Предвзятое отношение

В кроватке с высокими бортами стоял, ухватившись крохотными кривыми пальчиками за деревянную перекладину, маленький мальчик в длинной белой ночнушке с перламутровыми пуговичками у воротника. У него аристократическая бледная кожа, причёсанные шёлковые чёрные волосы и большие глаза с длинными ресницами. А когда он смеётся, то на пухленьких щеках появляются очаровательные ямочки. "Прелестный ребёнок неземной красоты" – подумал бы кто угодно на месте Москвы, но ей малыш Санкт-Петербург был заранее противен. У неё никогда не было своих детей, и потому вид чужого ребёнка словно задевал её за живое. Словно у неё забрали что-то личное и преподали, как нечто чужое и отстранённое, что даже не каждому дозволено увидеть. Ребёнок с любопытством разглядывал возникшую перед ним незнакомую женщину. Его взгляд гулял по её старому длинному одеянию, которое он ещё не видел в своей жизни, по лицу и рукам со странными частыми неестественными пятнами. – Москва, ну я же русским языком попросил тебя одеться в нормальную одежду, а не в это твоё ветхое тряпьё! – цокнул языком молодой император, придирчиво оглядывая её с головы до ног. – У меня нет таких платьев, которые бы вам понравились. – холодно отрезала она. – Лично распоряжусь сшить для тебя нормальную одежду. Что стоишь? Давай знакомься. Москва приблизилась к детской кроватке. Малыш проследил за её приближением. Он не улыбался, глядя на неё, но и не плакал. Наверное он думал почему она так странно на него смотрит и с каким чувством. Она протянула к нему руки. Малыш Петербург опасливо покосился на непривычные пятна на руках, но она подняла его быстрее, чем он успел показать недовольство. Мальчик оказался на руках у этой странной незнакомой женщины. Она держала его неловко и неудобно, как будто ей впервые довелось держать ребёнка. Она смотрела на него не так, как обычно смотрят взрослые, без умиления, любви и обожания. В этом взгляде были чувства, каких Петербург пока не знал. И потому этот взгляд для маленького Петербурга был непонятен. Он не знал плакать ему или смеяться. Женщина продержала его на руках недолго и вскоре малыш вновь оказался в своей кроватке. – Он очень бледен... Это нормально для ребёнка его возраста? – зачем-то спросила она, как будто ей было дело до его здоровья. – Нормально. – махнул рукой молодой император. – Я проконсультировался с хорошим врачевателем. – Это ваше дело. А моё дело какое на ближайшие сроки? – Корми его и меняй пелёнки. – Что!? От услышанного у Москвы отвисла челюсть. И кроме этого "что" ничего не могла больше произнести, – настолько велико было её удивление. – А что? Ты – его воспитательница. А в обязанности воспитательницы входят разные... Кхм... Процедуры... – как ни в чём не бывало объяснил молодой император. – Э-это... Это просто возмутительно!!! Выражение лица Москвы говорило всё за неё, ибо её язык на несколько секунд утратил способность разговаривать. – Почему ты считаешь это возмутительным? – искренне не понял её обиженное негодование молодой император. – Ты же согласилась быть гувернанткой. Но пока он слишком мал для обучения, поэтому ты должна следить за ним. – Я что, так хорошо подхожу на роль мамки!? – разозлилась женщина. – Не мамки, а гувернантки. Я надеялся, что ты удосужишься хоть как-то подготовиться к новой работе, Москва, и ради приличия ознакомишься со своими обязанностями. Но ты, я вижу, и на это наплевала? – придав своему голосу долю суровости спросил он. – Я не наплевала. Я не рассчитывала, что вы заставите меня и пелёнки стирать, и сопли вытирать. – смутилась Москва. – Я не подхожу на роль матери. – Ты и на роль столицы больше не подходишь. Выбирай: либо гувернантка, либо никому ненужная безработная тётка! – жёстко потребовал юнец да так, что Москва на мгновение и впрямь почувствовала опасность для себя. Но то было лишь мгновение. У него не хватит смелости так вышвырнуть её и всё равно оставит около себя, иначе общественность взбунтуется. – Я не буду безработной. – уклончиво ответила она. Молодой император хмуро исподлобья