***
В воскресенье Северус с сыном напросился в гости к Люциусу. Естественно, Драко прихватили с собой. Было бы странно отправиться к Малфоям, оставив младшего Малфоя в Хогвартсе. Посидели за столом, Нарцисса без устали угощала Северуса и Гарри, получая истинное удовольствие от визита гостей. Потом мальчишек отправили поиграть и погулять, а Северус и Люциус заперлись в кабинете, поставив все защитные чары от прослушивания, в том числе от домовиков. Хотя от домовиков надежных чар нет, зато они поймут, что хозяева не хотят, чтобы их слышали. – Я тебя слушаю, что за секретное дело у тебя? – Люц, я помню, что Темный Лорд оставлял тебе тетрадку на хранение. – Было такое. Но там какая-то абракадабра. Ничего не понять. – Ты так осмелел, что заглядывал в тетрадь Воландеморта? – Не выставляй меня отчаянней, чем я есть. Во-первых, я заглядывал туда в ответ на странное пульсирующее жжение, и похожее, и не похожее на вызов, после которого метка словно выцвела. Во-вторых, он отдавал приказ хранить тетрадь и не запрещал заглядывать в нее. – Скользкий Люциус! Одолжи тетрадь. Принеси ее сюда и позови моего сына. А сам пойди прогуляйся со своим. – Ты думаешь? – Да. Я предполагаю, что она написана на парселтанге. Мне нужна кое-какая информация, которая там может быть. – Не боишься? – Я захватил защитные перчатки и для себя, и для Гарри. Посмотрим, насколько тетрадка зачарована. – Ладно. Рискнем. Когда Гарри зашел в кабинет Люциуса, отец протянул ему перчатки и посадил за стол, открыв перед ним старую тетрадку. – Посмотри, понимаешь, что здесь написано? Гарри кивнул. – Отлично! Люциус, выйди и запри кабинет снаружи. Да, полностью. На пару часов. Гарри вчитывался в беглые строки, записанные свистяще-шипящим кодом. – Ты тетрадь не трогай. Хоть на тебе и перчатки. Я не знаю, как она зачарована. Возможно, к ней могут прикасаться только бывшие ПСы. Говори – я буду переворачивать страницы. Я не знаю, есть ли здесь что-то важное. На данный момент меня интересует то, что связано с существом, которое говорило на парселтанге. Гарри быстро просматривал по диагонали страницы одну за другой, иногда выдавая комментарии. – Это дневник мальчика. Тетрадку он все время носит за пазухой, чтобы не пропала... Он пишет, как страшно в Лондоне во время налетов. Про Хогвартс рассказывает. Как ему не разрешили остаться на каникулы... Слагхорн – декан Слизерина рассказал про крестражи, в которые можно поместить часть души, чтобы воскресать после смерти. Но как – он не знал... В секретной секции библиотеки мальчик нашел про крестражи. Фууу. Чтобы сделать крестраж, нужно убить человека, капнуть его кровь на какой-нибудь ценный для себя предмет и прочесть особое заклинание. Самого заклинания здесь нет... Вот, то, что ты хотел. Мальчик услышал голос за стеной, который звал на парселтанге и хотел подружиться. Как я, да? – Гарри взглянул на Северуса. – Мальчик с ним разговаривал. А потом встречался в каком-то месте с василиском. И был очень доволен... Ага, мальчик был старостой школы и дежурил. Значит, он уже был взрослым. Он увидел, как две девочки подрались и одна в слезах убежала в женский туалет. Он пошел за ней, но девочка закрылась в кабинке и велела ему уходить из женского туалета. Он уже хотел уйти, но тут услышал голос своего знакомца совсем рядом, а на одном из умывальников увидел надпись на парселтанге. Было написано: "Громко произнеси "Откройся!" Мальчик произнес, умывальник съехал со своего места, открыв большую дыру в полу, и в это время девочка распахнула дверь кабинки, увидела голову огромной змеи, выглядывающей из-под пола, и упала без чувств. Мальчик закричал змее, чтобы она убиралась. И потом "закройся". Умывальник стал на