Игр больше нет
29 марта 2024 г. в 09:46
Винтерфелл остался таким же, как он его помнит. Высокий, большой и внушительный. Глухие стены, закрывающие собой весь свет, жаркие комнаты, в которых журчит вода горячих источников. Робб Старк встречает отряд Дредфорта прохладно, оглядывает придирчиво связанные руки и лиловые синяки на коже. По лицу нового короля было теперь не понять, что он думает. Раньше Теон справлялся с этим играючи, мысли младшего брата всегда явственно читались на этом открытом лице с красивыми глазами цвета глубокой осени. Теперь Робб стал взрослым, статным и широкоплечим, отпустил курчавую бороду и длинные усы. Стал похож на отца. Весь его вид словно вновь и вновь разбивает без того измученное сердце, заставляет обливаться кровью душу.
Долгое время одиночества в Дредфорте, косые взгляды отряда сопровождения. Теперь его помещают в какую-то комнату без окон. Вонючка к такому привык. Какая разница — где умереть? В подземельях Дредфорта или во тьме Винтерфелла? А умереть Вонючка хочет невыносимо — жить в новой реальности без хозяина — выше его сил.
К нему постоянно кто-то заходит, но Вонючка не обращает на них внимания. Они называют его разными именами и кличками, кто-то приносит еду или воду. В Винтерфелле не принято пытать своих пленников, так что Вонючке остается только сидеть, забившись в угол кровати, сжавшись в комок. И смиренно ждать смерти: он не ест и не пьет, только спит все время. А когда не спит, приходится думать, и этого Вонючка боится больше всего.
Винтерфелл будит в нем воспоминания о жизни того человека. О его детстве, о забавах братьев и сестер. Теперь он даже может перечислить некоторые их имена и вспомнить лица. Это пугает Вонючку до дрожи, но сильнее этого только боль, ведь в темноте он перестает видеть перед собой это лицо с грубыми чертами. А с течением времени перестает слышать и хриплый вкрадчивый голос у себя в голове.
Он помнит малышей Старков: Брана и Рикона. Теон пленил их тогда, вместе со всем Винтерфеллом. Двух беззащитных детей — своих братьев. Сразу после смерти отца по вине другого отца. Вонючка путается в мыслях, все воспоминания кажутся ему бредом. Как у Теона может быть два отца? Почему Теон называет чужих людей братьями? От всего этого болит голова. Ему кажется, что у него была всего одна сестра, но он помнит и двух других. Они были настолько разные и настолько красивые, воспоминания о них отдают горечью. Кажется, у Теона была слишком большая семья. А у Вонючки вообще никого не было — весь его мир находился в тех крупных руках, жестоких и ласковых одновременно. Теперь и их нет. В этом Вонючка и Теон похожи — у них обоих никого не осталось.
Время течет в его запертых покоях странно: он просыпается и засыпает в темноте. В голове постоянная путаница от множества снов и воспоминаний. Однажды ему показалось, что он стал Теоном, тогда его руки жадно ощупывали покрытую шрамами грудь — выводили начертанное там имя. Рамси. Вонючка разрывается между желанием вспомнить всю жизнь Теона и в то же время хочет забыть ее навсегда.
Однажды к нему приходит Робб — Вонючка помнит Робба. Насколько он понимает по бешено колотящемуся сердцу, Теон любит и боится старшего Старка. Его глаза, осенние, как у всех Талли, теперь меркнут чернотой. Короткие рыжие волосы вьются за ушами. Он смотрит долго, оценивает.
— Мне сказали, что ты не ешь, — начинает Робб. Вонючка помнит этот голос по беспокойным снам. Или воспоминаниям, он уже не уверен. Пришлось кивнуть. Ему нечего ответить — он не хочет ни есть, ни пить, ни жить. Он почти мертв после Рамси. Или, скорее, мертв без Рамси. Робб приближается, садится возле кровати близко к Вонючке. Ему не нравится находиться рядом, но отползти уже не хватает сил. — Что с тобой сделали? Что с тобой сделал Болтон?
— Он вышвырнул меня, — шепчет Вонючка после долгого молчания, отгоняет слезы. Он из прошлого помнит, что Роббу можно доверять. В отличие от Теона.
