Невозможное произошло

      Та ночь, что началась, как страстная встреча, закончилась сильным спором, который вонзил кинжал в глубину беспокойства мафиози. На следующее утро Ли Вон проснулся и увидел Цезаря, который, как всегда, энергично готовил вкусный завтрак. Фартук завязан на талии, рукава рубашки закатаны до локтей, и тонкая улыбка сопровождает сияние его лица. "Меня смущает, что это выглядит так идеально..." — Доброе утро. — О, доброе, — осторожно повернул лицо вправо Цезарь, чтобы увидеть Ли Вона, продолжая взбивать яйца в стеклянной миске. — Всё нормально? Ли Вон искал взглядом злополучного Владимира, но вскоре понял, что его больше нет в квартире. — Я чувствую себя хорошо. Эй, он уже ушел? — Едва проснувшись. — Понятно.., — брюнет выпустил долгий вздох. — Возможно, теперь мой отец будет настаивать на большем. — Не волнуйся об этом. А теперь скажи мне, ты хорошо спал? — Да.., — на этот раз глядя Цезарю в глаза, когда тот приближался к нему. — Что-то не так? — Ничего. Добавив в яичницу-болтунью соль и перец по вкусу, он начал обжаривать ее на сковороде. Ли Вон медленно начал ласкать талию Цезаря, пока не поднял руки вверх по груди, одновременно прикладывая лицо к сильной и широкой спине возлюбленного. — Тебя что-то беспокоит? Цезарь, немного подняв голову, удивляется тому, насколько хорошо Ли Вон может читать и понимать его в любой момент. — Это просто по работе, — он поднял левую руку, чтобы погладить сильные кисти, обнимающие его грудь, и выпустил лёгкую улыбку, когда почувствовал, как тепло живот Ли Вона трется о его поясницу. — Я думал об этом. Тебе лучше вернуться в Россию. Ты им там нужен, и я не буду заставлять тебя выбирать. — У меня нет выбора. И я не перестану быть Царем — я не откажусь от того, что заслужил такими жертвами. — Я знаю. И это то, что меня в тебе привлекает — твоя сущность, какой бы извращенной она ни была, всегда здесь. Цезарь заканчивает обжаривать яйца и выкладывает их вместе с французскими тостами и беконом, а также фруктовым салатом с корицей. Ли Вон медленно отходит от него, освобождая ему проход. А блондин же посвятил себя подаче вкусного завтрака на маленький столик. Внезапно в помещении на мгновение воцарилась тишина, когда они оба начали завтракать. Через некоторое время Цезарь нарушает молчание холодными словами. — Я вернусь в Россию сегодня днем. Ли Вон почувствовал внутри себя так, словно из него выбили воздух сильным ударом в живот, но снаружи он отражал самое безмятежное выражение лица. — Лучшее, что ты можешь сделать. Царь не может находиться вдали от России так долго, — нарезая бекон, чтобы потом положить его в рот. — Ты остаешься? — Очевидно. — Хорошо, — Сергеев встал со стула и взял тарелку, чтобы помыть ее. Когда он поворачивается спиной к Ли Вону, тот смотрит на него с грустным выражением лица, которое просто умоляло «остаться». Но адвокат не был настолько открыт в своих чувствах, чтобы продолжать вести себя с ним эгоистично. Он знал, что рано или поздно Цезарю придется уехать или за ним придет безрассудный Дмитрий. А Цезарь, в свою очередь, знал, что Ли Вон не собирается его останавливать, хотя в глубине души очень хотел, чтобы тот хотя бы оказал некоторое сопротивление его отъезду. Неудивительно, что подвижная коммуникативная пара застряла между лагуной сомнений и виноватых мыслей.       Вскоре после того, как Цезарь собрал свой багаж, он обернулся и заметил, что Ли Вон внезапно и заботливо надевает на него шарф. — Тебе будет хорошо здесь одному? — Я мужчина. И я знаю, как о себе позаботиться. — Не покупай много уличной еды. — Я почитаю ту дурацкую книгу про простые рецепты, которую ты заставил меня купить. — Ахаха.. она у тебя еще есть? — Ты издеваешься? — затягивая шарф на шее, от чего Цезарь начинает усиленно кашлять. — Опять ты за своё.., — но потом отпустил его, оборачиваясь. — Я ненадолго. Цезарь же обнял его крепко и с большой любовью, целуя в шею и очень нежно лаская живот большими руками до такой степени, что вся кожа Ли Вона вздрогнула. "Почему мне это кажется таким знакомым и настоящим?"       