Бессилие

Неудачно ступивши на грязную лужу, Катя невольно сквозь зубы ругается и от грязи сапожки свои отряхивает. Ну вот опять. Октябрь наступил: снова ливни начались и грязь на дорогах появилась. И удивляться нечему, каждый год одно и тоже. Но Лаврова снова и снова огорчение какое-то испытывает, не любит она месяц этот. Противным он ей кажется. — Эу, тетя, дайте 20 копеек на буханку хлеба, — звонкий мальчишеский голос вырывает Екатерину из тяжелых раздумий. Девушка оборачивается на крик и видит небольшую толпу ребят, которые бодро шагают за её спиной. Такой разношерстной компании еще поискать надо — от маленьких мальчиков до парней постарше, стоят смешные такие в фернандельках и петушках, кто-то в куртках ярких, а кто-то в олимпийках грязных несмотря на пронизывающий холод. Подмечает, что выглядят неблагополучно, от этого и побираются. Жалко становится. Дети сейчас не от лучшей жизни на поступки такие идут, понимает прекрасно, что каждый второй родитель ребенка обеспечить всем нужным не может, вот их дети и слоняться начинают по улицам, бродят, как псы голодные, в стаи сбиваются. — Сейчас, мальчики, — Катя жалостливым взглядом окидывает парней и в сумке рукой искать деньги начинает. Толпа её тут же окружает, самый смелый близко подходит и в сумку заглядывает. Катя подвоха не замечает, не слышит усмешек злобных, не видит переглядок мальчишеских. И неожиданно для девушки один из топлы авоську с продуктами, которые она родителям купила, вырывать начинает, дергает со всей силы, на что Лаврова сразу же отвлекается и пытается в ответ вещи перетянуть. — Ты чего делаешь? — шипеть начинает и авоську удержать пытается, но мальчик куда проворней и сильней оказывает. Тот, который в сумочку заглядывал, тоже резко сорвать пытается, и Катя совсем растерялась. Коварства такого не ожидала от детей. Тянут её с обеих сторон, один — авоську с продуктами, другой — сумку с деньгами. Катя оторопела от поступка такого, понять не может, что удержать крепче нужно, что дороже ей. — Отпусти, я сейчас милицию позову! — девушка уже почти на крик переходит. Ребята выкрика женского испугались, хватка их слабеет сразу. Екатерина волнение в каждом лице юном наблюдает. И тут боль резко в затылке чувствует, руки сами собой сумки опускают, и мальчики с галдежом громким убегают от Кати, схватив все её вещи. Девушка от боли сразу оседать на землю сырую начинает, ноги трясутся, а в глазах мутнеет. Понять ничего не может, боль настолько яркой оказалась, что мысли сразу куда-то исчезли. Девушка уже минут пять сидит в пальто сереньком на земле грязной, встать никак не может. Пальцами за затылок держится, в полуобморочной состоянии находится. Чувствует влагу на волосах, то ли от мороси, то ли от крови. Страшно на руки взглянуть, боится, что пятна алые увидит. Сильно, однако, ударили. Сил уже совсем нет, ей лечь хочется, зарыться в листве пожухлой и остаться так навсегда, слиться с землей, чтобы никогда больше не трогали её. Устала она и морально, и физически. Душу всю свою истерзала мыслями нехорошими о родителях, учебе, зарплате маленькой, но больше всего воспоминаниями о встрече с Павлом. Никак они её отпустить не могут. И как бы не противилась Лаврова вниманию такому, в глубине души приятно становилось. Тепло растекалась по ногам, когда в памяти глаза зеленые и ресницы длинные мелькали. Касания мягкие забыть никак не могла. Чувства двоякие терзали — и тошно было, и приятно. Такую гамму эмоций ни разу не испытывала она. Не знала, что делать. — Милая, с тобой все хорошо? — голос где-то сзади волнительный слышит Екатерина, к ней бабуля с внуком ушастым подходит, мальчик мгновенно подбегает и поднимать за руку девушку начинает. Парень забавным таким