«Посмотри, сегодня звезды ярче, чем вчера
оставь дела, пойдем скорей на свежий воздух
посмотри, все несерьёзно, все это игра
никто не прав и все попытки, если честно,
бесполезны.
<...>
Посмотри, мой друг, я спекся, мой окончен бой
но не грусти, ведь все случается так просто
без меня все будет также,
также, как со мной
осколки звёзд сорвутся с неба и исчезнут»
Валентин Стрыкало — бесполезно
Хенджин чувствует себя...странно. Ему не понять, в какой момент их с Бомгю запланированная „личная“ встреча превратилась в это. Когда с радостью и бесконечным фонтаном эмоций к ним подключился вездесущий лучший друг Бомгю, за ним хвостиком поплелся Феликс, присматривать за „детским садом“ пошел Кристофер, тяжело вздохнув. А потом, когда они уже совыходить из квартиры, из своей берлоги внезапно вылез Минхо. Оглядел всех с ног до головы — осуждающе — остановил свой взгляд на Хенджине, понежнел и расплавился на глазах от его улыбки и, пряча глаза, накинул куртку. Сейчас он, словно бродячий котенок, следует хвостиком за Хенджином буквально куда угодно. Стоит тому остановиться — Минхо за спиной не слышно. Стоит слегка повернуть лодыжку — Минхо уже готовится свернуть. Если бы Хенджин не помнил недавнюю ночь точнее, чем собственное имя, то подумал бы, что он его убить хочет. Но Хенджину слишком очевидно, что его охраняют. Охраняют сильнее, чем остальных, будто бы он важнее. Будто он ближе ему всех присутствующих. Словно Хенджин ему дороже. Джисон в дуэте с Бомгю с сгрупированной вездесущностью и вездеходностью за рекордное устраивают обход территории, чтобы не найти вооруженных жителей. Как Бомгю вообще пришло в голову пойти гулять там, где вполне можно встретить собственную смерть — загадка. Хотя, в попытке сбежать от Джисона и не на такое пойдешь. Хенджин не чувствовал себя лишним — совсем нет. Наоборот — создавалось ощущение, что именно здесь его место, его люди. Да, о его реальной личности и обречённой на страдание фамилии знает только Минхо, но настолько ли то важно? Хенджин надеется, что здесь, именно здесь его примут и не будут обвинять во всем, что происходит сейчас. — да я тебе сейчас эту руку в рот запихаю! — Кричит Бомгю на Джисона, закрываясь руками от летящего в него на всех скоростях снаряда. Где Джисон вообще взял эту руку и какие извилины у него работали, когда он решил кусок чей-то руки кинуть в Бомгю, Хенджин не знает и знать особо не желает. Такие они...маленькие? Настоящие дети, не осознающие весь ужас серой реальности. Хочется не бояться за из хрупкую жизнь, защитить, закрыть собой. Они же такие юные, такие глупые. Совсем ничего не понимающие. Хенджин начинает понимать, зачем же Минхо так много людей когда, казалось, сойдёт и его одного. И в плоти, в области лица примерно, расцветает и давит на мышцы улыбка. Феликс сыто улыбался, иногда чесал свои рыжеватые веснушки и как-то чересчур часто для случайно глядел на Джисона. Куда бы не стрелялись взглядом древесные радужки — именно на заведенном, словно бешеная шкатулка, Хане, она искрилась, рождала огонь и сама же догорала от этого огня. Столько звёзд, столько тепла и столько неизвестности в обычных взглядах. Феликс преспокойно расслаблял верхнее веко, убеждаясь каждые две секунды в безопасности гиперактивной пальмы, слабо улыбался и начинал дышать ровнее. Выслушать и отличать пульс всех присутствующих не было какой-то суперспособностью для Хенджина — у всех них отличались интонации. Самые раздражающие и никогда не успокаивающиеся голоса, естественно, у бедственной двоице, у Феликса тяжёлый, глубокий, как его история, но на дне его таится маленькая комната в рыжеватом солнечном свете и теплом пледе; Крис часто зевает и промаргивается, думая, зачем вообще пошел с ними, если с задачей охранника вполне хорошо справляется Феликс. Минхо опять становится последним в мыслях Хенджина — потому что знает, что разговорится на две тысячи страниц и забудет про остальных. Минхо есть что-то домашнее и мягкое, у Минхо теплые руки и нежные подушечки пальцев, как бы тот их грубыми не называл. Прямо как подушечки на лапках котов. Минхо очень идут бесформенные растянутые футболки — а в особенности открывающие вид на