свое место. Мальчик подошел к девочке и наложил диагностику. Девочка была мертва – разрыв сердца от страха. Тогда он вспомнил про крестражи, уколол ее руку иголкой от значка старосты, накапал на свою тетрадку и прочел заклинание. Он почувствовал короткую сильную боль в груди. Дальше написано: "Я надеюсь, что моя тетрадь стала крестражем и я обрел бессмертие. Я спрячу ее в комнате, где все спрятано". Всё, пап, на этом тетрадка заканчивается. – Отлично! Люциус вот-вот появится. – Пап, а кто такой василиск? – Я тебе дам книжку. Прочтешь. Если кратко, это почти бессмертное волшебное существо, похожее на большую змею. Рождается из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой. Умереть может от крика такого же, снесшего яйцо, петуха. Ну и физически убить его, хоть и трудно, но, конечно, можно – василиск же живой. Питается в основном грызунами и парнокопытными. Может превратить живое существо в камень, если встретится с ним взглядом. Выведен в древности для медленного убийства и запугивания врагов. Когда василиски были распространены, их очень боялись. Человек начинает каменеть снаружи, медленно и постепенно. Внутри он ничего не чувствует, однако мысли крутятся. Его тело как в стазисе. Страшна скорее угроза такой смерти, чем сама смерть. Хотя... если ты знаешь, что медленно превращаешься в камень... Когда василиск закрывает глаз третьим веком, то он может беспрепятственно на всех смотреть и встречаться с ним взглядом безопасно. – Значит, Фраглинг – василиск? – сразу сообразил Гарри. – А Гермиону мы спасем? – Обязательно спасем. Скоро уже. – А Фраглинг? Что будет с ним? А ты знаешь, откуда он взялся в Хогвартсе? И кто такой Сал? – Неужели не догадался? – Салазар Слизерин?! Так сколько же Фраглингу? Почему он себя считает моим ровесником? – Школу Хогвартс открыли в девятом веке. Ему максимум чуть больше тысячи лет. Я думаю, он даже младше тебя. Василиски взрослеют к четырем-пяти тысячам. А если учесть, что он жил практически взаперти и по большей части спал... – Папа! Он маленький! И он не виноват! Он испугался, когда Гермиона закаменела. Он теперь спрятался. – Он уполз к себе домой. Не волнуйся за него. Через три дня Гарри постучал к декану. – Папа! Я решил, что нужно пойти в туалет Плаксы Миртл, открыть ход под умывальником и спуститься в Тайную Комнату. Там же должен быть прямой ход туда, да? И поговорить с Фраглингом. Ты со мной?! Северус скептически приподнял бровь: – Оригинальная мысль! С тобой, конечно. Как ты можешь сомневаться? Но сначала Гермиона... Как считаешь?***
Северус оставил сына переживать в коридоре и зашел в больничную палату. Напоить, само собой, девушку было невозможно. Пришлось переместить зелье непосредственно в желудок. В подобном окаменении что хорошо? – оно поверхностное, обратимое. Главное, вовремя ввести зелье. Все наружные покровы превращаются в камень с параллельной закупоркой всех отверстий и онемением всех нервных окончаний. А вот внутри – словно стазис, хотя и не совсем: мозг работает. Первое зелье подготавливает тело и запускает медленное разокаменение изнутри с поэтапным подсоединением покровов к мышцам, нервам, связкам, кровеносной и лимфатической системе. Второе зелье, несколько иного состава, должно действовать снаружи, иначе к моменту снятия стазиса кожа, пострадавшая первой, не успеет ожить и начнутся сильные боли. Северус решительно выгнал мадам Помфри. Отбросил с девушки простынку и стал тщательно втирать зелье в каждый миллиметр поверхности тела. В этом процессе главное методичность. А доверить подругу Гарри колдоведьме, которая собиралась ждать созревания весенних хогвартских мандрагор несколько месяцев... Под конец смочил еще раз губы и веки, набросил