показался: волосы светлые из-под шапки торчали, под глазом фингал небольшой; женщина же Антонину Никитичну сразу Кате напомнила, такая мягкая и добрая. — Нет, бабуль, украли сумку у меня, — и Лаврова не выдержав, в рыдании заходится, вымолвить больше ничего не может. Слезы градом по лицу катятся и за воротник спускаются, одежда намокать от сырости начинает. Колет неприятно, но Лаврова дискомфорт не ощущает, только обиду гнетущую. На последние деньги продукты купила, родителям приятное сделать хотела, а вышло все как обычно, закон подлости какой-то. — Это что хоть такое будет, — женщина причитать начинает, слезы с щек платком вытирает с девушки, а мальчик, что рядом стоял, несмело листву со спины стряхивает, — Мишенька, помоги девочке, доведи до милиции. Парень на предложение бабушки стушевался сразу. Катя приметила, что просьба женская его в неловкое положение ставит, неприятно ему становится. — Дак, бабуль, её на скорую надо, — начинает мальчик и на девушку несмело взгляд кидает. — Никуда не надо, — перебивает разговор девушка, к Мише оборачивается и в лоб спрашивает резко, — Кащея с Универсама знаешь? А парень еще недоверчивей становится, на Лаврову недоуменно смотрит и тихо так: — Ну знаю. — К нему веди, — уверенно заключает Катя, и понимает, что мужчину найти надо, сказал же, если нужен будет, можно к нему обратиться. В голове один итог неутешительный вырисовывается: поможет только он. В милицию идти смысла нет, сумки каждый день воруют, тем более у нее в кошельке оставалось рублей 7 от силы, из-за такой мелочь они даже протокол не заведут. То, что по голове ударили, тоже пустяк. Отправят в больницу и все на этом. А Павел должен, как ей кажется, выручить. Он хоть и вызывал противоречивые эмоции, и встретить Катя боялась его, но выбор уже был сделан. В пользу Кащея с Универсама. И как бы Лаврова не оправдывала себя тем, что сегодня все пошло наперекосяк. И абсолютно вся её жизнь закрутилась в водовороте, и утягивает её все глубже и глубже. Она уже сделала это, прошептала прозвище мужское. На этом мир схлопнулся. — Бабушка, ты домой иди, я её провожу, — мальчик женщину в спину легко толкает и провожает взглядом. Девушку ведет дворами, обходя коробку спортивную, пятиэтажки идентичные, что гигантами нависают над людьми. Здания одинаковые давят тяжестью своей, в глазах рябить начинает от монотонности. Окна, балконы, двери, скамейки — все это болью в глазах Кати мелькает. Она себя такой же чувствует: бледной, серой и как все. В затылке тянет. Все таки сильно ударили, кажется, до крови. Катя подумать не успевает о ране своей, как мальчик за спину девушку задвигает и дверь в подвал открывает. — Ералаш, ты бабу зачем к нам привел? — мальчик оплеуху сильную получает, что аж в ушах звенеть начинает. — Она Кащея спрашивала, — мямлит парень, а Катя за спиной его стоит, взглядом помещение окидывает. Внутри темно, душно и пахнет неприятно — потом, влажностью и затхлостью. Лаврову воротить начинает, обоняние у нее всегда хорошее было. От запахов резких сразу плохо становилось. Где-то лампа мигающая желтым светом обрисовывает контуры тренажеров самодельных, тихая музыка из радиоприемника доносится. А ребята, которые упражнения спортивные где-то вдалеке выполняли, вставать начинают, в их зале девушки — гости редкие, за исключение баб Кащея и подруг пацанов некоторых, но последние практически не бывают здесь, потому что старшие запрещают. Поэтому вид заплаканной и чуть грязноватой девушки их удивляет. Катю пугать начинает обстановка, она то ожидала, что её приведут в место поприличней, сразу Павлу представят, а тут такое. Взгляды недовольные, еще и спутнику маленькому претензии предъявляют. Догадывается, что место это — не