Цезарь медленно отстранился от него, хватая ручку чемодана и идя к двери, но его остановила рука Ли Вона, который взял его за запястье, нахмурившись. — Не делай ничего безумного, иначе я сам вырву тебе глаза. Его возлюбленный улыбается словно по его приказу, когда видит яростное выражение чертовски красивых черных глаз мужчины. — Ты — мое величайшее безумие, — нежно поцелуя руку, которая держала его, Цезарь наконец покинул квартиру, которая когда-то была идеальным убежищем для их тайной и вечной любви.       Когда дверь за ним закрылась и послышались удаляющиеся шаги, Ли Вон почувствовал, как в его квартиру напомнил зимний холод, и в одно мгновение, сам того не осознавая, он понял, что уже привык жить с этим холодным человеком, полным тысячей граней и понятных только ему. Он медленно ушел в свою комнату, где все еще пахло прекрасными духами, которые недавно нанес Цезарь, лёг на кровать, полностью укрывшись с головы до ног и изо всех сил обнимая подушку, на которой спал его возлюбленный.       Часы летели ужасно долго для них обоих, и хотя казалось, что день длился больше обычного, он наконец закончился. На рассвете следующего дня вертолёт Цезаря сел на площадку его особняка в России. — Наконец-то ты приехал, мой дорогой Царь! — счастливо шел с распростертыми объятиями к Цезарю Дмитрий, чтобы крепко его обнять, но тот этого быстро избежал. — Мне некогда терять время на твои глупости, Дмитрий. Надеюсь, все придут на встречу вовремя. — Поверь, все придут. Тебя нет в России почти пол года, и без тебя там уже хаос. — Я удивлен, что даже ты не справился за такое короткое время. — Я?.. Напоминаю тебе, что это ты — руководитель. Я и так очень многое сделал. — Пока искал неуловимого лиса? — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Выкинь из головы эту нелепость! — Он все ещё работает на тебя или вернулся к Михаилу? Они вместе идут внутрь особняка. — Я уже давно отказался от его услуг. — Прекрасно, ты всё таки понимаешь, о ком я говорю.., — Цезарь иронично улыбнулся. Дмитрий же ярко удивляется тому, как он не смог скрыть очевидное от своего двоюродного брата. — Не мог бы ты просто оставить тему? — Почему? Тебя беспокоит тот факт, что теперь это я высмеиваю то, что ты интересуешься кем-то, кто может тебя предать? — Это другое. — Это правда другое. Потому что он хладнокровно убивает, — Цезарь внимательно глядел на Дмитрия, у которого на шее слегка был виден засос. Шатен же ощутил себя в захлопнувшейся ловушке и впервые за долгое время чувствовал себя загнанным в собственную игру настолько, что больше ничего не комментирует, молча идя с братом по длинному коридору.       Позже Цезарь заходит в главный конференц-зал, где его несколько нервно и напряженно ждут все нынешние руководители. Встреча начинается в накалённой обстановке, и на перечисление важных моментов, которые необходимо обсудить, ушло больше часа. Среди них и наиболее актуальными являются постоянные международные санкции, которые Европейский Союз и США вводят в отношении России, что еще больше затрудняет экспорт и импорт необходимого в стране сырья или продуктов питания, в связи со специальной военной операцией на Украине и возможной войной, которая вот-вот разразится между границами Литвы и Эстонии. Несмотря на большие дилеммы и опасения, Царь дал устойчивые решения по каждому пункту, представленному на совещании.       Ещё одним из наиболее ярких стал вопрос о нынешней гомофобии, которую россияне испытывают на поверхности в отношении случаев беременных мужчин, число которых увеличивается в страна.       