Машка и Медведь

Машка ужастики искренне любила. Но папа всегда говорил, что в жизни и без них страха хватает, надо искать везде светлое, позитив, вот девушка и не совала лишний раз нос во всякие мрачные вещи. Но когда в новостях появилась информация об Ирине Сафоновой, взорвавшая почти все каналы и группы в интернете, Машка от едкого привкуса пепла на языке никак не могла отделаться. Гремел каждый уголок медийного пространства: девушка зашла в лифт после кино и исчезла. Историю обсуждали на улицах, у подъездов, в школах и магазинах, в университетах и на автобусных остановках. И несмотря на то, что ситуацию с папой Машка заткнула так глубоко, как только могла, червяк сомнения снова зашевелился в ней спустя 7 лет. Отчасти произошло это из-за неосторожно брошенного Катей слова. ... После школы четверо друзей искренне и отчаянно пытались поддержать свои отношения в том же близком тепле, в каком они были все годы до этого. Долго думали, обсуждали, спорили, а потом Люся стукнула кулаком по столу, как всегда делала, если к консенсусу прийти никто не мог, и заявила авторитетно: - Поступаем в пед! Петька ещё попытался возмутиться, мол, какой из него пед, он очень даже гетеро, за что получил от Люси подзатыльник, а Катя лишь вздохнула с облегчением и радостью - она грезила стать учительницей, кажется, ещё со времён детского сада. Машка помнила, как та с придыханием рассказывала ей: "... а потом звенит звонок, я вхожу в класс и говорю им с гордостью: "Здравствуйте, дети, меня зовут Екатерина Дмитриевна, я ваш учитель!", а они смотрят на меня глазами, ищущими знания, которые только я им и могу дать..." Машка на это улыбалась всегда, обнимала подругу за плечи, притягивала к себе и ворковала ласково на ухо: "Конечно, Катюш, так и будет!" Нежная, задумчивая Катя вызвала в девушке трепетные, дрожащие от хрупкости чувства. Люся была от педагогики далека не так, как Петька. В девятом классе приняла решение стать преподавателем английского языка, поставив ультиматум своей армянской семье, которая пророчила ей семейную карьеру. Люся задушила мечты отца о внуках на корню, сообщив, что замуж выйдет только после того, как выпустит свой первый класс, а детей рожать и вовсе пока не планирует. Господин Оганесян тогда чуть инсульт не схватил, правда, отчего-то прижимая руку к сердцу, а не к голове, как было бы логичнее, на что скупая и холодная эмоционально дочь заметила сухо, что такие манипуляции с ней не пройдут и решение уже принято, а его попытки симулировать удар останутся без ее сочувствия. Папе пришлось перестать измерять давление, смириться, покорно кивнуть и оплатить дочке репетитора. Петька занимался спортом. Откровенно говоря, Петька чем только не занимался, начиная от конкура и греко-римской борьбы, а заканчивая шахматами и игрой на фаготе. Более увлекающегося человека Машка в своей жизни, кажется, не встречала: Петьку Давыдова интересовало абсолютно все. Казалось порой, что именно он, а не 67 разных авторов, написал серию книг "Я познаю мир". Именно поэтому сомнений в том, что Петькины возмущения насчет вуза беспочвенны, не было ни у кого - поворчит-поворчит и перестанет, а потом ещё и за уши не вытянешь. Что же до Машки... Она просто была не против. Особой любви к педагогике не питала, но расставаться с друзьями не хотела, да и доводы Люси находила вполне себе разумными: "Там факультетов тьма, не хочешь быть учителем русского - иди в биологию, не нравится биология - можно физкультуру попробовать. Каждый из нас сможет найти что-то себе по душе!" Машка, по сути, вообще ничем в жизни заниматься серьезно не планировала, плыла по течению, резонно полагая, что рано или поздно встретится на ее пути очередной сказочный булыжник с "направо пойдешь" и она нырнет интуитивно за поворот, а там будь что будет! Бабушка с дедом казались вечными, хоть последний и скрючился заметно за прошедшие годы, и Машка верила, что так будет всегда. Думать о другом было больно. Поэтому