Кинозал для психопата

      — Вэй Ин?.. — Лань Ванцзи перестал его понимать после этой провокационной фразы, хотя едва ли понимал и до неё; всё, на что хватило его сил — выдохнуть имя, за последние дни превратившееся в мантру, и замешательство это не укрылось от случайного гостя.       — Ох, Лань Чжань, да шучу я! — быстро замахал руками Вэй Усянь, и неловкость, повисшая между ними, удвоилась. — Снова, как видишь, шучу… Такой уж я странный. Прости.       Слово извинения почему-то садануло наждачкой. Запоздало сознавая, что по собственной вине пропустил момент, когда его, кажется, неприкрыто соблазняли, Лань Ванцзи резко выпрямился, сделавшись отстранённым и холодным; все эти метаморфозы находили в Вэй Усяне немедленный отклик, и юноша моментально сник.       — Если я вдруг тебе мешаю, гэгэ…       — Нет! — резко выпалил Лань Ванцзи: получилось властно, хотя в действительности он просто испытывал ужас от мысли, что гость его сейчас соберётся и уйдёт. Этого нельзя было допустить, и он стал лихорадочно соображать, как себя ведут люди, принимая гостей: традиционный этикет для случая не годился, из гостей неофициальных ему приходилось принимать только дядю и брата, и паника в нём разрасталась, принимая масштабы космической чёрной дыры. Наученный всегда без исключений держать лицо, с детства вышколенный не подавать виду, что бы ни творилось у него внутри, Лань Ванцзи застыл соляным столпом, продолжая гонять по кругу неповоротливые глупые мысли, и всё могло бы рассыпаться карточным домиком, если бы Вэй Усянь не спас ситуацию своей подростковой непосредственностью.       — Лань Чжань, а, Лань Чжань… А можно я все-таки бинты эти ужасные сниму? — спросил он, недовольно надув губы и подергав за уже изрядно бахромящийся край марлевой тряпицы. — Я, видишь ли, даже приборы такой рукой держать не смогу… как же мы будем ужинать?       Напоминание об ужине сдвинуло Лань Ванцзи с мёртвой точки; уцепившись за эту затею и полностью проигнорировав вопрос про бинт, он с облегчением велел Вэй Усяню посидеть на диване, пока сам всё устроит.       Одна из отличительных особенностей его быта заключалась в том, что дома Лань Ванцзи не завтракал, не обедал и не ужинал — даже чай, и тот редко пил; деньги у него всегда водились в достатке, уровень дохода семьи позволял не тратить драгоценные минуты и часы на приготовление пищи, а потому сейчас он оказался пойман врасплох. Схватился за мобильный телефон, выискивая ближайшие заведения с доставкой, что-то в спешке заказал — сам не понял, что именно, но много и острое, — а затем, отложив телефон на журнальный столик, обернулся к гостю, всё своё внимание сосредотачивая на нём.       С гостями, как уже упоминалось, Лань Ванцзи обращаться не умел.       С потенциальным возлюбленным — не умел тем более. Страх что-нибудь испортить перекрывал кислород и буквально физически душил его, когда он с жадностью бедуина, заблудившегося в пустыне и взалкавшего, смотрел на Вэй Усяня. Смотрел, как тот развязно откидывается на спинку дивана, и кожаная куртка сползает с его левого плеча, как устало запрокидывает голову, и на тонкой шее острее проступают из-под ворота растянутой футболки ключицы и кадык, как вытягивает соблазнительно-длинные ноги, которые хочется схватить, раздвинуть и…       Дальше представлять было страшно: Лань Ванцзи и без того ощущал, как горят его уши — признак, выдающий с детства, — и как плывут перед глазами, плавясь и стекая больным эфиром, пол, стены и потолок.       — Еду привезут через час, — бросив взгляд на экран мобильного телефона, между тем, как ни в чем не бывало, спокойным, ровным и ничем порочным его не выдающим голосом проговорил он. — Ты можешь пока пойти в душ. Я… приготовлю постель тебе чуть позже.       У него не было в квартире иных комнат, кроме гостиной и спальни, но если в спальне будет спать он сам, то гостю следовало постелить здесь, на диване, а сделать этого Лань Ванцзи не мог до тех пор, пока им не привезут еду: кухни в этих апартаментах для богатых и избалованных жизнью дельцов попросту не существовало.       Не предусматривалось такого помещения изначально в их архитектуре.       Вэй Усянь наконец догадался. Повертел головой, пересчитывая двери, присвистнул и с удивлением спросил:       — Ох, Ханьгуан-цзюнь, да как же ты здесь живёшь? Какой ты, однако же, непритязательный человек! — но послушно поднялся с дивана и, сопровождаемый Лань Ванцзи, старающимся изо всех сил быть деликатным, скрылся за тонкой створкой душевой.       Тогда только Лань Ванцзи запоздало сообразил, что не дал ему ни халата, ни свежего полотенца.