взглянул на неё и выдохнул, не скрывая раздражения. – Я даю тебе ровно десять дней, чтобы ты успела подготовиться к новой работе. Десять дней! Ни днём больше! – отчеканил тот, не глядя на Москву. – Поняла? – Я поняла вас. Не нужно повторять. – также холодно ответила она. – Однако же, весьма доброжелательно с вашей стороны. – Не суть. – мотнул он головой. – Ты можешь быть свободна. Я больше не задерживаю. Москва, чуть поклонившись ему, краем глаза ещё раз взглянула на ребёнка в кроватке. Санкт-Петербург внимательным детским взглядом следил за ней. Этот взгляд показался женщине несвойственным для маленького ребёнка. Как будто это был взгляд очень умного человека, которому есть что сказать, но который не умеет говорить. Хотя нет. Показалось. Это всего лишь неразумное дитя И в следующую минуту Москва вышла из комнаты. В коридоре нового дворца, построенного по проекту молодого императора, было светло и чисто. Через огромные окна лился дневной свет, тяжёлые шторы из дорогих тканей были собраны по краям от рам, невесомые частички пыли летали в воздухе. Но несмотря на обилие солнечного света было очень холодно. Москва поправила на плечах пуховый платок и поёжилась. Ей пришлось ехать в такую даль, в эту северную сторону, чтобы познакомиться с новой столицей. Так себе встреча получилась. Неизвестно ещё остался ли кто-нибудь доволен этим знакомством. По коридору бегали служанки разного возраста, одетые в простецкую одежду на европейский манер. Иногда встречались и мужчины в смешных белых париках и красочных европейских одеждах, но простых служанок было куда больше. Но и мужчины и женщины одинаково сильно удивлялись, видя в стенах дворца женщину в старомодном платье. Обычно молодой император не терпит ничего старого, консервативным боярам так и вовсе насильно собственноручно резал бороды и уродовал ножницами их излюбленные кафтаны, которые они не собирались снимать, игнорируя его указы. Но этой женщине почему-то было позволено ходить по дворцу в этом нелепом старом тряпье. "Смотри-смотри! Кто это такая? Это вообще как!? Как её вообще сюда пустили!?" – шептались меж собой прачки и кухарки. "Ты погляди! Редкий номер... Гуляет по дворцу как ни в чём не бывало!" – не скрывали удивления мужчины в военной форме. Москва отвлекалась на пару молодых ребят с пышными усами, что как-то неловко улыбались ей, и не заметила идущего на неё мужчину. – Ай!.. Вот же... Неприятность! Москва, дура трёхэтажная, ты смотри куда прёшь! Зашибёшь меня так когда-нибудь насмерть! Москва протёрла глаза костяшками пальцев, проморгалась и увидела перед собой лежащего на полу очень невысокого мужчину уважительного возраста, одетого в синий военный мундир по новой моде. Что было примечательно в его внешности, так это наличие не очень длинной тёмно-каштановой бороды. У него на лице во все времена красовалась густая недлинная борода, за которой он очень ухаживал, на лоб спадали чуть подстриженные тёмные каштановые волосы, а из-под кустистых бровей выглядывали острые, холодные, как осколки льда, голубые глаза, обрисованные складками морщин. Мужчина с кряхтением поднялся на ноги и обиженно покосился на Москву. – Ну здравствуй, барыня... – Извини, Новгород, я тебя не заметила... – попыталась отмахнуться она. – Конечно, тебе с твоей то высоты меня не увидеть. – язвительно усмехнулся он. – Что ты тут делаешь? И как тебя пустили во дворец в старой одежде? Разве Империя не грозился прилюдно выпороть тебя за непослушание? – Кишка тонка у него так поступать со мной. – хмыкнула она. – Тем более у меня есть вполне уважительная причина: у меня нет той одежды, которую он полюбил, мои мастера не умеют такую шить. – Ловко ты это. – А ты почему с бородой? Разве Империя не грозился прилюдно отрезать её тебе за непослушание? – также язвительно подметила Москва. – Хех. – криво усмехнулся Новгород, поглаживая ладонью ту часть бороды, что удалось сохранить. – Мне пришлось заплатить за неё, чтоб он её не тронул. – Надо же, так сильно любить свою бороду надо уметь. – с долей издёвки сказала