Тишина

25

Рыжий извивается, как зверь. Покусывает подушку с пятнами от слез и слюней. Он чувствует себя изнуренным. Тело предало его еще тогда, на кухне в квартире Чэна. Но он не мог представить, что все будет настолько интенсивным. Почти до потери сознания. До полного онемения конечностей. Альфа больше не осторожничает. Шань весь в синяках и отметинах от зубов, раздражающих потную кожу. Между ног образовалась крошечная щель, затертая почти до крови. Лицо отвратительно липкое, с подсыхающими сливочными выделениями на шоколадных веснушках. После второго оргазма Чэн подтащил его к краю постели, возвысился над ним — чернее, чем тени, выше, чем горы, шире, чем море. Погладил и согрел мягкие щеки жаром бушующего органа, засунул шершавые пальцы в рот и долго гладил язык, пока накачивал член короткими, размеренными движениями. А потом с мрачным и гордым видом кончал на дрожащие губы и рыжие ресницы. Шань тогда впервые попробовал сперму на вкус. Это картина — настоящая вершина эротизма, надолго запечатлелась в его памяти. Но Чэн все равно выглядел как переполненный гормонами подросток. Голодным. Неудовлетворенным. Нуждающимся. Будто хотел съесть его заживо. Мо думает, что у него тупо отсутствует период невосприимчивости*. По-другому объяснить сохранение жаждущей внимания эрекции невозможно. В итоге они снова оказываются в позе, с которой все началось. Шань тихо скулит, принимает мокрые поцелуи на лопатках. Больше не стесняется звуков и реакций тела на ласки Альфы. В моменте воздух меняется. Наполняется чем-то странным и незнакомым. Но нос уже давно потерял способность чувствовать любые запахи, кроме душных ароматов секса. Он бросает взгляд через плечо и сталкивается с темной страшной фигурой. Плечи атланта. Бицепсы, размером с его голову. Широкая грудь. Крепкие бедра. А между ними — тяжелый жилистый член, подтекающий прямо на простыни. Этот вид заставляет Бету сглотнуть. Шань не может разглядеть самое важное: выражение лица. Но он уверен, что оно расколото моральной дилеммой. Мо примерно понимает, чем так озадачен мужчина. Но решает, что отдаст весь контроль в руки Альфы. Хэ ведь взрослый, так что как-нибудь разберется с этой мясорубкой чувств и обстоятельств. Чэн в это время действительно борется. Со своим разумом. Со своими эмоциями. С Альфой. Он знает, что не может пойти до конца. Просто не может. Не имеет права. Это неправильно по отношению к Тяню. Нечестно по отношению к Шаню. Однако, даже спустя несколько оргазмов, его не покидает желание. К тому же, они уже так далеко зашли. Так много раз. Возможно, если он позволит случиться хотя бы малой части из того, о чем думает, станет полегче. Здравая часть его личности тут же отвергает это предположение. Но Чэн и его Альфа моментально подавляют ее. Тихие вздохи Беты на бездействие только подкрепляют едва родившуюся уверенность. Поэтому он обхватывает свою длину и медленно направляет к влажной дырке. Спрашивает одними губами: — Можно? Шань кивает в подушку. Чэн делает глубокий вдох. Он просто собирается почувствовать вкус, достаточный, чтобы успокоиться. Он просто собирается… Он просто… Блядь. Шань под ним неподвижный и расслабленный. Податливый. Позволяет Альфе взять то, что ему нужно. Поэтому он берет без колебаний. Вставляет толстый кончик внутрь. Погружение плавное, потому что его член стабильно мокрый всю ночь. Сопротивление минимальное, потому что Рыжий изнежен многочисленными оргазмами и просто физически не способен напрягаться. Чэн подозревает, что он не знаком с ощущением присутствия чего-либо внутри себя. Поэтому медленно и неглубоко покачивает бедрами, наслаждаясь тесным обхватом. Растирает кожу от разворота плеч до поясницы. Ловит несмелые стоны. — Не больно? Бета отрицательно машет головой. Из груди рвется довольное урчание. Чэн