Выгода?

Вдвоем неуютно. Роза Бьюкейтер даже не пытается уловить смысл его шуток. Замолчал. Машина досчитывает расстояние до пристани. Каледон Хокли смотрит на ее шею, профиль, милые завитки рыжих волос. Девушка молчит, поджав губы. - Я совсем не против искусства, - наклоняется к уху, - я прошу меня простить, что я не разбираюсь в нем так, как хотелось бы вам, Роза. - Искусство про чувства, мистер Хокли, разве вам это неизвестно?! - нахмурилась. - Но там есть пропорции, эллинские мастера только так и делали - нога к ноге, рука к руке и голова составляет в процентном соотношении… Рассмеялась: - Вы и в искусстве хотите выискать ваш любимый расчет?! Это цвета, мистер Хокли, это лондонский дождь, который ноет в сердце поэзией… Щемит, томит, искушает… - Дождь? - Именно! Поэзия! Дебюсси в сарае… позвольте почувствовать себе, мистер Хокли, - берет его руку в свою, - какого ему там… представьте картину в которой вы великий композитор… - В дырявой лодке с коровой? Вам не кажется, Роза, что это слишком народная метафора? Я хотел сказать простонародная… природная… из сельской местности… Роза Бьюкейтер отстраняется. Смотрит в окно. Проносятся машины и лица. Солнце жарит так, что дамы достали зонтики и летние шляпки. Все вокруг обманчиво. Каледон Хокли принимается злится - неверно построил диалог, не верно просчитал эмоцию, выдал не ту интонацию, вызвал гнев. Он примется кивать ей в знак согласия до того момента, как не поймет того, что от него требуется. Должен же быть маршрут по которому этот выгодный расчет приобретет желаемые формы сотрудничества на ближайшие годы. Ему нужно взвесить, обдумать, присмотреться к конкурентам на этом эмоциональном рынке. Около величественного корабля толпы. Роза Бьюкейтер тоже злится, всем видом показывая то, чтобы он признал собственную неправоту. Признал! Сколько хотите, Роза! Я был в Риме и видел все это искусство! Был в Неаполе, Венеции, плавал на гондоле и напевал неприличные песенки, напивался и наигрывал на рояле партии - легко, ради того, чтобы занять время выходных, между одной выгодной встречей и другой. Эмоции на лицах - Каледон Хокли скользит глазами, вычисляя улыбки и поведение провожающих, случайных, пассажиров - тут есть слезы, смех, крепкие объятья. Солнечная палуба для первого и второго класса, каюты для третьего, чтобы переправиться из обыденной тяжелой жизни к американской мечте. Все счастливые, огромная лодка наполнена счастьем через край. Слуги скрываются в след за дамами, Каледон Хокли остается на палубе - реклама «Уайт Стар» не врала, пробежался по залам - отличные материалы для отделки, точная работа каждого из мастеров команды, компания не экономила. За обедом Каледон Хокли принимает удобную позу, смыкает пальцы - помогает размышлять и просчитывать. Рассматривает свою невесту - многим даст фору в этом зале и в прочих. Ее можно сравнить с бурей. Очень эмоциональна, самонадеянна, юна, прекрасна, как будто только сошла из пены. Прикуривает сигарету, выпускает дым на стол - стелился, как туман. Выпускает вновь. - Мистер Хокли, вы злитесь на меня? - аккуратно начинает диалог. - Нет, раздумываю. - Вы злитесь… - вздыхает. - Стараюсь понять вас, Роза… - Неудачно, поэтому злитесь. Думаете, что вы ввязалась зазря в эту коллизию и из нашего союза ничего не выйдет. Я тоже стараюсь понять вас, мистер Хокли, - притрагивается к локтю, - у меня не выходит, только то, что я чувствую. Запах расчета, в глазах бухгалтерская ведомость и чековая книжка. Это обидные слова? - Нет, - покачал головой, - каждый цент имеет свое предназначение. Вы правы, Роза, на мой счет, но это совершенно не значит, что я испытываю сожаления от того, что потратил некоторую сумму на