Йоги йожат ежат

— Стас, можно? — Антон просовывает в приоткрытую дверь растрепанную голову. Сон вчера был тяжелый, и в итоге на работу он проспал. — Заходи. Стас тоже выглядит уставшим. За большим столом, заваленным бумагами, чашками и какими-то вещами стоят несколько стульев. Точно, сегодня же совещание. — Ты про летучку забыл, что ли? — Стас берет ближайшую к нему чашку, долго смотрит внутрь, и, видимо, так и не поняв, его ли эта чашка, бредет к кофемашине, стоящей на подоконнике. — Бля, она сегодня? Я забыл совсем, и еле встал, если честно. — Антон, — не оборачиваясь, вкрадчиво начинает Стас. Обычно этот тон не сулит ничего хорошего, — я, конечно, твой друг, но имей-ка совесть. Ты хреново стал работать. А последнее время ебланишь даже больше, чем Зинч. А это надо постараться. Что случилось? Как босс Стас довольно жесткий, и всегда говорит вот так вот — прямо, резко, в обратной связи больше критики, чем похвалы и принятия. Как друг, впрочем, он тоже не няшка. Интересно, знает ли Зинч, что тот так высоко его оценивает. — Ммм, — тянет Антон. Что отвечать, он не имеет ни малейшего понятия. Стас так и стоит, отвернувшись к окну. Он клацает по кнопке, и тишину разрезает скрежет встроенной кофемолки. — Да ничего не случилось, вроде бы, — пожимает Антон плечами, — просто период непростой какой-то. Отрицать свой косяк нет никакого смысла. Он действительно не доделывает многое из того, что должен, и причины он и правда не знает. — Ну камон, Антон, возьми себя в руки, — Стас все-таки поворачивается и, прищурившись, окидывает его взглядом с ног до головы, — бухал, что ли, вчера? — Нет, ты что! — машинально реагирует Антон, потому что он, конечно, пьет, но приходить на работу с похмелья или, тем более, пьяным — это зашквар, сильно от него далекий. Стас усмехается и поднимает бровь. Точно, он же в курсе — они тусят в одной компании, и Стас и сам вчера там был, просто приехал попозже. — Блин, я был в гараже, да, но я не пил, реально, просто проспал, — голова сама собой почему-то вдавливается в плечи. Такое ощущение, будто бы он оправдывается за что-то серьезное, хотя Стас особо и не наезжает. Как можно было так расклеиться? С ним и правда что-то происходит. — Понимаю, — смягчается Стас, трогая его по плечу по пути обратно к столу, — я понимаю. Но я же должен как-то поддерживать рабочий дух, да? Антон кивает. — Так что я все равно тебя оштрафую, потому что ты пропустил летучку, — он отпивает кофе, а Антон только пожимает плечами. К штрафам за мелкие косяки он в последнее время даже привык, — а ты чего пришел-то? По проекту что-то? Точно. У него была цель. — Да мне бы отпроситься, на самом деле, я до врача хотел вечером дойти, — Антон снова, к собственному удивлению, начинает чуть ли не мямлить. Это же Стас, какого черта он вызывает такие эмоции? — Да иди, иди, — отмахивается он, поморщившись, — только Антон! Тот оборачивается, на полпути к двери. — Давай без херни, плиз. Ты реально сдаешь последнее время, в руки себя возьми, ну. Даже на вечеринки не ходишь. — Я понял, — тихо говорит Антон. Неприятная правда оседает на груди мертвым грузом. Он и сам знает, что работает не так хорошо, как раньше, но слышать это в упор — больно. — Кстати о вечеринках, — оживляется вдруг Стас, — ты мне нужен. У нас запланировано кое-что, подключайся. Надо утверждать уже. Антон кивает и выходит из кабинета. Ебучие дни рождения их прекрасной компании случаются каждую осень, и к организации обязательно привлекают Антона, будто бы ему больше всех надо. А также к работе над любыми другими вечеринками, отмечаниями сдачи или получения проектов и еще Бог знает что. Да, у него КВН-прошлое и когда-то был запал и желание делать всякие вещи помимо работы, но теперь это — просто дополнительная неприятная нагрузка, причем бесплатная. А он по инерции соглашается. Антон бредет по коридору в сторону столовки. Кажется, нужно съесть что-то сладкое, а то никак не получается проснуться. Хорошо бы такого сладкого, чтобы очнуться окончательно еще и от той тягучей тоски, которая охватывает его каждый день. Где ты, Морфеус, дай таблетку? Мимо проносится