Йоги йожат ежат

То, чего Антон никак не ожидал после тренировки — так это того, что утром он не сможет встать с кровати. Сначала он было подумал, что спину просто заклинило и ему придется кого-то вызывать, но, продышав панику и немного пошевелившись, он выяснил, что все не так плохо. Просто уставшие мышцы после нагрузки остро отреагировали на девятичасовой сон. Кое-как скатившись с кровати, Антон осторожно выпрямляется, стараясь не разгибаться до конца — страшновато, вдруг все-таки где-то заклинит. По пути на кухню он маленькими шажочками скользит по паркету, почему-то боясь упасть. Сейчас он — как жук, который, если свалится лапками кверху, то подняться сам уже точно не сможет. Anton Shastoon: «Дим, привет. Подскажи, чем мазаться, если у меня после тренировки все болит адски? Я, кажется, переборщил и теперь просто умираю. Спина чугунная». Dmitry Pozov: «Доброе утро) Не умирай, это, во-первых. Чем мазать, я пришлю. Но я тебе говорил уже, ты бы на массаж сходил, спину свою размять. Чугунную)» Антон, жалобно постанывая, пробует медленно разогнуться, прикидывая, не стоит ли ему и правда согласиться на массаж. Если уж заниматься собой, то нужен комплексный подход. *** Рекомендованный Позовым массажист, к счастью, принимает по средам, и Антону удается записаться прямо на этот же вечер. Стас снисходительно выдает ему день удаленки, усмехаясь на причину болей. Не верит, скорее всего, даже шутит что-то про алкоголизм, неизлечимый у одиноких людей, и что Антон зря пропустил тусовку на выходных — в гараже снова было весело. Антон подтаскивает компьютерное кресло ближе к балкону, чтобы устроиться в нем с ноутбуком полулежа, благо конструкция позволяет. Нужно брать все от этого лета, потому что кайфануть так, как сегодня, можно, по сути, только сегодня. Погода радует — облачность ровно такая, чтобы солнечные лучи зря не били в глаза, но ощущение тепла оставалось бы. Балкон Антон открывает настежь, и, отложив наушники, включает рандомный плейлист, чтобы слышать через музыку звуки улицы. Пропускать лето не хочется, даже если обстоятельства заставляют проводить весь световой день — вот так — полулежа. К слову сказать, спина к вечеру проходит совсем, и по пути в массажный кабинет Антон передвигается как обычно, подумывая даже, что запись можно было бы и отменить. Тем более, он едет, похоже, на полчаса раньше. Пока он бредет через сквер рядом с нужным адресом, приходит сообщение от Журавля с фоткой недоеденной Антоном печеньки с кухни и подписью «Теперь я знаю, что ты жив». Антон звонит ему, присаживаясь на свободную лавочку. — Жулик! — кричит ему в трубку Журавль, — Кто сожрал все печеньки? Дома шаром покати, никакого порядку без мамки нет! — И я рад тебя слышать, — смеется в ответ Антон. Наседка-курица-Журавль легко могло бы стать полным именем Димасика, которому, похоже, не о ком заботиться, кроме Антона, — мы разминулись, я только из дома вышел. Как съездил? — Да все нормально. А ты куда делся, я тут вкусняшек привез разных, думал, заточим под кино, — в голосе слышно легкое разочарование, — или ты на тренировку? А то гантели, вижу, забрал, занимаешься? — Ну… — Антон даже не знает, как на это отвечать, волна горечи и какого-то даже стыда ползет снизу-вверх по спине, и на вопросы отвечать нет никакого желания, — я один раз был в тренажерке, не очень удачно, вот иду на массаж сейчас. — Ого! Ну расскажешь. Надеюсь, ничего страшного? — обеспокоенно спрашивает Журавль. Антону иногда кажется, что это единственный человек, который всерьез за него волнуется. — Да все нормально. — Ну и хорошо, много спорта тоже много. Слушай, — он начинает тараторить, — я вот еще хотел спросить — а ты никуда виолончель не отдал? Я на съемках познакомился с музыкантом одним, он мне номер препода дал, и я подумал — может мне поучиться? Можно будет взять твой инструмент? Антон мрачнеет, сам для себя с удивлением отмечая, что давать виолончель лучшему другу и близкому человеку не хочется, хотя причин у этого нет. Он же сам не играет! Как собака на сене. — Я подумаю, ладно? — осторожно начинает Антон, боясь обидеть друга. — Да без проблем! Я так просто спросил, не бери в голову. Ладно, до вечера! Хорошего массажа с хорошей массажисткой, — заканчивает он с игривой интонацией, и Антон прямо видит, как у него в этот момент ползет улыбочка. Знал бы Журавль, что у него массажист — Сергей Борисович, а вовсе не симпатичная тайка, он бы так не шутил. Иногда Антон думает, если бы он рассказал Журавлю правду о себе, принял бы тот его? Он никогда не высказывался, как гомофоб, но одно дело — не осуждать других, и совсем другое — жить под одной крышей. Наверное. Антон не знает, у него никогда не было таких проблем. Он вообще