I
Дане снился Сима до самого утра. До самого утра вставал на коленки, прогибался в спине и просил, подставляясь под ласку. Будильник звенел уже пятый раз… и пятый раз на самом интересном… и, выключая его снова, Даня вдруг посмотрел на время. И тут же вскочил. Он опаздывает. А машина сломана. Какая поганая, знакомая мысль: она, блин, в ремонте. Даня носится по квартире. Второпях умывается. Одевается он с зубной щеткой во рту. Затем, взъерошенный и неспавший, он застывает в прихожей перед запертой дверью в гостиную. Обувается и, выпрямившись, забирает волосы назад, пропуская через пальцы. И думает, что точно пожалеет… но всё-таки заглядывает. Заглядывает, задержав дыхание. Сима лежит под одеялом, свернувшись в клубок. Раскрывает глаза на шум, чуть поворачивает голову, ловит в фокус. Даня говорит: — Привет. — Привет… — Спал? Сима качает головой. Но больше трется щекой о подушку. — Слушай, малыш, я прозевал будильник. Все пять. Оставлю тебя без завтрака… Я не знаю, ты, может, и не захочешь, но если захочешь, позвони, я закажу доставку. Ладно? — Не нужно… — Или поищи что-нибудь в кухне. Хотя там, наверное, мышь повесилась… Даня замолкает на секунду. С каким-то странным чувством… то ли вины, то ли тоски, то ли… еще чего-то непонятного. Он уже хочет уйти, оставив едва знакомого Симу одного в своей квартире, но шутит: — Не обнеси меня только… — Даня… — Чего? Плохая шутка? Сима не знает, как ответить, и расстроенно молчит. И Даня произносит тише: — До вечера. Я ушел. С нервной мыслью, что Сима «до вечера», Даня выходит из квартиры и сбегает по лестнице вниз. Даня к нему вернется. Как к своему. Проблема в том, что Сима чужой. И надо будет дальше как-то… опять. И сейчас в срочном порядке придется в кучу собирать мозги. Общаться с клиентами и поставщиками. Хорошо, конечно, Даня придумал — позвать к себе. На пожить.II
Сима мучился ночь. Сначала приступами похоти. Потом приступами стыда, когда немного отпускало и он вспоминал, как Даня к нему пришел, а он тут… нагой, мокрый, испачканный. Сима прятался под одеялом почти обиженно — из-за себя. Под утро вроде совсем стихло. Поэтому смотреть в глаза уходящему Дане с его этим волнующим негромким голосом стало совсем как-то невыносимо. Даня еще… ну, по-доброму, что ли? К Симе. В такой момент. Сима точно не думал, что кто-то станет о нем заботиться во время течки. И не кривиться, и ни на что не склонять, не трогать… Даня, конечно, вчера предложил… «помочь». Сима перепугался. Всего. И как-то капитально. Но это было ненавязчивое «Хочешь?». Сима отказался. Но он хочет. Вообще всё. И кусает губы. Дурацкий Даня. С его дурацким ласковым «малыш». Не спится. Глаза полны песка, но голова не отключается. Сима берет телефон. Звонков нет. Только пара уведомлений. Из колледжа. Спрашивают, где он опять, куда пропал. Чат группы забит какими-то пустыми спорами. Сима всё оставляет непрочитанным. Двенадцать процентов… Сима сохраняет Данин номер, ищет его в мессенджерах, находит. Спрашивает: «Можно взять твою зарядку?» Пока Даня не ответил, Сима листает его фото. Даню любит камера. Особенно когда улыбается. Даня смущает Симу через экран. Очень стыдно за эту ночь… Даня отвечает: «Возле кровати, на тумбочке». Сима слезает с дивана, чтобы заглянуть в его комнату, как воришка. В комнате сладко пахнет Даней, сильнее, чем везде. Сима всё еще кусает губы. Подсоединяет телефон. И застывает на коленях перед тумбочкой. Одолжить у Дани вибратор уже не кажется идиотским и неприглядным поступком… Но Сима ни за что у него не спросит, где брать. Ни за что. Поэтому он наугад открывает ящики. Находит внутри смазку со вкусом вишни. Пахнет и правда как вишня, но Симу мутит от посторонних запахов, особенно съедобных. Рядом даже лежит пара презиков, и Сима думает: а с кем?.. Ничего похожего на вибратор нет. Сима уходит к себе — ворочаться в постели.III