кто-то из разработчиков, почти толкая Антона плечом. К Стасу бежит, скорее всего, судя по папке с отчетами и взволнованному лицу. «Удачи, парень», — думает Антон ему вслед. *** В столовке к нему, конечно же, подсаживается Нурлан. Антон сам его позвал, скинув в телегу, что уже идет обедать. — Здорово, Тох. Ну, что у нас плохого? — он щурится хитро, но не злобно, — Ты рано сегодня. Кажется, это единственный коллега, который никогда не стебет Антона всерьез. Несмотря на то, что он в другом отделе, Стаса Нурлан тоже считает странным, и вообще Антона поддерживает. Впрочем, в душу он не лезет, и этой поверхностной и сугубо рабочей дружбой Антон очень дорожит. — И тебе привет, капитан Чайка, — подыгрывает Антон, моментально распознав отсылку, — держаться нету больше сил. — Держи курс на систему Медузы, — пародирует тот Птицу-Говоруна. Ему бы с такими навыками не в программисты, а в юмористы надо было идти, конечно. Или в актеры. Все есть — и рост, и внешность, и фирменный казахский ироничный прищур. Антон вздыхает, невольно сравнивая красавчика Нурлана с собой. Он бы тоже, наверное, чего-нибудь мог. В какой-нибудь из гипотетических прошлых или параллельных жизней. — Так, ты чего такой кислый? — Нурлан помешивает суп не глядя, сосредоточенно наблюдая за Антоном. Кажется, ему и правда не все равно. — Да Стас… Я проспал летучку. И в целом дела идут не очень, знаешь. Нурлан кивает. — Со Стасом редко бывает гладко. А в чем затык? — Да все вроде бы ничего, — Антон наконец отламывает от чизкейка кусочек и смотрит на него рассеянно, — но работать настолько влом, что я уже подозреваю, что это не лень, а что-то серьезнее. Может, депрессия. — Может быть, — пожимает плечами Нурлан, — у меня иногда месяцами такая фигня, пройдет потом, надо переждать просто. А чего, Стас на тебя гонит? Вы же друзья вроде. — Это сложно, да и тянется давно, — вздыхает Антон, — Будто, знаешь, друзьями быть перестали, а коллегами так и не стали. И ладно бы он ко мне тупо как к подчиненному обращался, было бы проще. А так — ни рыба ни мясо. Кусочек чизкейка все-таки отправляется ему в рот. — Звучит, как работа с женой, — смеется Нурлан, подмигивая. Он так мило иногда делает вид, что ни он, ни Антон совсем не понимают ничего друг про друга. Нурлан шутит гетеро-шутки, при этом как ни в чем не бывало в том же предложении может легко предложить Антону секс, потому что ему просто скучно. Или еще хуже — из благотворительных соображений. Правда, в отличие от Стаса, Нурлан останавливается в этих штуках по первому требованию. Стас же, если начнет издеваться, то его невозможно тормознуть. Нурлан, кстати, не пристал к нему ни разу за те два года, что они дружат, несмотря на все его шуточки. Хотя Антон, конечно, знает, что они оба играют за одну и ту же команду. Иногда он думает, что в этой общей тайне и есть секрет их странной дружбы. Просто они одинаковые. — Так и есть, — Антон качает головой, усмехаясь, — иногда мне правда кажется, что я гребаная фаворитка короля Людовика. Мы же были довольно близки до переезда в Москву. И Стас меня первым перетащил сюда работать из нашей старой конторы. Я, кажется, типа его любимчик, но ведет он себя совсем не так. А поговорить я с ним не могу. — Почему? — Потому что проблема у нас — во взаимоотношениях, тонком каком-то взаимодействии, в дружеском и эмоциональном поле, — Антон продолжает ковырять чизкейк, — и он просто не поймет, о чем я говорю. — О да, — многозначительно кивает Нурлан, — у нас тут мало кто это поймет. Может быть, здесь мы с тобой одни такие. Антон поднимает на него глаза. — Мы все еще о проблемах в коммуникации говорим? — А разве нет? — подмигивает тот, — В конце концов, секс — это тоже коммуникация. — Э-э, — подвисает Антон, — я с ним не спал, ты что! — Слава Богу, — смеется Нурлан, откидываясь на стуле, — я был бы совершенно разочарован. Этот мерзкий Стас не достоин моего сладкого кругложопика. Антон закатывает глаза. Привычка Нурлана называть его так не поддается никаким просьбам и мольбам. — Так что знаешь, котик, просто найди себе парня. И не будет у тебя со Стасом никаких