всегда старался избегать конфликтов и лишний раз не высовываться. Болтая ногой, он краем кроссовка чертит неопределенные узоры на песке, больше похожие на спирали или круги. По сути, его молчание и скрытность перед Журавлем — это обман, Антону бы признаться и жить спокойно, не заменяя судорожно в рассказах о прошлых отношениях местоимения, или вообще помалкивая о том, что они были. Сейчас о его ориентации кроме родителей знают только Нурлан и Иришка. Нурлан знал с первого дня, поскольку он сам — гей. Которому, к тому же, не с кем поговорить, потому что женщины его раздражают, а с мужчинами он больше спит, чем разговаривает. Антон — исключение, хотя очевидно, что, если бы Антон предложил — Нурлан был бы только за, с его гиперсексуальностью и не такое возможно. А Иришка была самым близким человеком для Антона большую часть жизни, и оставалась бы до сих пор, но что-то в ней изменилось и общение по душам сошло на нет. Теперь и не понятно, что будет дальше. Иногда приходит мысль, что надо бы рассказать еще кому-нибудь, потому что так он живет, будто бы невидимый, а то и вовсе несуществующий Антон. Антон-призрак. Который, еще пять минут — и опоздает на отнюдь не призрачный массаж, поэтому, собирая ноги в руки, он поднимается с лавочки и спешит в сторону здания. *** Массажист Сергей Борисович Матвиенко принимает в отдельном кабинете в небольшом психологическом центре. Антон мельком успевает разглядеть объявления на инфодоске в общем холле — аренда кабинетов, лекции и мелкие мероприятия, практикум по дыханию, какая-то йога. Йога его, кажется, преследует. Антон все пытается увязать между собой две несочетаемые вещи — красивого эльфа Арсения и какую-то странную тему про позы с названиями разных животных и псевдофилософию, и у него ничего не получается. Арсений даже на качка был похож больше, чем на йога. В приемной кандидата медицинских наук Сергея Борисовича чисто и довольно уютно — небольшие диванчики, цветы в огромных кадках, кулер. За небольшой стойкой в углу вежливо улыбается администратор, очень красивая девушка, прямо модель. Антон не очень понимает, как говорить с человеком, у которого такое глубокое декольте — взгляд так или иначе все равно съезжает с лица вниз, и вызывает максимальную неловкость, хотя девушка рада такому вниманию — она улыбается и кокетничает, вгоняя Антона в еще больший ступор. Впрочем, действует она весьма профессионально — у Антона в руках неизвестно как оказываются буклеты с рекламой разных видов массажей, какая-то информация про китайское иглоукалывание и даже целый флаер-приглашение на лекцию по, прости Господи, тантрическому сексу. — Еще по Тантре есть семинары по выходным раз в месяц, я сама туда хожу, — добивает она почти уже вошедшего в транс Антона. Он только бросает на нее в ответ растерянный взгляд. Как от таких предложений отмазываться? Антона спасает звук открывающейся двери кабинета. — Проходите, — невысокий бородатый мужчина, видимо, Сергей Борисович, вежливо придерживает дверь. Кабинет выглядит интересно. Здесь нет, как обычно в клиниках, стремных анатомических плакатов или безликих столиков со шкафами, в которых стояли бы склянки и металлические лопаточки из далекого гриппозного детства, кажется, чтобы смотреть покрасневшее горло. У Сергея Борисовича здесь настоящий филиал музея азиатской культуры. Ширма, за которой, видимо, Антон будет переодеваться, один в один как из фильмов про японскую мафию, и минималистичная картина с восходящим солнцем на стене за ней только добавляет колорита. В воздухе ощущаются ароматы массажных масел, который Антон сначала принимает за ароматические палочки. Нет, чертова йога точно его преследует. Массажная кушетка выглядит максимально обычно и нейтрально, несмотря на насыщенно сиреневый цвет поверхности, но на нем внимание не задерживается, потому что в углу комнаты стоит скелет в чалме. В целом, понятно, зачем в кабинете мануального терапевта, или как это правильно называется, стоит скелет, но чалма на макушке, украшенная крупным зеленым «изумрудом» и павлиньим пером настолько выбивается из ассоциативного ряда с уважаемым доктором и кандидатом наук, что Антон не может подавить вырвавшийся наружу смешок. — Это Валера, — представляет скелета доктор, весьма серьезно кивая головой, только глаза его лукаво щурятся, — он не настоящий, не бойтесь. А я Сергей. Пожимая руку Сергею, Антон ловит еще один когнитивный диссонанс — ладошка у доктора оказывается небольшой, и в лапищах высокого Антона просто тонет, но сила, с которой эта ладошка сжимает его кисть, угадывается мгновенно. — Антон. — Знаю. Позов меня предупредил. Восстановление после травмы? — Сергей приглашает его присесть на стул с торца стола, снова мощно