Йоги йожат ежат

Они переписываются каждый день. Просто каждый день, иногда и по нескольку раз. Антона даже отпускает депрессняк, потому что общение с Арсением оказывается просто отдушиной, теплой чашкой какао в промозглую осеннюю слякоть. Он перестает бухать, валяться на полу и обвинять себя почем зря. Вместо этого — ложится спать вовремя, расхламляет частично комнату, закрепляет диалог в телеге и ставит на телефоне вторые часы — Майсорское время. Арсений не дает ему забыть о важном, превращая даже обычный вопрос про работу примерно в такое: Arseny: «Ну, как там мечта гелевой девочки?» Просто однажды он сказал, что профессия программиста — это мечта девочки первоклассницы, которая все выделяет цветными гелевыми ручками, потому что код и правда цветной. Антон только поощрил это безумие, и теперь он сам до конца не понимает, что такое «гелевая девочка», но не может видеть в коде ничего другого, кроме как заплетенные в косички банты. Даже несмотря на то, что он не программист, и код попадается ему на глаза не каждый день. Anton Shastoon: «Делаю текучку. Пока какая-то ерунда непонятная, нового большого ничего нет, Стасяо что-то планирует, но никому не говорит. Как у тебя там?» Arseny: «Сегодня Каришма записывала практику на видео зачем-то. Надеюсь, будет показывать Гуруджи, иначе зачем это ей. Иногда я подглядываю, какими одухотворенными люди выходят с основного класса, и прям жду-не дождусь». Anton Shastoon: «Ну ниче, скоро покажешь им, где ёжики зимуют. Кстати, надо бы погуглить, где». Arseny: «Точно не в Индии, тут слишком много йогов. Они зайожат бедных ежат». Арсений и его группа занимаются с Каришмой, правой рукой «главного босса», как называет его Антон. Арсений фыркает, что это не компьютерная игра, и Антон не продолжает, чтобы не обижать его чувства. Для Арсения это очень важно — перейти в основную группу, поэтому Антон его не трогает. Тот будто бы не в йога-школе, а в буткемпе морских котиков, или в лагере подготовки олимпийских чемпионов, как минимум. У них две полноценных практики в день, но Антон понимает, что это — не как в их южном лагере, когда всегда была возможность отдохнуть и подышать, если сложно. Тут — все серьезно. У них разные часовые пояса, поэтому Арсений в полночь уже традиционно скидывает ему рассвет над круглой крышей огромного зала для занятий — здесь его называют «шала», на который Антон ставит лайк, засыпая и желая Арсению хорошей практики. А потом за Антоновским завтраком они обсуждают странную индийскую кухню, потому что Арсений как раз идет обедать. В отдельную папку-коллекцию Антон складывает эти фотки индийской еды, больше напоминающей разноцветную жижу. Иногда дорисовывает в редакторе тарелке с карри мультяшные лапки, глаза и распахнутый в ахуе рот. Мол, «что я такое и зачем я существую». Арсений говорит, что это на самом деле вкусно. Антон думает, что все это потому, что это Арсений. С ним вкусным будет все, что угодно, потому что он — удивительный. Вот с кого нужно брать пример в плане силы воли и жизнелюбия. Только он может вставать в такую рань, практиковать дважды в день и успевать лазать по городу и окрестностям, принося потом Антону дурацкие, но очень смешные мемы, которые сам же и придумывает. Буквально — на ходу. Arseny: «Так, я несу тебе многоступенчатый прикол». Anton Shastoon: «Я готов». Арсений присылает фотку местного транспортного средства — что-то вроде мотоцикла с местами для пассажиров и смешной желтой крышей сверху. Anton Shastoon: «И? Типа надо поехать крышей, чтобы воспринять эту шутку?» Arseny: «Неплохо, но нет. Что это?» Уже немного узнав его витиеватый и запутанный юмор, Антон на всякий случай лезет гуглить. Повозка с крышей называется тоже довольно