проблем, — заключает он, — злобный босс просто перестанет тебя волновать. — Спасибо, Нур, — выдыхает Антон, даже не ерничая на отсылку. Пираты Карибского моря — его второй любимый фильм. Сил нет ни на шутки, ни на общение в принципе. Оставшийся чизкейк остается лежать на тарелке, пока они собираются уходить. — Ты меня поддерживаешь всегда, хотя мы мало общаемся, и я не уверен, что мог это заслужить, — внезапное чувство вины выталкивает из Антона эти слова без его ведома. — Эй, ну перестань, — Нурлан грозится ему ложкой, но серьезности в голосе почти нет, — а то в лоб дам. Мало общаться — не значит плохо общаться. Считай, что я по умолчанию твой друг. Из некоторой мужской солидарности, так сказать. Он хитро подмигивает, укладывая ложку на поднос. — Я даже в этом случае не буду с тобой спать, — негромко говорит Антон. — Очень злая птица-кругложопик! — Отличается умом и сообразительностью, — добавляет Антон. — Умом и сообразительностью, — вторит ему Нурлан. *** Уже через пару часов Антон сваливает с работы, чтобы успеть в клинику, где принимает Дима Позов, лучший травматолог на районе, а, может, и во всем городе, и по совместительству Антонов почти-друг. За несколько лет реабилитации он успел к этому доктору привязаться, как спасенный зверёк к своему спасителю, так что назвать это полноценной дружбой было бы странно. Скорее, Позов — его наставник. Наставник — по жизни, и лечащий врач — по ноге. — Привет, заходи, — поднимает глаза от монитора Позов, — дай мне пару минут. В кабинете по-больничному чисто, но не пахнет медикаментами, как обычно у врачей. Дима любит «вонялки» для дома, и сейчас здесь стоит тонкий аромат жасмина. Антон не разбирается в нотах и звуках, но подглядывает надпись на флакончике на полке, чтобы на всякий случай похвалить выбор и выудить из Позова какие-нибудь еще любимые запахи. Он планирует подарить ему на Новый год целый набор таких «вонялок». — Приоткроешь окно? — просит Позов, сосредоточено что-то печатая, — Если не трудно. Антон кивает и тянется за ручкой. Летний воздух врывается в помещение теплым потоком. Несмотря на вечернее время, температура и не думает падать, хотя в кабинете ее не ощущается. — Ну, как нога? — Позов снова утыкается в монитор, бегло пробегая глазами по Антоновой карте, — О, смотри-ка, у нас с тобой сегодня юбилей, судя по дате. У тебя первое обращение ко мне было почти ровно три года назад. Антон удивленно поднимает брови: — Ничего себе. Так долго лечим, а она только в этом году перестала болеть. — А ты как думал, такой перелом. Еще и пришел ко мне не сразу, — ворчит он на свою любимую тему. Если бы Антон пришел раньше, проблем было бы меньше, но Антон умудрился даже доиграть под обезболом последний тайм. И на этом с футболом было покончено. — Нормально нога, — переводит тему от ненужной болезненной ностальгии Антон, — мажу, мну, резинки тяну. — Прямо в рифму, — улыбается Позов, — это хорошо, что выполняешь протокол, она потому и болеть перестала. Сейчас посмотрим МРТ, результаты как раз должны были прийти. Он разглядывает картинку и описание, задумчиво опустив подбородок на ладонь. Яркий свет экрана отражается бликами на гладкой лысине. С полгода назад Позов понял, что обманывать ему больше некого и начал коротко бриться, больше не пряча голову под смешные кепки без козырьков. Антон нервно елозит на стуле. Последние тесты, которые он делал, должны показать динамику восстановления, и, если все хорошо, Дима разрешит ему, наконец, заниматься спортом чуть серьезнее, чем тянуть стопами резинки, привязанные к батарее. Одна часть Антона очень этого хочет — хочет снова иметь возможность бегать, прыгать, играть. Может быть, даже в этом сезоне он сможет прокачаться до первой тренировки с мячом, пока не наступила осень. Сладким предвкушением внутри рисуется картинка возобновленных утренних пробежек. Он пропустил целых три больших сентябрьских забега. В этом году уже, конечно, не успеть, но к следующему он вполне сможет, наверное, осилить «пятерку» или «десятку». Как же давно это было. Как же это было охренительно хорошо. Вторая часть Антона, наоборот, далеко не рада