Цена твоего молчания

      Прохладный летний ветер забирается под одежду, вызывая мурашки, бегущие вдоль тела и заставляющие вздрогнуть. Стоя на пороге, Майки сунул руки в карманы, защищая чувствительные пальцы от холода. Наверное, после многих переломов и кровоточащих ссадин пальцы должны были ощетинится, выставить прочный панцирь и привыкнуть к боли, но нет — они были до тошноты чувствительны и это раздражало. Не то, чтобы хотелось не иметь слабых мест вовсе, просто...       — Ты странный, Эйдзи.       — Я знаю.       Майки оборачивается и всматривается в невыразительное лицо. То очень похоже на лицо Такемичи, но тот, кто умеет смотреть увидит, что близнецы друг на друга совсем не похожи. И причин очень много: начиная от мимики и выражения глаз, заканчивая позой и манерой речи. Эиджи — сторонний наблюдатель, отрешенный и местами саркастичный, при этом преданный и надежный, за что и получил кличку Инугами. Такемичи, в свою очередь, был скрытным, неловким и по-домашнему уютным, скрывая это за фасадом невыразимости. Но их объединяло одно — недоверие и закрытость. Это было видно из далека. Когда Майки не знал о том, что у Эиджи есть близнец он понял это еще до того, как увидел их вместе, т.е. в первую встречу с Такемичи.       Майки знает Такемичи не так давно, но понять успел достаточно много для человека, знакомого с ним чуть больше недели. Возможно это потому, что Майки наблюдателен или потому, что Такемичи не слишком скрывался, списывая внимательные взгляды на что-то другое, а может эти факторы смешались и случилось то, что случилось. Сам Майки ничего об этом не говорил, ведь Такемичи не спрашивал. А как по-другому? Вот и сейчас, вглядываясь в восковую маску Эиджи, Майки задавал себе этот вопрос.       — Я уже говорил Такечи об этом, но повторю – если ты почему-то думаешь, что я вас сдам, то это пиздец, какая большая ошибка, – проговаривает Майки, ощущая, как ветер вплетает в волосы призрачные щупальца, волоча блондинистые пряди по направлению фантомного дуновения.       — Мичи знает тебя не так давно. Не обижайся, – просит его Эиджи, провожая взглядом сидящую на соседнем заборе полосатую кошку, скрывшуюся в насыщенных зеленых листьях. Майки видит это, проследив за направлением его взгляда. Даже глаза у близнецов отличались. У Эиджи — пустые, тусклые, почти без бликов, как вода без наличия над ней хоть какого-то источника света. У Такемичи — насыщенные, блестящие на свету и настолько глубокие, что в них можно утонуть.        — Даже не думал, – ведет плечами Майки, прогоняя из черепной коробки видение о чужих темно-синих глазах в плену чуть вьющихся черных ресниц. — У меня другой вопрос: почему перед нашим приходом?       Судя по сомнению во взгляде, Эиджи не сразу понимает суть вопроса, а когда понимает, то поджимает губы. Выражение его лица мрачное, при этом будто бы тоскливое, правда вот причины остаются неизвестными.       — Я ожидал, что он явится раньше. Не знал часа, но точно знал день.       — Получается, это было спланировано? – задает риторический вопрос Майки. Им обоим известен ответ, но в подтверждение Эиджи все равно коротко кивает.        — И мне нужна была помощь. Один бы я не справился, – и подводит к итогу мысль.       Почему Эиджи знал, что он – Майки – согласится помочь, становилось ясно. Сано сам давал понять, что тех, кого он считает друзьями не предаст и всегда поможет, если будет угодно, чем Эиджи и воспользовался, потому что Майки позволил ему это. Вопрос заключался в другом...       — Почему не сказал сразу? Я бы увел Такечи подальше.        Атмосфера неприятно накалилась. Майки нужна была правда, а для Эиджи эта правда была слишком личной. Тем, что нельзя открыть просто так. Он не Такемичи, который выворачивает наизнанку голую душу и кладет ее целиком на твою ладонь: такое не выбросишь просто так, не избавишься, как от не нужного мусора. Ты его не просишь, а он все равно предлагает, сам того не ведая. Это и было самым опасным, в то же время притягательным и очаровывающим каждого, кому приходилось с этим актом столкнуться.        — Ему нужна голая правда. Вы в этом похожи, – криво усмехается Эиджи, а Майки вновь кажется, что перед ним куда более опытный человек, чем кажется на первый взгляд. И это настораживает. Не пугает, но заставляет напрягаться плечи, и покалывать от нетерпения кончики пальцев. — Пусть лучше он увидит это сейчас, находясь в безопасности, чем на его глазах убьют постороннего во время уличной потасовки, когда он не будет готов.        