В этот момент Цезарю пришлось заказать крепкий двойной виски со льдом, чтобы набраться смелости перед тем, чему он станет свидетелем. Российское общество никак не приемлет сексуального братства между мужчинами. Гомофобные отношения недопустимы для национальных властей, а при такой процветающей безнаказанности в отношении к этой теме, неудивительно, что это заканчивается смертью. Секс между мужчинами является чем-то аномальным для русских, которые считают себя самыми чистыми и самыми традиционными. Для них это мерзость, когда один мужчина может воспринимать другого, как "женщину", не понимая, что это на самом деле не так. И таким образом они клеймят их как нечто, созданное дьяволом. И потому и плод, и «отец» должны быть казнены.       На планшете Цезарь увидел отчеты об убийствах, совершенных по этому поводу. Некоторые из них были мужчинами из их организации. Четкий выстрел прямо в сердце, голова была отрезана и помещена между руками трупа, как будто они держал её. Ужасная вспышка перед глазами заставила его представить, что этот сценарий вполне может стать концом для Ли Вона, от чего он отводит взгляд, зажмуриваясь и отбрасывая планшет в сторону. Когда Царь ищет поддержки среди своих людей, один из руководителей повышает голос. — Мы должны быстро нейтрализовать эту ситуацию. В России подобные отклонения не принимаются. Истинный русский должен защищать истинную природу нашей нации. Цезарь глубоко вздохнул и нахмурился, глядя на Петра, которого немного пугает враждебный взгляд, внимательно наблюдающий за ним. — Эта форма убийства очень характерна для ваших людей, Пётр. Интересно, почему вы приказали казнить этих невинных людей? — Это не только мои люди. Не только моя секция зачищает город. Кроме того, разве нейтрализация "грязных" ублюдков, несущих в себе семя греха, не является достаточной причиной? Другие руководители поддерживают жестокие слова Петра, но все замолкают, когда слышат, как царский кулак ударяется о стол. — Я не приказывал убивать этих людей за нелепую древнюю философию, которую вы или ваши люди хотите защитить. Мы не какой-то крестовый поход, питающийся невиновными. Скажите, это приносит нам деньги? — Это выходит за рамки денег или власти, Царь. Цезарь с силой встает из-за стола, прижимая к нему кулаки. — Деньги — Бог на земле, а теперь скажи мне, что важнее денег? Петру же ничего не остается, как сохранить молчание. — Эта организация работает слаженно, чтобы обладать тремя вещами: деньгами, властью и всей Россией. Времена меняются, и если сама жизнь совершает подобные эволюции — мы к этому адаптируемся. Не забывайте, что есть три способа решить любую проблему: хороший, плохой, и никакой. И если Царь прикажет вам адаптироваться.., — его взгляд наполняется жаждой крови, когда он смотрит на остальных присутствующих. — ... вы адаптируетесь. Помните, что иногда Я — Бог, и если Я говорю, что человек умрет, то он умирает в этот же день. Пётр с трудом проглатывает явную угрозу, которую Царь словно преподнёс на блюде. При этом чётко понятно, что они не будут причастны к убийству беременных мужчин и геев. И поэтому, если какой-либо из отделов организации Сергеева будет действовать вне прямого приказа Царя, он будет автоматически казнен.       Той ночью Цезарь позвонил не кому иному, как отцу Ли Вона. — Чего ты хочешь? — Я буду краток. Мне нужно поговорить с тобой о единственном, что действительно важно для меня — и это Ли Вон. Услышав без колебаний голос Царя, по какой-то странной причине Михаил понимает, что это очень важно, поэтому решает встретиться тайно, в безопасном для него месте, так как, если бы Цезарь каким-либо образом напал на него, он легко мог бы защититься. Царь находит это место идеальным. Оно было за пределами его территории, что делает его подходящим, потому что он не хочет, чтобы кто-либо из его людей узнал об этой встрече или о том, что на ней будет обсуждаться.       