смешно — «туктук». Anton Shastoon: «Это туктук?» Arseny: «Кто там?» Anton Shastoon: «Э-э-э, Почтальон Печкин?» Других идей у Антона все равно нет. Arseny: «Да-да, Почтальон Печкин, принес вам посылку из города Хи-химки!» Дальше следует фотка с милым индийским котиком, который, кажется, чихает и выглядит очень созвучно с «хи-хи». Он и должен быть, по идее, главным приколом, но Антона разматывает еще с тук-тука и Хи-химок так, что он даже давится чаем. Anton Shastoon: «Ты меня убить хочешь!» Arseny: «Убить — это если прислать посылку из города Убивашингтон». Чай отставляется на подоконник от греха подальше, не хватало еще залить им ноутбук, например. Шуточные баттлы с Арсением за несколько дней стали обычным делом, но победить этого короля каламбуров Антону еще ни разу не удалось. Ему приходится вспомнить все свое КВН-овское прошлое и все навыки, чтобы соответствовать — в юморе Арсений сильно его обгоняет. На ум приходит древняя и мрачная картинка с дорожным указателем «Москва», которую он и кидает в ответ. Anton Shastoon: «Против Убивашингтона могу поставить только беспощадную унылую столицу — Тоскву». Arseny: «Очень хорошо!» Так эта мета-шутка приживается, и их уже, кажется, невозможно остановить. По поводу и без повода Антон придумывает наиглупейшие совпадения и игру слов, подгоняя все под одну и ту же историю. Anton Shastoon: «Тук-тук». Антон может написать так в любое время дня и ночи, без «привет» и «пока», а иногда не написать, а кинуть картинку с одноименным дурацким мотоциклом. Arseny: «Кто там))» Арсений реагирует всегда одинаково, готовый к самым несмешным вариантам, объясняя как-то, что в юморе, как в любом творчестве, не бывает плохих исполнений. Совершенство недостижимо, а, значит, идеала не существует. Так что все имеет право на жизнь. Anton Shastoon: «Аквариумный сомик прислал вам посылку из города Переживартовск». На фотке кот Позовых внимательно наблюдает за рыбками, а бедный сомик замер посреди аквариума, не зная, куда прятаться. Arseny: «Боже, я надеюсь его спасут!» Арсений тоже не остается в долгу. Выспросив предварительно, нет ли у Антона фобий, он шлет ему фотки местных странных ящериц и жуков, так что Антон тоже готов ко всему, тем более, что о странностях Арсений всегда предупреждает. Arseny: «Тук-тук ;-)» Подмигивающий смайлик никогда не обещает ничего адекватного. Anton Shastoon: «Кто там?» Антон исправно его поддерживает, с усмешкой замечая, что даже автозамена уже подстраивается под этот прикол. Arseny: «Срочная посылка из города Саранчаранск!» Наимерзейшее насекомое, похожее на кузнечика, сидит на краешке его коврика для йоги. Антон думает, что у Арсения железная сила воли, раз он может заниматься на открытом воздухе в стране, где все живое хочет тебя убить. *** Антону явно становится лучше. Он цепляется за их контакт, как за спасательный круг, но помнит о том, что должен выбираться сам, и начать заниматься йогой заново, поэтому начинает пробовать все способы, один за другим. Даже если они звучат довольно странно. Anton Shastoon: «Читал, короче, книгу — там, помимо очевидных вещей, говорили, что нужно сделать карту желаний. Так вот, я попробовал — это не помогает». Arseny: «Привет. Потому что карта желаний — это зарплатная с новогодней премией на борту))» Anton Shastoon: «Смешно) Еще читал, что нужны трехминутные привычки, типа каждый день делаешь что-то всего три минуты, и не ждешь от себя большего. Даже три минуты — уже достижение». Arseny: «Три минуты)) Мне шутить про это или не надо?» Антон не сразу понимает, что такое «это», но потом догоняет и замирает вместе с бутербродом, который ел. Арсений никогда на такие темы не заруливал, и не ясно, как реагировать. Три