ваше удовольствие. Вам нравятся эти картины и я в свою очередь… - Вопреки своему здравому смыслу?! Вы… Находите удовольствие в цифрах! - убрала руку. - Которые превращаются в платья и картины. - Это жестоко, мистер Хокли! Как вы можете совсем ничего не чувствовать?! Неужели в вас бултыхается стальной камень, мистер Хокли! Искусство заставляет чувствовать… Выдохнул воздух: - Женские фигуры в Риме вызывали во мне эмоции. Они красивы, отточены, мастерски сделаны. Подлинные стоят невероятных денег… Роза Бьюкейтер кивнула головой и сложила руки на груди. - Какова природа спора? - Руфь Бьюкейтер окинула взглядом сначала дочь, потом будущего зятя. - Мама, мистер Хокли считает, что искусство только предмет торга и не более! - Конечно, Роза. Я занимаюсь этим торгом и не понимаю природу твоего возмущения. - Вы занимаетесь древним искусством! Какие там эмоции?! Какие там фантазии - женщины в хитонах, в одинаковых позах! - Ты не права, Роза. Те женщины содержат легкость и шарм, еле уловимые улыбки, восторг от пропорций по которым мы с вами тоже скроены. Древние улавливали человеческую природу, осмысливали и создавали женщин такими… - Одинаковыми! - Вы не разбираетесь, Роза! - Руфь Бьюкейтер открыла портсигар и прикурила сигарету, - Чтобы прийти к современному искусству, Роза, тебе следовало бы начать с истоков! - Чтобы понимать искусство, мама, нужно его чувствовать, а не как у вас - предмет выгодного торга! - Мистер Хокли, - наклонилась вперед, посмотрела на будущего зятя, - прошу простить за эмоции мою дочь. Она ошибается… - выпустила дым струйкой, - пытается поймать все, сыплется на деталях. - Я все понимаю! Вы ненавидите Родена! Как вы можете?! - Имею мнение, что у Камиллы Клодель в ее скульптурной пластики есть больше содержания, расчета, порывов настоящего, а у него…Роден плоский. Найдете аргументы, чтобы опровергнуть мое мнение? - Вы назвали, мама, постимпрессионистов дешевой спекуляцией! - И купила несколько самых спекулятивных работ. Еще куплю, выжду, выгодно продам. Роза Бьюкейтер кинула салфетку на стол. Ушла еще более расстроенной. Каледон Хокли посмотрел на Руфь Бьюкейтер через свободный стул: - Я пытаюсь понять мою невесту, миссис Бьюкейтер, мне нужен учитель по этому искусству. - Из меня плохой. Вы слышали. Никаких компромиссов у молодости. - Сумасшедшие порывы? - Избытки чувств, которые нужно вылить вдоволь. В Нью-Йорке все изменится, - потушила сигарету. - В Нью-Йорке, миссис Бьюкейтер, уверен, найдутся приятные действия, способствующие выплеску эмоций, - усмехнулся. Взгляд Руфь Бьюкейтер поймал его усмешку и усмехнулся в ответ. Сколько Каледон Хокли простоял перед дверью в каюту? Звуки интимного содержания доносились отчетливо. Стихали и возвращались. Каледон Хокли принялся раздумывать про стуки, прокручивая план каюты в голове - кровать прикручена, остаются кресла и столик. Ритм бьющейся спинки кресла о стену. Женщина издает звуки удовольствия… Чувственно и возбуждающе. Роза Бьюкейтер прямо сейчас за этой не самой прочной дверью выплескивает свои эмоции и делиться сокровенным с кем-то, разбирающимся в постимпрессионизмах. Этот кто-то ей нравится. Звук бьющегося стекла. Скорее всего столик, с которого падают стеклянные флаконы. Усадили ее задницей и теперь… Выдохнул воздух, вдохнул. - Мистер Хокли? Каледона Хокли окликнули. Повернулся. Роза Бьюкейтер идет по коридору к нему, размахивая сумочкой. - Вы обещали полчаса как зайти перед ужином! Я вас ждала! Каледон Хокли идет ей навстречу, улыбка бродит по лицу - как он мог поверить, совершенно невозможно. - Простите меня, Роза, что я допустим даже подумать… Офицер указал мне, что это номер вашей каюты! - разводит руками. - Маминой.