простынку и вышел, заперев палату и наложив чары тишины: "Один час не входить и не тревожить! Через час я подойду и проконтролирую просыпание". Велел домовикам доставить в палату одежду девочки. Хотел забрать Гарри, но тот воспротивился и остался дежурить около дверей палаты... Через час профессор Принц вернулся. Жаждущие глаза сына переворачивали душу. – Заходи. Но не вмешивайся! Сиди тихо. Гарри отчаянно закивал. Северус провел диагностику. Всё в порядке. Процесс прошел, как по инструкции. Гермиона спала и должна была проснуться через несколько минут. Присел рядом с девушкой, взял ее руку, нащупал пульс. Пульс спокойный, размеренный, хорошего наполнения. Еще пара минут... Гермиона вздохнула и открыла глаза. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. А что со мной было? – девочка обвела взглядом больничную палату. – Что ты последнее помнишь? – Что я не могу двигаться. И ничего не чувствую. А до этого... Гермиона нахмурилась. Задумалась. Широко распахнула глаза. – Мне показалось, что из-за угла выглянула огромная змея... Мне показалось? – Нет. Но все уже в порядке. Мы будем тебя ждать снаружи. Одевайся и пойдем поговорим. Ты все узнаешь.***
– Мой Лорд! Я прошу о наказании за очень серьезный проступок! – Хм! Интересно... Вы с Северусом только вчера появились. Когда ты мог успеть "серьезно" провиниться? – ехидно поинтересовался лорд. – Да еще и так, что я об этом не знаю?! – Я не дома... – Гарри отчего-то смутился. – Это в школе... произошло. – В школе за тебя твой декан отвечает, – отмахнулся Десимус. – К нему и обращайся. – Он отказывается меня наказывать, – с раздраженным отчаянием проговорил мальчик. – Я несколько раз просил. Я надеюсь, что Вы, сэр, снимите с меня мою вину. – Ты действительно сильно провинился? – Да. – То есть твой декан знает про твой проступок и сознательно отказывает тебе в восстановлении справедливости... – Да. – Я не стану вмешиваться. – А что мне делать?! Мне больно! Вот тут, – Гарри положил руку на грудь. – И тут, – приложил пальцы к вискам. – И поднял на прадеда несчастные глаза. – Терпеть... Я научил тебя терпеть физическую боль, и ты с этим справляешься. Боль в душе терпеть труднее. Но я так понимаю, что твой декан придумал для тебя именно такое наказание. Терпи! Мы с тобой говорили о чувстве вины и постоянной боли, которая сопровождает почти всех людей, умеющих чувствовать. Не помнишь?***
– Что натворил Гарри? – спросил Десимус, когда они с Северусом остались вдвоем. – Что-то действительно серьезное? – И да, и нет. Я бы сказал, что Гарри не виновен. Но его безалаберность косвенно стала причиной беды. Гарри выгуливал по замку василиска. Вообще-то он не знал, что происходит. Слышал, как кто-то внутри стен жалуется на парселтанге, беседовал с ним, приободрял... Василиск выглянул однажды и встретился взглядом с девочкой, с которой как раз разговаривал Гарри. Василиск юный совсем, он сам испугался, когда девочка закаменела, и удрал. Без сомнения, Гарри не хотел, чтобы так получилось. Но как всегда не подумал, что его поступки могут привести к чему-то непредвиденному... Мы всё решили, не волнуйся. Девочку спасли. Василиска утешили. Всё уже хорошо, – поспешил добавить Северус, видя, как дед напрягается от беспокойства. – Что значит, утешили василиска? – вычленил главное лорд Принц. – Нашли его логово. Спустились к нему с Гарри. Поговорили. Объяснили, что с девочкой всё в порядке. А то он бедный причитал, что он не хотел, он не знал, что Гарри не один, он только хотел на друга посмотреть, а человеческий язык василиск не воспринимает как речь, вот он и не понял, что Гарри с кем-то беседует. Договорились, чтобы он больше не ползал по замку, обещали заходить