просто спортзал для юношей. Что-то большее скрывается за лицами раздраженными. Неужели группировщики? — И че теперь, таскать сюда всяких надо? — Екатерину взглядом недовольным окидывают. — Его на районе каждая вторая «спрашивает», — усмехается парень. Лаврова возмутиться хочет, она ведь не какая-то там «вторая» или «очередная», но сил ругаться нет, голова трещит. Ее, конечно, слова мужские задевают, она-то думала, что Павел ухаживания только в её сторону активные принимает, а оказывается не обделен он женским вниманием. — Пацаны, че за шум? — выползает буквально из темницы своей предмет диалога странного. С бутылкой пива в руке и сигаретой в зубах. Недовольно на всех смотрит, потревожить его посмели, но видит перед собой девушку и взгляд смягчается сразу. — Вот это новости! Ты че здесь делаешь, красавица? — Кащей подходит ближе к девушке, видит грязь на лице и на пальто, глаза красные от слез и капельки крови на белом воротнике, и настроение меняется мгновенно с радостного на озлобленное. Его Катеньку кто-то посмел задеть, на его же районе. Не дело это. — Давай-ка посплетничаем с тобой, — хватает за руку нервно, сдавливая запястье девичье, и ведет к себе в каморку, но поворачивается резко и рявкает на зрителей: — Ну че встали? Поняв, что ничего интересного не будет, парни расходятся по своим делам. Под шум и галдеж мужских голосов Катю заводят в прокуренную каморку. — У меня сумку украли, — начинает девушка оправдываться, но Кащей, её не дослушав, за плечо толкает к дивану. Катя плюхается на мягкое сиденье и руками лицо закрывает. Здесь еще хуже, чем снаружи. Запах невыносимый стоит, дымный воздух глаза щипать начинает. Мужчина, что рядом сидит, жути еще сильнее наводит, чем Павел. — Дема, выйди, а? Нам с Катериной пару вопросов решить нужно, — Кащей мужчину выпроваживает из комнату, тет-а-тет хочет обсудить все с девушкой, ему посторонние уши и глаза не нужны. Он, конечно, в товарище своем уверен, но хочет, чтобы женщина поплакалась только в его плечо. Грузный парень встает из-за стола, выпивает остатки из стакана и выходит из каморки, шумно дыша. — Ну рассказывай, — спрашивает Кащей, испытывающе глядя на девушку. — Мальчишки сумку украли, у дома практически, пару кварталов ну успела дойти. — Катя почти ревет, досадно до ужаса, обидно, что малышня какая-то так подло обворовали, еще и по голове треснули. — Ударили сзади, — уже шепчет, боится реакции мужской. Павел внимательно оглядывает, встает медленно с дивана, пальто стягивает с плеч хрупких, сначала с одной стороны, потом с другой. Катя даже нежность ощущать какую-то начинает, по пояснице мурашки пробегают. Она в глаза бездонные смотрит, видит как в тех злоба плескается, и то, что мужчина сдерживает себя со всей силы. У девушки во рту сразу все пересыхает от волнения. — Так, студентка, пузыри пускать прекращай, — волосы мокрые с лица убирает. — Найду я сумку твою. На вот, — в руки стакан пихает. Катя не задумываясь, что внутри, сразу же губами прильнула к бортику, выпила с размаху содержимое и закашлялась от горечи. Внутри водка оказалась. Кащей на увиденное засмеялся, из рук стакан забрал и снова подлил уже побольше. Кате протягивает столичную, наблюдает хитро. Девушка с прищуром недовольным на Павла смотрит, сомневается в поступке его. Лаврова к нему в отчаянии пришла, а он её спаивает. В решении своем необдуманном усомнилась сразу же, а что если мужчина не поможет, а наоборот ситуацию усугубит. — Давай-давай, принцесса, легче станет, — подначивает Кащей и стакан за донышко поднимает, надавливает бортиками сильнее, и Катя губы раскрывает, чтобы впустить алкоголь в себя. Задыхается от вкуса терпкого, кашель на неё находит, но выдохнуть не может, потому что