Он уже даже не помнил, сколько тогда ему было... Однако, точно не больше одиннадцати. Наверное, лет девять или восемь.
Уже было холодно. Потому что помнилось, как он просил мать не оставлять его за дверью дома, пока пальцы его стирались о деревянную дверь, чьи волокна на морозе врезались под ногти. Тогда он ещё был с ней. Вернее, ночевал у неё — не более. В тот же год она уйдёт из публичного дома, окончательно забив на свое дитя, которому и раньше-то особого внимания не уделяла.
Влюбившись в какого-то барона, она, проверив его бредням, оставила себе ребёнка, вынашивала его с искренней любовью... Но он так и не пришёл.
Всё его детство — лет пять, если не четыре — он прожил, слушая вечные бредни ушедшей в запой матери.
«Ты так похож на отца. Похож на него как две капли воды. Мама этому рада.»
«Он скоро придёт за мной и заберёт в свой замок.»
«Пройдёт время и всё наладится. И я заживу счастливо.»
«Почему он не приходит ко мне?... Я всегда, всегда ждала его! Он говорил, что любит меня!!!»
«Это всё ты! Какой нормальный мужчина возьмёт с собой шлюху с прицепом?! Ты виноват! »
Наверное, с того времени он и начал сомневаться во всём, что говорят ему люди. Ведь ни обещания барона той женщине, ни уже её обещания родному сыну так и не исполнились.
Она жила в мире иллюзий, который пыталась всеми силами поддержать алкоголем и распутством. А когда этот мир раз за разом рушился, она просто создавала новый, и этот замкнутый круг никак не обрывался. Наверное, и сейчас живёт также... Если жива.
В тот день она опять выгнала его на улицу. Его навязчивость уже поперёк горла стояла. Ему стоило промолчать хоть в этот раз, чтобы к этому не пришло.
В последнее время зачастила.
Надоело выслушивать её перепады, где в один день она слёзно просит прощения, говорит, что никогда больше так не поступит, что любит его, а уже на следующий покрывает всеми существующими проклятиями... И все эти годы он наивно ей верил, точно какой-то простачок. Однако тогда он ещё не понимал, что жизнь с матерью как-то его отягощала. Наверное, потому что другой он и не знал. Может, она и была плохой матерью, ничего не смыслящий ребёнок, так или иначе её любил. И с ней же его способность на проявление этого чувства ушла куда-то и, определённо, не спешила возвращаться. Потому что где-то с того времени в груди его поселилась странная пустота, которую ему не удавалось ничем заполнить.
Уже потом он поймёт, что это ощущение заглушалось, когда он получал деньги, когда десятки взглядов были обращены лишь на него, когда так много людей тратило бешеные суммы, чтобы просто взглянуть на него, чтобы провести с ним ночь... пока всё не рухнуло в одну кислотную ночь...
Но как ни странно, один день, ещё до всего этого, ещё когда он даже не работал и не успел увязть в той жизни, в которой увяз, Мирах запомнил...
В общих чертах.
Матушка вновь была чем-то недовольна. Вновь выставила за дверь. И снова он надоел ей.
Как и всегда, когда мать его выгоняла, он отправился в бордель, где она работала. Светило солнце, но холод пробирал до костей, а с неба неспешно падал редкий, колючий снег.
До борделя так сразу и не дошёл.
Из какого-то поворота выбежал мальчишка. Он уже не помнил его лица, но этот ребёнок был выше на локтя два. Тогда он был примерно того же возраста, что и Мирах сейчас.
Вслед за ним гнались офицеры на лошадях.
Мальчик шмыгнул в проулочек прямо за спиной Мираха, а спустя несколько секунд возле него остановились офицеры.
Редко в таких местах появлялись столь высокочинные персоны. Публичные дома в этом месте ещё не были такими популярными как сейчас, потому что их ещё не узаконили, от чего могли прикрыть в любой момент. Появление стражей правопорядка ничем хорошим ему не сулило.
Мало того, что от холода у него стучали зубы, так теперь ещё и ноги от страха затряслись.
То ли средних лет, то ли старый мужчина в доспехах, с высоты своей лошади обратился к мальчику.
— Эй! Видел здесь беглеца?!