Москва. – Я умею... Москва, так ты здесь по какому вопросу? – строго спросил он, возвращаясь к изначальной теме разговора. – Он меня лично позвал, раз тебя так сильно это интересует. – Гм, странно. Меня он тоже пригласил... И больше никого. – задумчиво пробормотал он, отведя взгляд куда-то в сторону. – Хм? Что ты хочешь сказать, Новгород? Я не понимаю. – смутилась Москва. – Я имею ввиду, что по сути Империя к сегодняшнему дню вызвал во дворец только нас с тобой. Я больше никого не встретил из знакомых... Что он хотел от тебя? – Тебе прям так хочется поговорить об этом? – неприязненно закатила она глаза. – Хочется! – Ладно, будь по твоему! Он хочет сделать меня гувернанткой для своего любимого Петербурга! Доволен? – Я так и знал. Так и знал! – тихо выругался Новгород куда-то в сторону и болезненно закусил нижнюю губу от нервов. – Меня он тоже приставил в учителя к этому сопливому червяку! Москва внутренне подивилась тому, насколько оказалась сильна неприязнь Новгорода к новой столице. – Поздравляю, барыня, мы теперь коллеги! – нарочито радостно сообщил он ей, но на деле совершенно не был рад своему умозаключению. – Всю жизнь безумно мечтал ребёнку сопли вытирать! – Забавно, что он нанял сразу двух нянек, как будто мальчишке одной мало. – приподняв брови ухмыльнулась Москва. – Да уж... Империя почему-то думает, что я смогу дать Питеру качественное образование, не смотря на то, что я до мозга костей тот ещё э-э-э... К-консерватор? Так это называется? – Да, консерватор. – Во-во! Я хоть и ездил с ним по Европам несколько лет по указу Её Величества его матери, сопровождал его, но ты думаешь я что-нибудь нового узнал? Да нихрена! Кроме "мин херц" ничего не выучил... Эх!.. Мин херц, мин херц... Чует моё сердце, полетит моя голова... – Так уж и полетит? – усомнилась Москва в его тоскливых размышлениях. – Он не настолько безрассуден. – Безрассудство – это лишать тебя статуса столицы. И, как видишь, у него на это глупости хватило. – колко подметил Новгород. – Слушай... – опасно прорычала Москва, стремительно мрачнея лицом. – Ты уладил все свои дела? – Ещё нет. – Вот иди и улаживай. Она резко развернулась на каблуках и пошла в противоположную от него сторону. Новгород безразлично хмыкнул, глядя ей вслед, и пошёл по своим делам. Странное дело задумал молодой император, взяв не молодую Москву и старика Новгорода в воспитатели малолетней столицы. Если он так любит всё новое европейское, то нанял бы тогда каких-нибудь европейских профессиональных учителей для Санкт-Петербурга, как он обычно делает в других сферах общественной деятельности. Но здесь он почему-то решил позвать старомодных, видавших виды верных подчинённых своей покойной матери. С чего бы ему так поступать? – Это больше не моё дело! – говорила сама себе Москва, отмахивая напряжённые тревожные думы. Но долгие годы ответственной работы сделали своё дело и даже теперь, пусть даже без чина и почёта, она стала думать эту мысль. – Нет, это именно что моё дело... Может быть молодой император не настолько глуп, чтобы отдавать ребёнка иностранным учителям. Иначе откуда же взяться любви к своему Отечеству, если вокруг один сплошной немецкий акцент через каждое первое русское слово? Откуда же взяться любви к простым людям, к народам, живущим на этой большой земле, если знать об их существовании только из учебников и географических атласов? Чтобы появилась любовь, надо чтобы кто-то её привил. Молодой император хоть и безрассуден, но не настолько глуп, чтобы доверять воспитание русской столицы иностранным профессорам. Нельзя допустить, чтобы ребёнок впитал это чужое восприятие мира от чужих людей. Нужны свои люди, которые знают всё изнутри, которые знают больше остальных. Для этой задачи как нельзя лучше подходили Москва и Великий Новгород – два наиболее опытных человека. Новгород, – богатейший и известнейший из бояр своего времени, – ой как долго не признавал власти Москвы над собой, даже хотел с ней воевать. Но и Москва, что не хотела уступать, не сдавала позиции и Новгород пал. Два человека – гордый