она пораскинула теми мозгами, какие имела, прикинула все за и против и решилась, заручившись Катюшиной поддержкой. Поступить удалось с огромным трудом. Туда, куда Машка протиснуться планировала, мест для нее вообще не было, куда рассматривала на "половинку шишечки" - не получилось, а вот куда точно не думала и не предполагала - вдруг прошла. Машка прикидывала так: попробую поступить вместе с Катюшей на филологический (не зря же "Каштанку" читала), не получится - пойду с Петькой физруком, благо шустрая и спортивная, пусть и тощая. А не сдюжу на физвос - сунусь в географию, потому что это вообще, наверное, мало кому надо. Но Машку не рассматривали ни как учителя русского и литературы, ни как географа, ни как физрука. В биологии она была не сильна, от математики вообще шарахалась, как от бубонной чумы. Впору было начинать паниковать. "Попробуйте подать документы на факультет дошкольной педагогики, - робко предложила ей одна из студенток, которая сидела на приемке. - Туда конкурс послабее, в основном все в училище идут, в дошколке высшее же не обязательно..." Машка покосилась на нее с недоверием, которое незнакомцы редко могли рассмотреть в ее чернющих глазах, пожала плечами, хмыкнула и ради прикола последовала ее совету. Так, с лёгкой руки неизвестной девушки из приемной Машка стала претенденткой на звание воспитателя в детском саду. Ржали долго. Катюша держалась до последнего, дёргая ртом, как в эпилептическом припадке, пока Люська с Петей валялись по полу в ее комнате, ухахатываясь. - Джентльмены удачи, бля, помните фильм? - почти выл в агонии Петька, хватаясь за живот. - Ты чему малышню научишь, Машка? Материться? Она фыркнула и отмахнулась. - Мне главное диплом, а там решу. Создам армию мелких, которые будут подрезать кошельки у иностранцев на Красной площади, чем не бизнес-план? - заметила она спокойно, наблюдая краем глаза, как Катя на ее стареньком компьютере внимательно вчитывается в строки статьи. - Катюш, ты чё там? Та замешкалась, сощурилась и обернулась. - Да... - покраснела и мягко подруге улыбнулась, качая головой. - Я все про Сафонову... - Машка невольно напряглась, но вида не подала. - Ее парня арестовали, допрашивают, планируют подключить полиграф... Ну а родители? Почему же они не выясняют ничего, а просто ждут? Машка повела плечом, мыслями медленно перетекая в кусок жаркого лета, который достался им после сдачи вступительных: вот бы на речку сгонять к Люське на дачу, наесться дикой малины с куста и до глубокой ночи слушать пение лесных птиц! - А что они должны делать? Этим пусть следствие занимается, - авторитетно заметила Люська. Катя нахмурилась. - Я бы руки не опустила. Все выяснила бы сама. Машка вздрогнула. Когда отца нашли и похоронили, скручиваясь в безумии ужаса и отчаяния, она думала об этом лишь мельком: что может решить двенадцатилетняя девчонка, которая даже с бабкой, запретившей поехать на кладбище, справиться не смогла? Потом, разорвав себя на части и собрав снова, Машка, выйдя из комнаты в новый мир без папы, поклялась себе вообще этой темы вслух не поднимать. Благо ни ее друзья, ни соседи, ни тем более бабушка с дедушкой никогда специально об Иване с ней не говорили. Хотя и упоминали его - всегда мягко и просто, без надрыва, словно не о сыне почившем говорили, а о персонаже из произведений Гоголя. Машка так глубоко боль свою затолкала, обмотала сосудами, впечатала во внутренности, что та хоть и ныла вечно, но тихо. Не отвлекала никогда от дел повседневных. Однако после Катиных слов будто набухла, раздулась и лопнула, оглушив Машку своей простой истинностью - а почему она все эти годы просто сидела? Просто жила, а не пыталась разобраться? Просто смирилась с тем, что сказали долгих семь лет назад, осквернив даже своим предложением чистый и светлый образ ее отца - напился и под машиной сгинул? Машка закостенела вмиг, черные глаза превратились в две бездушные стекляшки, руки повисли, она задышала, как загнанная