минуты. Вообще-то даже обидно, Антон ни разу не скорострел! Anton Shastoon: «Не понимаю, о чем ты». Arseny: «Разумеется))» Арсений — жук, а не рок-звезда, однозначно. Anton Shastoon: «Так вот. Я нашел способ покруче — случайно упасть на коврик. Решил убраться дома, достал коврик». Arseny: «Та-ак?» Anton Shastoon: «Расстелил его, просто чтобы посмотреть, в порядке ли он, а у него на уголке грязь какая-то была, я стал оттирать. Ну и лег на него». Arseny: «И-и-и?» Anton Shastoon: «И пойожил в итоге. Немного, всего пару кругов». Arseny: «Антон!!!! Это очень круто! Ты — молодец!» С поддержкой Арсения и правда что-то начинает вырисовываться, и тему микропривычек и постепенного ненавязчивого вовлечения они обсуждают почти постоянно, пытаясь сформулировать почти что новую философию. Anton Shastoon: «Похоже, со мной работает это: сделать вид, что мы тут просто мимо проходили». Arseny: «Это как когда начинаешь качать головой в такт, а потом не замечаешь, как танцуешь». Anton Shastoon: «Похоже на то. Я тут подумал, может и не нужны эти странные методы из книг? И можно просто для себя новые изобретать. Я так уже до второго блока асан дошел сегодня, прикинь?» Arseny: «Красавчик! Я рад за тебя очень. Твоя, считай, первая практика. Так что добро пожаловать в Аштанга-йогу!» Антон от такой Арсеньевской похвалы плавится, и это только больше мотивирует стараться и работать дальше. Anton Shastoon: «Спасибо! А как это первая?» Arseny: «Первая самостоятельная, желание и решение сделать которую принадлежит только тебе». *** Иногда по утрам Арсения пробивает на сентиментальность, и он снимает для Антона рассветы, удивительно красивые и всегда разные, подписывая их иногда так двусмысленно, что может уйти целый день на расшифровку. А еще, присмотревшись, Антон замечает, что большинство снимков сделаны не около шалы, а вообще в разных местах. Так Арсений признается, что, помимо йоги, еще и ходит на пробежки по утрам, попутно извиняясь, если эта новость задевает Антоновы чувства по части бега. На удивление, это не задевает — только раззадоривает. А когда выясняется, что бегает он и впрямь каждый день перед утренней практикой, Антон и вовсе впадает в шок. Во-первых, от того, что Арсений, оказывается, серьезный бегун, и его скромные пассажи про «иногда пробегиваюсь» были сказкой для отведения глаз — он действительно делает приличные недельные объемы, Антон в таком хорошо разбирается. Во-вторых, это уже, получается, не Индия, не Майсор, а настоящая, неироничная Спарта с пятью часами йоги в день и еще часом на утреннюю пробежку. И все это — в тропической жаре. Хотя чего можно было ожидать от нечеловеческого эльфа-рок-звезды, которому все нипочем? Который все успевает. Но Антон все равно шокирован. Вставать в ранищу, чтобы сходить на практику к самому крутому йогу современности, который наконец берет тебя в группу — это он еще понимает. Но встать еще раньше, чтобы перед этой важной практикой побегать по пустым пыльным улицам с красным песком — это ему понять, конечно, сложновато, несмотря на то, что сам он — фанат бега. Arseny: «Прикол, половина людей тут тоже не понимают, зачем я бегаю. А старожилы и люди, которые читали матчасть, уважительно кивают». Anton Shastoon: «Потому что ты практикуешь, как древний йог?» Arseny: «Запомнил))» Арсению уже не нужно ставить ни эмодзи, ни скобочки, потому что Антон прямо видит, как тот расплывается в довольной улыбке. Вот в какое-то такое утро он вдруг не просто отправляет Антону фотку рандомного индийского кота, как обычно. В кадре видно, как Арсений его гладит, и котик, мурча от удовольствия, ластится к его руке. На незагорелом запястье болтается красная нить — он и в прошлый раз видел ее кусочек, но