— Болтон тебя истязал, так? — Робб внимательно разглядывает обезображенную руку, едва сошедшие синяки с лица.
Вонючка молчит, опустив глаза. Хозяин его бил, да. Но он это заслужил, это лишь его вина. Если бы Вонючка сразу понял, насколько хозяин милосерден, ему не пришлось бы бить и отрезать. Тогда его, может быть, не вышвырнули бы. Робб обращается к нему по чужому имени, Вонючка быстро мотает головой, будто тряпичная кукла. Он не хочет быть Теоном. Он не хочет быть Вонючкой без хозяина. Кто он теперь? «Паразит» — зло бросают пухлые губы. Старк подает руку, заставляет подняться. Они оказываются одного роста, только Робб выглядит здоровым и крепким.
— К тебе кое-кто пришел, — его добрый голос оказывается очень близко, от него пахнет осенними листьями, которые заставляют слезиться глаза.
Вонючка опирается на надежное плечо, которое подставляет брат Теона. Чужие руки выводят его из двери башни к длинной темной лестнице, Вонючка едва не висит на широких плечах, пока ноги привыкают к нагрузке. Впереди открывается дверь, за которой ярко блестят сотни факелов и свеч. И чья-то крепкая фигура затмевает собой весь свет.
Женщина обхватывает его, железными объятиями прижимает к себе. Ее руки качают его, будто люльку с младенцем, будто тело дрейфует по высоким волнам. Блестит соль на ее щеках, высушенные на солнце волосы касаются носа. Вонючка жадно вдыхает запах коня, дыма и моря, кажущиеся теперь такими родными и близкими. Но ведь Вонючка никогда не был на море, откуда он помнит эти запахи, это лицо с красивыми глазами, этот голос?
Кажется, она пела когда-то. Точно так же качала в своих руках маленькое тело Вонючки, а ее тихая песня укутывала теплым одеялом. Он помнит это, воспоминания становятся все ярче. Светит солнце в его окно, неприятно слепит, так что Вонючке остается только плакать и кричать — он не может перевернуться сам, отодвинуться. От крика надрывно болят легкие. Его руки слишком малы, крохотные ноги мельтешат перед глазами, пугают и сбивают с толку. А потом над ним появляется это лицо — только на нем не было пока морщинок на лбу, жестокость еще не оставила свой отпечаток. Длинные волосы закрывают Вонючку от беспощадного солнца, только нагретый воздух вокруг уютно обволакивает коконом. Он перестает плакать, успокоившись, только улыбается широкой беззубой улыбкой. Кажется, Вонючка любит ее, и это роднит его с Теоном.
Течет время долгой рекой. Он лежит в постели несколько дней, терпит осмотры чужих рук на своем теле. Хозяин запрещал другим трогать его, Вонючка сначала вырывается, но женщина вновь успокаивает его. Она что-то тихо поет, пока мейстер с седой головой снимает с его тела вонючие тряпки. Запекшаяся корка крови отдирается вместе с одеждой будто вторая кожа. Вонючка видит потрясение в красивых глазах женщины, слезы вновь появляются на щеках. И отчего-то Вонючка хочет стереть их пальцами, успокоить. Попросить не плакать. Мейстер неприятно ощупывает шрамы. Только хозяин может их трогать. Кажется, он кричит вновь, громкий голос оглушает. Сильные руки Робба удерживают его на месте, пока в глотку льется что-то приторное. Маковое молочко.
Во сне он видит очертания хозяина. Его руки притягивают к себе, жадно впиваются в тело. Подарок Рамси крупной змеиной шкурой покоится на шее, звенит длинная цепь. Пухлые губы шепчут на ухо его имя, едва касаются нежной кожи, собирая слезы. Вонючка млеет от его близости и ласки, от его запаха и силы, от похвалы и обещаний. Он вновь обещает, что они всегда будут вместе, что никто не сумеет их разлучить. Он баюкает Вонючку в крупных руках, вновь и вновь вырезает на коже символ их общего безумия.
— Ты любишь меня, Вонючка? — худое тело покоится на коленях у хозяина, по-собачьи ластится к рукам.
— Да, хозяин, — шепчут его губы, осторожно касаются отбитых костяшек. Лицо все еще саднит после ударов.
— Если ты меня любишь — отрежь себе пальцы. Сам.