его ошеломительные ключицы — шорты впритык или после колен, и никакой яркости. Минхо спокоен и нежен, резкости нет даже в его движениях и словах, пусть он и пытается это обеспечить. Он отведет взгляд и нахмурится, но будет смущаться смертельно от взгляда Хенджина, а в особенности от улыбки. Хенджину странно ощущать, что он может заставить плавиться такого твердого на вид человека одной домашней и даже слабой улыбкой. Минхо постоянно начинает сбито промаргивать замешательство и начинает ковырять заусенцы. Жаль, что даже если люди и краснеют, то этого не увидеть. Хотя, тогда бы Хенджину надавали по макушке за издевательство над Минхо. Хенджину хочется видеть Минхо намного чаще даже с учётом того, что они живут в одной квартире. В одном коридоре, а их комнаты — в двух шагах друг от друга. Хочется просыпаться и видеть хмурые брови и длинные ресницы прямо перед носом, прикоснуться к его мягким волосам, погладить и, по возможности, оставить аккуратный поцелуй промеж прядей. Обнять и взять за руку. Хенджин резко останавливается и оборачивается на Минхо. Тот выпучивает глаза и заторможенно реагирует. Хочется потрепать его по макушке, обнять, этот шокированный вид просто валит с ног и переворачивает весь мир Хенджина с головы на ноги. Хочется хотя бы укусить нежно за кончик носа или поцеловать в уголок глаза. Минхо часто моргает, стараясь осознать ситуацию. Хенджин криво улыбается, все ещё борясь с желанием хотя бы обнять и максимально близко прижать к себе. — я хочу видеть тебя, не иди позади, пожалуйста. — он касается указательным пальцем руки Минхо и требовательно, но не особо и навязчиво просит его сравняться с собой. Тот поддается, все ещё пребывая в предсмертном состоянии от улыбки Хенджина. Улыбке, рождённой персонально для него. Улыбке, предназначенной для него одного. Крис едва щурится, глядя на них, но встряхивает головой и возвращает внимание на младшеньких. А младшенькие уже крошат обрубки побелки в руках и сдувают в лицо друг другу. Феликс тяжело вздыхает, заламывает брови в выражении а-ля „идиоты", но все равно не может сдержать улыбки. Город спит. Они вновь предугадали время его спонтанного сонного часа, когда оружие сложено, ножи дремлют под боком или в чьем-то боку, а хладнокровные убийцы, прикрыв глаза, наслаждаются сладостной тьмой. Джисон подпрыгивает на носках даже тогда, когда просто ходит, опять вертит руками во все стороны, как типичный персонаж мультфильмов. Жалуется, что, вообще-то хочет пить, а безжалостный Крис даже не предлагает ему ничего купить. — да зайдём мы сейчас в подземку, идиот, заодно поесть возьму. — Кристофер закатывает глаза и опять зевает. Смахивает родившиеся слезинки большим пальцем и начинает рыться в карманах в поиске пропуска. — я не буду, спасибо. — Бомгю выгибается дугой, выпрямляя спину, а та сладостно хрустит. — давай я и тебе что-нибудь возьму. — не нужно на меня деньги тратить, Крис. — тогда мне две порции! — победно вскрикивает Джисон. — мы ещё не решили, что купить даже. — мне все равно, я буду его порцию! — он, словно ниндзя, пробирается сквозь толпу к Крису и даёт тому щелбан по затылку, тут же отбегая. И откуда такая реакция? Пока Хан предлагает, две порции чего же он будет, Хенджин с скрипом на сердце смотрит на Феликса. А Феликс оторвать глаз от щекастого торнадо не может и не хочет, видимо. Скрипит далеко не скрипкой, а старой лавочкой на сердце потому, что в ответ Феликс такого же взгляда не получает. После своеобразной прогулки, в результате которой Джисон потерял Бомгю на дереве, он заявляет гордо. — у меня идея! — его глаза сияют огнем, что совсем не к добру. Феликс, как верный пёс, сразу же соглашается на все. Крис, скептически выгнув бровь, спрашивает, можно ли отказаться. Хан мелодично сообщает, что, вообще-то, нельзя. Угрожает вечером караоке попсовых песен и криво-косого-перекошенного вокала, который звучит как предсмертная агония полумертвой чайки. Минхо, мягко говоря, не в самом восторге смотрит на полупрозрачную бутылку не самого безалкогольного напитка. Где и как Джисон достал пятидесятипроцентную водку лучше даже не думать — легко сойти с ума, да и этот наглый жук все равно не