лошадь, не видя ничего перед глазами. "Я бы руки не опустила! - звенели в ее голове Катюшины слова. - Я бы выяснила!" - Маш... Машка! - Люсин голос пробился сквозь оглушительный вой черных мыслей, а несколько пар испуганных глаз уставились с таким участием, что Машка невольно смутилась. Фыркнула, наморщила нос, взъерошила коротко стриженные, как у пацана, волосы, осматривая друзей чуть пьяным от нервов взглядом. - Все окей, - буркнула она торопливо, а потом схватилась в спасительном жесте за мятую пачку сигарет. - Просто... - Маш... - Катюша развернулась на крутящемся компьютерном стуле, заглядывая с волнением в глаза подруги. - Все нормально? - Да я подумала... - Машка поежилась, передернув плечами. - Я же ничего не сделала... Вообще. Нихуя. Люся нахмурилась, а Петька нервно зыркнул в ее сторону, поджимая губы. Катя доверительно положила руку Машке на плечо, едва сжимая мягкие ласковые пальцы. - Маш, это было давно, ты же совсем девочкой тогда... - Не, - Машка затрясла головой, сжимая в губах незажженную сигарету. - Нихуя - оно и в двенадцать лет нихуя, Кать... Друзья, Машка видела, выглядели подавленными и огорченными: на губах Люси, плотно сжатых, играла досада, словно это она была причиной всех Машкиных бед, Петька скис, опустив понуро голову, а Катя выглядела так, будто была на грани истерики. - Зря я сказала... - пробормотала она с тревогой, виновато посмотрев на Люсю. - Не подумала, простите. Машка вздрогнула и покосилась на подругу острыми черными глазами. - Мне давно пора было это сделать, - сказала она решительно. - Машка, не дури, - пошла в наступление Люся. - Это было семь лет назад. - После драки кулаками не машут! - поддакнул Петка, получив от армянки испепеляющий взгляд. - Тогда-то было все непонятно, а сейчас что ты можешь сделать, ты подумала? - не унималась Люся. - Люди свою работу провели. Дядю Ваню жалко, очень жалко, но это его не вернёт. Машка с силой сжала в губах сигарету. Справедливости ради, она прекрасно понимала, как права подруга: действительно, что можно сделать сейчас, когда даже от старого "Жигуленка" не осталось, кажется, и покрышки? Да, ей больше не двенадцать, но и в девятнадцать мало что менялось - Машка могла заглянуть в интернет, узнать разве что название деревни, близ которой все и случилось, а дальше что? Ивана Машкова это бы не вернуло. Но девушка остро чувствовала крошечную, острую, как булавка, болезненную точку, кипевшую серебром внутри ее тела: папу она не вернёт, но вполне может вернуть себе себя. Ведь когда-то она была совсем другим ребенком - любимым, нежным, который целовал и обнимал в ответ, а не щетинился, стараясь укусить первым. Когда-то она носила милые косички и платьица с пояском, а не кольцо в носу и папины растянутые временем свитеры. Машка себя другой помнила хорошо, встречала себя такую, милую и улыбчивую, во снах, куда заглядывала голодной после напряжённого дня, потому что только там можно было встретить папу. Они болтали, ходили в зоопарк, где она, хохоча, тянула к жирафу с противно-фиолетовым языком руки, а Иван Машков за спиной урчал, как домашний сытый кот: "Машка, осторожно, смотри, чтобы пальцы тебе не оттяпал!" А потом они шли в кафе, где девочка заказывала себе порцию свиного шашлыка и "Спрайт", от которого голова кружилась и в носу щекотало. Машка тосковала по ночи. Ждала ее с нетерпением, словно весь день ей приходилось быть в чужом мире и только с приходом темноты она могла позволить себе вернуться в свой. А наутро все повторялось: опять непроходящая головная боль, изматывающая и настырная, от которой Машка зверела за секунду, снова сигареты, в сизом дыму от которых она могла спрятаться и передохнуть, снова растянутый папин свитер, его же джинсы, мешком висящие на узких бедрах, грязные кроссовки и бесчисленное количество браслетов на руках, которые не давали ей забыться в гнетущей депрессии. Они были крошечными ниточками, проводниками в тот мир, где цветное улыбалось