в гости. Василиск живет в Тайной Комнате Салазара Слизерина. После смерти Салазара ему редко встречаются в Хогвартсе говорящие на парселтанге, вот его к ним и тянет. – То есть вы вдвоем с ребенком отправились на встречу с василиском? А если бы не сумели с ним договориться?! А если бы он тебе в глаза посмотрел? Мне кажется, это не Гарри, а тебя следует примерно выпороть! – Твое право... Я был совершенно уверен, что всё под контролем. Про василиска я читал в воспоминаниях Салазара. Гарри говорит на парселтанге. Опасности не было. Я рад, что Гарри не отправился к василиску один – впервые ему пришло в голову, что, возможно, перед приключением не мешает подстраховаться. Надеюсь, что повлияло чувство вины перед Гермионой. Он не может отделаться от ощущения ответственности. Подругу подставил, она пострадала, а по заднице он не получил. – Ты не считаешь, что для подростка это неподъемная ноша – нести в душе чувство виноватости без возможности его искупить?! – Десимус не преминул устроить внуку маленький экзамен по педагогике. – Нет. В Гарри я уверен. Он с этим справится. Он, конечно, пытается напроситься на розги, но я отныне при любом его "приключении" постараюсь всячески придумывать повод, чтобы доказывать, что порки он не заслужил. – Насколько я в курсе, ты не придерживаешься мнения, что порка – пережиток прошлого? – скептически дернулся уголок губ лорда. – Нет, разумеется. Мы с тобой уже говорили об этом. Ты меня воспитывал. Я ни разу не посчитал, что получил зря. И я не жалею своих учеников, когда они заслуживают. Тут вопрос в целях. Если человека постоянно наказывают, а он регулярно совершает действия, от которых его пытаются отучить, значит, метод не действует. И вместо того, чтобы долбиться в стену, нужно искать другой способ воздействия. – Не поможет. Любопытство детенышей и адреналиновая зависимость подростков – биологический закон всего живого. – Но тогда… – Да. Я не ставлю перед собой невыполнимых задач. Этот период взросления нужно просто пережить. У меня нет цели остановить Гарри. Моя цель – воспитать в нем определенные качества характера. – А мне важно, чтобы Гарри в Хогвартсе не вляпывался в приключения. Ну, хотя бы не делал это в одиночку. Мы с ним прочли всё про василисков, всё заранее обсудили. На всякий случай оба закрыли глаза, хотя змееусты имеют иммунитет против взгляда василиска. Сначала поговорили со змеенышем. Когда Фраглинг заверил, что закрыл третье веко, открыли глаза... Он славный малыш. И готов охотно поделиться разными хитрыми ингредиентами для зелий, которых больше ни у кого нет. – Маньяк! – Я должен убедить сына, что готов разделить с ним все приключения, что он не должен это делать без меня. Как говорил Долохов – "не лезть поперек батьки в пекло". Чтобы я мог его страховать, раз он все равно пытается сунуть руку в каждый капкан. Если бунт нельзя остановить, его нужно возглавить. – То есть ты намерен рисковать головой рядом с Гарри. – У меня нет выбора. – А если я буду в таком случае после ваших "приключений" наказывать тебя? Ты же понимаешь, что я найду, чем лично тебя пронять. – Переживу... Только... прошу вас, сэр... так, чтобы Гарри не знал. А то он со своим представлением о справедливости, увидев, что мне попадает за его поступки, решит, что это неправильно – подставлять меня, и отправится приключаться в одиночку. И я потеряю всё, чего удалось добиться благодаря случаю. – Гарри не узнает, – лорд Десимус испытующе вгляделся во внука. – Спасибо, сэр! – Ну-ну... – А еще… Извини за дерзость, но мне кажется, что ты ошибся в целях воспитания и привил Гарри ошибочную установку: проступок – признание – наказание – искупление. Я считаю своим долгом порвать эту