На краю Прерий

      Он зачал зло и родил ложь,       и утроба его приготовляет обман.       Скорпион упал на пол. Когда первая вспышка адреналина пошла на спад, Чжунли закономерно спросил:       — Кто ты?       В его кресле восседал высокий молодой мужчина; по большому счету, еще парень. Бледнолицый и голубоглазый, в бордовой рубашке с закатанными рукавами. Худой, но без фанатизма — серые брюки обступали тренированные квадрицепсы. По носу и высоким скулам рассыпались крапинки тусклых веснушек. Рыжие ресницы, лапки — чуть опущены вниз, скрадывая внешние уголки глаз.       Мертвых глаз; как грязный хрусталь. Глаз дохлых рыб, выловленных из прохладной Атлантики кальмаров, частая картина на бостонских верфях, помнил он. В конце концов: глаз трупов, пролежавших полчаса. Достаточно, чтобы замутился хрусталик.       Глаза у парня не блестели, но слюна на губах — вполне, значит живой.       Чжунли рассматривал его лицо, ожидая, пока оно искривится в агрессии, но этого не происходило. Парень рассматривал его в ответ. Чжунли повторил тверже:       — Кто ты?       — Чайльд, — равнодушно представился он.       Злость кипела за ключицей, в груди. Чжунли смотрел то на пол, высматривая скорпиона, то на Чайльда, то на матрас. Пытался вспомнить, с какой стороны сунул «Кольт». Представить цепочку действий. Но никто не нападал.       «Просто перестраховка».       — И что ты делаешь в моем номере, Чайльд?       — Сначала скажи, что у тебя под матрасом, — тот, кто представился английским титулом дворянина нахмурился. — Нож? Пистолет?       — Пистолет. Тебе не кажется, что вопросы тут должен задавать я?       Чайльд встал с кресла, детектив рефлекторно дернулся в сторону матраса — но вовремя вспомнил о скорпионе. Тварь все еще была где-то у ступней, свалившись с кровати. Чайльд — напротив. Он подошел к выходу и щелкнул выключателем.       Старая пожелтевшая лампочка прогудела, но, приложив усилия, включилась.       — Я тебе ничего не сделал, а ты уже хватаешься за оружие. Невежливо.       — Как минимум, ты пробрался в мой номер. По новым законам этого хватило бы, чтобы пристрелить тебя на месте.       Парень загадочно улыбнулся. Склонил голову.       — Только копам, но ты не коп. Частный детектив.       — Откуда ты знаешь?       — Ты уже всему городу представился. А еще у тебя было не заперто, — он развел руками. Внимание Чжунли снова привлекли следы на запястьях. — Я хочу помочь в расследовании убийства Исабель.       У пальцев ног что-то шевельнулось. Пустынное членистоногое нашлось, детектив пообещал не сводить с него глаз — сейчас оно казалось опаснее, чем сумасшедший рыжий авантюрист.       — Нет. — четко и внятно сказал Чжунли. Наблюдал, как, блестя черными хитиновыми боками, скорпион тыкался в ножку кровати, точно отупелое животное в забор.       — Нет? Почему?       — Потому что я был бы идиотом, если бы согласился. Я тебя не знаю, ты без спроса зашел в мой номер, подкинул ядовитого скорпиона в постель, а теперь напрашиваешься в компаньоны. Это бред.       «Тем более, я не работаю в паре». Из всех причин эта была наименее весомой, зато самой логично обоснованной. Чайльд показался расстроенным, но быстро собрался. На лице не осталось ни следа обиды.       — Ты будешь идиотом, если откажешься, — недовольно прорычал он. — Я знаю Техас лучше любого ковбоя или свинопаса. Здешние шахты — лучше любого шахтера. Вот спроси у меня что-нибудь.       — Не буду. Мне это неинтересно, Чайльд, уходи, и я сделаю вид, что тебя здесь не было. И забери своего скорпиона.       — Он сам залез. Я не уйду. Ты не понимаешь, от чего отказываешься.       Представление начало порядком утомлять. Чжунли раздражался, как и Чайльд. Судя по противному шипению снизу, скорпион — тоже.       Чжунли вздохнул. Чуть успокоился, посчитав до десяти на китайском: shi.       — Я повторю — я тебя не знаю.       — Так спроси что-нибудь, чтобы узнать, — с некоторой долей удивления, будто общался с ребенком, ответил парень.       «Эти следы…», Чжунли пригляделся к запястьям. Явно от наручников, металла, веревки трут больнее, но не так глубоко, а нейлоновые стяжки или хомуты — тоньше. На фоне бледной кожи краснота казалась еще болезненнее. «Надо бы спросить в участке, не сбегали ли в последнее время молодые заключенные». К сожалению, на таком расстоянии непонятно: шрамы — или раны свежие.       Словно прочитав мысли, Чайльд подошел ближе, к столу, на котором все еще были рассыпаны материалы дела. Стал разглядывать, поставив палец между двумя бумажками — шериф приходил к бойфренду Исабель, но тот отказался говорить и метил в потенциальные подозреваемые, и чем-то совершенно незначительным.       — Ну, спроси, — нетерпеливо напомнил Чайльд.       — Еще раз нет. Я тебя никуда не возьму и точка.       — А если так?       Чайльд развернулся и пошел к нему. Детектив отклонился в сторону матраса, вспомнив, что пистолет на этой стороне; пристрелить нападающего — дело не больше двух секунд. Снять предохранитель. Спустить курок. Если не убить, так хотя бы попробовать вырубить прикладом в висок.       Удивительно, но в последний момент Чайльд… нагнулся, чтобы схватить что-то с пола.       В белых пальцах извивался скорпион. Схваченный за хвост вблизи жала, он не мог укусить и быстро оказался вышвырнутым в открытое окно. Странно. Чжунли, вроде бы, закрывал. Чайльд повернулся с торжествующим видом победителя — или ребенка, набравшего максимум очков в игровом автомате.       — Теперь ты обязан мне жизнью.       — Серьезно? — Чжунли скрестил руки на груди, — Сам же подбросил.       — Да не бросал я ничего! Хотя бы один вопрос, давай. И я докажу, что полезен.       Вспомнив, что не видел рыжую копну ни в коридорах, ни в «Доле ангелов», детектив решил зайти издалека. Спросить что-то глупое, обведя вокруг пальца, а если Чайльд снова будет возмущаться — вышвырнуть за дверь, как ядовитую тварь, сказав: «ты не доказал, что полезен». В окно было бы невежливым.       — Ладно. Я не видел тебя до этого. Ты живешь здесь?       — В подсобке бара, — со всей серьезностью кивнул Чайльд. — Рагнвиндр меня знает и терпит.       Чжунли приподнял брови, удивляясь. Первый возникший вопрос — «в подсобке?»       Второй:       — Рагнвиндр? Это Дилюк? Интересная фамилия.       — Корни где-то у викингов.       — Я догадался, — Чжунли задумчиво прищурился. — В этом городе вообще есть кто-нибудь… из местных?       Чайльд опять развел руками с кривой, но очаровательной усмешкой. При всей юношеской «взрослости» у него были треугольные, как у подростка, клыки. Помнится, у Ху Тао такие исчезли еще в тринадцать. У Сяо — чуть позже; он из-за них переживал.       — Сказал китаец.       Чжунли бросил в него порицающий взгляд. Придумал другой вопрос, который заинтересовал его еще после письма Самуила.       — Ты знаешь, откуда взялось название «Сан-Тусон»?       — О-о, конечно знаю, — Чайльд оживился и снова глянул в документы. Казалось, он не ищет там ничего особенного: знает все и без полиции, — Ты же умный, детектив, наверное в курсе, что «Сан» это «святой» и взялось из Мексики. А тут как раз граница недалеко. Так вот тут шахтеры жили, что-то копали, а нападали на них то ли пуэбло, то ли апачи…       Чжунли нетерпеливо дернул головой:       — Обычно я люблю долгие исторические справки, но, Чайльд, пожалуйста — короче.       — Ладно. В общем, из Мексики пришел мужик по имени Тусон, мексиканские власти платили ему за спасение их репутации. Он истребил дикарей, спас шахтеров, и те нарекли его «святым». Вдовесок — назвали город. Достаточно коротко?       — Да. Спасибо за разъяснение.       — Видишь, я же говорил, что знаю все, — казавшийся недовольным Чайльд теперь гордо вскинул плечи. — Теперь мы напарники?       Брать гирю, тем более такую шумную к и так начавшей гнить ноге — так дело Исабель Эрнандес окрестил для себя Чжунли — все еще не хотелось. Надо было подумать, как еще отшить Чайльда. Пока тот смотрел в упор, мозг думать отказывался.       