В одиннадцать Сима выпивает очередную таблетку. За водой ему приходится тащиться в кухню. Он там стоит, прислонившись к кухонной тумбе. Потому что сил нет. Прогибается, почти отдается — и, может, мысленно Дане. Очень тянет написать ему: «Не могу больше», — ни терпеть, ни испытывать это, ни жить даже. Потому что слабость, опять лихорадит, жарко, душно. Хочется, чтобы кто-то взял. В каком-нибудь из смыслов. Даже не в пошлом… И вообще состояние Симы близко к обмороку и потере рассудка. Сима плетется в ванную. Включает воду, забирается под нее и оседает вниз… Стоя мыться сейчас — это какая-то сверхзадача. Очень гудит в голове… Сима думает: а что, если он тут потеряет сознание? Упадет и пролежит вот так до прихода Дани… Что будет делать Даня, когда найдет? Отнесет в кровать, станет касаться? Сима бы подставился под его губы и под его руки. Умолял бы о близости. Не помогают уже дурацкие таблетки. Сима скулит и спускает себе в кулак, а потом прижимается виском к холодной стене. Пульс грохочет в ушах. И совсем не встать… И вода всё льется, и льется, и льется…IV
Сима пытается улечься на диване. Уснуть. Глухая боль пульсирует… буквально везде. От усталости и недосыпа. Он зябнет. Теперь его еще знобит… Отвратительное состояние. Как его перетерпеть, пережить, переболеть? Может, Сима правда заболел?.. Может, течка — это еще не всё? Может, он вообще тут умрет… Других мыслей нет — настолько херово. Почему же ему так херово?.. Бесит запах стирального порошка, бьет по мозгам. Тошнит. Сима думает написать Дане. И спросить: это всегда так или пора в больничку? Сколько времени вообще? Когда уже вернется Даня? Сима стекает с дивана, добредает до спальни. Забирает свой телефон. Его шатает и заносит. Он опускается на постель. Глаза слипаются, плывет экран. Сима пытается написать: «Очень плохо…» Даня прочтет и спросит: «Приехать?». Сима почти уверен, что спросит… Приедет. Сима не допечатывает второе слово и ложится. Невозможно сидеть… Кровать — Данина. Окружает Данин запах. Сима прижимается к его подушке носом и затихает. Вспоминает, как Даня обнимал. В автобусе, в лифте, в машине, здесь в коридоре. Симу этот запах, мягкий и теплый, успокаивает. От него не мутит. Немного кружит, расслабляет и пьянит, но это приятно… Сима вчера вечером после ужина очень хотел прижаться, чтобы полегчало, как в такси. А Даня ответил: «Правда, малыш, иди». Дурацкий Даня. Сима сжимает пальцами край его подушки. Мерзнет, натягивает на себя одеяло и прячется в Данином запахе. И выдыхает… потому что, кажется, наконец-то начинают действовать таблетки. Всё становится глуше… и Симу придавливает к постели.V