перспективе подниматься с дивана и что-то делать. Страшно, что он снова неосторожно прыгнет и травмируется еще раз. Страшно, что не сможет рассчитать программу тренировок, переборщит и, опять же, травмируется. Уж лучше ходить себе тихонечко и не выдумывать. Уже не двадцать лет. Антон вздыхает, на автомате шевеля зажившей ногой — эта гимнастика стала сама собой разумеющейся, в любой непонятной ситуации он по инерции разминает и колено, и голеностоп. Теперь, если Позов разрешит, придется делать кое-что посерьезнее, и, положа руку на сердце, Антону совсем этого не хочется. Потому что сил на изменение образа жизни у него попросту нет. Антон — не тупой, он прекрасно понимает, что за три года совсем отвык от нормальных тренировок. И что менять придется всю жизнь сразу. Это ведь не только тренировки, это еще и питание, которое он забросил, и участившиеся тусы с алкоголем, хотя раньше он вообще не пил, совсем. А еще Антон начал курить за эти три года, и как бросать теперь — не понятно. Ошарашенный, он вдруг понимает, насколько сильно его жизнь за три года изменилась. Незаметно укатилась вниз по лестнице, день за днем погружая его в яму, из которой выбраться будет очень трудно. Трудно и долго. — Антон, — зовет его Позов. Похоже, уже второй раз, — не спи. Он мотает головой, выныривая из своих мыслей. — Я говорю, поздравляю тебя. Кажется, наш долгий путь закончен, чемпион, — он улыбается, снимает с носа очки в тонкой оправе и аккуратно складывает их на стол. Антон следит взглядом за его руками, не уверенный в желании услышать конец этой фразы. — И что теперь? — Теперь я тебе официально разрешаю начинать тренироваться. И даже рекомендую, учитывая твой вес. Без обид, Антон, но пузико ты все-таки наел, — констатирует он и так известный Антону факт. — Угу. Внутри противоречивые чувства — одновременно скачет от радости часть номер один, представляя будущие медальки за забеги, и удрученно вздыхает часть номер два, оценивая масштабы работы над собой. — Ты меня, наверное, не понял? — вкрадчиво заглядывая ему в глаза, повторяет Позов, — Все зажило, Анто-он! И восстановилось, наконец-то. Антон смотрит на него исподлобья. — Все! Больше никаких операций, — объясняет он, как маленькому, — никаких процедур. У тебя очень хорошие снимки, это было бы чудом, если бы я не знал, сколько мы с тобой для этого результата пахали. У нас получилось! Ты что, не рад? — Рад, Поз, рад, — Антон рассеянно чешет кудрявый затылок, — правда. И благодарен тебе очень. Просто… Я раньше не думал никогда, сколько нужно еще работы, чтобы прийти обратно в форму. А сейчас вдруг осознал. — Ну это тоже не быстро, да, но не три года, я думаю, — Позов уходит в соседнюю комнатку, клацает там чайник, — вообще на этом все, если нужно, то можешь идти, я рекомендации пришлю в телеге потом. Антон не двигается с места. Позов выглядывает в проем, спрашивает: — Чай будешь? — Нет, спасибо, — мотает головой Антон. Его захватывает странное липкое чувство, — знаешь, я как будто бы альпинист. — Мм? — он возвращается обратно с упаковкой печенья. — Я будто бы сейчас альпинист, — повторяет Антон, — который шел к вершине чертову тучу времени, залез, а потом понял, что это не настоящая вершина, а настоящая еще выше, и до нее еще надо лезть. — А ты уже не хочешь, — кивает Позов. — А я уже не хочу, — Антон машинально цепляет печенье из упаковки, — точнее, и хочу, и не хочу одновременно. Раньше так любил тренить, а сейчас… Боюсь, что облажаюсь. Боюсь боли. Как так вышло, что теперь спорт — это страдания? — Так, спокойно, — Позов все-таки наливает ему чай, принеся вторую кружку из комнатки, — ты просто нервничаешь слишком сильно. Он садится на место и складывает руки по-докторски, палец к пальцу. Внимательные глаза смотрят прямо сквозь Антона, в самую душу, будто бы читают мысли. — Я думаю, ты просто отвык, во-первых, — рассуждает Позов, — а во-вторых, у тебя изменилась жизнь сильно, окружение уже не то. Раньше у тебя ведь каждый второй — либо футболист, либо бегун, да? — Да, до переезда так и было, — он рассеянно теребит край толстовки, попутно отмечая, что, наверное, пальцы