Он использует те несколько минут, которые у него есть, чтобы позвонить Ли Вону и узнать, как прошел его день, съел ли он что-нибудь полезное и особенно, как он справляется со своим голодом или дискомфортом. Несмотря на печаль, которую вызвало у Ли Вона внезапным отъезд, он чувствует себя нормально и очень ясно дает понять обеспокоенному Цезарю, подчеркивая, что ему не следует нервничать, и продолжать спокойно выполнять свою работу, потому что с ним все в порядке. Тяжело вздохнув и буквально поцеловав телефон, Цезарь прощается, пока Ли Вон на этот раз не кладет трубку, и остается до конца разговора, слушая посланный ему небольшой воздушный поцелуй.       Наступает ночь, и вместе с ней приходит время воссоединения Цезаря со своим не столь оцененным тестем. Это была небольшая хижина, типичная для российского леса, расположенная вдали от большого города, окруженная прекрасным зимним пейзажем, полным огромных сосен, украшенных белесой и морозной мантией. Хижина была уютной, с небольшим каменным камином, который горел на полную мощность, сжигая свежесрубленные дрова. Ковер был темно-винного цвета, а пол, когда по нему ходили, немного поскрипывал, видимо, из-за несколько состарившихся деревянных досок. Мебель была украшена вышивкой, а на маленьком столике между ними стояло несколько рамок с очень фотографиями. На некоторых из них был Михаил с красивой женщиной с черными волосами и раскосыми глазами. Несомненно, когда Цезарь пристально посмотрел на эти маленькие фотографии, он понял, что это мать Ли Вона.       Михаил неторопливо медленно садится на мебель. Когда Цезарь наконец снимает свою тяжелую шубу и вешает ее на вешалку, он садится перед Михаилом, который наливает виски, чтобы согреть их тела от холода, сильно обрушивающегося за пределами хижины. Цезарь, не колеблясь, выпивает, чтобы не только согреться, но и прочистить голову, чтобы он мог использовать перед этим человеком наименее резкие слова о том, что он собирается сказать дальше. — Как мой сын? — Он в порядке. — Он все еще в Корее? — Да. — Я понял... И Цезарь наконец понимает, что Михаил — всего лишь обеспокоенный старый отец. На месте которого он сам скоро окажется. — Ли Вон находится в Корее, потому что там он чувствует себя в большей безопасности. — Это невозможно. Нет места, где бы он был в большей безопасности, чем под моей защитой. Также, если ты говоришь, что он чувствует себя здесь небезопасно, значит, случилось что-то плохое. Что ты наделал? Цезарь, глубоко вздохнув, смотрит прямо в глаза Михаилу. — Он беременнен. — Что? — Ломоносов, не расслышав, выпустил ироничную ухмылку. — Мой сын ждёт ребёнка? Ха-ха-ха, так ведь он с женщиной? Эй, какие хорошие новости, мой сын наконец открыл глаза и оставил тебя! Она, наверное, кореянка, поэтому он уехал. Он убегает от тебя, не так ли? Теперь я все понимаю... Цезарь просто наблюдает за Михаилом, пока он делает свои глупые выводы, и когда веселый отец замолкает, чтобы сделать глоток своего напитка, Цезарь так же спокойно и хладнокровно продолжил: — Нет, Ли Вон от меня забеременел. Михаил выплюнул весь виски прямо в лицо Цезаря, который даже не прикрыв глаз, холодно смотрит на Михаила, а капли напитка капают с его застывшего бледного лица. — Жалкий сукин сын, что за чушь ты говоришь?! — он встал со своего удобного кресла, чтобы схватить его за воротник рубашки и трухануть, как можно сильнее. Михаил сжимал рубашку изо всех сил, а его истерия вот-вот может вызвать сердечный приступ. Цезарь берет за руку человека, который смотрит на него с глубокой ненавистью, и с большим уважением говорит ему. — Я люблю вашего сына всем своим существом. Меньше всего я хочу, чтобы с ним или с моим сыном случилось что-нибудь