сейчас она выделяется еще контрастнее. Появление живой кожи на фото заставляет Антона нервничать. Он сохраняет эту фотку в отдельную папку, куда сохранил все самые классные стыренные из инстаграма селфи и танцевальные кадры, на которые он не может перестать смотреть. Просто разглядывает и всё, и жалеет, что не умеет рисовать. И что невозможно провести пальцами по нежному светлому запястью, или — еще лучше, стать этим полосатым индийским котом и прильнуть к горячей ладони. Мечты. Тема с котами становится примерно такой же вирусной, как и тук-тук, только здесь нет юмора, лишь одна милота. Антон тоже теперь снимает котиков везде, где находит и отправляет в чат. Он вообще отправляет в чат все, что не приколочено, все, что хочется, это становится такой легкой и свободной зоной принятия, что Антон невольно сравнивает переписку с Арсением с процессом психотерапии — там тоже было можно быть собой. Мемы и каламбуры у Антона в голове генерируются с трудом, так что он скидывает странные стишки-пирожки, которые последние годы собирал по всему интернету. Будто бы знал, что они однажды пригодятся. Среди чужих стишков он прячет и свои собственные, только Арсению не говорит, зная, что тот его захвалит. Он, как выясняется, питает нежные чувства к любому творчеству, и иногда в диалоге появляются даже поющие индийцы. Поют они очень часто, потому что в Индии религиозных праздников — ровно триста шестьдесят пять штук в году, и на каждый принято играть незамысловатую музыку, танцевать и петь. Только вот учиться музыке никто не считает обязательным, так что на Антонов идеальный слух поют они — отвратительно и совершенно мимо нот, но он ничего не говорит, потому что Арсений просто в восторге от этой атмосферы. А их чат-терапия должна работать в обе стороны. *** Тема с котами становится настолько заедающей, что он тащит вернувшуюся из отпуска Олесю в котокафе вместо их привычных кофейных кругов по городу. И не факт, что причина — не в том, что классно будет сфоткать для Арсения сразу толпу котов. Так сказать, оптовая отправка. Anton Shastoon: «Мне говорят, что кошки лечат, А я попробовать готов: К душе приматываю скотчем Котов» Он пишет это под фоткой с разномастными котиками, развалившимися прямо посреди пустого зала. Вечером вторника в кафе не так много посетителей. Олеся хитро смотрит на него, счастливо уткнувшегося в телефон, и молчит. Арсений отвечает на фотографию почти мгновенно, хотя у него уже давно время ложиться спать. Arseny: «Ну это же целый полосатый рейс в Мурмурманск!» Anton Shastoon: «Прямой рейс Мурмурманск-Когтеринбург». Arseny: «Мурчальские авиалинии. Я пойду. А тебе хорошего вечера))» Пожелав ему добрых снов, Антон, наконец, возвращается в реальность. Они сидят за столиком у окна, и Олеся одной рукой помешивает чай, а другой гладит рыжего Бесстыжего. Кот кличку полностью оправдывает, лезет на стол каждые десять секунд и оставляет рыжую шерсть на Олесином черном трикотажном платье. «Три-кота-жное», — думает Антон, залипая на эту картину, надо бы сфоткать ее с тремя котами и отправить в диалог. — Арсению привет, — небрежно говорит она, потирая Бесстыжего за ухом. Вот ведь, даже не спрашивает, переписываются они или нет. — Ты что? Мысли читаешь? Олеся только усмехается. Черное платье, рыжий кот, травяной чай, телепатия. Ну точно ведьма. — Как он там? — Йожит, счастливый, — рассказывает Антон, сам не в силах скрыть улыбку, — я за него и рад, и не рад одновременно. Скорее бы снова занятия, ужасно скучаю по йоге. Олеся кивает. — Я хожу к Свете Федотовой, но это, конечно, совсем другое, да. — Как тебе? — Антон тоже помешивает чай, косясь на Бесстыжего, который хищно следит за болтающимися веревочками на браслетах. — Не