получает очередное доказательство того, что Шаню с ним хорошо. Как бы в подтверждение, Рыжий вцепляется тупыми ногтями в кожу на бедре, выразительно тянет на себя, почти насильно заставляет войти дальше. Чэн сопротивляется. Предупреждает: — Не делай так. — Ты не собираешься вставить до конца? Хэ молчит. На самом деле, ему нетерпелось погрузиться глубже между этими мягкими половинками. Проверить, способен ли Шань взять его полностью. Но это разрушит их обоих. Пока они еще не на краю, а только балансируют, обжигаясь синими языками пламени. Хэ не позволит им сгореть. Альфа продолжает сдерживаться. Вместо ответа на вопрос находит чужое вялое возбуждение. Кажется, Шань не способен снова затвердеть. Он его досуха выжал. Но пальцы все равно любовно массируют мягкость, изученную вдоль и поперек. — Не, — Мо пытается уйти от прикосновения, — не могу больше. Он чувствует себя так, будто умрет, если снова словит оргазм. — В последний раз. Обещаю. Голос Альфы, словно густой мед. Запутывает сознание Беты, подталкивает к согласию. Шань легко сдается. Чэн скрепляет обещание мягким поцелуем в щеку. Зализывает красное ухо с отпечатками человеческих клыков. Замирает прямо на пульсе, трепещущим под челюстью. Слушает, как лихорадочно бьется свободолюбивое сердце, которое хочет заполучить. Которое собирается заполучить. Внутри Бета начинает сладко пульсировать. Это так приятно, что Чэн непроизвольно двигает бедрами вперед. Совсем немного. Заходит чуть больше, чем на кончик. Блаженство. Тут же ругает себя и с трудом выскальзывает из манящей теплоты. Бета рычит и зло стучит кулаком по оплетенному шрамом колену. Чэн крупно вздрагивает, инстинктивно отвечает громким рыком. Усмиряет чужой энтузиазм. Подавляет дерзость. Заставляет ждать и нетерпеливо выгибаться под ним. Ловит кайф, когда Бета покоряется и признает его право на власть в постели. Переводит дыхание, гладит себя и снова пристраивается к едва растянутому отверстию. Толкается между плотных горячих стен. Глухо стонет. Понимает, что этого делать было нельзя. Что это — настоящая пытка. Он обрек их на ужасные страдания. Шань обреченно вздыхает и забивает на свои попытки перехватить контроль над процессом. Спровоцировать Альфу на ошибку, которую было бы так приятно совершить. Он самостоятельно вбивается в подставленную шершавую ладонь и мечтает провалиться в небытие, чтобы дать утомленному телу отдых. — Продолжай. Рыжий ускоряется, отчаянно раскачиваясь на крупном кончике. — Кончи, пока я внутри. От Гуаньшаня исходят сердитые вибрации. Явно хочет послать Альфу, но не хватает сил даже на то, чтобы раскрыть пересохшие губы. Эта ночь перегрузила его на всех уровнях. Чэн улыбается и крепче сжимает Бету, притягивает ближе, чтобы между их взмокшими телами не осталось никакого пространства. Зарывается лицом в влажные волосы. Дышит полной грудью. Бережно держит в руках абсолютно беззащитного Шаня. Развивает фантазии о том, как нетронутая узость обхватит его по основание, как разбухшая головка врежется в сердцевину худого живота, как густое семя хлынет и будет скапливаться внутри, пока с мальчика не начнет капать. Хэ жмурится. Ему физически больно от этих фантазий. От неспособности быть с Бетой так, как хочется. Это вообще нельзя назвать полноценным сексом. Но это все, что они могут себе позволить. Пока все. Поэтому он продолжает спокойно отдыхать внутри, концентрируясь на чужом удовольствии. Шаню очень сложно достигнуть оргазма, поэтому мужчина переплетает их пальцы в знаке поддержки. Гладит все сладкие места, которые заставляют Бету стучать ногами по простыням. Нахваливает старания, осыпает комплиментами. И получает долгожданное вознаграждение в виде слабых жидких струек на ладони. Чэн никогда не забудет, как восхитительно Шань выкрикивал его имя в подушку.

