Дом В Котором (сегодня я думаю о)

Сегодня я думаю о Лорде. О Лорде, которому ничего не снится уже который месяц и это расстраивает его так сильно, что он становится одним монолитным нервным напряжением — белые волосы с острой линией края, будто бы отсечённые лезвием по линии челюсти, искривлённый в вечной саркастичной полуусмешке рот, самодовольный прищур серых холодных глаз, едкие интонации, тяжёлые вдохи и выдохи. Я думаю о Лорде, который надёжно спрятан в эту скорлупу вечного мелкого недовольства, о Лорде который сам себя замуровал в роль довольного собой сукиного сына, о Лорде, который подтягивается на руках по шаткой лестнице вверх до чердака, на который вываливается загнанной кучей почти бесполезной плоти и воет в голос от стойкой бескомпромиссной безысходности. Потому что Лорд очень скучает по своим снам, по этим беспечным прогулкам, по изнаночному краю, по тому как он может наблюдать этот стык наружного с тем что принадлежит только домовцам и никому больше, по тому как он ощущает эту принадлежность к чему-то большему чем маленький, бесполезный, смешной он сам. Лорду тоскливо. Лорду поломано краеугольно одиноко. Лорду постоянно холодно и тряско. Табаки всегда знает, когда Лорд подходит близко к самому краю дозволенного, но не спешит задавать вопросы и вытряхивать ответы, он смотрит молча (чудо какое), склонив голову чуть на бок, поджимает губы недовольно, но воздерживается от каких-либо комментариев. Табаки просит у Мака аптечку и все в той же подозрительной тишине (в Четвёртой так редко бывает тихо) начинает латать Лорду все его ссадины и царапины, которые он нахватал пока лез на этот проклятый чердак. — Знаешь — говорит Табаки наконец — Если тебе вдруг так надо повыть на Луну, то не обязательно для этого тащится на чердак. — Холодно, Шакал — тихо отвечает Лорд — Мне так холодно. У Табаки тёплые руки и уютные объятия, жаль конечно, что не все могут их оценить. Лорду — можно. Лорду вообще можно все, если спрашивать Шакала. *** Сегодня я думаю о Лорде, который ненавидит когда внешнее не соответствует внутреннему, поэтому он не смотрит в зеркала, игнорирует комплименты, раздраженно цокает на титул Принца и не верит уже даже сам себе. Потому что когда он хлебнул в тот вечер Лунной, он ухнул в какую-то темную жадную воронку, которая засасывала его в себя пару вечностей подряд и никак не давала достичь дна. Потому что Лорд понял тогда, что все что он себе знает — ложь. Всё за что он держится из последних сил — морок. Все, кого он ставил в приоритет — точно такие же фикции и картонные манекены. Раньше Лорд просто это ощущал самым краем сознания, теперь же это абсолютное кристально чистое знание — никто не таков каким Лорд его видит. Ничто не таково коим Лорд привык его считать. И с этим сложнее всего справляться. Я думаю о Лорде, которого увезли из Дома, закрыли в какой-то пыльной, выжженной чужим безумием, палате и оставили там один на один с самим собой. Они отрезали ему волосы, забрали его одежду, перечеркнули все что у него было важного одной строкой в истории болезни — Лорда мало интересовала терминология диагноза, которым его заклеймили эти безликие усталые взрослые жители наружности, все что он был в силах хотеть — вернуться Домой. «Домой домой домой домой» — бегущей строкой в голове, упрямством во взгляде, решительностью в словах. Лорд готов был драться с целым миром, пусть тот и предал его, вышвырнул на берег почти бездыханным, Лорду, если честно, плевать. Он грубил врачам, молчал в кабинетах, отказывался от еды, раздирал себе кожу в кровь — они зажали его (три санитара, три санитара на одного мальчишку-колясника, суки) и отрезали ему ногти до мяса, уроды уроды уроды — Лорду не было страшно. Ему не было страшно когда его увозили, не было страшно когда мать смотрела осуждающе, он не боялся когда приносили лекарства, когда ставили уколы, когда обманывали мягкими интонациями, когда пытались дотронуться, когда вязяли руки фиксаторами — никакого страха, ни единой слезы — только сжатый решительно рот, только веское, хлёсткое, пропитанное аристократическим призрением «нет». На все их «мы хотим помочь» он говорил «когда я уеду Домой?», на каждое их «мы хотим разобраться» он повторял «я хочу Домой», на все что они могли и хотели ему предложить он отвечал отказом, бесил их намерено, смотрел сквозь или чуть выше их голов, держал осанку, держал оборону, держал Дракона на цепи до поры до времени. Я думаю о Лорде, который увидев в дверях своей палаты-камеры Чёрного Ральфа, расплакался до крика, вцепился намертво и попросил только «не оставляй меня здесь» И Ральф улыбнулся ему тепло. Почти как обнимает Шакал. *** Сегодня я думаю о Лорде, который сидит на кровати, чинно выпрямив спину, Четвёртая рады до одури, вернули вернули их Принца, но все же они осторожны и настороженны, совсем чуть чуть, потому что от Лорда несёт Наружностью, плачем, страхом, лекарствами. Лорд поглядывает на них надменно, но в то же время весело. Он Дома. Уже ночью, когда Табаки прекратил балаган, Лэри радостный ускакал в рубашке Лорда по своим логовским делам (на свидание), а Слепой неоднократно Лорда ощупал и обнюхал, вынеся вердикт «это наш Принц» — Шакал подполз к нему под бок тихонечко, обнял поперёк груди и спросил: — Ты зачем Лунной нахлебался, дурень? И Лорд хотел бы ему ответить, что не знает, Лорд хотел бы ему солгать, что просто так, но Лорд знает, что — Учился смирению — Шакал под боком хихикает — Узнал что сны это не сны, а мир не такой каким я его считаю. — Мог бы у меня спросить. — Мог бы — и улыбается в полутемной четвёртой так ослепительно, что Шакал щуриться, как от яркого света в лицо — Но не стал. — А сны снятся? — Я теперь сам как сны. — Настоящий? Лорд кивает и проваливается в сладкую дрему. Сегодня я думаю о Лорде, который знает что все не то чем кажется, но это не страшно, а в зеркале отражается кто-то с кем ему только предстоит познакомиться. Но это ничего. Это правильно. Почти как обнимать Шакала.