Резкий выпад вперед и такой же резкий удар кулаком точно в лицо. От резвого толчка Эиджи падает на скрипучие доски порога, зажимая кровоточащий нос рукой. Он не выглядел ошарашенным или недоуменным — удивление от неожиданности на его лице сменяется покорным смирением. В конце концов, он не против. Такемичи сказал, что пусть Майки врежет Эиджи за него. Сам Эиджи не знал, что Сано подслушал заговор, а тот и не собирался ему об этом говорить. В любом случае оба пришли к компромиссу в виде разбитого носа Эиджи.       — Я бы ударил тебя еще несколько раз, но Такечи мне этого не простит, так что сочтемся на этом, – стряхивает капли крови с костяшек Майки. Он не чувствует вины. Эиджи это заслужил. На его слова он лишь коротко кивает и неторопливо поднимается, по-прежнему зажимая нос ладонью. Между пальцев сочилась вязкая кровь.        Открыв свободной рукой дверь, Эиджи зашел внутрь, скидывая обувь и плетясь в ванную, пока Майки прошествовал на кухню в поисках Такемичи. Там его не обнаружилось, точно также как в гостиной и спальне. Туалет тоже пустовал. Уже собираясь подниматься на второй этаж, Майки заметил полупрозрачные раздвижные двери, ведущие на задний двор. За слоем натянутой между деревянными спицами бумагой на ступеньках, спиной к нему, сидел Такемичи. Открыв дверь, Майки сел рядом, замечая зажатую в зубах Ханагаки тлеющую сигарету.        В тишине пролетело около двух минут, в течении которых Такемичи мерно вдыхал и выдыхал дым. Майки от едкого запаха вовсе не было неприятно, потому он не пытался отодвинуться, сам того не замечая неотрывно глядя на Такемичи. На то, как он держит между указательным и средним пальцами сигарету, как сидит, чуть сгорбившись и провожая необычайно живым взглядом серые витки, как едва шевелятся его губы и как изо рта вылетают клубы́ дыма.        — Не пялься, – просит Такемичи. Майки с силой моргает и смотрит на него недоуменно. Поймав же на себе его взгляд чувствует, как от мимолетного стыда по шее расползается жар. Внемлив просьбе, Майки отводит взгляд, стараясь сохранить на своем лице беспристрастное выражение. Получается у него или нет — загадка, но судя по всему получается, ибо Такемичи ничего не добавляет, туша окурок о ступеньку. — Ты все-таки ударил Эиджи? – вдруг спрашивает он.       — Ага, – кивает Майки, не торопясь возвращать взгляд на чужое лицо. Он мог бы спросить «Как ты понял?», но это не имеет смысла, ведь Сано прекрасно знает, как: догадавшись, просто сопоставив одно к другому и сложив дважды два, получив простой и понятный ответ. Вместо этого он говорит другое, возможно, менее банальное. — До сих пор не ненавидишь меня?       На самом деле он был уверен, что ненавидит, ведь у Такемичи были веские причины. Может быть жесткий удар не повлек бы за собой хотя бы нечто, похожее на ненависть, зато вовлечение в банду вполне могло. У Майки не было особых причин думать о том, что Такемичи лжет ему только потому, что не хочет задеть его своими чувствами. Если бы действительно ненавидел — то задел бы, причем со смесью удовольствия и злорадства. Но Такемичи лишь откашливается и произносит:       — Нет, – выдыхает он. — Вряд-ли тебе будет горячо или холодно от моей ненависти, даже если бы она была. Но почему-то тебя это беспокоит, пусть я не хочу спрашивать почему.        — Но ты все равно спросил, так что я отвечу – потому что ты интересный, – отзывается Майки, подпирая рукой подбородок и переводя взгляд на Такемичи, почти не поменявшего позы. Разве что руки опустил на поджатые колени.        — Только поэтому? – чуть склоняет голову набок Ханагаки. — Не потому, что пытаешься сыграть на чувствах, а потому, что я, по твоему мнению, интересный?       — В точку, – расплывается в довольной улыбке Майки. — Ты жуть, какой интересный. Иначе я бы не спрашивал тебя о ненависти. Не было бы смысла.       Майки замечает мелькнувшее в глазах Такемичи удивление, утонувшего в безграничном океане. Сейчас, на свету, казалось, будто за этими глазами скрывается бескрайний простор водной глади, блестящей на солнце. Эта самая вода выливалась непрерывным потоком сегодня ночью, оставляя влажные следы на одежде Майки. Воспоминания о пережитом заставили опустить с губ улыбку и приглядеться к Такемичи внимательнее; под глазами пролегли тени, губы обкусаны в кровь, ресницы едва заметно подрагивают, во взгляде усталость. Заметив повышенное внимание, Такемичи поспешно отвернулся.       — Я просил не пялится, – напоминает, поджимая губы. Майки поднимает руки, помахивая невидимым белым флагом.       — Прости.        Такемичи вздыхает, потирая большим пальцем колено сквозь ткань штанов. Только сейчас Майки замечает его руки; ногти обкусаны в кровь, ранки покрыты мелким слоем застывшей корки. Он упрямо смотрит куда-то в землю, загораживая лицо от любопытного взгляда светлыми прядями, спадающими на бледное лицо. Майки чувствует едва ощутимый укол вины в самое сердце, от чего он вздрагивает, с удивлением прижимая ладонь к груди. Раньше такого никогда не было. А возможно это и не вина вовсе. Та ощущается немного больнее, а сейчас и не совсем боль была. Скорее скоротечный импульс, разлившийся по телу приятной волной. Окрыляющее и поглощающее в голодную бездну чувство, которую Майки ошибочно принимает за вину, утонувшую глубоко в той самой бездне, которая, по какой-то причине, не была опустошающей. Скорее наполняющей душу ослепительным светом, добирающегося до самых темных уголков.       — Ты чего? – вырывает его из созерцания голос Такемичи. Майки отрывает руку от груди, часто-часто дыша. Сердцебиение отчего-то ускорилось.        — Ничего, – глухо произносит Майки, придавая лицу спокойствия, пусть и напускного. — Неважно себя чувствую, – наскоро придумывает отмазку Сано.       — Температура? – с легким беспокойством спрашивает Такемичи.       — Кажется, нет... С чего ты взял?        — Красный весь, – поясняет Ханагаки, обводя рукой свои щеки. Приложив уже к своей ладонь, Майки ощущает приливший к лицу жар. Может быть, действительно температура? — Может, в дом вернемся? – предлагает Такемичи.       Майки поспешно кивает и поднимается на ноги, проводя ладонью по лбу. В отличие от щек он горячим вовсе не был, и Майки упорно не понимал, что с ним происходит. Можно было бы списать все на давление, но в то же время на улице не было духоты, что могло бы вызывать такую реакцию организма.       Заходя же в дом, они пересеклись с Эиджи, выходящего из ванной. Судя по всему, кровь за прошедшее время успела остановиться, зато само место удара все еще было воспаленным. Такемичи вид Эиджи не удивил, он на это лишь плечами пожал и, кажется, фыркнул, судя по тому, что услышал Майки, стоящий чуть позади. Эиджи, в свою очередь, закатил глаза и ушел в спальню.        — Останешься? – Такемичи бросает взгляд на настенные часы. Майки тоже сверился со временем: 11:26.        — А ты хочешь, чтобы я остался? – шутливо спрашивает Манджиро, чуть склоняя голову набок, тем самым зеркаля частый жест Такемичи.        — Не важно, – в синих глазах сгущаются тени. — Ты остаешься или нет?        — Нет, – хмыкает Майки. — Это ведь не важно. К тому же, мне нужно домой. Эмма будет беспокоиться. – На непонимающий взгляд Такемичи, Сано пояснил: — Моя младшая сестра.        Ханагаки поджал губы, отчего-то хмурясь и быстро кивая.        — Она блондинка? – спрашивает, встречая удивленный взгляд Майки.        — Да... – отвечает он. — Откуда ты знаешь? Эиджи разболтал?        — Мг, – кивает Такемичи. — Он трещит обо всем без умолку.        Майки состроил понимающее выражение лица, делая вид, будто не поймал Такемичи на лжи. Эиджи никогда не говорил ни по делу. Майки знал это, как никто другой. Было любопытно, действительно ли об этом рассказал Эиджи, ибо Эмму он видел, причем не раз, но тогда назревал вопрос: для чего говорить о ней Такемичи? Вряд-ли бы он заинтересовался его – Майки – семьей.        — «Лжец из тебя никакой», – думает Сано, в противовес этому отвечая. — Конечно.        Пройдя к порогу и натянув на ноги ботинки, Майки поднял глаза на Такемичи.        — Спасибо, – говорит он, и в этом слове кроется нечто большее, нежели формальная благодарность. Он благодарил за все: за объятия ночью, за помощь и разговор.        — Не благодари. Пока, в любом случае, не за что.       Майки натянул на лицо улыбку и попрощался, выходя за дверь. Когда та закрылась за его спиной, он уже спустился с деревянных ступенек.       Влезая на байк, Майки снял транспорт с ручника и, заведя мотор крутанул ручку, отрывая ноги от земли. Байк стремительно набирал скорость, петляя по улицам и выезжая на дорогу под протестующие сигналы с визгом тормозящих машин. Ветер плавно обтекал водителя, колеса оставляли темные полосы на асфальте при резких поворотах. Именно это нужно было, чтобы забыть обо всем — скорость и шум ветра в ушах, проносящиеся перед глазами пейзажи. Смысл имел лишь верный байк и гонка с самим собой, где риск снова выходил победителем, оставляя тревожные мысли в заведомо проигрышном положении.