Сима проспал до самого прихода Дани, а проснулся от очень сильного желания, от того, что во сне терся членом о чужую простынь, и от того, что ему липко, и от того, что так хочется, хоть плачь. И вдруг он слышит, как хлопает входная дверь. Сима вздрагивает и застывает. Звякают в прихожей Данины ключи. Он стучится в гостиную. — Сим? Сима не может отозваться, лежа в его постели. Не знает, куда теперь деться. Слушает шаги по квартире. Даня снова зовет: — Сима? Ты здесь?.. Голос у него взволнованный. Мало ли Сима грохнулся в обморок. А Сима просто не может дать знать, где он. Не может — и всё. Даня без результата стучится в двери своей же квартиры. И в самую последнюю очередь заходит в спальню. Сима прячет лицо за одеялом. — Сима… — выдыхает Даня, когда видит. — Ты с ума сошел… — Извини… Сима решается выглянуть. И на какую-то секунду ему кажется, что карие глаза Дани — черные. С расползшимся в полумраке зрачком. Даня стоит на пороге как вкопанный. Потом снимает пальто, будто на автомате. И он вроде порывается подойти, и Сима напрягается — то ли от предвкушения, то ли от страха… Симе правда кажется: Даня сейчас либо сядет рядом, либо приблизится лицом к лицу и… Даня смаргивает наваждение. Словно дурман. Хлопает дверью и выходит.VI
Просто подохнуть на месте, там, где стоял. Серьезно. Даня умывается ледяной водой. Ни черта это не помогает. Он бы всего себя засунул в морозилку. И там бы оставил. Остывать. Он смотрит в зеркало. И не понимает. Он не понимает. Во что он, зараза, вляпался? Для чего? Зачем, а главное — нахуя? Надо как-то вернуться. Надо как-то… готовить, в душ идти? Что делать-то… Днем Даню выбило Симино сообщение. Незначительное, о зарядке. Он целый день на Симу отвлекался. Пытался сосредоточиться. Эти попытки выжали из него все силы. Всю дорогу до дома он гонял мысли. Даже прошелся немного пешком, чтобы проветриться. Потом стал волноваться, что Сима один и вдруг чего… Пришлось ехать. И вот Даня зашел в квартиру и мигом обо всем на свете пожалел. Потому что вся эта долбаная квартира пропиталась Симиным запахом, и Даня с порога охренел от жизни… Даню никогда ни с кого так не крыло. А потом еще вдруг оказалось, что Симы нигде нет. И первая мысль была: и куда он ушел?.. такой… Не ушел. И теперь лежит еще в Даниной кровати. Бери не хочу. Даня сойдет с ума. Еще немного — и точно двинется разумом. И наворотит дел. Как он вообще на такое решился?.. О чем он думал?VII
Даня возвращается в спальню. Чтобы узнать, как быть дальше. И не успевает начать разговор. Сима торопливо выдает: — Даня, прости, я хотел сказать еще вчера: меня успокаивает твой запах. Я не мог нигде больше уснуть… Я не думал так влезать к тебе, я просто почувствовал слабость и лег… Я ничего такого не планировал, честное слово. Мне жаль, что я всё испортил. Я не могу себя контролировать, и мне очень плохо… Не сердись… — Не сержусь. Даня всё понимает. И ему… вообще некстати вдруг обидно, что «успокаивает его запах». Самого Даню только распаляет, дразнит, манит. Он — комок нервов и напряжения. И ему к Симе не прикоснуться так, чтобы не обжечься. — Ладно… — говорит Даня, пытается перевести дыхание, собрать мысли во что-то цельное, целое, удобоваримое. — Ты теперь здесь будешь? — Нет, я не хотел тебя выгонять… Прости. — Да ты не выгоняешь… Всё равно… Уже вообще всё равно. Даня не может оставаться с Симой в одной комнате. Иначе начнется кислородное голодание. Он выходит. На кухне лежат таблетки… Идея так себе. Но Даня их глотает сам, просто чтобы притупить запахи, эмоции, всё нервное, волнующее, саднящее, возбуждающее. Всё. Он опирается руками на столешницу и выдыхает. Альтруизм наказуем. Особенно когда не альтруизм… И благими намерениями дорога вымощена — известно в каком направлении. Вот так. Доигрался. Умница. Дане бы в душ. И не вылезать оттуда сто лет. Когда становится легче, Даня