Вонючка готов на все, лишь бы остаться навсегда здесь, с хозяином, только пусть не исчезает никогда больше. Он принимает нож, руки его чуть дрожат, но он с размахом опускает лезвие прямиком в кость.
Боль вдруг вышвыривает его из этой неги в мир, в котором рядом нет хозяина. В мир, где у его постели спит женщина со смешным именем, а Старк что-то торопливо обсуждает с мейстером. Он лежит, боясь пошевелиться, пытаясь сохранить на себе частичку прикосновений хозяина. Зажатый в зубах палец болит и кровоточит. Слезы сами выходят крупными ручьями, оставляют соль и воду на щеках и подушке. Он был так счастлив только что.
— Реакция разума, милорд, — разбирает Вонючка обрывки тихих фраз. — … боль и пытки …связать себя с истязателем, чтобы выжить … играть по чужим правилам …
Робб оборачивается, смотрит долгим пронзительным взглядом, то и дело останавливается на слезах, на оголенной груди, измазанной лечебными мазями. В темноте его густота волос кажется маленькими змейками, свернувшимися в клубок.
— Это можно исправить?
Вонючку не нужно исправлять. Вонючка хочет только к хозяину, но это теперь невозможно. А значит и существовать ему не для чего. Почему Робб до сих пор не казнил его? Почему оставил при себе в Винтерфелле? В месте, в котором Теон предал своих братьев. Вонючка помнит, что железнорожденный захватил замок и запер мальчишек Старков. Запер их лютоволков. Не написал Роббу ни слова. Даже отпраздновать победу не успел, как ворвалось войско с розовыми стягами. Появился хозяин на вороном коне, и только тогда ожил сам Вонючка.
— Думаю, попытаться стоит, — седой мейстер кладет руку на влажный от пота лоб. Вонючка помнит эту руку из детства Теона. — Нужна компания тех, кому он доверяет. Вы, милорд, его сестра — пока этого достаточно. Не будем перегружать сознание.
— Что нам делать? — Робб садится на край кровати у его ног, кладет руку на плечо спящей женщины. Вонючка все пытается вспомнить ее имя. Яра или Аша? Слишком запутанно. Старк сжимает ее руку, будит, глядит с нежностью на сонные еще глаза.
— Будьте рядом, — тихо говорит мейстер, ставит на тумбу у кровати кувшин с водой и чашу макового молока. — Разговаривайте. Это может помочь.
Робб серьезно кивает, берет руку Вонючки в жесте, который он давно забыл. Раньше они братались так, крепко обхватив ладони друг друга. Они сидят так долго, пока луна пробирается на небо, отгоняя солнце. Тихим перезвоном колокольчика стелется по комнате голос сестры. Она рассказывает о детстве Теона, о море и кораблях. Рассказывает о том времени, когда лишилась братьев: похороны двоих и отъезд последнего. От этого сердце Вонючки тяжело сжимается, он не хочет слушать — это слишком больно, но не может оторваться от этого голоса.
Говорит Робб. Рассказывает об их детстве, о том, как они вместе учились биться и стрелять. Как Теон лучше него учился, как молод и красив он был, как его любили девушки. Как они были одной семьей. Семьей. На Вонючку ворохом падают воспоминания чужой жизни, в которой он стрелял из лука всеми пятью пальцами, как скакал с Роббом по Волчьему лесу. Как оставил брата на войне и уехал домой. Дом — это место возле хозяина? Нет, дом — это острова над морем. Дом — это там, где он сейчас. От множества мыслей, вихрем проносящихся перед глазами, болит голова.
— Мы были семьей, Теон, — вкрадчиво возвращает внимание к себе Робб. Одна рука его покоится на плече женщины, другая крепко сжимает изуродованную ладонь Вонючки. — Ты совершал ошибки — ты оплатил их полностью и даже больше.
— Железной ценой, — отчего-то говорит Вонючка. Глаза сестры ярко сияют в свете факелов.
— Теперь мы вновь будем семьей, Теон. Мы попробуем еще раз.
Голова женщины ложится на крепкое плечо Робба, легкий поцелуй опускается на ее лоб. Две пары глаз глядят на него с любовью, спокойные улыбки терзают сердце. Вонючка теперь узнает их, и широкое некрасивое лицо наконец скрывается из памяти.