26

Соленый ветер почти сбивает с ног. Рыжий отступает и уязвимо обхватывает себя руками. Изумрудное море — холодное, чистое, злое. Острые брызги ранят открытую кожу. Но Мо это мало беспокоит. Он насыщается смутно знакомым запахом. Тусклое солнце бегает по беспокойным волнам. Нежно светит ему в лицо, но не греет. Просто мягко огибает замерзшие уши, скрывается где-то за спиной. Шань продолжает стоять. Ему тихо. Ему безопасно. Волны достигают голых ног, щекочут пятки, окрашивают песок в темные оттенки. Шань делает шаг. И еще одни. И еще. Он стоит у самой кромки прозрачной воды. Видно дно, усыпанное разноцветными ракушками. Видно его лицо — чистое, без крови и шрамов. Шань чувствует, как начинает исцеляться: нос не забит, горло не саднит, поясница не болит. Усталость покидает его тело вместе с холодными волнами, приходящими и уходящими. Тихо. Безопасно. Хорошо.

27

Реальность концентрируется в дымных зрачках и радостно приветствует его. Бета щурится, выискивает среди всеобъемлющей черноты чужих глаз проблески света. Не находит, но его это устраивает. Альфа перед ним — сонный, томный, расслабленный. По-утреннему притягательный. Жар пышет от сильного голого тела. Шань прислушивается к себе и обнаруживает, что тоже полностью нагой. Пробует воздух на запах — пахнет чистыми простынями и Чэном. А еще сигаретами. Бета снова прикрывает веки в попытке продлить блаженную негу. Кутается в тонкое одеяло. Почти проваливается в сон, к морю, как слышит: — Хочешь еще поспать? — Не знаю. Честно тянет Рыжий. Чувствует, как по центру лба ложится сухой поцелуй. — Мне нужно на работу. Шань едва хмурится. А когда ему не нужно было? — У тебя вообще бывают выходные? Звучит капризно. Бете глубоко поебать. — Иногда. Несмотря на туманный ответ, Альфа продолжает лежать рядом и ласкать его взглядом. Воцаряется тишина. — Как ты себя чувствуешь? Чэн прижимает губы к виску. Трется щетиной о веснушки на мягкой щеке. — Нормально. Шань трется в ответ, все еще лелея надежды доспать. Но Чэну явно приспичило поговорить. — Точно? Бета приподнимает веки. Проваливается в расширенные зрачки. Не понимает, на что именно Чэн так реагирует. — Вали уже на работу, а. Мужчина вдруг перевоплощается из грозного тигра в игривого кота. Улыбается до морщинок под глазами. Жадными пальцами пробирается через пуховую преграду к опухшим соскам. Неслабо выкручивает. Мо от неожиданности подкидывает на постели. — Ты ахуел? — Позволишь мне полизать их напоследок? Рыжий смотрит на Альфу, как обычно смотрит на Цзянь И, когда он в очередной раз выкидывает лютую дичь. — Ебанутый! Рыжий старательно отбивается от новых прикосновений. Неужели вчерашнего ему не хватило? Чэн буквально ложится на него, покусывает выступающие ключицы, выбивает дрожащий выдох. Губы плавят кожу, добираются до кистей рук и клюют раненные костяшки по очереди — Пожалуйста, Бета. У Шаня спазмирует низ живот от этого тона. Чэн старается быть нежным. Чэн всегда просит (даже если под видом команд-приказов). Чэн всегда спрашивает. Сейчас это больше недостаток, чем достоинство. Потому что Рыжему приходится говорить словами через рот. Прошлой ночью это не казалось проблемой. Он был поглощен удовольствием. Но в трезвом уме и при утреннем свете — это настоящая мука. — Какой же ты озабоченный. Шань не способен ему отказать. Чэн оставляет колючий комментарий без внимания. Опускает темный взгляд на вишнево-красные губы, задерживается там, но в конечном итоге спускается ниже, к мягкой груди. Снисходительно насмехается: — Можешь продолжать спать. И всасывает нежную часть груди в рот. Язык, зубы и слюна снова раздражают розовую кожу ореолов. Это больно. Это опасно приятно. Шань тихонько мычит, чешет колючий затылок Альфы короткими ногтями. Он не покажет мужчине, как ему хорошо, как его юное тело наслаждается опытными услугами. Когда Чэн увлекается, он просит: — Все, хватит. В этот раз Чэн прислушивается к его словам, с хлюпаньем отрывается от пухлых выступов. Облизывает блестящие губы. Выглядит до бешенства сытым. Снова укладывается рядом, лицом к лицу, зрачки в зрачки. Без предупреждения