🎞🎞🎞

      Халата у Лань Ванцзи так и не нашлось — зато вместо него подвернулись под руку светлая сорочка и светлые спортивные штаны, вроде бы даже из одного комплекта домашней одежды. С горем пополам, извиняясь за вторжение, он приоткрыл дверь душевой и на вытянутой руке просунул всё это в узкий проём. Ощутил, как по его запястью мазнули влажные пальцы Вэй Усяня, сгрëбшего одежду, чуть не умер от моментально подскочившей температуры и, пошатываясь, поплелся в прихожую, где так и простоял, пока не приехал курьер. Вырванный из оцепенения звонком от охранника по внутренней связи, он подтвердил заказ, забрал еду, принялся расставлять её на столе и, лишь на этих несложных действиях немного придя в себя, встретил выбравшегося из душевой гостя уже адекватным и успокоившимся.       Но успокоение его моментально испарилось снова, стоило только ему узреть Вэй Усяня, избавившегося и от куртки, и от своих подростковых шмоток, и от злополучных бинтов, и даже от резинки, которой обычно крепил волосы в высоком хвосте: всё это он держал в руках неопрятным комком, представ взору Лань Ванцзи непривычно домашним и трогательным. Мелкие капли поблескивали на его шее и лице; волосы, чуть вьющиеся от воды, а потому взъерошенные и путаные, ниспадали чёрным водопадом, струящимся аж до самых ягодиц. Переминаясь босыми ногами на чистом, но прохладном полу, утопая в не по размеру большой сорочке и придерживая рукой штаны, норовящие вот-вот сползти с его тощей задницы, он весело хмыкнул и нагло сообщил:       — Ты уж не обессудь, гэгэ, если я случайно их потеряю, — а бесстыжая рука, будто нарочно издеваясь, ухватила пояс и оттянула, демонстрируя, сколько там ещё оставалось свободного места: Лань Ванцзи, хоть и был стройным и худощавым, но телосложение имел мускулистое, и в штаны, если постараться, можно было впихнуть ещё целую половину Вэй Усяня.       Видя, что шутку его должным образом не оценили, и что хозяин дома лишь глядит на него в растерянности, Вэй Усянь прицокнул языком и, бросив уличную одёжку прямо на пол, плюхнулся на диван перед расставленной едой.       — И вино, гэгэ? — обрадовался он, заметив на столике среди блюд бутыль из матового стекла с японской сливой на этикетке. — Ну, ведь сегодня-то ты точно не откажешься выпить со мной? Ты же не за рулём.       Лань Ванцзи незаметно сглотнул застрявшую в горле пустоту.       Он действительно был не за рулём, но катастрофа могла случиться и так. И без автомобиля, без трассы, без сторонних участников.       Достаточно было с лихвой и их двоих.       — Вэй Ин, — медленно начал было он, но потом вдруг резко передумал, осёкся. Махнул на всё рукой: — Да, конечно. Выпью.       Вэй Усянь обрадовался, заулыбался так широко, словно его в колледже впервые не выгнали за болтовню, а выдали за неё же медаль. Он даже сам бросился откупоривать бутыль и, надо признать, справился с задачей лучше, чем смог бы неискушëнный в распитии алкоголя Лань Ванцзи.       Что же до самого Лань Ванцзи…       Тот взирал на всё, что происходило прямо сейчас между ними, в оцепенении, похожем на древнее колдовство: выращенный в благочестивой семье, которая, к тому же, волокла за собой память старинного и знатного рода, столь же аскетичный, сколь и — втайне от родни, порицающей подобные качества, — высокомерный, он никогда за свою жизнь никого не хотел и не любил. Все свои силы, время и энергию он привык вкладывать в ведение бизнеса, и творящиеся с ним метаморфозы стали личным катарсисом, который он, впрочем, довольно легко и смиренно принял.       Как принял и рюмку, с самым заговорщическим видом поданную ему возбуждённым Вэй Усянем. Заглянул в сливовое вино — как в омут нырнул — и залпом её осушил.