относящий Антона к флешбекам из детства. — Да, колено и голеностоп, но Дима, хм, Дмитрий, — поправляется Антон на всякий случай, — он разрешил снова тренироваться, вот как раз недавно, я и пошел. И что-то сделал не так — спина болит теперь. — Разберемся, — тоном участкового отвечает Сергей, оборачиваясь на крутящемся стуле к минималистичному и, скорее всего, жутко дорогому макбуку. Кроме него и кружки с мемной надписью: «А ручки-то вот они» на столе ничего нет. Крутая кружка. Антон бы точно подружился с ее автором. Возможно, автор бы понял каламбур про докторскую колбасу. Сергей расспрашивает его так подробно, что Антон не помнит, были ли настолько внимательны диагносты из пафосной клиники, куда он пытался ходить лечить свою ногу до встречи с Позовым. Похоже, настоящая помощь действительно зависит от личности и мотивации самого врача, а не количества его дипломов. Впрочем, у Сергея на стене над столом тоже висят сертификаты в рамках, некоторые даже не на английском — а с иероглифами. Антон украдкой разглядывает экзотического доктора. Максимально контрастной выглядит его брутальность в сочетании с нежно-розовым оттенком формы, очень похожей на одежду хирургов из сериалов. Через неплотную ткань на плече Сергея просматривается татуировка — какой-то орнамент, будто бы он на самом деле родился или долго прожил где-нибудь на Бали. Черная ухоженная борода, характерный профиль и выраженный нос в сочетании с выбритыми висками делают образ доктора еще более необычным. Не то якудза, не то хипстер, не то какой-нибудь учитель Тантры. Со знойной красоткой на ресепшн — вполне логичный вариант. — Дышите, как обычно, но постарайтесь расслабиться. Если боль будет, даже слабая — не терпите. Окей? — Угу, — укладываясь на массажный стол, бубнит Антон. Доверять ни разу не улыбнувшемуся ему серьезному якудзе пока не особо получается. Через пару минут Сергей выносит вердикт: — Ничего страшного у вас в спине я не вижу, просто перетрудились. Позов говорил, вы спортсмен? — Когда-то был, — отвечает откуда-то из-под стола Антон. Говорить, когда лицо просунуто в дырку, не очень удобно, да и не хочется — массаж оказывается очень приятным, и ладони, показавшиеся сначала Антону небольшими, знают свое дело, — у меня был долгий перерыв из-за травмы. Почти три года. — Вы же сказали, что был перелом ноги, — судя по голосу, Сергей хмурится. — Ну да, я в футбол играл. Не то чтобы прям профессионально, но на уровне, — Антон сам не замечает, как начинает опять оправдываться, хотя, по сути, не перед кем. Ощущение собственной никчемности снова ползет внутри, неприятно царапая в межреберье, — потом перелом, долгое лечение. — Это я понял. Но у вас нога болела, — мягко произносит Сергей, и даже давит на спину чуть слабее, будто почувствовав Антоново напряжение, — а не спина. Можно же было какие-то простые тренировки делать. — Хм, — задумывается Антон, — я даже не подумал. Действительно, такая мысль ни разу не пришла ему в голову. Когда первый врач запретил тренироваться, он так страдал и скучал по футболу и бегу, в какие-то моменты до слез даже. Но плавать ему было можно уже после первого года, просто он… не пошел. — Вот вы, люди, всегда такие интересные, — задумчиво рассуждает Сергей, переходя пальцами на шею. — Мм, — только и может выдать Антон. Ему хочется спросить, почему Сергей так говорит — он сам что, не человек, получается? Но он старается, наоборот, не издавать никаких звуков, потому что от размятой теплой шеи ему хочется мурчать — так это хорошо. — Всегда идете по пути наименьшего сопротивления, — продолжает Сергей, ритмично надавливая в такт собственным словам, — Запретили. Тренить. А вы. И рады. Антон все же тихонечко мычит от удовольствия. — Жалко мышцы ваши, Антон, — с неподдельной печалью вздыхает Сергей. — А что с ними? — Потерялись все, за три-то года. С вашим телосложением нельзя бросать заниматься, чтобы быть в порядке. — Да я как-то привык, что я дрищ, за массой не гонюсь, — Антону этот разговор не нравится. Ясно, что Сергей прав, ему вообще виднее, но какая-то часть внутри сопротивляется этим словам, сопротивляется вообще всем изменениям, и хочет просто лежать и страдать. Такая липкая часть, противная, давно уже ему знакомая. — Вы не дрищ, — твердо заявляет Сергей, двигаясь ниже по спине и захватывая бока, — больше того, я бы сказал, что у вас даже лишнего веса есть малясь. Не в обиду. — Я знаю, — цедит Антон сквозь зубы, и ему больше не хочется, чтобы кто-то трогал его бока, липкая противная штука внутри начинает обижаться и кричать, что Сергей — арбузер, — я потому в зал и пошел, чтобы в форму прийти. — Так, а я что говорю, что ли?! — Сергей даже приостанавливается, — И молодец, что