просовывает пальцы в рот по костяшки. Бета ворчит, но сосет, удерживая зрительный контакт. Чэн грязно ухмыляется, вытаскивает пальцы, добавляет влажности, проходясь по ним плоской стороной языка, и запускает руку под одеяло. Давит на красное кольцо мышц, которое пропускает его, как родного. Шань прячет лицо в приятно пахнущей шее. Уговаривает себя. Это ведь всего лишь пальцы. Это точно не хуже члена Чэна, растягивающего его вход. Это можно. Это нормально. У Рыжего не поднимается, но от открытости таким непривычным образом приятно. Длинные толстые пальцы невесомо гладят шелковистые стенки, давят на разные точки, пока не нащупывают что-то, что отдает электрическим разрядом острого удовольствия прямо в примитивную часть его мозга. — Чэн! Альфа издает глубокое урчание. Повторяет движение. Шань весь сжимается, несдержанно вонзает зубы в открытое горло. Уже не боится, что за это ему разобьют голову. На языке взрывается вкус соли и холода. Мужчина удивленно стонет, становится грубее там, внизу. Втискивается в него, нарочно стимулирует болезненно чувствительное место. В живот Беты упирается большой орган Альфы. Чэн, предсказуемо, уже готовый. Долбанный доминантный. Рыжий из вежливости накрывает головку ладонью, вертит запястьем, ловит открытым ртом горячий воздух с губ Чэна. Хочет засосать его. Но Хэ остается недосягаемым, крепко держит под челюстью, закрывая отметины от чужих пальцев на лебединой шее. Вдруг Бета чувствует жгучий жар в яйцах и непривычную тяжесть в животе. Его среднестатистический член моментально подскакивает. Мо паникует, не понимая, что происходит. — Чэн? — он блокирует чужую руку, пытаясь остановить давление, — хватит. Мне как-то странно. Альфа успокаивающе целует рыжие волосы и чуть ли не мурлычет. — Все в порядке. Рыжий вообще не ебет, о чем этот великовозрастный придурок толкует. Ему не по себе. У него плохое предчувствие. Кажется, он хочет в туалет. — Я серьезно, прекрати! Хэ нагло удерживает его, принудительно возвращает маленькую ладонь на ноющую эрекцию и шепчет в губы: — Доверься мне. Мо пробует в последний раз, добавляя плаксивости в голос: — Альфа! Это срабатывает. Мужчина останавливается. Заглядывает в ясные глаза. Придвигается немного ближе. — Шань, не бойся. — Альфа бодает Бету в лоб. Соединяет кончики их носов. Пытается успокоить. — Позволь мне довести тебя до конца. Рыжий жует щеку. Ищет компромисс между страхом, голодом и логикой. Не хочет снова проигрывать Альфе. Его обаянию. Напору. Нежности. Но и отрицать свой интерес трудно. Была ли у него реальная причина не потакать тому, что доставляет ему такое удовольствие? Чэн видит чужую заминку. Но он решительно настроен идти до конца, поэтому мягко добавляет: — Ничего страшного не случится. Шань верит. Дает невербальное согласие. Стонет, когда Альфа возобновляет движение. Продолжает покачивать рукой вперед и назад, прижиматься кончиками пальцев к сладкому месту. Бета корчится всем телом, не забывая растирать вздутые вены на альфа-члене. Слепо вцепляется ногтями чуть ниже затылка Чэна и, судя по ответной реакции, раскрывает слабое место доминантного. Привстает на локтях. На пробу скользит кончиком языка по узкому выпирающему участку. Альфа воет, когда чувствует легкое нажатие на обнаженной ароматической железе. Ждет жгучего укуса. Но Шань, все еще набитый пальцами, только несильно засасывает надутую кожу и отстраняется. Валится в крепкие объятия. Мышцы живота сжимаются в ритмичных судорогах. Мо ощущает, как что-то поднимается из самой глубины. — Блять, я- — Давай. С особенно сильным толчком по сжатому комочку нервов Шань выпускает это. Долго дергается, роняет бисероподобные слезы, пачкает чем-то жидким простыни и торс перед собой. Альфа не спешит выходить из него, упивается крепкой хваткой на уставших пальцах. Рука затекла, член все еще кончиком наверх, запаховая железа пульсирует, но кайф Беты оправдывает все неудобства. — Это было горячо. — Чэн слизывает слезы с ягодных щек. — Спасибо. Чувство освобождения баюкает Шаня. Он быстро скрывается где-то за сонной завесой, полностью игнорируя свой стыд.