цепочку. Такое, конечно, удобно в отношениях между вассалами и сюзереном, ты уверен, что ни одно нарушение в маноре не будет утаено от Лорда и не останется безнаказанным. Это хорошо для тех, кто не имеет своей воли, отдав ее на откуп господину. Но Гарри должен вырасти взрослым и самодостаточным мужчиной. Он навсегда останется нашим ребенком и нормально, если будет искать нашей поддержки и помощи, но совершенно ненормально, если он перекладывает ответственность за свое поведение на Лорда или декана. Безнаказанность и безответственность – антонимы, а не синонимы. Наказание должно служить всего лишь символом осознания для добросовестных и напоминанием для несознательных. А теперь ты можешь как Лорд наказать меня, если я в разговоре преступил грань допустимого, – ехидно сверкнув глазами, усмехнулся Северус Принц – профессор, зельевар, декан и отец. – А Дамблдора в этот раз ты не подозреваешь, как я понимаю? – Нет. В этот раз Гарри, судя по всему, справился сам.***
Домовик передал, что Лорд вызывает Гарри к себе в кабинет. – Гарри, у меня к тебе серьезный разговор. Ты просил тебя наказать. Тебе нравится, когда тебя наказывают? – Нет, – Гарри недоуменно поморщился. – Я хочу расспросить тебя. Считай, что ты на суде перед своим Лордом. Что ты чувствуешь во время наказания? – Боль. Я не люблю, когда мне больно, но я знаю, что боль – это плата. Я расплачиваюсь болью за совершенный проступок. – Тебе стыдно? – Нет. Вассал никогда не стыдится своего сюзерена. Я привык, что так надо. – Ты испытываешь страх? – Да, сначала мне страшно, что сейчас будет больно, но я знаю, что эту боль я могу перетерпеть. А вот потом... – Что потом? – Я боюсь, что не выдержу до конца. Под конец обычно становится слишком больно... Кажется, что больше нет сил лежать неподвижно, без стонов и крика, и мне действительно страшно, что следующий удар я не сумею перенести с честью... – Значит, страх и боль. С этим всё в порядке. А вот то, что вы, Наследник Принц, перестали испытывать стыд – непорядок. Конечно, вы не должны стыдиться меня. Это абсурд. Вассал не может стыдиться своего Лорда, что бы ни происходило. Но наказание – это всё же не тренировка выносливости и выдержки. Наказание – это завершающий аккорд чувства вины за содеянное. Вы должны испытывать стыд за то, что ваше поведение довело вас до необходимости получать наказание, унижающее ваше достоинство. Или вы не замечаете элемента унижения в этом процессе? Боль ведь можно причинять любым другим способом. Вы могли бы догадаться, что порка именно по ягодицам предназначена вызывать чувство стыда. Гарри давно стоял с горящими как раз от стыда щеками и ушами. И если бы мог, просто сбежал бы. Но воспитание ему не позволяло. Хотелось провалиться под землю, но он, вытянувшись по стойке смирно, не отрываясь смотрел прямо в глаза отчитывающего его лорда, как это требовалось при разборе полетов, и кусал губы. – Вероятно, – продолжал прадед, – я был неправ. Я чувствую свою вину в том, что плохо объяснил тебе ритуал наказания. Но надеюсь, что ты постараешься вникнуть. Последовательность "проступок-вина-наказание-забыли" – это ошибочное представление о справедливости. Когда я говорил тебе, что ты должен расплачиваться за свои проступки, я, очевидно, что-то говорил не так. Если речь идет о расплате, то, как ты думаешь, что получает сюзерен, наказав своего вассала? Удовольствие от того, что причинил боль? Мальчик явно находился в замешательстве, не догадываясь, что от него требуется. – Удовлетворение сюзерена в том, что он видит, что всё понято правильно и проступок не будет повторен. А значит, цепочка должна быть следующей: "проступок-осознание-раскаяние-желание исправить содеянное". Наказание