пошли. Вашему телу это нужно не для набора и не для похудения даже, а тупо для здоровья. Вы рост свой видели вообще? Антон молчит. Противная липкость внутри не может определиться, друг нам Сергей или враг. — Нужно ходить, обязательно. В здоровом теле здоровый дух, вся хуйня, — как-то по-отечески уже бормочет массажист, не стесняясь в выражениях, — придете в норму, и все у вас нормально будет. После массажа Антон чувствует себя, как новенький, несмотря на то, что под конец Сергей ворчит еще больше, причитая по поводу Антоновых «мощных плеч пловца, которые плачут без нагрузки». В какой-то момент Антона окончательно отпускает, и он даже пытается ему подыгрывать, спрашивая у скелета-Валеры, не нужен ли ему тут друг скелет-Антон. Сергей добродушно смеется, запрокинув голову, и липкая штука внутри Антона окончательно решает, что этот доктор — друг. — Я распечатаю рекомендации, а вы одевайтесь пока, — вытирая руки, командует Сергей, — если захочется, можно полный курс массажа пройти, но показаний особо нет. Я бы вас в качалку на полгода отправил бы, и все. Пока Антон за ширмой вдевает в джинсы ремень и возится с вывернутой наизнанку футболкой, в дверь стучат. — Да, — машинально откликается Сергей. Дверь распахивается с резким щелчком, и прямо в сторону Антона из проема шагает прекрасный эльф Арсений собственной персоной. Тот самый Арсений, с жизнерадостной улыбкой, музыкой в наушниках и телефоном в руках. Ширма заслоняет пациента от доктора, но никак не от входящих через дверь, поэтому дверь, по идее, должна бы быть просто заперта во время сеанса. Но ее, по ходу, забыли закрыть. Антон так и замирает со скомканной футболкой, полуголый и очень сильно офигевший. Откуда здесь Арсений?! — Серег… Ой, извините, — бормочет Арсений, поспешно отворачиваясь, выходит и закрывает за собой дверь. — Арс! — зовет его доктор, пока Антон натягивает на себя футболку, но Арсений, понятное дело, не отвечает, — Блин. Так, я сейчас допечатываю, и готово. Офигевший Антон выходит из-за ширмы и кивает. Получается, они с Арсением знакомы? Ну да, Сергей же тоже Позовский друг, одна какая-то спортзаловская тусовка. Противная Слизь внутри нашептывает, что снова какие-то крутые парни объединились и дружно дружат свою дружескую дружбу, а тебя не взяли, потому что ты недостаточно крутой. «Ты — пологий, как склон. По которому можно катиться колбаской. Докторской. Ты — пологий, чтобы на тебя все положили хуй», — шелестит она в голове. Сергей снова любезно открывает дверь кабинета перед Антоном и выходит тоже в приемную, где Арсений общается с администраторшей. Арсений красивый. Стоит, опираясь локтями о стойку, в полупрозрачных синих очках, взлохмаченный, будто бы ехал сюда на мотоцикле, как рок-звезда. Темные джинсы порваны на коленях, на белой футболке какой-то модный принт. Хоть прямо сейчас такого Арсения фоткай, распечатывай и вешай постер на всю стену. Антон бы смотрел на него каждый день — такой мощный эффект тот на него производит. — Добрый день, — Антон жмет ему руку, загадывая, что это на удачу, будто бы мотивация заниматься спортом может передаваться через тактильный контакт, — не ожидал вас увидеть. — Антон! Любитель потолочных балок. Здравствуйте, — светло и сдержано улыбается ему Арсений, — простите за вторжение, я не думал, что у Сергея Борисовича посетитель. — Да он свой, забери Борисовича своего, — ворчит Сергей на обращение, по-свойски врезаясь в Арсения плечом вместо приветствия, — а вы че, знакомы? — Через Позова, — улыбается Арсений, достает из кармана брелок в виде домика со связкой ключей и протягивает его Сергею, — на, держи. Вот этот от ворот, если будут заедать, то правую створку приподнять надо. — Понял, — коротко отвечает тот, бросив взгляд на девушку, — Альбин, готова? — Конечно, — мурлычет она, — только все закрою. — Жду в машине, — Сергей будто бы становится чуть мягче, но, поддерживая брутальный образ, старается не подавать виду. Ворчливый и грозный кандидат наук, конечно-конечно. Они выходят из здания в полной и немного неловкой тишине. Антон ловит себя на том, что тушуется рядом с Арсением, а тот посматривает на него как-то странно, будто бы изучающе. — Ну, — говорит он Сергею, когда они останавливаются на крыльце, — на связи? — Спасибо, Арс, — трясёт тот в ответ ключами, — с меня причитается. Арсений только отмахивается, снова улыбаясь, и Антон не может на него не смотреть снова. Реально, будто бы встретил рок-звезду. Наверное, это просто сочетание всего, чего так жаждет сейчас Антон — легкость, спорт, какая-то спокойная в себе уверенность. Он будто воплощает в жизнь заветную Антонову мечту. — Спасибо, Сергей, — прощается Антон, замешкавшись на лестнице. Уходить сейчас никуда не