хочу оставаться без нагрузки совсем, поэтому пойдет, — пожимает плечами Олеся, — вообще, она классная и милая, ну понятно, Рыбы, мне с Рыбами всегда хорошо. Она немного расстроилась, что часть группы в итоге не пришла. Но не потому, что у нее клиентов теперь меньше, а потому, что вам будет сложнее начинать после перерыва, прикинь? — Милота, — тянет Антон. — А я говорю. Как хорошо, что этот вечер можно провести не с вискарем и сводящим с ума шепотом Слизи в ушах, а с котиками и Олесей в легкой дружеской болтовне. Можно хихикать над Журавлем и сплетничать про Мягкову, обсуждать музыку, пить чай и просто гладить котов. Антон собирается перефоткать сегодня их всех, и завалить Арсению чат. Чтобы тот с утра проснулся не просто в Мурмурманске, но еще и в «котарсисе». — Так вот, — Олеся, изящно поправив волосы, читает с телефона подслушанный где-то анекдот, — заходят однажды в бар гимнаст, Аштангист и преподаватель Хатха-йоги… *** Антон просыпается таким офигенно отдохнувшим, что даже поначалу не верит, что утро может таким быть. Правильно Олеся посоветовала ему перейти с черного чая на заварную ромашку, тело теперь благодарит и дарит крепкий восстановительный сон. Привычно выключив будильник, он тянется в телеграмм проверить, нет ли сообщения от Арсения. Лайки под всеми вчерашними котами заставляют его улыбаться, упираясь подбородком в подушку, так что вся подушка тоже теперь от этого улыбается. Антон хихикает от того, каким свободным стало его мышление из-за Арсения, даже про такие глупости фантазировать больше не стыдно. А потом он листает ниже и видит новую фотку. Арсений, попросивший кого-то его сфотографировать, стоит на красной Индийской улице и держит на руках маленького котика. Это — первое селфи, которое Антон видит, и у него от красоты прошибает дух. Он видит рассветное небо, еще даже почти темное, видит, как тонкая футболка струится по телу, как растрепанные волосы после бега хаотично разбросаны по лбу. Арсений улыбается жизнерадостно, а маленький котик жмется к его груди. Антон замечает изменения — Арсений кажется похудевшим, но не болезненно, а наоборот, будто бы стал еще спортивнее, стройнее. Похоже, нагрузки и правда там очень серьезные. Слегка загорелое лицо оттеняют хитрые голубые глаза, смотрящие прямо в камеру. «К ранам души ты кота приложи» подписана фотография. Арсений не сочиняет стишки-пирожки, но в рифмы тоже умеет, и это его вольная интерпретация вчерашнего пирожка. Антон считает, что Арсений сам и есть — такой кот. Которого можно к ранам души прикладывать. Сейчас бы туда к нему. Он бы тогда начал снова бегать. Да хоть улицы эти мести, вообще не важно, лишь бы не скучать так сильно. Не по йоге, а по йогу. За йогом, как говорит иногда Журавль. Они могли бы вместе выйти на пробежку. Кажется, только сейчас ему по-настоящему хочется снова попробовать. Anton Shastoon: «Это рекурсия! Кот держит кота». Arseny: «Кот смотрит на то, как один кот держит другого кота. Вот это — рекурсия». Нежность заставляет Антона мурчать настоящим котом. Он ничего не отвечает, забывая, что Арсений, вообще-то, его не видит сейчас, не видит реакции. Пока он мешкает, приходит еще одно сообщение. Arseny: «Может быть, вся наша планета — это на самом деле клубок, который вращается только потому, что котик, который лежит под ним, играется, просто перебирая лапками. И клубок весело подпрыгивает, такой — уииииии!» Anton Shastoon: «Вот откуда ты берешь эти образы вообще? Что у тебя в голове?» Arseny: «Не знаю? Может быть, тоже клубок, только из мыслей». Anton Shastoon: «Сумасшедших!» Arseny: «Разных. Разноцветных. «Клубок разноцветных мыслей». Мне нравится))» «А мне-то как нравится!» — чуть не пишет прямо в чат Антон.