боярин и волевая княгиня, что творили историю. Это оказались самые нужные люди. *** По истечении срока в десять дней Москва вновь появилась во дворце. За эти десять дней она не то, что бы усердно, но постаралась усвоить базовые знания, необходимые для воспитания ребёнка. Также за эти десять дней ей наспех сшили несколько новых платьев нового фасона, пока что очень простых из-за нехватки времени. В этих платьях Москве было неудобно и стыдно появляться на людях, но в них она сталкивалась с меньшим осуждением со стороны императорской прислуги, чем в своей привычной одежде. До постыдства открытое декольте с грудью, задранной чуть ли не до подбородка, до ужаса смущало её, но для Москвы это стало единственным способом выйти в свет без привлечения ненужного внимания. Новые платья может и были по-своему красивы, но сильно открывали части тела, на которых видны частые старые следы от ожогов. Москве становилось очень не по себе от того, что теперь любой человек может увидеть несовершенства её тела. Ещё не хватало, чтобы ребёнок привык к такому некорректному и неаккуратному женскому облику... Ребёнок в кроватке с высокими бортиками улыбался ровно до того момента, как увидел её. Смутно знакомое лицо женщины не выражало приветливости и особого дружелюбия. Ребёнок словно нутром чувствовал её тяжёлый характер и хмурый взгляд, но не осмеливался плакать. Российская Империя рядом скучающе смотрел в окно и наблюдал за разливами вод холодной Невы. – Пришла? – продолжая наблюдать за течением реки спросил молодой император. – Как вы и просили. – покорно склонив голову отозвалась Москва. – Ну, славно. Вот твой воспитанник. Вверяю его тебе. Уж постарайся не испортить свой первый рабочий день на новой должности. Он развернулся и также не глядя прошёл мимо неё к выходу. Едва стоило ему поднести руку к ручке двери, как Москва задала вопрос: – Где Великий Новгород? – Новгород? – удивлённо хмыкнул молодой император. – Откуда ты знаешь? – Мы с ним буквально нос к носу столкнулись здесь десять дней назад. – Старый боярин присоединится к тебе не сразу. Нужно, чтобы Петербург немного подрос, чтобы он начал обучать его военному делу и ремёслам. Его слова неожиданно разозлили Москву. Она сама внутренне удивилась тому, как резкие слова будто по своей воле слетают с её уст: – Требую его появления в покоях Петербурга немедленно! Зачем нужно было назначать его на должность гувернёра для Петербурга, если он ничего не делал и продолжает ничего не делать!? Пусть он здесь появится сейчас же! Ребёнок должен привыкнуть к нему не меньше, чем ко мне. На долю секунды Москве стало действительно страшно от того, что её грубые слова могут всё испортить, но этого не произошло. – Хорошо... – неожиданно сдал на попятную молодой император. – Наверное ты права, Москва... Великий Новгород скоро будет здесь. На самом деле женщине так сильно не хотелось провести свой первый день в качестве детской воспитательницы в одиночестве, что она была готова стерпеть даже компанию заносчивого Великого Новгорода. Санкт-Петербург продолжал всё также наблюдать за новой воспитательницей, не произнося ни звука. В его кроватке валялись разбросанные детские игрушки. И все разные: деревянный раскрашенный конь, белая фарфоровая статуэтка, маленький оловянный солдатик, традиционная куколка в платочке без лица и несколько крупных янтарных камушков на верёвочке. Как будто ему не глядя кинули кучу всего и сказали: "разбирайся с этим сам". А мальчик не трогал ни одну игрушку, потому что не знал что это. Обычно дети тянутся к разным предметам, чтобы исследовать окружающий мир. Но Петербург не стремился к этому, он боялся окружающего мира. Ему не объяснили, что ему нужно делать. От этой догадки Москва чуть нахмурилась и внутренне сжалась. Она взяла оловянного солдатика и протянула его ему. – Смотри, это солдатик. – как можно более мягко сказала она, ожидая, что мальчик протянет к нему ручки, но Петербург всё также молча смотрел на предмет в её руке. – Не интересует? Странно, обычно мальчикам нравится играть с