хочется, но придется. Растянуть прощание тоже не получится надолго. — Не болей, — крепко жмет руку он в ответ, — и можно просто Серега. Антон разворачивается к Арсению и не знает, что и сказать, будто бы, если он сейчас сделает что-нибудь не то, то они больше никогда не увидятся. — Вас подвезти куда-нибудь? — неожиданно предлагает Арсений, — Я на машине. Сергей смотрит на Арсения так, будто бы у него вместо головы выросла как минимум тыква. — А можно? Не знаю, не хочу напрягать. Но был бы рад, — путается в словах Антон, не понимая, насколько эта ситуация вообще уместна сейчас. Да, они все — Димины друзья вроде как, но, может, он лезет куда не надо? Арсений только усмехается, снова прощается с Серегой, скептически выгнувшим бровь, и машет рукой в сторону парковки. У Антона, кажется, немного сбоит дыхание, но он списывает все на остаточный эффект от массажа, будто бы такой бывает. Когда это он успел так накрутить себя, что вот так вот просто идти рядом с этим Арсением уже кажется как минимум проходкой в гримерку к фронтмену любимой группы. Антон любит «Имеджин Драгонс», и представить Арсения их солистом очень легко. Антон тогда был бы куда большей фанючкой. Самой большой. А он шагает рядом, весь какой-то совсем идеальный, как фотомодель, хоть прямо сейчас снимай с ним стритстайл. Даже двигается очень пластично, пока просто идет. Наверное, про таких людей говорят — не идет, а плывет. Или это Антон уже просто плывет, и Нурлан был прав, советуя ему с кем-нибудь замутить. Если так действует накопившийся недотрах, то нужно срочно принимать меры. Мысль замутить с самим Арсением он отметает тут же, потому что это слишком крупная рыба и при всех прочих равных он точно был бы Антону не по зубам, даже если бы все звезды сложились. Такие, как Арсений, никогда не смотрят на таких, как Антон. Хотя прямо сейчас Арсений на него как раз смотрит, вышагивая рядом. Кажется, он даже задал какой-то вопрос. — Простите, я не расслышал, — оправдывается Антон, сам себя за это ругая. Похоже, он снова завис. — Я говорю, вы смотрите на асфальт так, будто бы там есть все ответы вселенной, — смеется Арсений, — и давай, может, на «ты»? — Давай, — виновато улыбается в ответ Антон. Переход на «ты» равносилен тому, если бы фронтмен «Драконов» расписался ему на груди. А ведь им в машине еще ехать! — Сорри, я задумался. Чистый, как будто бы только что из мойки, темно-красный «паркетник» мигает фарами, когда Арсений снимает его с сигнализации. Марка вполне обычная, но цвет и внешний вид машины рок-звездовские, как думает Антон. — Ты ученый? — спрашивает Арсений, пока Антон забирается на пассажирское, — Вот тут ручка, отодвигайся, как удобно. Одновременно пытаясь понять, каким местом он может быть похож на ученого и пребывая в замешательстве от того, что Арсений случайно касается его колена, показывая, как отодвинуть кресло, Антон старается дышать. А дышать нечем — летний зной нагрел воздух в машине, как в духовом шкафу. — Почему я ученый? — тупо возвращает вопрос Антон. Арсений складывает синие очки и тянется за нормальными солнечными в бардачок, снова заставляя Антона вздрагивать от такого близкого контакта. — Ну, ты подвисаешь так характерно. Я слышал, что физики над своими загадками думают почти постоянно. — Может быть, я просто тупой? — Антон не знает, что на него находит, но он вдруг скорчивает рожу, изображая что-то неадекватное, — Как Бэлла из Сумерек. — Это вряд ли, — серьезно говорит Арсений. Антон дергается. Надо было придумать какое-то нормальное сравнение. Арсений наверняка ненавидит такие фильмы. Рок-звезды не смотрят Сумерки. — И все равно я не похож на ученого. Даже очков нет. — Ты выглядишь задумчивым, — Арсений бросает на него короткий взгляд, — как будто бы крутишь фоном в голове какую-нибудь великую теорему Ферра. — Ферма. — Мм? — Теорема Ферма, — осторожно говорит Антон. Страшно показаться задротом и душнилой, но математика — это святое, удержаться он все равно бы не смог, — это не физика, это матан. И ее, кстати, уже доказали. — И кто из нас здесь тупой, — красноречиво смотрит на него Арсений, впрочем, ухмыляясь совсем беззлобно. Они выруливают с парковки, и под ненавязчивую музыку Антон украдкой подсматривает, как Арсений перехватывает руль тонкими пальцами. На безымянном надето кольцо-печатка с какими-то символами, и Антон не удивляется — вряд ли такой человек мог бы быть одинок. Потому что помимо очевидной внешней красоты он оказывается чутким и внимательным собеседником, которому хочется рассказывать все, что угодно. Арсений шутит, что за дорогу возьмет плату хорошей историей, Антон и рассказывает: про футбол, бег и травму, про долгие три года, про золотые руки Позова, про то, что очень