха разделить с вами хлеб и соль.       Карстарки разбредаются — встреча господ закончена. Элис и ее сопровождение удаляются вслед за слугами, конюхи прилаживают лошадей в заметно опустевшей конюшне. Рамси оговаривает со стюардом детали — свадьба пройдет сегодня, все приготовления завершены. Мужчина представляется, расписывает лучшие качества новоявленной невесты, но милорд даже не старается запомнить. Рамси нужна не она, а ее имя и чрево. Ложь, ничего из этого ему вообще не нужно.       Распрощавшись, он поднимается в покои, распоряжается о ванне. Стереть этот день поскорее. Рамси сам неспешно раздевается: расшнуровывает куртку, распускает завязки. Раскрывается дверь, Деймон тащит за собой порядком потрепанного Вонючку. За время, которое Рамси не видел его, он изменился. Отросшие волосы грязным комком зачесаны назад, острые скулы стали выпирать еще заметнее. Рамси поджимает губы, изображает отвращение. Вонючка дожидается, когда они останутся вдвоем и грохается на колени перед хозяином. Круглые щенячьи глаза смотрят на него с прежним огнем и благоговением, но милорд отбрасывает от себя эту преданность, больше ненужную ему.       Зима изменила многое, расставила приоритеты Рамси. Русе хотел от него мудрого правления и взвешенных решений, свободы от детских страстей. Под давлением обстоятельств пришлось сделать выбор, в котором Вонючке не было места. Рамси собирается отказаться от своей игрушки, сосредоточиться на своих обязанностях, даже дает согласие на женитьбу к окончанию зимы.       — Робб Старк требует выдать тебя, — выдает Рамси небрежно, следит за спешно округлившимися глазами. С тупым ненужным удовлетворением понимает, что Вонючка боится не Старка и не казни. Он боится расстаться с хозяином. Тонкие губы слегка подрагивают, мечется голова из стороны в сторону.       — Почему, хозяин? — вылетает из бледных губ, язык быстро проходится по ним, выдает беспокойство. Это «почему» звучит как «за что?».       — Старк — мой сюзерен. Я рад помочь ему по первому зову. Решение принято — Теон Грейджой с конвоем отправится в Винтерфелл на суд.       Теон Грейджой отправится, но ведь Вонючка не Теон. Ему приходится мириться с чужой памятью в своей голове, видеть ужасные сны, полные боли и горечи. Но ведь он Вонючка, он существует только для того, чтобы быть рядом с хозяином.       — Ты отправишься в Винтерфелл, — уточняет Рамси низким голосом, заглядывает в глаза. И безжалостно кидает вслед его приговор: — Теон Грейджой.       Вонючка обхватывает себя руками, сдерживая рвущийся наружу крик. Хозяин не может отдать его! Ледяные глаза глядят на него с презрением, и от этого становится так кошмарно больно, что он физически чувствует, как разбивается сердце на мелкие куски.       Почему Теон Грейджой? Это ведь не его имя. Почему хозяин так поступает с ним? Вонючка захлебывается слезами, пытаясь объяснить, рассказать, что он никакой не Теон, что не хочет вновь притворяться им. Что он только Вонючка и навсегда принадлежит хозяину. Рамси резко отворачивается, складывает руки на груди. Милорд отрешается от рыданий за спиной, от возбужденного шепота. Рубить канат надо сразу — одним широким и сильным движением.       — Тебя подготовят в путь, — как можно более равнодушно кидает Рамси из-за спины. Заметно похудевший его торс слишком напряжен. Без одежды видно, как надулись бугры мышц у лопаток. — Отправишься завтра утром, сразу после бракосочетания.       Вонючка поднимает покрасневшие глаза, вытирает нос рукавом. Рамси следит за ним в отражение зеркала. Свадьба? Последние месяцы хозяин не разговаривал с ним, даже, кажется, внимания никакого не обращал. Вонючка тогда думал, что хуже этого гнусного чувства одиночества ничего быть не может. До этого момента.       Хозяин вышвыривает его. Он надоел ему — вот и избавляется. В голове звучат обещания милорда: «никто и никогда не разлучит нас теперь». Вот так просто теперь его выбрасывают на улицу, выкидывают, сломав и наигравшись. Хозяин — большой ребенок, которому скоро становится скучно. А Вонючка для него меньше, чем ничто. Трехпалая рука тянется к груди, где надрывно теперь болят зажившие шрамы.       — Пожалуйста, хозяин. Пожалуйста, не надо, — тихо рыдает Вонючка, подползает ближе, устраивается у ног, боясь коснуться. В голосе слезы, он не просто просит, он умоляет.       Рамси чувствует себя так, будто это его сожгли три года назад на костре. От этой боли в голосе тоскливо сжимается сердце. От этих жалостливых просьб бегают мурашки по коже. Если бы он мог послать Старка куда подальше, Рамси бы привязал его к себе, облил обоих маслом и поджег. Чтобы навсегда остаться только вдвоем. Но все, что остается — рассмеяться и, развернувшись, грубо пнуть ногой в щеку. Оттолкнуть как можно дальше от себя. Искупаться в своей собственной боли и выместить ее на худом лице, разбивая скулы и губы грубыми ударами. Закрыть эти глаза, в которые больно смотреть. Покрыть их лиловыми синяками. Сломать ему ребра, выбить дыхание из легких.       — Ты никто, ты только лишь паразит. Я ненавижу тебя, — зло рычит Рамси сквозь зубы. Опускается на корточки и тянет за ошейник покрытое кровью лицо ближе к себе. Борется с собой, чтобы не прижаться губами к разбитой макушке. Заплывшие под ударами глаза больше похожи на щелочки, Вонючка едва дышит от боли в ребрах и жжения где-то глубоко в груди. Рамси быстро выплевывает слова, острые, как нож, боясь передумать. — Ты мне не нужен. Перевертыш, мерзкая тварь, морское чудовище. Глубинный урод. Я с трудом могу находиться рядом с тобой. Меня от тебя тошнит.       Чуть дрожащие пальцы подцепляют ошейник. Медлят, чувствуя заходящийся пульс в тепле под грубой кожей, наконец, грубо срывают его и откидывают далеко за спину. Это значит гораздо больше, чем любые избиения и оскорбления. Вонючка даже не скулит, больше не плачет, только тело сотрясают крупные судороги. Он не смотрит на милорда даже тогда, когда его тело грубо подхватывает пара стражников и уводит из покоев. Он больше не видит ничего перед собой, не чувствует боли в сломанных ребрах и разбитом лице. Сидя в темноте камеры он не знает, что перед свадьбой Рамси разбивает себе кулаки в кровь о чье-то лицо. Не знает, что после свадьбы юная гордая леди Карстарк заходится в криках боли от грубости чужих движений. Не слышит нагнетающего шепота гостей замка о натуре их нового лорда.       На рассвете одинокий конвой выезжает за стены Дредфорта. Вонючка привязан к седлу, кровоточат скованные цепью руки, но он не знает, что его спину провожает холодный взгляд ледяных глаз с высокой башни. Не чувствует общей их боли. Только чувствует невероятную потерю и собственную ненужность, не видит красоты весенних полей и лесов, только брезгливость на любимом грубом лице. И отзвуки хлесткого «ненавижу» стучат в висках.