28

Чэн подводит себя к пику самостоятельно. Размазывает прозрачное чистое семя Беты по члену. От вида спящего Шаня оргазм вырывается унизительно быстро. Хэ посмеивается, когда вспоминает, как Мо боялся. Зря. Обещание было сдержано. Ничего страшного не случилось. Альфа оглядывается. Понимает, что буквально приложил хуй к тому влажному хаосу, который до него устроил мальчик. Да, полный бардак. Хэ собирает себя по кусочкам. Приказывает себе встать. Обтереть Рыжего. Снова аккуратно сменить белье, снова написать сообщение химчистке. Принять душ. Облачиться в неудобный костюм. Заказать завтрак на двоих в кабинет. Надеть маску «босса». Уходя, он оборачивается, рассматривает Шаня: его брови-домики непривычно безмятежны. Без хмурости на лице мальчик выглядит еще моложе. Этот вид достоин любования. Возвращается. Целует в поясницу поверх наклеенных пластырей. И только потом уходит.

30

Мо покидает его кабинет после хорошего сна, вкусного завтрака и быстрого душа. Чэн с неохотой отпускает его, полагая, что мать Шаня и так слишком долго ждет возвращения блудного сына домой. Поздним вечером доминантный Альфа заезжает к Хэ Тяню. Младший брат выглядит, как призрак, но входную дверь открывает. Не вынуждает использовать дубликат ключей и чувствовать себя вором. Даже если Чэн уже украл кое-что очень ценное. Точнее, кое-кого. С порога его посылают на хуй. То есть снова разговаривают. Это очевидный прогресс в их отношениях. — Заехал сказать, что ты переводишься в другую школу. Элитный альфа не церемонится. Сообщает сухие факты. Предугадывает реакцию Тяня: голое бешенство в глазах, сжатые кулаки, агрессивная стойка, всплеск феромонов, которые пахнут плохими намерениями. — И да. Это не обсуждается. Ставит жирную точку. Покидает студию. Вздыхает, когда слышит звуки крушения прихожей. Яростные крики. Чувствует немного злорадства. Не то, чтобы его младший брат это заслужил. Но, по крайней мере, Шаня оставят в покое. И сам Чэн, наконец-то, сможет передохнуть. Он любил Тяня, как умел. По-своему. Специфически. Но он старался. Боролся. За себя. За младшего брата. За остаточный образ семьи, которой они когда-то были. Из-за неприличной разницы в возрасте Чэн повзрослел намного быстрее. И чем старше он становился, тем больнее и сложнее было сталкиваться с реальностью. Поэтому его мягкая сторона хотела, чтобы у брата было обычное детство и отрочество. Нет, он не строил воздушных иллюзий по поводу судьбы Тяня: ему не удастся избежать причастности к семейному бизнесу. Это возможно только в том случае, если тело младшего Хэ остынет до нуля. Чего не случится ни по какой причине, кроме как от старости. Ведь Чэн рядом. Всегда был. И будет. Даже на расстоянии. Но настало время Тяню взрослеть. Перевод в другую школу, а затем и переезд в другую страну — это первоначальный план, разработанный Чэном и одобренный их отцом. Необходимый шаг, долгожданный толчок к развитию Тяня и как преемника, и как Альфы. Чэн выходит на улицу и закуривает, игнорируя красную табличку с перечёркнутой сигаретой. Сквозь солнце стучит летний теплый дождь. В зеленой зоне во всю цветут яблони. Запах отдаленно похож на аромат шампуня Шаня… Гуаньшань был таким смелым. В поле. На кухне. В машине. В переулке. В постели. Бета, которая нравится. Бета, которую можно любить. Бета, которая продолжает оставаться рядом и принимать все, что ей дают. Это заставляет Альфу чувствовать себя так, будто он получает что-то, чего не заслуживает. Никогда не сможет заслужить. Чэн всю жизнь отказывал себе в том, чего хотел. У него никогда не было на себя сил и времени. Он разрывался. Иногда дробился. Чтобы успеть везде, где в нем была нужда, необходимость. И все равно всегда оставался монстром. Беспощадным. Бесчеловечным. Изгнанным из мира простых людских радостей. Отец разучился любить. Тянь так и не научился. А он лишь смутно помнил и изо всех сил пытался не забыть. Как это было, когда мама гладила его по голове. Готовила овощное рагу. Гуляла за руку в саду, полном белых цветов. Стирала кровь с коленок и нежно целовала в лоб. Альфа силком выуживал эти драгоценные моменты из детства. Складывал в себя, как в копилку. Ждал, когда сможет разбить и подарить содержимое тому, кто способен их принять. Понять. Отдать что-то взамен. Ему пришлось превратить свое сердце в лед. Но тайно он продолжал мечтать о тепле. Тянулся к солнцу, будто подсолнух. И сам не понял, как в его руках оказался Шань. Дар, которым он будет дорожить все отведенное ему время. Чэн выбрасывает окурок в урну. В последний раз вдыхает яблоневый аромат. Думает, что пора найти Шаня и поговорить начистоту. Он не хочет больше держать человека, который напоминает ему о доме, в подвешенном состоянии. Не хочет быть трусом. Но сначала предстоит разобраться с тем, что может ему помешать.