хочет снова заниматься, и даже про навязчивое приглашение Лехи Щербакова. — Леха может, — смеется Арсений, поглядывая по зеркалам на перекрестке, — он очень переживает, что к нему одни девчонки ходят. — Говорит, что они пристают, — поддакивает Антон. — Да ну брось, — Арсений фыркает и бросает в сторону короткий взгляд, — это он тебя на жалость хотел взять, чтобы затащить на урок. Дело не в этом. Он просто амбассадор мужского танца, так сказать. Антон окончательно убеждается, что понял Леху правильно, похоже, Арсений тоже в курсе, что тот не гетеро, и, похоже, даже толерантен? Это хорошо. — Считает, что мужчинам полезно танцевать? — издалека заходит Антон. — Скорее считает, что танцевать полезно всем без исключений, — уклончиво отвечает Арсений, — и я, в целом, с ним согласен. — А к тебе тоже одни девчонки на йогу ходят? Арсений, кажется, немного удивлен, что Антон в курсе, но ничего не говорит, только смотрит чуть дольше обычного, пока они стоят на очередном светофоре. — Парни тоже ходят, но многих не хватает надолго. Нагрузку не выдерживают, — многозначительно произносит он. Кажется, это провокация, но Антон все равно на нее ведется. — В смысле? Не хватает терпения медитировать? — хихикает он, поздно понимая, что может, вообще-то, Арсения этим оскорбить. — Ах, ну да, — в его интонации просачиваются язвительные нотки, — мы же сидим на коврике и мантры поем. Ты навел справки, но не узнал, какую йогу я преподаю? Арсений говорит удивительно спокойным и ровным тоном, и скорее всего, вся сучливость Антону просто кажется, но он все равно обиженно поджимает губы. — Чем, по-твоему, мы там занимаемся, Антон? Вот как это выглядит? — спрашивает Арсений. — Я знаю, что такое йога, — ощетинивается Антон, — и знаю, что это не только мантры, это упражнения на растяжку там, равновесие. Я уважаю йогу, ты не подумай, я бы и сам ходил. Арсений скептически косится на него, не отвлекаясь от дороги. — Но мне Позов рекомендовал силовые, — упрямо рассуждает Антон, — потому что я, хоть и после паузы, но со спортом был на ты. А у вас на йоге нагрузки все-таки, извини, но маловато. Арсений вдруг хохочет, мелодично и высоко, так, что звук, кажется, отражается от крыши машины и падает прямо Антону в уши. И немного в область сердца. Осколками. — Ой, Антон, — тянет он тепло, — нагрузки ему маловато. Меня всегда вы искренне восхищаете, мистеры силачи. И именно с вами, кстати, моя йога делает самые волшебные вещи. — Ну еще скажи, жизни меняет, — возражает Антон, — вот то, что мне во всякой этой вашей эзотерике не нравится, так это странная магическая мораль. — Среди занимающихся и правда такие есть, — кивает Арсений, — они меня очень смешат, иногда прямо на классе что-нибудь такое скажут, что хоть стой, хоть падай. Но, по правде говоря, йога и правда может изменить жизнь. — Мм, — усмехается Антон. — Это ты зря, — серьезнеет тот, — одна моя ученица, пришедшая ко мне от другого учителя, любит показывать всем свои рентгены за пару последних лет. Был позвоночник кривой — стал позвоночник прямой. Просто чудо какое-то, я сам не ожидал. Конечно, это единичный случай, но наша йога и правда хорошо восстанавливает. — Прям настолько? — недоверчиво тянет Антон. Каким бы Арс ни был убедительным, внутренний скептик непоколебим, — Это же просто йога! — Эта зе плоста ёга, — передразнивает его Арсений, посмеиваясь, — ладно, умник. Хочешь пари? Антон вопросительно поднимает брови. — Давай так, — Арсений даже отрывает одну руку от руля и жестикулирует для убедительности, — ты приходишь ко мне на йогу, вот прямо дарю тебе первое занятие бесплатно. В новичковую группу, поскольку у тебя была травма, а вредить тебе мы не хотим. — Так, — тянет Антон, машинально подмечая это мимолетное «мы». — Занимаешься один раз, — продолжает он, — по стандартной программе, делаешь то же, что и все, ничего сверхъестественного. И, если тебе будет мало нагрузки… — Тогда? — Ну, допустим, с меня кофе, — поколебавшись, решает Арсений. — Я не пью кофе, лучше чай, — смеет торговаться Антон. — Пусть чай, — соглашается Арсений, — без разницы. Я настолько уверен, что мог бы спорить на желание, но не хочу ставить тебя в неловкое положение — потому что ты точно проиграешь. — Ну ой, — выпендривается Антон, — ты меня плохо знаешь. — Это правда, — легко соглашается тот, — я вижу тебя второй раз. Кстати, куда ехать-то? А то мы по трешке сейчас на второй круг уже пойдем. — Блин! — Антон соображает, что действительно так и не назвал адрес. И Арсений все это время просто катал его по Москве? Наверное, удивление на его лице выглядит таким ярким и таким нелепым, что Арсений смеется именно из-за него. В любом случае, его смех такой красивый, что Антон мог бы