возвращается в спальню, чтобы взять вещи и полотенце. — Дань… — Не надо. — Можешь… Даня застывает у ящиков и оборачивается. — Что? И Сима шепчет: — Очень плохо… — Принести таблетки? Сима роняет слезы и мотает головой. И шепчет: — Ты вчера хотел… И Даня точно знает, что хотел… и хочет. Не переставая. А Сима плачет. Ну офигеть предложение… Даня безрадостно усмехается. — Я принесу. — Дань… — Всё, лежи. — Ну пожалуйста… Повисает пауза. Безжизненная. Даня выдает отчаянное: — Сима… — Я больше не могу… А Даня — может? Или теперь всё — под его ответственность? И, вообще-то, логично на самом деле, что под его. Он, когда забирал течного мальчика из дома, разве не понимал, чем всё кончится? Прекрасно понимал. И думал пойти на сделку с совестью. Совесть так не работает. И Даня спрашивает: — Вибратор? — Даня… — Или таблетки. Или и то, и другое. — Можно ни то, ни другое… — Можно, но ты полезешь на стены. — Я и так… — Верю. Сима шепчет, закрыв глаза: — Ты вчера предложил… Предложил. Минутная слабость. Перед этим всем они говорили про секс, на который ни за что не согласишься в трезвом уме. И о том, что у Симы такое состояние первый раз. И о том, что дома у него дурдом. Даня — не сволочь. Хотя немного, конечно, есть. Но это — неокончательно. И поправимо. Сима повторяет: — Ну пожалуйста… Даня говорит — кому-то — себе или Симе: — Ты же об этом пожалеешь… — Ну и пусть… Если бы Сима сказал «нет», Даня бы, может, пошел на попятную сразу. «Ну и пусть» — это почти осознание. Смирение, разрешение… Но это же какое-то насилие. Потому что Сима и правда в слезы. Ни с чего. Но ему можно. У него такое состояние, когда он весь словно без кожи… Даня залезает на постель. Почти нависает над Симой, и тот замолкает, замирает под ним, а потом обнимает за шею руками. Убирает Дане волосы, рассыпавшиеся вниз. Даня закрывает глаза… Сима — ослабляет его оборону, когда так… А Даня, вообще-то, с коварным практичным умыслом. Ну еще немного… перегнул, конечно, когда так забрался… Но это было невсерьез. Хотя в каждой шутке доля правды. В Данином случае — доля желания. Крупная доля. Почти половина. Но соль не в этом. Короче, у него тут под подушкой лежит вибратор. Он отстраняется и говорит, пытаясь удержать лицо серьезным: — Спасение утопающих… дело рук самих утопающих. Симе стыдно за него — даже во время течки. — Даня… — Что? Он чистый… Сима отпускает Даню и прячет горящее лицо в ладонях. — Нет, если брезгуешь, можно еще раз помыть… — Прекрати… — Ты застеснялся? — Даня всё-таки срывается на глупую улыбку. — Как ты собрался со мной спать, если тебя вгоняет в краску эта пустяковая игрушка? — Даня… — Замолчать? Даня всё еще нависает над ним. Не садится, не отстраняется. Сима бубнит: — Я настолько тебе не нравлюсь?.. — Наоборот… Очень нравится. Нравится так, что не тронуть. Даня сегодня полдня думал дурацкую мысль, что красивее мальчика не встречал. И он просит: — Приходи в себя… Если потом захочешь… можешь попробовать со мной что угодно. На Даню вовремя подействовали таблетки. Поэтому он, отстранившись, идет на кухню. Чтобы разделить их с Симой. Это почти как преломить хлеб — в крайне специфической обстановке. Даже получается. Правда, Сима лежит вконец пристыженный, забравшись под одеяло с головой. — Сима… — Не говори ничего. — Ладно. Даня забирает свои вещи и уходит. Оставив Симу вот так. Отвергнутым. С чужим вибратором в чужой спальне. Симе — семнадцать. Это — самоубийственные обстоятельства.