На крайний случай, приклад в висок все еще действовал. Правда, Чжунли разочаровался в насилии давно; перестав быть «Мораксом», он оставил его неразумным парням типа Чайльда.       Решил взять отсрочку.       — Мне надо подумать. И выпить, все равно больше не засну.       — Я с тобой! Пить не люблю, а вот разглядывать пьяных — очень.       Не особо интересуясь чужими словами, детектив направился на первый этаж.       Вероятно, ему не стоило даже надеяться, что Чайльд не пойдет следом. Двигался он бесшумно, словно плыл в воздухе; уже на ступеньках пробурчал что-то похожее на «попробуй Немецкий мясной сэндвич от Брук, клянусь, пальчики оближешь».       Чжунли взглянул на часы. Второй час ночи. Бар закрывался в четыре, но людей было достаточно: два полных стола и еще несколько по одному. Дилюка за стойкой не виделось. Стоял мужчина — Чарльз, кажется.       Чайльд махнул рукой:       — Иди, пробуй сэндвич. И не пей слишком, тебе же еще расследовать. Рекомендую кёльш.       И, с деланным видом исследователя, Чайльд действительно принялся ходить между столов, заложив руки за спину. Он заглядывал в лица пьянчуг, дальнобойщиков, проституток и уставших шахтеров. Он цеплялся за что-то в их глазах, но потом отступал, не желая показаться назойливым — и чтобы не прогнали, вероятно.       Кажется, к таким выходкам здесь все привыкли, поэтому не обращали внимания. Чайльд ходил, словно пустота, и никому не было до него дела. Проститутки подмигивали кавалерам, пьянчуги разыгрывали банку с надписью «Одинокая Звезда. Национальное пиво Техаса», а шахтеры, измазанные в угле, смотрели в одну точку.       Детектив подошел к бару и сказал:       — Доброй ночи. Вы, кажется, Чарльз? Не дадите совет, какое пиво понравится человеку, не особо любящему алкоголь?       В одном странный молодой мужчина был прав — Чжунли не стоило мутить разум. В конце концов, он даже не любил вкус выпивки; пиво было единственным приемлемым вариантом. Чарльз бросил протирать стойку. Ответил:       — Кёльш.       Чжунли едва не закатил глаза.       — Будьте добры.       Через минуту перед ним возник высокий узкий стакан. «Штанге», объяснил бармен. Алкоголя туда помещалось немного, но оно и хорошо: Чжунли не пьянел быстро, а слушал сетования Чарльза — тому надоели драчуны в баре.       Спустя три штанге бармен поинтересовался:       — Как дело-то продвигается? Выяснил уже чего?       — Не выяснил, но уже ходил в морг. И разговаривал с полицией, — ответил детектив, рассматривая пивную пенку.       Чарльз встрепенулся.       — С этими-то?! «Рыцарями»? Пьеро и его сынишкой?       — «Рыцарями»?       За стул слева присел Чайльд. Вид у него был спокойный, глаза — такой же дохлой, как и в номере, рыбы.       — После американо-мексиканской войны здесь царила анархия, — принялся пояснять он, — Было несколько банд: охотники за скальпами, ну или просто бродяги, но все приказали долго жить. Дольше всех продержалась банда «Рыцарей», они тут хоть какой-то порядок держали. А потом пришли власти. И полиция. Власти смешались с полицией, полиция — с властями, но «в народе» кличка прижилась. Как видишь, до сих пор не вытравили. Правда, сейчас так больше издеваются.       Наконец дало в голову пиво, мысли стали пухнуть гангреной. Чжунли пытался удержать их и не прерывал Чайльда в его рассказе — судя по всему, коротая время в подсобке, тот прочитал много книг.       Может быть полезно.       Чжунли облизнул губы. На них дотлевал фруктово-пшеничный вкус пива.       — Может ли местная полиция до сих пор быть связана с бандитами?..       Он спрашивал сам себя, скорее риторически и под нос, но Чарльз услышал, ухмыльнулся. В свете лампы блеснул золотой вставной зуб.       — Эк ты быстро сечешь, детектив. Так и не скажешь, что уже три штанге выхлебал, — Чарльз огляделся, наклонился и тише добавил: — Все здесь повязаны, все. Даже мы…       Ему показалось: сгустился воздух. От духов проституток вперемешку с кислым потом начало подташнивать, а Чайльд под рукой, все еще ожидая ответа, смотрел пристальней, чем смотрят вежливые люди.       Чжунли кивнул — «запиши в счет номера». Бармен понял и пожал плечами. Завтра, а вернее уже сегодня детектив намеревался отправиться загород, в степь; возможно, Пьеро что-то упустил. У него было место убийства, а оно обычно прямо-таки вопило о многом.       Вероятно… уже сегодня придется навестить Самуила. Он жил в нескольких милях от города с дочерью, у них была богатая ухоженная резиденция в испанском стиле. Католическая готика, мрамор и светлый кирпич. Личный бассейн. Слуги. Прекрасная жизнь. Так рассказал сам мистер Эрнандес в своем письме, и причин сомневаться пока не было.       Уже у номера «двадцать один» детектива нагнал Чайльд.       — Ну так что? Ты согласен работать вместе?       Чувствуя легкую дымку в голове: алкоголь плюс усталость, помноженные на резкое пробуждение — Чжунли потерял силы с ним спорить. Парень и впрямь раздражал. Сходство с морепродуктами не добавляло ему очков в копилку уважения. Тяжело вздохнув, взвесив «за» и «против», детектив ответил:       — Нет.       И в этот раз обеспокоился тем, чтобы закрыть дверь на ключ.       * * *       Кёльнских пивоваров — или их техасских суррогатов вдали от Европы — можно было благодарить на коленях: проснулся Чжунли легко, хоть и позднее обычного. В голове не мутило, не съезжало набок; он правда не любил выпивать, но если случалось, с утра заваривал крепкий шу пуэр и прогуливался по набережной в квартале от дома.       Спрессованный круг шу пуэра в сумку просто не влез. Оставалось надеяться, что простор степей вместо набережной не разочарует.       Он было задумался: «что-то не так», но затем вспомнил о Чайльде. Знакомство с ним — одно большое «что-то не так», казавшееся странным постморфиновым сном.       Близко к кошмару, но не совсем.       Понадеявшись никогда больше его не увидеть, Чжунли почистил зубы, расчесался, надел новую рубашку, пиджак, очки, даже затянул галстук — и сунул за ремень пистолет. «Доля ангелов» встретила его запахом яичницы, виски. Изрешеченные жалюзи лучи подсвечивали пылинки в воздухе, а за баром обезоруживал неизменно хмурый Дилюк.       Детектив хотел ограничиться кивком, но внезапно Дилюк позвал.       — Куда теперь, господин Чжунли? — спросил он, взбалтывая шейкер.       — На место убийства Исабель. Нужно убедиться, что полиция ничего не пропустила при осмотре.       Из шейкера в стакан полилась нежно-розовая жидкость. Пахнуло земляничным алкоголем.       — Чарльз сказал, вам не спалось ночью…       Детектив выразительно глянул в дверь за спиной Дилюка: ни шороха и темно. Если бы не Чайльд, он бы ни за что не подумал, что там кто-то обитает. Кроме бутылок виски и пивных банок, разумеется.       — Да, меня разбудил ваш… подсобный житель, — с оттенком недовольства ответил Чжунли, — Заодно рассказал, откуда взялось название города и о «Рыцарях». Он просился в напарники, но я отказал.       В пальцах Дилюка дрогнула барная ложка. Под его зрачками юркнуло что-то, что Чжунли бы окрестил… «испуганным удивлением». В нем же и заострились по-мужски тонкие, немецкие черты лица.       Дилюк промолчал. С трудом сглотнул слюну.       Пауза становилась напряженной до неприличия, и владелец «Доли ангелов» попытался скрыть эмоцию, всмотревшись в часы — одиннадцать утра.       — Полдень в степях чреват солнечным ударом. Вам лучше поспешить.       Порадовавшись, что из-за двери не появилось никого рыжего, Чжунли кивнул — «конечно». Парковка оказалась пуста, лишь порядком надоевший, но уже ставший родным «Дикий кот» стоял там, где его оставил Чжунли. Обтекаемая черная форма действительно напоминала притаившееся животное.       За лобовым стеклом Чжунли ждал неприятнейший сюрприз.       На переднем пассажирском, настукивая костяшками по коленям, уже сидел Чайльд. Надежда на ночную галлюцинацию дала скол.       