продолжать говорить глупости, лишь бы послушать его подольше. Исключительно для вдохновения, да. — Нам минут двадцать, — устанавливает навигатор Арсений, — не против фоновой музыки? Правда, мои вкусы весьма специфичны, Бэлла. — О, неужели, — подыгрывает Антон, и, заслышав знакомую фортепианную мелодию, фыркает, не удержавшись, чем, возможно, смущает Арсения, — интересный фон. — Если шутить про фон, — бормочет Арсений, отвлекаясь ненадолго, чтобы перестроиться, — то это не фон, а фоно. Фортепиано. Антон удивляется снова, уставившись на Арсения. Эта нелепая полу-шутка слишком похожа на его собственный юмор. Впрочем, когда ты едешь в одной машине с крашем-рок-звездой, то легко все подряд притягивать за уши. — Любишь классику? — Очень выборочно, — отвечает Арсений, — Вивальди «Времена года», и вот еще несколько вещей. А что, думал, у меня будут мантры? Как у стереотипного йога. — Ну уж точно не Рахманинов, — вякает Антон. — Ты разбираешься? — теперь время удивляться Арсению, — Музыкалка? — Музыкалка, — уклончиво отвечает Антон, выдержав его долгий прищур. — Ты не ученый, ты, похоже, шпион, я все понял, — хихикает Арсений, сворачивая с шоссе, — такой, знаешь, скрывающий кучу навыков. — А я на самом деле просто айтишник, — разрушает всю фантазию Антон. — Просто шпионский ученый айтишник, — улыбается в ответ Арсений. Когда они доезжают до дома и вежливо прощаются, Антону кажется, что все это ему снится — и пари, и Сергей, и даже музыка в машине. *** Журавль снова готовит, пританцовывая под Анну Асти в колонках и пересказывая поездку на съемки, пока Антон листает фотки в принесенном Журавлем ноуте. — И потом мы в том павильоне торчали еще часа два, прямо в гриме. Прикинь, в этих гогглах и пыли. Не актеры, а бомжи какие-то, — жалуется он. — Ты прямо как мой дед, — разглядывая странный снимок с металлоломом, заключает Антон, — заморачиваешься и создаешь альбомы. — А нафига тогда вообще фотографировать, если не можешь это никому показать? — Журавль помешивает что-то в сковороде, — Инстаграмы всякие не в счет, там ни одного живого человека. — Тебе бы мероприятия какие-нибудь вести, кстати, — Антон отодвигает ноутбук, — ты классно рассказываешь. — Я бы хотел, — он пробует с ложки еду, — о, почти готово. Ладно, ты давай лучше про спортзал расскажи, как оно? — Это точно не интересней твоих стимпанковских съемок, — возражает Антон, доставая из шкафа тарелки, — я пока что не хожу. — Почему? — Журавль делает печальное лицо и даже останавливается, едва ли переложив одну порцию на тарелку. — Да блин, — под таким взглядом Антон не может просто так отмолчаться, — я не знаю, я будто бы и хочу, и не хочу одновременно, понимаешь? — Хочешь, но не можешь? — пытается понять его Журавль. — Да я могу, — сокрушается Антон. Говорить о таких вещах очень болезненно, — но не хочу. Но вместе с тем хочу, на самом деле. У меня будто бы внутри есть такой «персонаж», который все понимает, но ничего не хочет, кроме как лежать и страдать. И это звучит очень странно, но ему сложно сопротивляться. — «Персонаж», — Журавль внимательно всматривается в Антоново лицо, — и ты прям его слышишь? — Я не псих, — он садится за стол, подтягивая к себе тарелку, — просто удобно разделять в голове разные потоки мыслей. Это как выделение стримов внутри процессов или разный цвет в коде — чтобы не запутаться. Вот я в голове тоже различаю. — Эти ваши программистские штучки, конечно, — ворчит Журавль, накручивая пасту на вилку, — так, а что с тренями-то? Хочешь, ходи со мной? Я тебя поддержу. Антон задумывается на мгновение, прислушиваясь к себе. Слизь внутри скорчивает кислую рожу. — Не, спасибо, бро, но ничего не получится, я даже пробовать не буду, я сразу знаю, что со мной будет. Я должен победить этого своего «персонажа» сначала. Сам. Они меняют тему и проводят ужин за разговорами о съемках. Антон слушает, пытаясь представить себе, как бы он жил такую жизнь — проекты, студии, соцсети, выглядит выматывающе и тяжело. Он забирает посуду в раковину, отодвигая возражающего Журавля, который подрывается не только готовить, но и убираться. «Ему бы семью завести, — думает Антон, — столько заботы пропадает зазря». Они расходятся по комнатам, и Антон было включает на ноуте очередной эпизод сериала, но это кажется скучным. Тупое ощущение, когда даже расслабиться нормально не можешь — не идет, и все тут. Он рассеянно бродит глазами по комнате, от пыли в одном углу до груды каких-то вещей в другом. Давно пора бы убраться, только руки никак не доходят. В третьем углу рядом со шкафом одиноко стоят в чехлах гитара с виолончелью. Антон останавливается на них взглядом и морщится. Внутри булькающей неприятной жижей разливается Слизь. Он ведь и правда