Не то чтобы он совсем не догадывался, о ком идёт речь, но если бы ошибся, прилетело б по полной программе.
— НЕТ! Ничего не видел, ничего не знаю! Простите! — со страху прокричал мальчик.
Возможно, видя волнение и, как казалось, искренность ребёнка, наездник поскакал дальше, ведя за собой свиту.
Дрожащие колени подкосились, но падать на промерзшую каменную дорогу как-то не хотелось. Собрался было идти, но тут сверху прилетело что-то тёплое.
Сначала он испугался, что мешок на голову надели — сейчас похитят и продадут — но не тут-то было... Совсем ещё юноша накинул на него свой плащ.
Тепло начало расходиться и по телу пробежала рябь.
К лицу его наклонился парнишка, нежно улыбаясь.
— Спасибо, что не выдал.
Мирах уже не помнил его лица, не помнил волос или чего-то такого. Зато в воспоминаниях хорошо виднелись нежная, мягкая и искренняя улыбка, серьги с турмалином и простая рубаха с брюками в жгучий мороз.
— Какие глаза красивые.
Он уже не помнил каким глазам сказал это, но как красиво выглядели отблески его совственных глаз — нельзя было просто передать словами.
Паренёк же, казалось, не ожидал такого комплимента, от чего отвёл глаза и притворился, что ничего не слышал.
— Амм, прости, если я докучаю, но могу поинтересоваться у тебя, где находится публичный дом "Розе"?
Мальчик был таким добрым. Он его укрыл. Тепло было приятным, а от самого плаща пахло сладкой выпечкой. Настроение поднялось до небес.
— Я сейчас туда иду, поэтому могу проводить. Но бесплатно нельзя.
—... У меня нет денег. Совсем. — огорченно и даже как-то взволнованно ответил юноша.
— Вот как, ну тогда ничего страшного. Я проведу тебя через задний проход.
—.. Что?
— Там вход для проституток есть, через него зайдём. Я скажу, что это ты меня спас, а не наоборот, и тогда тебя пропустят. Только сам не проболтайся, что за просто так вошёл. Ты хочешь встретиться с сестрой или братом?
— Ну, с родственницей.
— Пока не попросишься на ночь, наверное, можно будет и без денег. Меня так и пускают.
— Вот как. Буду тебе очень признателен.
Мальчик повёл своего временного спутника к борделю. Он был примерно в паре улиц отсюда. Мирах был донельзя счастливым. Мало того, что укрыл, так ещё и с ним теперь и идёт кто-то.
Детям мало нужно для счастья.
— Скажи, а что те солдаты от тебя хотели? Ты что-то украл?
Мальчишка в ответ замялся. Но видимо, подумав, что даже с ребёнком лучше говорить поосторожнее, ответил несколько туманно.
— Что-то в этом роде.
— Хмм.— Мираху же было особо без разницы на ответы. Его радовал сам факт беседы, — Ты смотри, таких красивых детей здесь продавать любят. Если солдатам в руки попадешься, они могут и не захотеть возвращать родителям, если будешь ходить один.
— А ты тогда как здесь?
— Я не ворую, меня сами кормят, вот и солдатам незачем подходить... Вроде бы.
— Но ты ведь тоже ходишь один. У тебя нет родителей?
Вопрос этот был более напористым, чем прошлый, но будучи тогда ещё ребёнком, мальчик не распознал беспокойства о себе.
Ему подумалось, что его собеседник недоволен.
— У меня есть матушка.— с толикой волнения ответил он.
— Она болеет?
— Вчера вроде так сильно не пила, чтоб болеть.
— Но почему ты тогда сам бродишь по улице один?
— Я не брожу. Я иду к тётушке Ирэн.
— Твоя тётя живёт недалеко от борделя?
— Она не тётя, а подруга матушки. И живёт она не рядом, а в самом борделе.
— Почему?
— Потому что у неё нет дома, конечно. Надо же было как-то долг родителей отдавать. Матушка, наверное, скоро тоже переедет к ней. В последний раз дверь всё же выломали и ей пришлось платить.
— У твоей матери долги? Она хочет закрыть их продажей своего тела?