Бордовая рубашка, закатанные рукава, оголившие запястья в ранах. Ярко-ржавые пряди.       «Я вытолкаю его взашей из машины».       «Что непонятного в слове «нет»?       Чжунли закусил губу — новый конфликт грозил потерей сил и концентрации, а сами конфликты он не любил не меньше спиртного. Подошел к машине. Чайльд, отвлекшись от настукивания ритма, косо улыбнулся.       — Снова будешь говорить, что ничего не взламывал, и это я забыл запереть двери?       — Не, — парень махнул. — В этот раз я и правда подшаманил. Можешь попробовать меня выгнать, но я обещаю, что вернусь снова и буду возвращаться, пока ты не смиришься. Или не уедешь отсюда.       — Я не уеду, пока не отработаю все деньги.       — Вот и славно. Ты честный частный детектив, Чжунли. Едем?       Время поджимало, и тратить его на препирания с кем-то вроде Чайльда — затея с самого начала гиблая, решил детектив; тем более… долгий взгляд в радужку, пустоту цвета блеклой бирюзы не поколебал чужой решимости.       Чжунли смирился — на первое время. Второй неприятный сюрприз ждал его на водительском сидении.       С черной кожей салона почти сливался такой же черный Herpyllus ecclesiasticus. Чайльд ухмылялся в ожидании реакции, но Чжунли даже не дернулся — и смахнул новое членистоногое на улицу. Чайльд отвернулся к окну, и показалось, будто с некоторой обидой и нескрываемым русским акцентом буркнул: «кнакер». Не так давно Ху Тао переросла свое увлечение комиксами и «Человеком-пауком», но коллекционированием этих тварей все еще занималась. Чжунли не привыкать.       Он провернул ключ зажигания, тронул коробку передач.       — Только не мешайся, Чайльд.       Машина резала запыленные дороги Сан-Тусона, двигаясь на северо-восточные окраины: туда, где бизонья трава свалялась от крови девушки; где побросали ее конечности, где освежевали песком голову. По бокам, утопающие в высаженной зелени, проносились салуны, магазины, одноэтажные домики, музей народов Техаса и даже библиотека. Венчала это зрелище убогая заправка на выезде из города. С востока начала напирать природа. На месте дерева салунов возникли оранжеватые засушливые степи, обозначились скалы, напоминавшие о первобытной мощи Земли.       За городом местные обустроили дикий апельсиновый садик. Солнце било по глазам все ярче. Спустя пятнадцать минут пути Чайльд заскучал.       — Может, поговорим?       — О чем? — спросил детектив, шаря ладонью по панели в поисках авиаторов. Любимые классические снял из-за бликов.       — Ну, не знаю… у тебя семья-то есть?       Чжунли замешкался, но лицо удержал: только нахмурился, что впрочем было легко принять за банальную настороженность, какая жила в людях его профессии. Авиаторы нашлись за спидометром. Он скрыл глаза, все еще следя за длинной, гладкой, как обесцвеченная артерия, дорогой.       — Пятьдесят на пятьдесят.       — Это как? — удивился Чайльд.       — Была жена, но уже нет. Есть двое приемных детей, Сяо и Ху Тао, но они уже взрослые, живут в другом штате и занимаются чем хотят.       — Имена китайские…       Это не вопрос, понял Чжунли. Все равно ответил:       — Да, они тоже…       — Китайцы. Ты их хоть предупредил, что едешь в эту глухомань?       «Справедливости ради, я пытался».       — У них там какой-то экономический кризис, так что линии связи между нашими штатами отключили как невостребованные. Пообещали потом вернуть. Я предупредил соседку и написал письмо, так что если кто-то из них нагрянет в гости, они узнают, что я в командировке.       — Да ладно! — парень всплеснул руками. — Блин, ты… отец года просто!       — А что с твоей семьей? Она есть?       Рот Чайльда расплылся в ослепительно-горькой улыбке.       — Е-е-есть. Огроменная просто, всех не сосчитать. Бабушки, дедушки, родители, старшие, младшие, братья, сестры…       — Тогда что ты делаешь зде…       Хруст!       