Павел держит стакан и не отпускает, пока Катя до дна не дойдет. Лаврова руками по коленке мужской стучать начинает, обозначает движениями, что допила — отпускай. И Кащей сразу же убирает стакан от губ девичьих. Подходит к ящику, рыться начинает, аптечку ищет, чтобы рану женскую обработать. Сильно приложили по голове, раз к нему пришла. Павел доволен донельзя, все не зря — и кино, и поездка. Все как и планировал, девушка в паутине его уже запуталась, не выкарабкается. Коробку с медикаментами рядышком на стол бросает. — Спасибо, — Катя сразу же благодарит мужчину, увидев в аптечке перекись и бинты. Методично начинает рану на затылке обрабатывать, но получается не умело, мешает боль головная и алкоголь выпитый. Градусы уже в голову стукнули, тело легким становится, руки слушаться перестают. Выпадает ткань белоснежная из рук, и Катя хихикать начинает. — Подруга, да ты уже хороша, — усмехается Павел, поднимает бинты с колен девичьих и подходит со спины, чтобы подлечить увечья женские. Волосы белокурые перебирать начинает, в поисках раны. Видит, что кровь успела засохнуть уже, поэтому действий по обработке больше совершить нужно будет. А Катя глаза от наслаждения закрывает. Приятно становится, как умело все выходит у Павла. Лаврову движения его успокаивают, в состояние коматоза приводят. Покой ощущает, поэтому голову непроизвольно на спинку дивана откидывает, не смотря на боль тупую в области затылка. Кащей прекращает помощь оказывать и рядом с Екатериной садится. Катя на шее оголенной дыхание мужское чувствует, замирает сразу. Губы холодные и сухие под подбородком ощущает. Кащей уверенно руку на коленко женское укладывает, поглаживает большим пальцем методично, но ладонь не ведет никуда, ждет реакции девичьей. Лаврова глаза резко распахивает и поворачивается медленно в сторону Павла, тот рядом находится непозволительно близко. Видит желание искрящееся, похоть где-то на задворках глаз. Запах его будоражит её — одеколоном набрызгался что ли. Удивительно, что приятным аромат этот кажется. Катя руку поднимает, но не для того, чтобы пощечину дать, а чтобы в кудряшках мягких пальцами зарыться. Схватила как-то резко за волосы и самостоятельно к губам мужским прильнула. Кащею крышу сносит, настойчивей становится — поцелуй углубляет и слышит женский стон, откуда то из груди тянущийся. Губы у Лавровой мягкие, соленые немного от слез пролитых, но его не волнует это особо. Он готов слезы сцеловывать хоть каждый день. Рукой все выше и выше ведет по ноге, а другой за талию тонкую хватает. Под юбку пальцы мужские умело пробираются, а Лаврова удержать себя не может. Поцелуй обрывает, смотрит с вожделением в глаза зеленые, что поволокой затуманены, и на колени Кащея садиться, бедра мужские ногами обхватывая. Поцелуями нетерпеливыми от шеи к подбородку скользит, оставляя следы мокрый, к сухим губам вновь примыкает. Лаврова руками по рубашке водит, за пуговицу ноготочком цепляется, к шее ладонью проводит, пульсацию вен под пальцами ощущает. Её сердце точно так же сильно бьется, готово вырваться из груди. Павел уже сдержать себя не может, водолазку к верху тянет, пальцами по нежной коже водит. Лаврова дышать забывает как, ей воздуха не хватает, руки за шею крепкую заводит, кудри мягкие зажимает, грудью к мужской прижимается, хочет в Кащее растворится. Почувствовать его недопустимо близко. Окунуться в этот соблазн со всей головой и не всплывать. Лаврова чувствует, как падает со свистящей скоростью, все быстрее и быстрее, как Алиса в кроличью нору, и бесконечным ожидание конца становится, но таким сладостным, что прерывать не хочется. Но, когда пальцы мужские, что под юбкой были, близко к месту важному оказываются, разум словно к ней