должно быть завершающим штрихом глубокого раскаяния, а не предметом купли-продажи "проступок-порка" и не желанием избавиться от чувства вины: мол, высекли – значит, уже не виноват. Поскольку сделать проступок небывшим невозможно, то возникает идея воздаяния: желание провинившегося испытать нечто настолько неприятное, чтобы оно перевесило те плюсы, которые послужили побудительной причиной к совершению проступка. А что может быть достаточно неприятным для ребенка и подростка? Комплекс ощущений стыд-страх-боль, чтобы этот опыт врезался в память и напоминал о проступке памятью тела. Напоминал, а не наоборот. Стыд должен останавливать, по моему мнению, эффективнее, чем страх и боль. А тебе, стало быть, не стыдно, что я тебя наказываю? Может, заменить порку на что-то другое? Хочешь походить недельку с желтой лентой на шее? (Это было распространенное в маноре наказание подданных за несерьезные, но глупые или зазорные промахи. И Гарри оно казалось куда страшнее порки). Нет? Не хочешь?! Ну, так думай следующий раз перед тем, как совершать глупости. Гарри измучился, слушая проповедь прадеда. Уже пылали не только щеки и уши, краска сползала по шее на грудь. – Ты должен испытывать желание почувствовать муку в качестве твоей внутренней расплаты за проступок, а вовсе не хотеть избавиться от чувства вины. Если чувство вины для тебя мучительно, а боль кажется избавлением – это не наказание, а наоборот. К тому же на деле наказание вассала совсем не обязательно должно быть физическим воздействием. Это может быть лишение каких-то привилегий или материальных благ, изоляция, игнорирование, потеря места в схеме вассалитета, выполнение каких-то неприятных, унизительных или бессмысленных действий, тотальный контроль... Тем более если господин сильный маг. Можно наказать появлением пятен лягушачьей или змеиной кожи, ослиных ушей или губ до подбородка, неприятными, но неопасными хворями, в виде чесотки или бородавок, и прочим, прочим, прочим. Но всё это не глумление, а скорее символический договор: я демонстрирую свое неодобрение и власть, а наказываемый – что понимает свое место и признает мое право. И готов подвергнуться наказанию – как символ раскаяния, а не отпущение вины. Я никогда не буду жесток со своими людьми. Это мое нравственное табу. Наказание всегда следует соизмерять и с серьезностью проступка и с силами человека. Ты же понимаешь, что от порки очень далеко до пыток. А если бы целью было сделать человеку максимально больно, причинить ему настоящую муку... для этого надо бы НЕ ЕГО пытать, а заставить его смотреть на страдания любимых. Особенно, если они станут думать, что ты их предал, и ты тем самым будешь лишен возможности поддержать их хотя бы морально. Попробуй представить, что ты будешь чувствовать, если кто-то на твоих глазах издевается, ну, скажем, над Мили, а она истошно жалобно мяукает и смотрит на тебя недоумевающим взором: почему ты ее не спасаешь? Наказывать своих вассалов не только право, но и обязанность сюзерена. И касается это любого из моих подданных, которые по большому счету отвечают только передо мной. Я поставлен их судить и казнить, женить и разводить, делегировать кому-то из них право руководить другими и отнимать его. И если вдруг что-то не так, любой ко мне обратится за помощью, защитой и справедливостью. И пока мы не разорвем эту связь, я перед Магией отвечаю за каждого, кого взял под свою руку. То есть Магия со своей стороны не накажет никого, что бы он ни сделал, а взыщет его вину с меня. – Кроме домовиков. – Кроме домовиков. Каковы их отношения с Магией, людям не понять. При этом они не могут быть человеческими подданными. А вот каждый вассал знает, что, провинившись всерьез, он