Чжунли вывернул руль, подняв завесу пыли и песка. Под левым передним колесом что-то треснуло, а потом ощутимо завибрировало. Чжунли был готов сорваться в ругательство — только, вроде, ремонтировали — но Чайльд произнес:       — Кстати, мы приехали.       Вдалеке еще просматривался апельсиновый сад, но вот Сан-Тусон — нет. Безграничный голубой купол полудня выгибался над ними, заигрывал безоблачностью. От духоты делалось тошно. Вниз от дороги раскрывались прерии: смертельно-красивые, свобода в чистом виде. Чжунли вылез из машины и припал на одно колено, всматриваясь в колесо; то оказалось целым и чистым. Сначала он подумал: шип, или раздавил что ползучее, но не было ни отверстий, ни размазанных следов плоти, хитина или крови.       «Что за ерунда?»       Когда детектив отстал от шины, так и не найдя никакой пробоины, Чайльд уже стоял у края дороги. Уперев руки в бока, он всматривался в заросли желтоватого мятлика, а потом — прямо в диск солнца, будто между ними была хоть какая-нибудь аналогия.       Подошедшему детективу он скомандовал: «пойдем. Я знаю, где нашли тело».       Мятлик и колючки щипали ногу сквозь штанину. Чайльд тихо брел впереди, но в какой-то момент поравнялся с Чжунли; потом и вовсе шмыгнул за спину. Умному детективу хватит мозгов понять, что темно-красное в траве — не раздавленные ягоды, а место убийства.       Чжунли поинтересовался:       — Почему тебя так волнует дело Исабель? Ты знал ее?       — Мы дружили.       — Только дружили?       — Это новый допрос? — не оборачиваясь можно было почувствовать, как Чайльд недовольно сощурился. — Только дружили.       — Как скажешь. — ответил Чжунли. Вновь припал на колено.       В перчатках не было смысла: прошел месяц, и теперь этим куском земли интересовались только он и, пожалуй, падальщики, приходящие на почти выветрившийся запах крови. Ожидаемо, следов почти не осталось. Дожди здесь — редкость, но землю хорошо присыпало песком, а тот маскировал не хуже воды.       Чжунли обошел место по кругу: тут лежал торс. В пятиста футах севернее — ноги, в пятиста футах южнее — руки. Случайность ли, или «перевернутость» — часть ритуала, оставалось только догадываться. Археологи связывали трупоположение древних с восходом солнца.       Но здесь другое…       — Есть тут что-нибудь поблизости? — спросил Чжунли, разгребая пальцами траву.       Чайльд показал пальцем вдаль, за чуть выдающийся вверх холм.       — Там трейлерный парк. У него на редкость дерьмовое название и безвкусный билборд на въезде — «Мы рады всем в Мондштадте!»       — «Мондштадте»? — он выпрямился. Припомнил немецкий словарь: — «Лунный город»?       — Ой, не спрашивай, эти немцы тут всюду. Там и парень Исабель обитает, к слову. Майлз.       — Знал его?       — Не особо, Исабель не рассказывала. — пожал плечами Чайльд, — Мне казалось, у них все хорошо, значит я не лез. После ее смерти он совсем странный стал. Шериф ходил, но он отказался говорить — сказал только, что в ночь убийства спал и криков не слышал. Никто не слышал.       Дилюк не соврал: детектив почувствовал, как пристает к вспотевшей липкой коже рубашка. Он снял пиджак. Повесил на предплечье. Удивительно, как здешний воздух, точно прожорливый монстр, в один момент поглощал все звуки, а в другой — выкручивал на максимум даже шорох змеи по асфальту. Иногда ветерок колыхал лапки мексиканского ковыля или мятлика, но всякий раз с прохладой приходили и отголоски жара. Быстро грелось примерно все.       Чжунли еще раз огляделся, на местах обнаружения головы, рук и ног не осталось даже намека на что-то ужасное.       Вариант нагрянуть к Майлзу маячил на периферии мыслей.       Все-таки, с ним был Чайльд; оба — почти единственные ниточки в этом деле, близкие жертвы. С другой стороны — с чего он взял, что Майлз, изъеденный скорбью и запершийся даже от шерифа, станет с ним говорить.       Было одно «но». Чжунли был не из тех, кто сдается без боя. Повернулся к Чайльду.       — Стоит навестить Майлза.       Парень озадаченно потер затылок.       — Я, конечно, проведу, но… серьезно, в «Мондштадте» живут сплошь идиоты. Ничего нового не узнаешь.       — И все-таки я попытаюсь.       Идти пришлось сквозь заросли по пояс: немного, но из-за жары ноги не слушались. К снятому пиджаку налипли травинки. На подножии холма ржавым металлоломом валялся старый внедорожник: подвеска сгнила, кто-то выбил фары, а сам он был истыкан гвоздями, как святой Севастьян — стрелами. Первичный осмотр не дал ничего, кроме использованного презерватива на заднем сидении.       К «Мондштадту» вела асфальтированная дорога, но пока у Чжунли не было ордера на допрос соваться «официально» было бессмысленно, и Чайльд предложил «тихо понаблюдать с высоты».       На похожих местах обычно размещали снайперов. Дикая прерия понемногу приподнималась, закончившись заросшим холмом, под тенью которого и расположился «Мондштадт»; билборд был и правда так себе — облезший, выгоревший, краска расплылась.       Их не видел никто, зато весь трейлерный парк — как на ладони.       Возле мусорки скопилась гора бутылок, покрышек, пластмассовых стульев и пакетов. В центре обустроили что-то похожее на зону отдыха. От столбов раскачивались на ветру гирлянды, нитки флажков. Возле одного из трейлеров крутился пьяница в шортах и ковбойской шляпе, на ноге — расползшаяся желтизна; Чжунли было принял за синяк, но потом передумал.       Они легли животами в траву, будто змеи, Чайльд расположился совсем рядом, и дыхание его пахло абсолютно ничем, даже почти не ощущалось.       — Что ты видишь? — спросил Чайльд в ухо.       — Вижу, что у этого ковбоя аллергия на медицинский клей. От шва на ноге разросся некроз.       Парень удивленно вытаращился на детектива.       — Я не об этом. Майлза не видно.       — Он не может быть в трейлере?       — Нет его мотоцикла. Только время потеряли.       Чайльд тяжело вздохнул и перевернулся на спину, подставившись жарким лучам. Детектив понаблюдал еще немного, но когда скрылся и ковбой-аллергик, осознал, насколько до неловкости близко они легли. Вдобавок — и правда потеряли время.       Он сел, принявшись счищать с пиджака траву. Над головой пронеслись пташки — в час полудня даже они искали тень.       С земли подали голос:       — С местом убийства мы сели в лужу. Куда теперь, детектив?       — Я планировал лично встретиться с мистером Эрнандесом и осмотреть дом. — задумчиво ответил Чжунли, не отвлекаясь от пиджака.       Чайльд вскочил на ноги столь быстро, что впору бы, наверное, испугаться. Детектив лишь выгнул бровь: в кои-то веки на чужом тонкокостном лице не играла улыбка.       — А вот это уже без меня, — он снова стал разглядывать то «Мондштадт», то дикий пейзаж, — Закинь в бар, будь добр. В доме Эрнандеса я тебе не помощник.       — Ты боишься его? — Чжунли склонил голову набок.       — Нет.       — Тогда что?       — Ничего, все просто отлично. Закинешь или нет?       Подозрения роились в голове детектива — ночью этот человек был готов грызть глотки за допуск к расследованию, а сейчас сбегал, не объясняя причин. От него за милю несло подозрительностью, и от чувства, словно оказался на вивисекционном столе, свербил затылок.       Чжунли вздохнул. Срываться на китайский счет пока не требовалось, только в экстренных ситуациях.       — Чайльд…       — Значит «нет». Отлично. Сам доберусь. — Чайльд развернулся и стал спускаться с холма. Его напряженную спину очертила красными мазками рубашка.       Уже вблизи рухляди-внедорожника он еще раз взглянул на детектива, крикнув вверх:       — Расскажешь потом, что вызнал.       Три минуты Чжунли смотрел, как, постепенно сливаясь с зарослями, Чайльд шел по блеклой и подсвеченной лучами полупустыне, пока не стал неразличимой точкой — и не исчез в глубине прерии.       В любом случае, уже через десять минут, проходя тем же путем — заросли и солнце — Чжунли убедился: земля не оставила никаких следов того, что здесь когда-то проходил человек по имени «Чайльд».