сознается. Знает же, что тебе только интересней станет. — обозначим правила! — кричит, как самая настоящая и оглушающая сирена. — Бомгю не пьет, не дорос ещё. — Бомгю на это показательно фыркает и смотрит на Джисона взглядом „пригрел змею на груди“. — все. Бомгю, принеси взрослым дядям рюмки. — у нас только стаканы, мы тебе не алкашня, идиот. — стаканы тащи. Пусть один на двоих будет. — Хан с самым умным и заинтересованным видом пересчитывает присутствующих и с досадой понимает, что число на два не делится. Потом разберутся. Хенджин клянётся, что Бомгю и вправду принес стаканы только из уважения ко всем старшим — кроме Джисона — и чтобы поскорее зарыться у себя в норке. Феликс говорит, что он определенно точно потом выйдет, чтобы привязать ногу Джисона в ножке стола или поставить ему подножку, поэтому Хенджин не идёт извиняться за поведение местного домового. Минхо с досадой смотрит в стакан, наполовину полный алкоголя и слегка морщится. А Хенджин, в общем-то, уже сам себе надоел с постоянной тягой как-нибудь прикоснуться к нему. Ночь понемногу заваливается за двенадцать. Не детское время, но Бомгю не спит. Джисон ведёт себя откровенно странно. То прыгает из одного угла в другой, как бешеное животное, то втыкает в одну точку, не моргая. Хенджин прищурено смотрит на него и думает, заразно ли биполярное. — давайте поднимемся? — Джисон заглядывает в стакан, где осталось немощно и еле на дне. Случайно вдыхает аромат, схожий с обычным едким спиртом и закашливается. — давай мы тебя отдадим на растерзание Бомгю и пойдем спать. — Минхо прикрывает глаза и откидывается на спинку дивана. — ну я серьезно! Над нашей квартирой же многоэтажка и почти целая! — уймись. — кто со мной?! Кто со мной — тот король! Хан резко встаёт, даже не пошатываясь, упирает руки в бока и смешно поднимает подбородок. Почти всю ночь не живой, не мертвый Феликс, аккуратно и будто трезвый встаёт на ноги. Кто бы сомневался. Хенджин встаёт следом с тяжёлым выдохом, понимая, какие последствия будут у его поступка и угадывает. Потому что Минхо, потупив стеклянный взгляд на его лице пару секунд и что-то обдумывая, встаёт следом. Хенджин улыбается. И вправду — самый настоящий бродячий котик. Нашел себе хозяина и бродит всюду за ним следом. Крис с тихим „Угробите нас такими темпами„ идёт за ними. На удивление, Джисон даже не кричит и не сообщает всем умиру о своей маленькой и абсолютной победе. Многоэтажка и вправду будто бы даже не в аварийном состоянии. Почти нетронутая, девственная и полуспящая. Все идут за Ханом, а Хан — по зову руки и сердца. Но приводит их чудом в уютную квартиру. — это была квартира Криса раньше. — поясняет Феликс, снимая ботинки на входе. Хенджин ему кивает. Летает пыль и лают все те же стаканы. И мелькает редкими картинками бутылка пятидесятипроцентной. Ночь спит через раз и уже в часа так два луна начинает томно протирать глаза. Хенджин видит такой четкий и такой спокойный ее восход. Хочется провалиться в ее синеватую бесконечность, откусить кусочек и раствориться в небытие. Стать звездой на небе и камнем на дороге. Не жить, а существовать, но существовать постоянно и спокойно. Ты камень, тебе ни жарко, ни холодно, ни радостно, ни больно. Ты звезда, ты сияешь бесконечность и через столетие, в конце будет не больно — ты растворишься в бесконечном космосе и улыбнёшься солнцу. Но, возможно, переживешь человечество. В темной лунной квартире Хенджину становится душно. Душно и хочется выйти пусть даже и в окно, но находится альтернатива. Джисон уже не смотрит на него весело. В целом не смотрит. Опирается на железные голые и заржавевшие перила балкона, царапает ржавчиной локти до крови, но продолжает. Устремляет взгляд в пустоту и даже не улыбается. На душе сгущается страх и пустота. Может быть так? Разве... может? Его взглял расфокусирован и потерян — в целом, под стать ему самому. Хенджин повторяет его позу, но додумывается натянуть рукава любезно отданной Минхо — украденной у него из-под носа — черной воздушной куртки. В ней тепло и пахнет самим Минхо. Так нежно и окутывающее. Будто бы он тебя обнимает. Странно, что Хенджин думает об этом. — я не стану настаивать на