имеет право вымолить себе наказание, если раскается... Иначе – порванная связь и навсегда забытый Принц-манор. Слишком или не слишком жестоко, зато кардинально. И сам себе хозяин, и отныне сам отвечаешь перед Магией и Сущим. И со своей совестью разбираешься сам. Я ошибся и, сосредоточившись на воспитании стойкости, упустил философскую сторону. А это не менее важно. Если ты принимаешь наказание как свою внутреннюю потребность исправить содеянное, тогда и я чувствую удовлетворенность от того, что помог тебе научиться преодолевать какие-то соблазны, будь то лень, нежелание думать о последствиях или желание испытать адреналиновый всплеск. Но если ты не считаешь себя виновным, или если ты думаешь, что твоя боль нечто вроде дани в оплату за удовольствие или замена одной боли другою – то зачем это мне? Пока ты был маленьким, всё это умствование было для тебя недоступно, и я считал своим долгом просто приучить тебя отвечать за каждый проступок. И, очевидно, моя вина, что я не заметил вовремя, что тебе нужно объяснить внутреннюю логику проступок-наказание. Прости меня, пожалуйста, что я пустил на самотек формирование твоего взгляда на этот процесс, – Лорд на полном серьезе взглянул в глаза правнука. Ну вот! Лорд еще и просит прощения, окончательно повергая в пучину стыда! Мало ему того, что засмущал Гарри, заставив почувствовать себя глупцом. Гарри привык "отвечать" за свои проделки. Но "хотеть"... Если не считать нынешнюю ситуацию – с Мионой, то хотел наказания он лишь однажды, когда Тео... До сих пор страшно вспоминать. Нет, вероятно, Гарри был еще слишком юным, чтобы чувствовать вину в случаях, когда рисковал своей головой. Представить всерьез, что с ним случится беда, а родные будут захлебываться горем, он даже не пытался. Теоретически он знал, что за него волнуются, но "приключаться" было так кайфово! При этом в его шалостях не хватало одного из важных элементов, присущих забавам подростков. Дополнительного привкуса опасности: не от самой проказы, а от того, что на ней могут поймать. Вероятно, делающего озорство еще более волнующим, более азартным – в стремлении не попасться. И порождающим дополнительные усилия – попытки провернуть свою выходку по-тихому. Нет, конечно, Гарри тоже старался не попасться. Раньше времени. Чтобы успеть проделать всё задуманное. Потому что дальнейшее для него было однозначным. После удачного или не очень завершения авантюры Наследник сам приходил к Лорду с докладом: "Мой Лорд, разрешите вам рассказать..." Слегка царапало беспокойство, сочтет ли прадед проступок заслуживающим наказания, или ограничится разговором, но это никак не влияло на сам поступок. Приключение от этого не теряло своей прелести, а к розгам он был готов заранее. Но он их вовсе не жаждал! Спасибо, у Лорда список провинностей не такой уж большой. Многие из слизеринцев за что только не получают дома! За малейшее нарушение этикета, за оценки... Винсент после своих "отвратительно" и "слабо" на воскресенье домой отправляется с такой обреченностью! А Тео вида не показывает, что ему страшно, но надменная холодность, неестественно выпрямленная спина и гордо вскинутая голова говорят сами за себя. Нотта каждое воскресенье секут, и не только в качестве наказания за проступки, если таковые были, но и "для порядка". После поступления в Хогвартс субботнюю порку, принятую у них дома, пришлось для него передвинуть. Целый день вести себя с требуемым великосветским лоском, зная, что ждет тебя вечером! И так каждую неделю! Десимус никогда не упрекал Гарри за плохую учебу. МакГонагалл постоянно выставляет Гарри "отвратительно", а прадед только посмеивается. И в детстве лорд не разрешил ни одному из учителей применять