плохое. Я пришел, чтобы попросить вас позаботиться о них обоих, потому что я знаю, что моя сила не сможет защитить это сокровище. Михаил, удивленный услышанным, чувствует, как напряжение постепенно спадает, медленно опускаясь обратно, стараясь не слишком сильно раскачиваться и отпуская одежду Цезаря, которая вся грязная и сморщенная от такой силы, что применил Ломоносов. Закрыв лицо обеими руками, он не знает, что сказать или сделать. Его разум пуст. Цезарь просто наблюдал за ним, понимая, что это непросто усвоить, но что в этот момент он и только он — тот, кто даст защиту своей любимой семье.       Через некоторое время Михаил встает и идет в ванную, чтобы умыться большим количеством холодной воды. Глядя в зеркало, он может думать только о своей любимой жене, и обо всем, через что пришлось пройти матери-одиночке ради маленького сына, и обо всем, через что ему самому пришлось пройти, как отцу, отталкивающему то, что он любил больше всего. Они не будут наполнены грязью этого жестокого мира, который представляет собой мафия. Он неизбежно пролил слезы, думая обо всех моментах, которые он пропустил, обо всех поцелуях и всех улыбках, которых никогда больше не будет. Спасая свою семью от мафии, он, в конечном итоге, потерял ее, и все, что у него осталось - это рак, который обнаружили, когда он ещё являлся лидером организации.       Выйдя из ванной, он смотрит на Цезаря, понимая, что сегодня он не выглядит тем холодным человеком, которого он когда-то знал под псевдонимом монстра, который не плачет и не истекает кровью. Напротив, этот человек был здесь перед ним, прося его позаботиться о самом драгоценном сокровище, которое, несомненно, имеет для Михаила такую ​​же важность. — Ты не заслуживаешь моего сына, он слишком хорош для тебя. Тебе недостаточно было взять его, теперь ты сделал всё еще хуже. — Не поймите неправильно. Я ни в коем случае не заставлял его сохранять беременность, это он сам решил не прерывать ее. Я думал о всех возможных рисках, но, в конце концов, Ли Вон стал главным, кто принял решение. Михаил изумился тем, что он сильно подчеркивает мнение самого Ли Вона. У Цезаря не было другого выбора, кроме как сесть и налить себе еще выпить, но на этот раз он подает стакан Михаилу. — Простите меня, но я этого не совсем понимаю и не хочу, чтобы ты мне это объяснял. Самое главное это... С моим сыном действительно все будет в порядке? — У нас есть врач, который подходит к этому делу с максимальной осторожностью. Хотя ваш сын немного упрям ​​в соблюдении медицинских инструкций или ежемесячных посещений. Михаил находит это несколько знакомым и не может не улыбнуться. Цезарь слегка вздыхает, жалуясь, что Ли Вон любит поступать по-своему и часто не делает того, что на самом деле предписывает врач. Но даже в этом случае и малыш и адвокат находятся в идеальном состоянии. — Какой у него срок?.. Цезарь поднимает взгляд, который загорается прекрасным светом, и говорит с гордостью. — Пять месяцев или 23 недели. Скоро у нас третий триместр. — Ого, почти столько же времени он находится в Корее, я понимаю... Он на поздних сроках беременности, — делая большой глоток виски, чтобы попытаться сохранить самообладание. — А вы знаете пол ребенка? — Да, это мальчик, — слегка улыбаясь, он ищет в телефоне последнее УЗИ, которое делал Ли Вон, и показывает его Михаилу. Прямо в тот момент, когда Михаил видит УЗИ, он действительно осознает важность происходящего. Он видит то, что, как он думал до недавнего времени, никогда не произойдет: возможность иметь внука, и хотя это что-то безумное, нелогичное и, возможно, сверхъестественное, это происходит, и ему это нужно. Цезарь пользуется преимуществом и сдвигает экран так, что Михаил видит другое изображение, на этот раз Ли Вон мирно спит, обнимая подушки в поисках комфорта для своего