— Ммм... Нет, она считает, что отец когда-нибудь их оплатит. Говорит, что он приедет, но я уже как-то не верю ей. Лет много прошло, я его ни разу не видел, а она всё ждёт.
— Но почему ты босой в такую погоду, бродишь по улицам как беспризорник, ещё и с синяком у глаза?
Мальчик ничего сначала не ответил. Но потом улыбнулся.
— Моя матушка — хороший человек. Просто я навязываюсь ей, вот она и злится. У неё и без меня достаточно хлопот, по-другому у неё не выходит. Всё не так плохо, на самом деле. Она ведь не бросила меня.
То, как он играл на опережение изобличало всё положение дел.
— В таком положении ты говоришь, что она тебя не бросила?
— Да. Аборт ведь она всегда могла успеть сделать. И младенца убить тоже труда большого не стоит.
На этом их разговор завершился, потому что мальчики пришли к публичному дому.
Мирах потянул застывшего от его прежнего ответа красивого ребенка за руку и потащил куда-то от главного входа. В гнилом деревянном заборе не хватало досок, ребята легко прошли к заднему входу и через прачечную вошли в сам дом.
Мальчик уже было собрался оставить новообретенного знакомого, но тот вдруг его остановил.
— Погоди немного... Вот. — вынув из уха серьгу, юноша, отдал её Мираху, — Этой серьгой можно будет покрыть долги твоей мамы. Ты очень мне помог, я благодарен тебе за это. Продай серьгу и денег на ближайший год вам с матерью точно будет достаточно.
У мальчишки засветились глаза от такой красоты. Блестящее украшение, что раньше он видел только на красавицах публичного дома, но самому ему их в руки не давали. Они у него с детства кривоватые были — в них и металлический шар ломался.
Поэтому первое в жизни украшение, ещё такого красивого цвета, как и его глаза, было для мальчонки неподдельным счастьем.
— Спасибо!
***
После этого он больше ни разу не видел того ребёнка, однако очень долгое время он старался не забывать его лицо, прогуливался по улицам дольше обычного, иногда даже просто ждал в борделе, правда, за десять с лишним лет его память всё же выместила этот образ из головы.
Серьгу он так и не продал — мать бы всё равно пропила полученные деньги, вместо того, чтобы оплатить ими долги. Мальчик же тогда спрятал её в свой тайник под прогнившим полом их дома и достал только когда стал по-настоящему жить в борделе. Хотя, не то чтобы он не жил там раньше. Просто сейчас это прописали официально.
С того момента он проколол уши и первое время, пока прокол заживал, в одном из ушей он носил именно эту серьгу. Со временем она перестала быть единственным его украшением, однако только она была сделана из настоящего турмалина и серебра. Всё остальное, что у него было, являлось бижутерией. Было время, когда от полного отчаяния его действительно спасали туманные иллюзии, мечты о том, что когда-нибудь они встретятся, узнав друг друга по серьгам и душевно поговорят о чем-нибудь. Он понимал как наивно и глупо это звучало, но иногда такие мечты были единственным, за что можно было ухватиться в его жизни...
***
И вот сейчас перед ним сидит человек с точно такой же серьгой. А он не верил, что это так. Вроде он всё и понимал, а вроде и как-то не верилось. Мало ли, может быть у кого-то такое же украшение и сейчас его водят за нос? Однако кто бы это стал делать и откуда бы узнал именно об этом..?
— Ты... Вы сейчас шутите?
— Нисколько.
Теперь лицо того ребёнка при взгляде на Рийла, как будто начало восстанавливаться в его памяти. Но казалось, что цвет их волос тогда различался. Однако, что черты лица, что глаза были невероятно похожи.
Казалось, правда, на лице его тогда что-то было — не то язвы, не то ожоги — вспомнить не удавалось.
— Я помогал Вам дойти до борделя?Очень давно.
Рийл Аль Авва лишь шире улыбнулся ему, показывая редкостное довольство, без всякого притворства. Такая его улыбка была приятной, в отличие от той, что он показывал раньше.
— Вау... Неожиданно.
Осознание пробило его на смех и он начал рукой убирать волосы назад, в попытке скрыть этим действом странную улыбку. Мирах не понимал, почему в груди вдруг стало так тепло, будто кто-то в морозный день укрыл его пледом.