к наследнику наказания, ни если тот шалил, ни если что-то не ладилось в выучивании урока. Хотя некоторые пытались убедить, что использование розог в учебном процессе как по волшебству улучшает понимание материала, а указка на раз исправляет неаккуратность почерка. А лорд язвительно заявлял, что он охотно сменит педагога, не способного увлечь ребенка. – Ну, что скажете, вразумление вышло достаточно вразумительным? – скаламбурил прадед. – Да, – от смущения у мальчика сводило язык, и ответ прозвучал не четко, но прадед не заставил повторять. – Спасибо, мой Лорд! – Можете идти.***
Старую часть парка никто не чистил от снега. Гарри сидел над замерзшим озером на низкой ветке и размышлял. Его грызла вина перед Гермионой, которая могла серьезно пострадать из-за его безалаберности, и перед Фраглингом – малыш так перепугался... Гарри хотелось избавиться от чувства вины привычным способом. Чтобы его крепко высекли, как в тот раз, после происшествия с Тео. Тогда помогло. Хотя он и не представлял, сколько же его пришлось бы сечь теперь, чтобы запороть до потери сознания. От страха сводило холодом низ живота, но он был готов. Однако и Северус, и Десимус отказались его наказать. Про селфхарм Гарри всерьез не помышлял. Конечно, любая физическая боль на минуточку отвлекала от боли в груди. Но это было совсем не то. Причинять боль себе самому было глупо. Гермиона вовсе на него не обижалась. Он предлагал ей в отместку сделать с ним что-нибудь... Чтобы он или корчился от боли (Круциатус, например – он ее научит)... или допустим, он выпьет какой-нибудь яд, а она запрет его и пойдет за противоядием, а ему придется ждать, не зная, а вдруг ей не удастся вернуться вовремя... или унизить его как-то на глазах всего Хогвартса... Это было бы правильно. Она пострадала... Гермиона впала в ступор и, наверно, только поэтому дослушала его... А потом ТА-АК рассердилась... и сказала, что если он еще хоть раз... даже намекнет... Она с ним рассорится навсегда. Потому что он идиот, если говорит такое. А Фраглинга никак просить нельзя. Он-то хвостом отходит будь здоров, но ничего же не поймет. Он ребенок, для него всё будет вроде игры. А где-то там отложится в подсознании. И... Это же растление малолетних получится. Фу!.. Мерлин! До такой гадости додуматься!.. Совсем с ума сошел! Тут еще прадед ему прочел эту лекцию... У Гарри вспыхнули щеки от одного воспоминания. Гарри предчувствовал, что при следующем наказании он сгорит от стыда. Стыда, что он, взрослый парень, ведет себя так, что Лорд вынужден применять к нему унизительное наказание, чтобы расшевелить в нем замешательство и достучаться до его разума. А дед неизбежно найдет повод закрепить урок. И боль. Дед сказал, что душевная боль – это тоже боль. И терпеть ее нужно точно так же, как физическую – сворачивая себя в бараний рог и сжимая зубы. И благодарить всех Богов, что не произошло непоправимого. Ведь тогда с этой болью приходится сосуществовать до конца жизни.***
А Альбус Дамблдор тем временем глубоко недоумевал. Том никак себя не проявлял. При том, что имя Тома Реддла в Книге Душ оставалось зеленым. Прошлогодние приключения Гарри прошли как по нотам. В этом году директор тоже раздумывал, что бы такое придумать... Пока не понадобилось. Случай с Гермионой тоже в копилку пошел. Вон как Гарри дежурил около нее, и как за мандрагорами Северуса гонял... И как они зелье готовили... и девочку спасали... Отличный случай. Хоть и непонятный. Только Гарри ходит как в воду опущенный. Надо бы его встряхнуть. Но куда всё-таки Том делся? Пора бы ему объявиться. Обеспокоенный Дамблдор чуть ли не каждый день проверял, что там с Томом. Книга регулярно демонстрировала, что Темный Лорд жив.