ответ, но вы ведь близки с Минхо, да? — Джисон все ещё пугает своими пустыми, как у куклы, глазами. А теперь ещё и мертвым голосом. Словно из него все краски и эмоции вытянули насильно, оставив лишь ошметки чего-то неясного и потерянного. — я не знаю. Может, для него я и не близок. — Хенджин пожимает плечами. — о, поверь, он совсем не каждому позволяет притронуться к себе после кошмаров, зайти к себе в комнату и позволить взять свою куртку. Ещё и все это без спроса. — сейчас, под стать недошутке-пересарказму подошла бы кривая улыбка и глупое хихиканье, но ничего из этого не следует. Вообще ничего. Хана будто не существует. Только пустой город и дохлая, выпотрошенная оболочка. — хотя, кто знает. Может только мне он ничего не доверяет, я бы не удивился. — не говори так. Как мы можем быть близки, если он хотел меня пристрелить пару дней назад? — но не пристрелил. — не пристрелил. — почему? — Джисон все же оборачивает взглял к Хенджину и тот сожалеет о том, что вообще находится в зрительном доступе для него. Всю душу этими глазами мертвеца высосет. — почему? — потому что чувствует то же, что и ты. — что и я? — Хенджин все больше путается с каждым его новым словом. Блуждает в лабиринте, желая найти ответ, но опять натыкается на тупик и бредёт обратно. Опять заходит глубже, понимая, что уже не выйдет. — что и ты. — а что я чувствую? — это должен не я тебе рассказывать. Ты успокоил его среди раннего утра, просидел с ним в комнате наедине далеко не час, а сейчас постоянно смотришь на него так, будто любому глотку за него перегрызешь. Знаешь, такой нежности и вселенского обожания я даже в глазах Феликса не видел. — Джисон тяжело вздыхает. — так ты заметил? — как тут не заметить. — но почему ты его игнорируешь? Ему больно от твоего игнорирования, я уверен. — Хенджин. — и без того серьезный и пугающий тон приобретает силуэт угрозы. — я не тот, кто ему нужен. Я люблю его, но он не должен любить меня. Его глаза стекленеют за секунду. Умирают и засыхают. Влаги в них нет, но хотят плакать. Очень. И кричат, орут, срывая голос на мерзкий и жалкий хрип, что если Хенджин не уйдет, то узнает то, что захочет забыть. Но есть ли путь обратно, если Хенджин влюбился в Минхо? — почему? — сам отправляется на расстрел, ждет самозабвенно пулю в лоб и принимает ее с тёплыми объятиями. Джисон отстраняется от ржавых перил, стряхивает с локтей и предпелчей ошметки ржавчины и тянется к карману штанов. И Хенджин понимает, что так пугало в запахе его куртки, что несоответствовало и ставили в ступор. Джисон поджигает кончик сигареты и сходу затягивает полные лёгкие. Поджимает губы и опускает голову вниз, скрываясь от пожирающего взгляда прядями волос. — я, честно сказать, вообще не планировал пить. Хотел вам предложить, посмеяться, раскидать вас по комнатам и уйти самому спать, но...вы так смешно покраснели, постепенно пьянели, что я стал чувствовать себя лишним-трезвым. А теперь вот...язык развязался. Ты это... Прости заранее. Надеюсь, ты это забудешь на утро. — Хенджин, задержав дыхание, смотрел на одинокую слезу. Джисон плачет. Джисон, их Джисон. — вы ведь недавно убили мужика по имени Джиху, да? Можешь не отвечать, я все знаю. Минхо пытался это скрыть, но... Как от меня скроешь, что вы пошли по душу моего отца. Знаешь... Он часто выпивал, когда я маленьким был. При жизни в Онойтэсе все было хорошо, а после катастрофы они с матерью спились. Я боялся возвращаться домой и сидел в школе по половине дня, потому что когда приходил, то точно получал по роже. Они говорили, что я им испортил жизнь. Что из-за меня они подсели на алкашку и сигареты. Хан шмыгнул носом. Его кончик видно покраснел. Ресницы склеились, а белки глаз едва покраснели. — они ненавидели меня и говорили это прямо. Одним вечером отец так напился, что напридумывал измену матери. Взялся за нож и.... — его голос надломился и Джисон начал едва слышно задыхаться в слезах. Хенджин не вмешивался, просто слушал. Очевидно, что кроме Хенджина и, возможно, Минхо, никто не посвящен в ужасы жизни Джисона. Теперь даже в мыслях его называть как-то стыдно. — я сбежал из дома к бабушке. Мне было около шестнадцати, вроде как. Бабушка меня