29

Маленькая грязная крыса лежит на пыльном полу. Вокруг нее волнуется коричневая лужа. Моча смешалась с кровью и потихоньку остывала. Запах становился лишь хуже. Крысу окружали люди. Высокие, большие, темные. Молчаливые. Они просто присутствовали. Как неодушевленные предметы. Без чувств. Без имен. Были и все. Поэтому создавалось ощущение, что вокруг лишь пустота, неестественный холод и зловоние. Чэн входит во мрак и тут же выпускает феромон. Пропорция три к одному. Перед глазами привычная мерзкая картина. Бета давится. Грязно ругается и с булькающим звуком опустошает желудок. Прячет лицо в крови, моче и рвоте. Альфа кивает старожилам и указывает на железную дверь. Подчиненные кланяются и быстро покидают помещение. Чэн равнодушно рассматривает Шэ Ли. Оценивает, достаточно ли ударов тот успел выдержать? По виду, более чем. Жаль правда, что ни один из них он не почувствовал. Чэн бегло изучил досье на этого пацана. Синдром Гийена-Барре. Редкая болезнь, которая поражает всю нервную систему. Сначала делает из человека ходячего трупа. А потом — лежачего. Да уж, тяжелая судьба. Наверное, школьника можно было бы понять. Пожалеть. Оправдать. Делать этого Чэн, конечно же, не будет. Потому что Шэ Ли совершил фатальную ошибку, когда решил, что кошмарить Гуаньшаня — ахуеть какая хорошая идея. — С этого момента мои люди будут ходить за тобой по пятам. Наблюдать даже в тот момент, когда ты будешь сидеть на толчке. Чэн устало трет переносицу. Ему лениво говорить такие очевидные вещи. Вряд ли школьник был настолько тупым, чтобы после этой ночи не понять, куда вляпался по самый лоб. После паузы он исправляется: — Ну, если ты будешь в состоянии сидеть. Ответ, ожидаемо, не следует. Поэтому элитный Альфа продолжает: — Посмотришь на Шаня — я выбью тебе зубы. Заговоришь с Шанем — я отрежу тебе яйца. Тронешь Шаня — я сделаю тебя паралитиком быстрее, чем твое заболевание. Бета едва заметно дергается. Отплевывается. Поднимает глаза и смотрит снизу вверх на Альфу. — Вкусная у него дырка, да? И гадко посмеивается. Шутник ебучий. Хэ прикрывает глаза. Раздумывает, не прострелить ли ублюдку ногу? Хочется до покалывания в пальцах. До рези в клыках. Но вспоминает о Шане. Надо естественно. Надо осторожно. — Лицо в пол. С каждым разом отдавать приказы альфа-голосом все легче и легче. Кажется, Чэн наконец-то сближается с сущностью Альфы. Бета валится обратно. Пускает пузыри носом. — Слушай и запоминай, клоун. Приближаться к грязной крысе нет никакого желания, поэтому Хэ просто начинает ходить кругами, как делают его белые акулы, когда голодны и ждут прикорма. — Шань — мой. Весь. Все что относится к нему — тоже мое. Чэн внимательно следит за телодвижениями Беты. Точнее, жалким барахтаньем в собственном дерьме. — К твоему несчастью, я очень нехороший человек. И решать проблемы Шаня буду своими методами. И деньги твоего отца здесь не помогут. Потому что у меня денег больше. А еще есть пушка. Чтобы угрозы подействовали, требуются наглядные доказательства. Поэтому Хэ приседает, достает ствол и упирает дуло в сальный затылок. — Много пушек, которые ты видел только в кино. Советую пока поверить на слово, что словить пулю жопой не самая приятная смерть. Альфа поднимается. Убирает оружие. И заканчивает утомительную речь: — Так что исчезни из его жизни. Даю три дня. Дальше пойдем по списку — зубы, яйца, паралич. А потом, в любой момент, когда мне захочется — пуля в жопе. Напоследок уточняет: — Ты понял меня? Отвечай. — Да. Звучит совсем полудохло. Значит, Чэн все делает правильно. — Можешь, когда хочешь. А теперь прибери за собой. Приказывает и ожидает беспрекословного послушания. Уходит под громкие звуки лакания крови, мочи и рвоты.