солдатиками... А вот, возьми-ка эти красивые бусы. Но и на янтарные камушки никакой реакции тоже не последовало. Москву это начало напрягать. Если ребёнок не интересуется внешним миром, значит, с ним что-то не так. Когда Петербург пропустил мимо себя и фарфоровую фигурку Москва заметно напряглась и серьёзно задумалась насчёт его умственных способностей. Но когда мальчик вдруг заинтересовано потянулся к тряпичной кукле для девочек, её сомнения отпали. Хоть на что-то внимание обратил. Традиционная кукла без лица была мягкой на ощупь и очень лёгкой. Малыш сжимал её в кулачках, крутил, вертел. Тогда Москва взяла деревянного коня и, пару раз цокнул языком, придвинула игрушку поближе к мальчику. Петербург округлил глазки и по-новому взглянул на ранее непримечательный для него предмет. Проследив за его реакцией Москва ещё пару раз издала звук цокающих копыт и придвинула деревянного коня ближе. Мальчик моментально выронил из рук тряпичную куколку, потеряв к ней всякий интерес, и схватился за коня. Он неловко стал двигать его на кроватке, словно ожидая повторного звука цокота копыт. От этой картины Москва неожиданно даже для самой себя вдруг рассмеялась. Она очень редко улыбается искренне и ещё реже искренне смеётся. Петербург отчего-то засмеялся тоже, будто повторяя за ней. Москва отметила про себя, что его детский смех был похож на звон маленького колокольчика. – Пойдёшь ко мне на ручки? – спросила она его и мягко протянула ладони. Мальчик как-то удивлённо взглянул на неё, затем перевёл взгляд на руки и, немного подумав, подвинулся к ней поближе. Москва подхватила его и легонько прижала к груди. Петербург сразу же вцепился в рукава её простого платья, любопытно оглядываясь по сторонам. Ему в своей ещё короткой жизни нечасто доводилось смотреть на мир с высоты взрослого человека. Москва взяла его поудобнее и прошлась к окну, возле которого недавно стоял Российская Империя и смотрел на Неву. – Давай-ка посмотрим что это молодой император разглядывал тут. – предложила она мальчику, остановившись у широкого подоконника. Раньше она сама никогда не смотрела на Неву с какими-то особыми чувствами. Ну река и река. Что в ней особенного? Пускай течёт себе и течёт. У неё у Кремля тоже речушка течёт. Тоже Москва называется. На секунду женщине подумалось, что если бы молодой император обладал более патриотическими установками, то назвал бы новую столицу более понятным для русского человека именем – Петерград-на-Неве или Свято-Петроневск. Намного более понятно, чем Санкт-Петербург. Но мальчик уже получил своё имя и даже реагирует на него. Когда малыш увидел в окне могучие разливы холодной Невы, то какая-то несвойственная для детей серьёзная задумчивость отразилась на его аристократически бледном лице. В больших глазах появилось восхищение напополам со страхом неизвестности. Москва почувствовала, как его кулачки сильнее сжимают рукава её платья. Тогда она чуть крепче обняла маленькое тело. Так странно было для неё держать на руках ребёнка. Дети для неё – очень больная тема. Ах, может, если бы она не стала бы самой сильной женщиной, если бы она не была столицей несколько долгих веков, если бы она не заработала бы столько ненависти со стороны борющихся с ней удельных князей, если бы она не держалась со страшной силой за власть, если бы она не боялась предательства от ближайшего круга лиц, если бы не полученные в сражениях травмы, если бы она не сторонилась людей, что проявляли к ней какую-либо симпатию, то, может быть, она могла бы создать свою семью, родить ребёнка и жить мирной жизнью. Но этого не произошло. Её жизненный путь – путь лишений. Москва, будучи маленькой девочкой, росла в жестокое время, когда должен был появиться кто-то, кто отдаст всего себя, чтобы спасти всех остальных. Она потеряла себя настоящую, чтобы обрести себя другую – сильную, несгибаемую. Поэтому этот крошечный ребёнок с болезненно белой аристократической кожей, которого она невзлюбила с самого начала потому, что его существование лишало её всех смыслов жить дальше, но который на самом