должен заниматься музыкой. Он это любит. Это — его. Чувство вины колет куда-то под ребра, ноет в груди. На экране сериала какой-то мальчик спасает какую-то очередную девочку, а он даже себя спасти не в состоянии. — Надо просто лечь спать, — говорит себе вслух Антон, потому что самокопание все равно ни к чему не приведет. Он вырубает ноутбук, вздыхает, открывает шкаф, чтобы переодеться, и вдруг замечает на верхней полке подарочный пакет. Вроде бы с последней айтишной конференции, и там должны были быть конфеты, а шоколад вырабатывает эндорфины, так что самое время. Но внутри пакета вместе с конфетами обнаруживается закрытая бутылка текилы с прилепленной этикеткой. Нарисованная глуповатого вида мультяшная змея тыкает по клавиатуре кончиком хвоста, зависая над надписью «Питон-килла». Так вот она где. Антон припоминает, что выиграл ее за какой-то квиз по разработке вместе с «питонщиками», отсюда и дурацкая этикетка с упоротой змеей. Каламбур с языком программирования и текилой он, вроде бы, даже придумывал сам. — Главное, чтобы ты меня не убила, «Пайтон-килла», — бормочет он, достает из упаковки бутылку и все-таки включает сериал обратно. Через две серии он идет за добавкой пасты, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседа. Через три — сочувствует героям настолько, что чуть не плачет. Четвертую он стопает на середине и потерянно смотрит на ополовиненную бутылку, не имея никакого желания пить дальше. Зачем он вообще это сделал? Открыв форточку, Антон ложится на пол, чтобы прохладный воздух летней ночи обдувал его со всех сторон. Кажется, лежать пьяным на этом полу уже становится неприятной традицией. Как и сожаления по поводу своей никчемной жизни. Антон, как и в прошлый раз, переваливается на бок и сворачивается, как гусеничка, обнимая руками колени. Перед глазами гитара с виолончелью грустно стоят в углу. «С такими, как ты, моя йога делает самые волшебные вещи» — вспоминает он слова Арсения. На пари он был согласен, даже если бы не знал условий. Как и был бы согласен вообще в любое время дня и ночи видеть Арсения — так он его вдохновил. Но на занятие все равно так и не записался, хотя прошло уже несколько дней. Антон думал об этом и реально хотел. Просто не смог. Как только он пытается представить себе, что приходит на йога-класс, идея сразу кажется провальной. Что он будет делать там — такой унылый, деревянный и толстый, хотя по поводу последнего все точно не настолько плохо. Но при идеальном Арсении никак нельзя быть слабым, а сейчас он ровно такой и есть — лежащий на полу и никому не нужный. Даже Слизь внутри собственной головы должна ему сочувствовать. Это странно, и, пожалуй, у Антона скоро поедет крыша. Они ведь ехали в машине и разговаривали, и это было так легко, можно было быть собой, шутить, ни о чем не думать. Как можно при Арсении быть таким легким и живым, а на самом деле настолько в себе неуверенным. Какое-то раздвоение личности. Арсений улыбался его шуткам. Наверное, он подумал, что Антон нормальный парень. Но потом он узнает его поближе и бросит. Просто бросит, как все и всегда, даже не успев подружиться. — Малышка, — подползая ближе, он ласково трогает виолончельный чехол кончиками пальцев, — я такой идиот. Что же мне делать? Ветер раздувает занавески, принося свежий запах начинающегося дождя, и разжиженный алкоголем и внутренней горечью мозг вспоминает, как было здорово играть во время дождя. Например, ту пьесу Рахманинова, из машины. Под такой дождь вообще самое оно — играть Рахманинова. Арсений бы, наверное, послушал. — Милая, — трогает он пальцами краешек виолончельного чехла, — мы бы сыграли для него, да? Порыв ветра прокатывается из открытого окна через всю комнату, собирая с пола черную пыль. Антон провожает глазами этот клубок прямо мимо своего носа. Как же дома грязно. — Надо сходить на йогу, — бормочет Антон шепотом, чтобы не спугнуть ту часть себя, которая еще способна принимать решения. Надо просто принести себя на йогу, а там будь что будет. Хуже, чем сейчас, его жизнь все равно не станет, потому что хуже уже некуда — он лежит, пьяный, на грязном полу глубокой ночью посреди рабочей недели. Нужно что-то делать, причем не дожидаясь ни понедельника, ни какого-то еще знака. Потому что подходящего момента не существует. Антон садится, на ощупь выискивая в складках скинутой на пол толстовки телефон. Не дав себе времени на раздумья и с трудом попадая по клавишам, он записывается на ближайшее занятие для новичков. Дождь усиливается, и занавески колышутся все сильнее. В комнате ощутимо пахнет прохладой и влажностью, и Антон сидит на полу, рассеянно уставившись на виолончель. Сидит до тех пор, пока совсем не замерзает и не ложится спать.