животика. У него есть привычка класть подушку между ног, одну под живот, а другую за спиной, и в такой позе он спит на боку. Изображение, которое он видит, удивляет Михаила, потому что именно так спала его жена, когда была беременна Ли Воном. Глаза этого старого отца наполняются слезами, когда он берет телефон и проводит по экрану, чтобы увидеть еще одну фотографию, на этот раз Ли Вон ест яблочный пирог с корицей. На другом изображении живот Ли Вона меньше, и он его ласкает. Михаил передает телефон Цезарю обратно и вытирает лицо. — Он выглядит счастливым. — Мы счастливы этой беременностью. Но не все так радужно. К сожалению, реальность жестока к мужчинам в положении Ли Вона. Я пытался успокоить своих людей, но они явно не единственные, кто может действовать жестоко. — Саша знает об этом? — Нет. — И что ты будешь делать, когда он узнает? — Если он нападет на мою семью, мне придется напасть на него. Взгляд, который видит Михаил, дает ему понять, что этот человек очень серьезен. — Многие из твоих людей верны Саше. Учитывая это, ты наверняка не будешь владеть ситуацией. — И пока это происходит, мне нужно, чтобы вы защитили Ли Вона и моего сына. — Это самое мудрое, что ты мог сделать - найти меня... Иметь семью, рожденную в любви в этом мире — худшая ошибка, которую ты можешь совершить, Царь. Так как рано или поздно, они могут стать жертвами всей той грязи, которая нас окружает, и это явно наша самая большая слабость. Однако я хорошо знаю, что мой сын умен и что он знает это гораздо лучше меня, ведь он сам — плод этого. Я поддержу решение сына, если он захочет родить этого малыша, кто я такой, чтобы его судить? Я буду любить и заботиться о своем внуке, несмотря ни на что. Услышав эти слова, Цезарь глубоко вздыхает, благодаря саму жизнь за то, что она нашла луч света в этом темном и жутком туннеле. — Но с одним условием, Цезарь. И я надеюсь, что оно тебе очень ясно. Этот малыш родится под моей опекой. И мы будем заботиться о нем вдали от семьи Сергеевых. Я бы предпочел, чтобы этого ребенка видели как сына Ли Вона от неизвестной женщины в глазах общественности, а не твоим сыном. Цезарь сильно огорчился, услышав такое. — Вы очень жесток, Михаил Петрович. — Я говорю это не против тебя. Я говорю это для благополучия этого ребенка. Я не хочу, чтобы Саша называл его уродом, отклонением от нормы или преследовал его. Ты можешь его воспитывать, быть с ним, делать все, что захочешь, но фамилия его будет как у моего сына, а его законное представительство будет под моей опекой. Цезарь сжимает челюсти и начинает массировать висок. — Я отказываюсь иметь внука с фамилией Сергеев или чтобы твой отец чувствовал себя достойным хотеть и воспитать его так, как он воспитал тебя. Этот малыш не будет монстром, не имеющим чувств, словно пустая коробка. Я не позволил Ли Вону вмешаться в этот хаос, и Суён проделала огромную работу, воспитав нашего сына хорошим человеком. Я не лучший пример, чтобы дать малышу самое правильное воспитание, но знаю, что мой сын будет давать ему те примеры, которые подавала ему мама. Вдали от Сергеевых и вашего кровожадного образа жизни. Ты втянул Ли Вона в русскую мафию и понял, насколько он из-за нее пострадал, теперь не позволяй своему сыну вляпаться в это. Или ты хочешь, чтобы он рос вместе с вами?       Столкнувшись со всеми этими резкими словами, которые несут в себе ничего, кроме жестокой истины, у Цезаря нет другого выбора, кроме как согласиться с Михаилом. — Даже если Вы правы, я не могу сразу принять ваше условие. Ли Вон должен знать об этом, и если он согласится, то так и будет. Я в этом не одинок, мы команда и, хочет он того или нет, я должен обсудить с ним эту важную тему. Михаилу понравился ответ Царя, но, хотя это не то, что он хотел услышать, у него нет другого выбора, кроме как принять это. — Хорошо, сначала я разыщу сына, а потом, когда он будет в безопасности, мы обсудим этот вопрос более подробно. — Спасибо, Михаил. — Я делаю это не для тебя. Я делаю это для своего сына и внука. — Я знаю. После этого оба мужчины прощаются, и Цезарь решает первым покинуть это тайное место.       