деле ни в чём не виноват, прижимающийся к ней в непонятном страхе перед открывающимся из окна видом, вызывал в ней странные чувства утерянного счастья, горечи и сожаления, а праведный гнев постепенно сменялся на милость. И всё же Москва и Петербург в чём-то похожи. Да, они кардинально отличаются по своему происхождению, по характеру, по внешности. Но есть в них одна объединяющая черта – у них обоих нет семьи. У Москвы нет родителей. У неё есть добрый отчим и по совместительству крёстный отец – Смоленск, порой он намного лучше некоторых отцов. Но однажды ей пришлось его предать. Много времени спустя они помирились, но теперь разница в социальных статусах сильно сказывалась на их общении. У Москвы нет ни братьев, ни сестёр. Есть Тверь, Тула, Рязань – бывшие заклятые политические соперницы, но нынче обычные мирные подружки, которые время от времени любят припоминать ей былое, но она почти не обижается. У Москвы нет мужа. У неё есть человек, неоднократно спасавший её от бед практически ничего не требуя от неё взамен. Это странный человек. Очень странный. У Москвы нет детей. И своих детей у неё никогда не будет. А у Петербурга совсем никого нет. Из людей вокруг у него есть только полусумасшедший отец-основатель. Малыш немного подрастёт и, конечно, начнёт гордиться своим происхождением, говорить всем, что он столица по праву рождения. Но вскоре он поймёт, что статус столицы не возносит его в глазах подчинённых. В конечном итоге он всего навсего мелкий сопляк, у которого ещё даже молоко на губах не обсохло. Но он не поймёт чем он заслужил к себе такое гадкое отношение, ведь он – просто воплощение мечт молодого императора. У него нет права на ошибку, у него нет права быть неидеальным, и у него нет права иметь семью. Но маленький Петербург ещё всего этого не знает. Он сидит на руках у суровой на вид малознакомой женщины, но которая оказалась одной из немногих, кто проявил хоть толику заботы к нему. Он заворожённо смотрит на холодные мутные воды Невы, на подгоняемые ветром появляющиеся и исчезающие волны под серым облачным небом. Дверной замок за спиной Москвы слегка щёлкнул, пол скрипнул. Она обернулась на вошедшего человека. – Звала меня что ли? – сдерживая отдышку спросил Великий Новгород. Красные горящие щёки, волосы прилипли к взмокшему лбу. Он бежал со всех ног. Молодой император знатно припугнул его по просьбе Москвы. – Звала. – Зачем? – Затем, чтобы ты без дела не сидел. – И всё!? – И всё. – Ах ты!.. Ах ты бессовестная! Так гонять меня на старости лет! – Последние лет триста ты только это и говоришь. А я вообще-то о тебе забочусь. Если малыш привыкнет только ко мне, то тебе потом будет сложнее войти к нему в доверие. – Да? – А то. Я знаю о чём говорю. – Как ты можешь знать о чём говоришь, женщина? Ты то не рожала. – скептически хмыкнул Новгород и, тяжело дыша, ввалился в комнату. – Ладно, дай хоть посмотрю на новую столицу. Боярин приблизился к Москве, дабы получше разглядеть мальчика у неё на руках. Но Петербург напрочь отказался идти с ним на контакт, пряча глаза и крепче прижимаясь к Москве. – Вот видишь? – горделиво подметила Москва. – Уже сейчас ты у него в немилости. Великий Новгород опасно сверкнул серо-голубыми глазами из-под лохматых кустистых бровей. – Тогда что я здесь вообще делаю? – раздражённо бросил он. – Выполняешь приказ. Радуйся, тебе за это заплатят. – Да хрен там с этими деньгами. – Новгород с немой, плохо различимой завистью и тоской уколол взглядом Москву с Петербургом на руках. – Во дела... – немного растерянно усмехнулась Москва. – Когда такое было, чтобы Великий Новгород от денег отказывался? – Я и не отказывался. Я разные вещи ценю по-разному. Есть разница между тем, чтобы держать в руках мешок золота и тем, чтобы держать на руках живого ребёнка. У меня, если ты забыла, тоже нет детей. – На меня он тоже не сразу среагировал... Возьми деревянного коня у него из кроватки. Видишь? – Вижу. Ну и? – Покажи ему. А теперь поцокай языком, как лошадка. Великий Новгород взглянул на неё так, будто она собирается обидно