30

Мо сдал последний экзамен. Провел утреннюю умственную гимнастику, так сказать. Солнце нещадно печет. Жара и нехорошее предчувствие заставляют его найти автомат с напитками и выбить сладкую газировку со вкусом жвачки. Но когда прохладная баночка оказывается в руках, Рыжий зависает. На ярком дизайне. На капельках воды. На собственных отбитых ногтях. После того раза с Чэном он часто стал выпадать из реальности. Перебирать в памяти моменты, в которых он забывал себя, в которых оставались только теплые прикосновения и синхронизированное сердцебиение. Слишком интимные и опасные моменты. С ним такое, по понятным причинам, случилось впервые. И с тех пор его не отпускала мысль, что они перевернули горизонт событий. Пришли в какую-то точку, в которой ни один из них еще не бывал. И… растерялись. Ну, за Чэна говорить сложно. Но Шань реально заблудился в себе. Хотя, вроде бы, все было хорошо. Даже отлично. Наверное, именно это сбивало сильнее всего. В его жизни — и прекрасно? В его жизни — и взаправду? Он садится на скамейку. Ставит газировку на ряд деревяшек. Игнорирует школьников, которые по похожим соображениям стекаются к автомату с напитками. Достает телефон. Открывает переписку с Чэном. Хочет что-нибудь написать. Получить ответы на вопросы. Но задать их пока не готов. Хэ Тяня давно нет в его жизни. Но вот Хэ Чэна — все больше. И, ну, это уже не смешно. Он же так влюбится. А влюбляться — страшно. Особенно в первый раз. Особенно когда ты неопытный подросток. Хулиган. Нищий. Бета. Но, вероятно, спать без обязательств с односторонними чувствами намного страшнее. — Малыш Мо! Гуаньшань пугается и отшатывается. Роняет телефон на асфальт, изрисованный голубыми мелками. С тотальным ахуем в глазах пялится на Хэ Тяня, который будто с неба свалился. Услышал его мысли и примчался исправлять свою ошибку. Действительно, верить, что этот черт оставит его в покое, было неразумно. Молодой Альфа выглядит хуево: серый, потный, нервный. Зато на лице привычная приветливая маска. Но стоит ему подойти поближе, как она сменяется мгновенным бешенством. — Чт- Шань даже не успевает среагировать, как на него уже рычат, вжимают лицом в доски для сидения и тянутся зубами к нежной коже загривка. Укус глубокий, кровавый и бесполезный. Мо орет, как девчонка, и тут же падает в болевой обморок.

31

Море ему больше не снится. Только боль. Которая на вкус, как раскаленная земля. Как черный перец. Которая ощущается, как горячий пар, оставляющий уродливые волдыри по всему телу. Шань не хочет просыпаться. Его истощенный организм поддерживает это решение.

32

Бета находится в больнице. В палате чисто, светло, стерильно. И богато. Шань сразу понимает, кто стоит за его содержанием здесь. От излишне вежливой медсестры он получает стакан воды, жаропонижающие таблетки и информацию. Узнает, что несколько дней валялся без сознания. Что Хэ Тянь не просто пометил его, но и впрыснул свой феромон в кровь. Для Бет это то же самое, что выпить яд и травануться. Их организм не создан для Альфа-Омега ритуалов. Поэтому тело боролось и отвергало эту феромоновую дрянь, как могло. Прогнозы были не очень хорошие. Слишком Шань был молод для такого. Но Мо справился, очнулся в своем уме. Не зря мама всегда говорила, что на нем все заживает, как на собаке. Мама… Шаню сразу становится ее жалко. И немного свою репутацию в школе. Теперь он считается жертвой сексуального насилия. Просто сказка. Шань впадает в апатию. Тупо пялится в окно до поздней ночи. Ждет. Как хорошая Бета. Но никто не приходит. Чэн не приходит.

33

Видимо, все действительно само закончится. С обоими братьями.