Через день он делает один из самых актуальных звонков, который изменит и сознание Ли Вона, и его ритм жизни. — Да? — Привет, прекрасный тигр. — Я же тебе говорил, не называй меня так. — Ха-ха-ха... как ваши дела? — Ну... Твой сын постоянно хочет бекон в соусе барбекю. — Надеюсь, ты хорошо прожариваешь мясо. — Я предпочитаю доставку, так быстрее. — Опять ты ешь уличную еду? — Потому что ты оставил меня наедине с моими пристрастиями. — Снова я виноват. Ли Вон слегка покраснел, облизывая пальцы, испачканные в соусе. — Извините, если я прервал твой приступ обжорства. Но я должен сообщить тебе кое-что очень важное. — Тогда скажи это прямо сейчас. — Я поговорил с твоим отцом. Ли Вон нахмурился, услышав это. — Что ты ему сказал? — Правду. — С чьего разрешения?! Ты сошел с ума... Ты псих!.. Теперь все будет сложнее... — Послушай минутку и перестань нервничать. У меня были свои причины, ситуация усложнилась. Ты прекрасно знаешь, что ты не можешь быть один на последнем триместре. И я не могу позаботиться о том, где бы ты не был: ни в Корее, ни в России. — А кто тебе сказал, что тебе очень важно заботиться обо мне? Я не чертова женщина, я знаю, как о себе позаботиться, Цезарь! — Точно, ты не женщина. Женщины сильные, у них есть тело, генетически предназначенное для вынашивания ребенка, а у тебя этого нет. Не продолжай верить, что ты можете все, ты не так силён, как беременная женщина. Твоё состояние относится к группе высокого риска, и хочешь ты этого или нет, ты должен защитить себя и ребенка. Ли Вон кусает губы, слушая Цезаря, и не может отрицать, что это чистая правда. — Не волнуйся. Твой отец хорошо понял эту ситуацию и велел мне позаботиться о тебе и нашем ребенке. — Он тот человек, от которого я меньше всего хочу принимать помощь или одолжение. — Я думаю то же самое, но, учитывая количество опасностей, с которыми мы сталкиваемся, было бы целесообразнее просить помощи у него. — Твои опасности, а не мои. Я чист. — Ты думаешь, что свободен от греха, пока не прочитаешь новости и не поймешь, что таких людей, как ты, убивают просто за то, что у них в утробе находится ребенок. Гомофобия перешла на новый уровень, и не только в России она ощущается на поверхности. Ли Вон становится еще более расстроенным, поскольку каждое слово Цезаря имеет вес и реальность. Почесывая голову, он начинает о чем-то думать, но ничего не приходит ему в голову. — Пусть твой отец разбирается, я знаю, что ты с ним совсем не ладишь. — Я удивлен, что ты с ним поговорил. — Семья в конечном итоге становится нашей ахиллесовой пятой, Ли Вон. И теперь она у меня есть. Я понял, что должен заботиться о тебе, как о сокровище, потому что если потеряю, то даже со всеми деньгами мира, я не смогу снова обрести тебя. Вот почему я предпочёл быть смиренным перед человеком, прошедшим через то, что начинаю переживать я, чем преисполниться эгоизмом и потерпеть неудачу. Потому что, если я совершу ошибку, у меня уже не будет второго шанса... Услышав все это, Ли Вон тяжело вздохнул. — Хорошо, я понимаю... Я знаю, что ты делаешь это для нашего же блага. Думаю, тогда за мной приедет отец?... — Верно. Сегодняшней ночь он приедет за тобой, так что собери все необходимое, оденься теплее и дай отцу возможность позаботиться о себе. — Надеюсь, ты не уйдёшь от меня. Помни, что мы — команда. — Я бы никогда не отказался от того, что является причиной моего сегодняшнего счастья. — Я поверю в это, когда увижу тебя в России... Цезарь Александрович, — адвокат отстранил телефон и окончил звонок.