Отданная лику мрака

О поцелуе солнца можно было лишь мечтать во мраке подземелий монастыря. Оделии была уготована ночь в узком сумрачном помещении, где были низкие потолки, из-за которых ей приходилось сидеть, прижав колени к груди. И где не было ни капли света, помимо того, что лился из маленьких решетчатых окон. Однако вместе с ним, ее настиг и холод поздней осени, пронизывая тонкое одеяние насквозь. — Я понимаю почему ты начала кричать при виде меня, но зачем было швыряться книгами? Не говоря уже о том, что ты ни разу не попала. — Призрак, из-за которого ей и сделали выговор, в сидячей позе парил над каменным полом рядом. Ответа он не получил. Оделия судорожно шептала слова молитвы всем богам, которых она только знала и пыталась заставить себя дышать размеренно. Ее глаза были зажмурены до боли, а руки закрывали уши, только бы не слышать ненавистный потусторонний голос. Неужели она так скоропостижно сошла с ума? Действительно ли не заметила, как в нее проник отпрыск злых духов, который не внял ее прошениям и не насытился ее страданиями? Кто говорил с ней — черт из преисподни или плод ее собственного больного воображения? — У тебя все хорошо? Я понимаю, ты не видела мужчин уже долгое время, но такой реакции я не ожидал… — Существо или видение приблизилось к ней и Оделия отшатнулась, загнав себя в самый пыльный угол. Пришлось поднять взгляд и предстать перед призраком со всей отвагой, которая в ней еще осталась. — Кто ты и почему ты мне явился? В чем я согрешила? За что мне такое наказание? — Сжав в руках кулон пронзенного сердца, который символизировал верность вере и сестринству, Оделия едва не сорвалась на рыдания. Лик призрака, обрамленный светлыми кудрями, вытянулся. Лишь сейчас она сумела разглядеть в нем человеческие черты, против воли, Оделия на миг поддалась его очарованию. Она и правда не видела молодых людей с момента приезда в монастырь, от того и забыла как ее юное сердце всегда учащенно билось в их присутствии. Однако сейчас его первостепенно наполнял животный страх. — У-у, все запущено, златовласка. — Полупрозрачный юноша присел перед ней на колени и его взгляд упал на изуродованные руки девушки, измазанные в саже. — Оно и не мудрено, вмешательство боли предрешает будущее. — вымолвил он тихо, в полу-прозрачных зеленоватых глазах блеснуло сожаление. — Однако если во время это осознать, можно пойти иным путем. — Призрак воззрился на нее с небывалым воодушевлением, но испуг и растерянность Оделии не играли ему на руку. — Ты хочешь моей боли.? — сдавленным, из-за растущего ужаса, шепотом сказала послушница и сжалась сильнее. — Да нет же, чтоб тебя! — Призрак скривился и вздохнув, начал заново. — Проясним. Меня зовут Форрест и я не так давно лишился жизни в этом монастыре. — Наблюдая ее нахмуренные брови, он с надеждой продолжил. — При жизни я был путником, часто возил товары отца на ярмарку в паре миль отсюда. Сбившись с пути в очередном подобном путешествии, я едва не погиб и чудом набрёл на это место. Жаль, меня здесь поджидала смерть. — Форрест потёр руками лицо, хотя на полупрозрачном лике не было ни следа усталости — само лишь совершенство. — То, что ты перед собой видишь только призрачная оболочка облика моей души. — Этого не может быть. — Оделия зажмурилась, пытаясь прогнать призрака из своего взора, но стоило ей приоткрыть веки Форрест все еще там был. — Нет может. Не знаю как, но моя душа ускользнула из уготованного для нее места, после того, как тело умертвили. — Он посерьезнел, когда обранил лишние слова и Оделия оказалась опасно близка к срыву. — Что за вздор?! Кто в этой обители мог тебя убить?! — На этот раз ее настигла злость, которая копилось долгое время. Какое-то призрачное существо является ей, несёт несусветные бредни и она должна всему этому верить? — В нашем монастыре к путникам относятся очень почтительно! — И между тем, сколько бы среди сестер-послушниц не ходило слухов, а матери не заверяли их в своей миролюбивости к окружающему миру, за шесть месяцев Оделия ни разу не видела чужих людей воочию. — Ну да, а рассеченная кинжалом глотка и гниение на алтаре это приятное дополнение. — Форрест закатил глаза, но казалось, был настроен серьезно в намерении донести до ее сознания свою правду. Но завидев, что состояние послушницы не располагает к раскрытиям тайн, он замолчал. Оделия слушала его слова, но не могла их услышать. Громкость его заявлений и обескураживающие новости более не могли достичь ее головы. Разум Оделии молил об отдыхе, а все те камни, через которые она спотыкалась на своем тернистом пути, разрушали ее желание встречать новый день. Однако сон неумолимо брал власть над ее телом и вынуждал подчиниться воле Сомнуса. Последним вопросом, который полу-бредным шепотом сорвался с ее уст стал: — Почему ты называешь меня златовлаской? У меня же черные волосы. — Язык Оделии нещадно заплетался, но спокойствие и теплота его ответа сводила все попытки противиться божественной силе на нет. — А, … да? — Призрачный юноша замялся и покраснел. — Для меня краски живого мира искажены. К тому же после своей смерти меня притягивает свет, который исходит от людей. У тебя он самый яркий, золотистый и… чистый. Я думаю именно из-за него я не последовал за смертью, а остался здесь. А в следующее мгновение Оделия очутилась в царстве грез и кошмаров, во владениях Морфея, которое находилось то в пучине тьмы, то между оттенков мягкой радуги.