возвращается. Она быстро соскакивает с колен и к стене отворачивается, дышит тяжело, никак восстановить биение сердца не может, за волосы хватается. Разум ведет от бессилия. Пропала она на губах холодных, расплавилась под касаниями нежными, утонула в глазах его. — Домой меня отведите, мать с отцом рядом живут, — хрипит Екатерина, пытаясь дрожь унять в теле, не смотрит на Павла. Тот в свою очередь в руки себя сразу берет, к девушке лезть не смеет, понимает, если поддалась она ему, значит не последняя встреча. Лаврова объясняет голосом дрожащим, куда идти надо, и Кащей полностью подтверждает свою догадку, что соседями они оказались. Выводит её из подвала и ведет в сторону дома. Пройдя короткий путь, парочка наконец-то доходит до нужной хрущевки. Кащей заводит Екатерину в подъезд знакомый, поднимается под руку с девушкой на этаж третий, ступенька за ступенькой, подъемы тяжело Лавровой даются, в голове еще шум стоит от удара сильного и алкоголя. Подходят к входу в квартиру, Павел стучать громко начинает, слышит шум за стеной, и дверь резко открывается, из квартиры женщина морщинистая выглядывает. — Принимай, мать, принцессу свою, — Павел впихивает буквально обмякшую девушку в руки женщине. Сам на ногах еле стоит, а та вообще не жива, не мертва. Алеся Ивановна впервые Екатерину в таком состоянии увидела. Растерялась даже, алкогольная пелена с глаз спала сразу. Заметила, что мужчина малознакомый дочь привел, наружности криминальной. — Ты с ней чего сделал, ирод? — шипеть начинает, усаживая девушку на табурет, который с зеркалом рядом стоит. — Женщина, не мороси, — Кащей плавно заходит в квартиру, — видишь плохо ей, — кивает на Катю, — спать уложи, — наставления дает, проходя уже в коридор прямо в обуви. — Господи, за что мне все это, — причитает Алеся Ивановна, никак сообразить не может, что произошло, сапожки Катины снимает, злобно оглядывая мужчину. — Она пьяная что ли? — почти кричать начинает, встает резко и замахивается на Кащей. Павел даже не ожидал такой реакции, перехватывает руку, за запястье вниз опускает со всей силы, не жалеет истеричку эту. — Ты не въезжаешь, мать? Кате твой по фанере прописали, обокрали, а ты тут шум разводишь, — толкает легонько в сторону Екатерины. — Еще раз руку подымешь … — не заканчивает предложение, слышит, как девушка сидящая мычит: — Паша, — тихо так, как мышка пропищала. Кащей даже подумал, что показалось сначала, послышалось может. Но она вновь промямлила имя его, да так ласково и несмело, что смутился даже мужчина. Уже хотел подойти и на руки взять, но женщина не дала. — Не прикасайся, — оттолкнула в сторону дверей и резко подбежала к Кате. Девичьи руки на плечи свои слабые закидывает и поднять пытается, попытки неумелыми выходят. Но все равно женщина поднимает Катю и в комнату уводит, напоследок Кащею злобно бросает: — Убирайся из квартиры моей! На что слышит только хлопок двери сильный и треск упавшей штукатурки на пол. Укладывает девушку на кровать, пальто снимая, у них в семье обычно все наоборот происходит. Алеся Ивановна ходит из стороны в сторону, нервы успокоить никак не может свои. — Ты кого в дом к нам притащила! — шипит мать на Катю, поняла она с кем дочь пришла. Про соседа от старух слышала, что сидевший тот. — А если бы отец дома был, он бы живого места от него не оставил. С уркой связалась, да? — Мама, — Катя несмело прерывает мать и шепчет куда-то в стену, — он хороший, правда. Женщина сказать ничего не смеет, только выходит из комнаты и на кухне садится. От бессилия плакать начинает — не этого она хотела, не желала, чтобы дочь с таким человеком свою жизнь связала. Тяжело становится на душе, что кровь родную совсем не уберегла. Ничего она про дочку свою не знает.