черному, где хотелось носить платья, слышать в ухо: "Славная ты у меня девчушка!", и снова, снова тянуть руки к огромному жирафу, заливисто хохоча от собственной беспечности. ... - Меня, - Машка решительно клацнула зубами, посмотрев на Лусине строго. - Это вернёт меня. Люся закатила глаза. - Прекрати, - покачала она головой. - Это понятная реакция, ты просто накрутила себя, перенесла на свою историю то, что произошло с Сафоновой, но это не ты, Маш! - ее глаза цвета шоколада вспыхнули. - Это просто история, такая же печальная, как и твоя. Которая тоже рано или поздно закончится. Машка вздрогнула и нахмурилась. От этого слова ей хотелось сбежать так отчаянно, как только можно: сорваться с места, оттолкнуть Люсю в сторону, закричать ей в лицо: "Нет!" и визжа, словно падающий на Землю осколок кометы, пронеслись мимо, чтобы больше не слышать того, что та сказала. Как сильно Машке хотелось поставить в истории папы точку, так же сильно ей хотелось прибавить после ещё парочку, чтобы это было не "прощай", а "до свидания", чтобы закрыв дверь, она все же могла позволить себе хотя бы заглянуть в распахнутое окно. От страха, накатившего в момент, Машка побледнела щеками, подскочила торопливо с места, проходя к окну и закуривая в форточку. Обожгло табаком лёгкие, она прикрыла глаза, с наслаждением втягивая полную грудь едкого дыма. Жжение прокатилось по горлу, спустилось в пищевод, растворяясь там, втягиваясь в кровь. - А что если я хочу? - спросила она задумчиво, всматриваясь до боли в глазах в сумерки за окном. - Ты сильный и волевой человек, это желание можно преодолеть, - отрезала Люся, тоже поднимаясь с места за ее спиной. - Машк, это дохлый номер. При любом раскладе. Машка упрямо поджала губы, сощурилась, касаясь взглядом изъеденного временем бетонного фонарного столба с невнятно мигающей лампочкой. Он стоял так близко, что легко можно было рассмотреть в жёлтом свете несколько обтрепанных объявлений о поиске квартиры семьёй славян, которые на поверку окажутся тридцатью девятью узбеками; бодрое фото Леонардо Ди Каприо с подписью "Ремонт компьютеров", обещающего удалить вирусы и установить Виндоус; но больше Машку привлекла невнятная бумажка с кривыми, написанными фломастером буквами: "Завтра никогда не бывает сегодня". Сказки Машка не любила. Машка любила ужастики. А вот ее папа сказки отчаянно любил, трепетно открывая красочную книгу "Алиса в Стране чудес", воркуя из старого кресла: "Что толку в книжке, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?" Он зачитывал ее до дыр, как и многие другие сказки, именно поэтому Машка знала почти каждую известную цитату наизусть, вот почему сейчас не смогла отвести взгляда, очнувшись лишь когда сигаретный фильтр опалило жаром, припекая губы. Она вздохнула, обернувшись к взволнованным друзьям, обвела взглядом Петьку и Люсю, посмотрела в тревожные глаза Катюши. - Маш, все секреты давно уже на Хованке, - с тоской протянула Лусине, разворачиваясь к двери. - Это больно и противно, но так бывает, если это про смерть. Машка смерила подругу хмурым взглядом, но промолчала. Она слишком хорошо знала девушку, чтобы не спорить, хотя в голове уже шумели мысли о том, как она доберется до деревни Дубки, где нашел свою погибель папа. Она мельком зыркнула на Катю, не сумев спрятать за чернотой глаз свои размышления, но та лишь покачала головой, отводя взгляд: если Люсю все считали пробивной и упрямой, то про Машку вполне можно было сказать: оторва. И Катюша, которую решительная, отчаянная подруга неоднократно спасала из неприятных передряг, отлично это понимала. "Завтра никогда не бывает сегодня, - рассуждала Машка, провожая друзей по домам, проговаривая заученные до автоматизма строки. - Разве можно проснуться поутру и сказать: «Ну вот, сейчас наконец завтра»?" И она хорошо помнила, как папа смеялся, морща нос, прикрывая рот ладонью и сверкая глазами: "Можно, Машка! - говорил он искренне. - Если хочется, то можно все, что угодно!"