любила, я уверен, но... Старость и нынешний Онойтэс ее добили. Знаешь, какого почти каждую ночь просыпаться и видеть перед собой бабушку с ножом? Ночью я для нее был бесом или кем похуже, а днём любимым бедным внуком. — Джисон шикнул, осознав, что тлеющий фильтр обжигает кончики пальцев и случайно уронил остатки сигареты куда-то в кусты внизу. Достал новую, поджёг и продолжил. — только никому не говори, хорошо? — Хенджин кивнул. — я планировал спрыгнуть с вышки или вспороть себе живот после восемнадцати. Сам понимаешь — тут выжить-то чудо, а жить, будучи счастливым, вообще сказки для детей. Но, представляешь, прямо в тот день, в мое чёртово день рождения я встретил Феликса. Он притащил меня, ни живого ни мертвого, к Минхо. Вот так и попал сюда в возможную дату своей смерти. — прости, но я все равно не понимаю, почему Феликс не достоин твоей любви. — не он, а я. Ты же видел тогда документы, да? Феликс сирота с самого детства, ему нужны нормальные отношения и нормальный партнёр. Я тут пролетаю по всем пунктам. Кому нужен больной курящий тревожник? — он помотал головой. Будто это Хенджин ребенок, которому приходится пояснять, почему небо голубое и почему трава зелёная. — ему, Джисон. Он влюбился в тебя. Именно ты нужен ему. — бред. — он не перестанет тебя любить. Пожалуйста, попробуй стать с ним чем-то бо́льшим. Он заслужил, чуть ли не с того света тебя вытащил. А если все и вправду будет настолько плохо — расстанетесь. Так намного больше шансов, что его чувства остынут. — ...и начнет винить себя и считать себя каким-то не таким. — думаешь, он не делает это сейчас? Не будь ребенком и не играй с его чувствами. Пошли, я замёрз уже. — сделаю вид, что поверил, вор курток. — Джисон еле-еле улыбнулся. Вымученно, страдальчески. — ты только это...также свои мозги используй в случае с Минхо. А то смотреть на ваши бесконечно влюбленные взгляды уже невыносимо. — это началось от силы пару дней назад. — тем более, я этого не выдержу. — Хан протер глаза подолом футболки. Выкинул второй бычок в неизвестную ночь. Жаль, что этот диалог умрет здесь же. Джисон достоин счастья после вечного ночного кошмара. Жаль, что правда и истина восстала лишь из алкоголя. Что она рассыпется через несколько часов, убежит вместе с лёгкими опъянением.— мне душно и тошно. — нудит Минхо, распываясь бесформенной лужицей на диване.
— только не наблюй мне здесь, а то с балкона полетишь. — Крис мотает головой, усмехаясь.
Минхо вздыхает и прикрывает глаза. Он не то что бы в состоянии говорить на серьезные темы, но этот вопрос ему просто жизненно необходимо обсудить с кем-то.
Крис всегда был плечом, в которое можно свободно и без обязательст поплакать. Всегда был старшим и поддерживал.
— Крис, можешь помочь?
— не знаю.
— я не знаю, что чувствую к Хенджину.
Крис присвитстывает и посмеивается.
— опиши, давай.
— я...я могу смотреть на него бесконечно. Я хочу его касаться, обнимать. Я вижу вселенную в его глазах и каждый раз умираю от его улыбки.
— тебе самому-то не очевидно?
— очевидно. Но...я не мог, просто не мог влюбиться во врага народа! Его ненавидят все, почему я полюбил его? — Минхо закрывает лицо ладонями и еле разборчиво бубнит.
— какого ещё враг народа? Сдурел?
— он сын Хвана, Крис. Ты серьезно не знал? Я думал, что это умелая шутка.
Крис открывает рот и округляет глаза. В них блистает ненависть, разочарование, бешенство, что-то от животных и страшные, жесточайшие фантазии. Он делает попытку встать, чтобы скинуть дитё убийцы с балкона этой же минутой, но лицо Минхо искривляется в ярости. Он резко подпрыгивает и хватает Криса за воротник кофты и смотрит прямо в глаза. Недобро. Не моргает и не позволяет ответси взгляд.
— я тебя по стене размажу, если ты хоть кому-то об этом скажешь, понял? И если ты с ним что-нибудь сделаешь. Хотя нет, я тебя тогда заставлю пройти все муки ада и забуду все, что ты сделал для меня. Только попробуй навредить ему. — пьяные глаза уже не сверкают алкоголем, а настоящей нешуточной угрозой и Крису становится на деле страшно. Минхо страшен в гневе и это не новость мирового масштаба.
— понял.
— отлично.
— ты влюбился, Минхо. По-настоящему и глупо, как подросток.