уже не такие ловкие не только в том, что касается спорта. Надо бы попробовать поиграть на малышке-виолончели. — Тебе бы, конечно, еще новую спортивную среду найти, — Позов задумчиво двигает ложкой, стукаясь о края чашки, — а то с твоей тусовкой алкашей начнешь заниматься — и будешь белой вороной. Они тебя не поддержат, осудят только. — Да не алкаши они, — морщится Антон. — Любой, пьющий по праздникам и пятницам — алкаш, — глубокомысленно изрекает Позов. — Ты тоже так делаешь! — Так я тоже алкаш, — смеется он, — а вот ты не алкаш, ты спортсмен. — Да какой я спортсмен? — Легкоатлет. — Легко-котлет, — передразнивает Антон, — или просто пончик. — Вот, ты шутишь, это уже хорошо, — улыбается Позов, — может, в глубине души ты еще и комик? «Гомик», — думает про себя Антон. Они сидят еще какое-то время, пока у Димы не заканчивается рабочий день. В этой жасминово-печенькиной атмосфере Антону кажется, что не так уж все и плохо. К тому же, нога зажила, а значит, начинается какой-то новый этап. С трудностями он справится. По крайней мере, первая Антонова часть очень в это верит. *** Утро начинается неплохо. Плейлист для бодрости орет из колонок, Антон пробирается между стулом, заваленным одеждой, и горой мусорных пакетов, которые вчера собрал. Дома в плане уборки — непочатый край, но начало положено. На стене свежая распечатка с квадратиками и делами — трекер привычек. Антонов внутренний математик вчера испищался от счастья, когда создавал это все. Каждый квадратик можно закрасить маркером, висящим тут же на веревочке. Антон ставит крестик напротив «Встать пораньше». Сегодня в планах еще «Поесть нормально» и «Сделать микро-тренировку». Антон знает про микро-привычки, и знает, что сходу в ЗОЖ бросаться все равно не получится, так что выбирает себе совсем немного пунктов — всего около пятнадцати. Краем сознания он думает, что это многовато, но сокращать список не хочется, он же не какой-нибудь там слабак, он действительно спортсмен, эти пятнадцать привычек для его обычной нормы трехгодичной давности — просто ерунда. Дома никого нет. Телефон прерывает бодрый плейлист и жужжит входящим — звонит Журавль. — Ну как дела у тебя? Как нога? — он сразу включает видеосвязь. — Ты расскажи лучше, как съемки? — радуется другу Антон. Журавль укатил в командировку на пару недель — сниматься в каком-то очередном сериале, и, как обычно, в перерыве между съемками они разговаривают, это уже ритуал. Торчание в павильоне и многочасовые ожидания сильно выматывают, и неусидчивый Журавль их плохо выдерживает. — Да все хорошо, Димасик, — Антон ставит телефон с радостной физиономией Журавля на кофеварку, пока возится на кухне. С этого места у них обоих друг на друга идеальный обзор. — Прям разрешили тренить? — Журавль в смешной шапке и, кажется, накрашенный, — Круто! Антон с трудом удерживается и от комментариев, и от комплиментов, хотя и то, и другое просится само собой — ему очень идут подведенные глаза, хоть и выглядит он сейчас стереотипно по-гейски с этой белозубой улыбкой. Журавль — хороший парень, довольно близкий друг, и, кажется, толерантный ко всему человек, но Антон так и не решился рассказать ему про ориентацию, как-то не было времени. Так что такие шутки явно лишние. — Да, можно тренить, — Антон показывает в камеру пакетик с сухой порционной гречкой, — вот, смотри, у меня тут еще и «пэ-пэ» настоящее. — Ну ой, ой, Шаст, не майся ерундой, — включает «актера» Димасик, кривляясь в камеру, — гречку он варит, и думает, что правильно питается, Хоспадя. Вот вернусь, научу тебя готовить наконец! Антон смеется. Журавлевский стиль общения — это, пожалуй, немногое, что поднимает ему настроение последнее время. — У меня в зале есть два гостевых визита, я вернусь и схо-о-ди-им, — он воодушевленно тараторит, обрадованный, что у него будет напарник, — а еще у меня там гантели около дивана лежат, можешь брать, а еще эспандеры… — Тихо, погоди, — перебивает его Антон, — я, наверное, с бега начну, он мне ближе как-то. — А. Это тоже круто, — Журавль продолжает улыбаться через экран, — я очень рад за тебя, Антох! Наконец-то, новая жизнь!