пошутить над ним. – Да, как лошадка. – утвердительно кивнула Москва. – Он же тебя боится. Он бородатых мужиков никогда в жизни не видел, а ты тут к нему лезешь, страшный обросший дед. Новгород сделал обиженное выражение лица и отвёл глаза в сторону. Москва права. Он покрутил в руке незамысловатую детскую игрушку, и, поборов внутреннее смущение, пару раз цокнул языком. Петербург на руках Москвы моментально оживился. Игрушечный конь поскакал по подоконнику, по столу, перепрыгнул на плечо Москвы и остановился у самых рук мальчика. Петербург жадно перехватил игрушку. – Забавный малец. – чуть подобрел Новгород, когда Петербург по-детски улыбнулся ему и спрятался за плечо Москвы, сжимая игрушку. – Москва, ты как считаешь? – Да, пожалуй, ты прав... – мимолётно улыбнулась она слабой улыбкой, но тут же лицо её омрачилась. – Но не забывай, что этот ребёнок – всего лишь пешка, ставшая ферзём. Новгород омрачился сам в тот день миг, сдвинул кустистые брови, наморщил высокий лоб. – Для тебя тоже? – И для меня в том числе, Новгород. Также, как и для тебя. Всё-таки молодой император несказанно глуп, раз решил, будто назначить меня гувернанткой при малолетней столице будет гениальной идеей. Он совершенно не подумал, что я всё ещё обижена на него. – Что ты собираешься делать... – Новгород, говорю тебе, как брату по несчастью. – понизила голос женщина и пытливо прожгла взглядом старого боярина. – С мальчиком я ничего не сделаю. Он не пострадает. Я просто заставлю молодого императора пересмотреть своё решение с помощью этого мальчика. Ты ведь понимаешь меня. Ты ведь не проболтаешься об этом молодому императору, верно? – Гм... – Можешь не отвечать. Потому что все знают правильный ответ. Кто чуть не сгорел заживо в раннем детстве? Кто чуть не умер во время монгольского нашествия? Кто предал собственного крёстного отца ради своего утверждения на этой грешной земле? Кто начал собирать и объединять вокруг себя вечно враждующих удельных князей? Кто силой выбивал дань из людей, чтобы предотвратить ненужные смерти? Кто ублажал и угождал монгольскому хану, чтобы получить поблажки и привилегии, которых больше нет ни у кого? Кто победил Тверь? Кто горел? Кто умирал? Кто сражался? Кто отдавал себя ради других? Кто пожертвовал свои здоровьем, чтобы люди жили нормальной мирной жизнью? Кто стал третьим Римом, сохранив наследие Византии? Кто дал финальный отпор монгольскому хану, тем самым освободив русские земли от ига? Кто победил тебя, Господин Великий Новгород? Кто подчинил татарскую принцессу Казань? Кто подчинил другую татарскую принцессу – Астрахань? Кто... Кто умирал в руках польских захватчиков, пока не пришла помощь? Кто всё это делал? Не надо. Не отвечай. Я сама скажу. Это Москва. Всё это делала Москва! Получив статус столицы я неоднократно подтверждала, что не зря называюсь таковой. Это моя кровь, моя плоть, моя реальность, моя жизнь. Это моё всё. Это всё принадлежит мне! Я всё это заслужила и Бог тому свидетель! Ну а что сделал этот ангелоподобный Санкт-Петербург? Чем же он так хорош? Я этого просто так не оставлю, Великий Новгород. И даже не вздумай мешать мне. Ярый решительный жест замер в воздухе. Обрывок последнего слова ударился о стены помещения и разлетелся эхом над головами. – Гм... Да я и не думал... Всё-таки страшная ты женщина, Москва. – только и смог выдавить из себя тот. – Я знаю. – холодно бросила она, возможно посчитав слова Новгорода своеобразным комплиментом. Она опустила мальчика обратно в кроватку с разбросанными игрушками. Вид невинного ребёнка быть может и рождал в ней какие-то чувства, похожие на материнские, но вместе с тем рождал и ядовитую злость. Эта бестолковая злость была адресована всему миру, который оказался слишком жесток к ней и, что немало важно, к нему. – Новгород, собери игрушки и поставь их на тумбочку. Ещё не хватало, чтобы у золотого ребёнка молодого императора в кровати был бардак. Можешь оставить ему деревянного коня и тряпичную куклу. А я пока схожу кормилицу позову. – дала она наставления боярину и вышла из покоев.