Ценою в жизнь или история Титаника

Пароход не замечал течения времени, поскольку очень долго пребывал в небытие. На самом деле прошло немногим меньше трех недель. Все они показались лайнеру незаметными. Лишь сон скрашивал его пребывание в собственной "колыбели". Титаник, будучи вновь у достроечной стенки уже форштевнем к выходу из канала, — куда его определили буксиры на следующий же день после отплытия Олимпика — терпеливо ожидал окончания строительных работ. Пароход почти не видел ничего, что происходило в округе. Но в принципе, если же размышлять объективно, не происходило в должности ничего; разве что людей на близлежащей суше становилось все меньше и меньше, да и то в основном то были лишь маляры, как понял сам лайнер. Видел он и их не так часто, поскольку пребывал без сознания практически все время. Находясь в дреме или глубоком вышесказанном небытие Титаник видел сновидения, в которых мелькали и господа люди, и далекий океан, и странное абстрактное солнце, коего на небе он пока что не наблюдал. Но когда пароход все-таки просыпался, он наблюдал за обстановкой, что его окружала. За все это время лайнер ни разу не видел чистоты небесного свода, лишь голубые кусочки его. От того создавалось ощущение, словно огромное белоснежное облако — порванная местами пушистая ткань. Ее уносило прочь далеким ветром, но казалось, будто ткань эта была бесконечной; была нескончаемой белизной, что медленно течет по своему течению. Ветер этот по прежнему присутствовал на верфи, разгуливая по ней, как хозяин. Порой он приносил с собой и небольшие осадки в виде дождя. Был ли он холодным, пробирающим до дрожи ли, Титаник знать не мог, поскольку корпус его был неуязвим к погодным условиям. Пароход на данный момент вовсе не думал об осадках и неприятном ветре, а лишь иногда размышлял о радиотелеграммах. Мог ли он отправить сообщение Олимпику? Этот вопрос доселе оставался неизвестным, поскольку вполне возможно, что радиоаппаратура не была установлена. Если же она и была установлена, то можно ли ей пользоваться до окончания строительных работ? Неизвестно! Оттого лайнер скучал и маялся от бездействия, измученно ожидая своего часа. В один спокойный вечер, когда Титаник вновь дремал и не обращал внимания даже на вскрики чаек на леерах его носовой части, раздался отдаленный гудок. Несомненно пароход его услышал, но не проснулся, поскольку вначале пропустил его мимо своего разума. Но вот только когда гудок раздался немногим ближе, лайнер качнулся на воде, тем самым заставив чаек подскочить и улететь прочь. Он наконец пришел в сознание от мысли о том, что в его сторону приближается ему подобный! Титанику даже не пришлось выискивать того взглядом — при этаком свете еще возможно было рассмотреть все детально! К пароходу приближались трое... Двое буксиров вели за собой небольшой однотрубный кораблик, по габаритам в четыре разу уступающем самому лайнеру. Окрас его корпуса был таким же, как и у Титаника, но имевшим одну деталь: он не предусматривал белой каймы, что располагалась обычно под нижней открытой палубой. Но при том у пароходика имелось по две пары металлических мачт и своеобразный окрас дымовой трубы — та была красная, не считая черной, верхней ее части. Самая высокая и единственная верхняя палуба кораблика — не считая, конечно же, капитанского мостика — выкрашена в белый. Красная ватерлиния, с опоясывающей ее тонкой белой линией хорошо просматривалась. Пароход с любопытством рассмотрел прибывшего гостя, оценив его как личность, если небогатую, так интересную и неизведанную, словно глубокие воды океана. А тот самый гость уже подошел к достроечной стенке и... Лайнер даже не поверил в таковое везение. Кораблик остановился форштевнем к носовой части Титаника, правда, на некотором расстоянии. Двое работников закончили свое дело и, даже ничего не сказав маленькому судну, просто-напросто удалились, попутно перебрасываясь парой слов друг с другом. На пароходике кипела жизнь, кипела работа. Господа люди подготавливали судно ко сну. И ведь было видно, что тот проделал сложный и долгий путь сюда, именно в этот город, где находился Титаник. Пароход внимательно осмотрел гостя вновь, как бы присматриваясь к тому, с кем он собирается начать диалог. Да, лайнер решил поговорить с незнакомцем, поскольку общение с другими судами он ставил для себя в первую очередь. Все же почувствовав некую робость из-за встречи с кем-то незнакомым для него, Титаник вежливо поздоровался: — Доброго вечера Вам! Я рад застать кого-то на верфи в такой, прошу прощения за откровенность, наискучнейший час! Маленький кораблик вдруг охнул так тонко и так женственно! — Ох, я очень извиняюсь! — проговорил пароходик неимоверно приятным женским голоском. — Добрый вечер, сэр! Пароход даже смог испугаться сперва. Ему было удивительно видеть судно женского имени точно также, как было удивительно видеть людей в первый раз. Не говоря уже о том, что событие это произошло вот так внезапно, это вселяло некоторое беспокойство о том, что он совсем не знал, как говорить с дамой. Она же продолжала: — Снова прошу у Вас прощения за мою некультурность! Ведь я подумала, что Вы, должно быть, отдыхаете после тяжелого рейса, потому не стала Вас беспокоить. Мне очень стыдно! — Нет, нет! — выдал лайнер. — Не нужно волноваться на этот счет! Да, я признаюсь честно, что почти видел сновидения, как услышал Вас. Но мне не доставило это большого беспокойства. — О, позвольте поинтересоваться, — промолвила незнакомка. — Я слышала, что Вам не здоровилось... Каково Ваше состояние сейчас, сэр Олимпик? — Олимпик? — Титаник малость оторопел, но в миг догадался. — Нет, Вы все же немного перепутали. Олимпик старший уже давным давно покинул верфь. Я же есть пароход его одноименного класса — Титаник, а именно его "кровный" брат. — Ох, Господь, Господь! — вдруг сильно смутилась собеседница и после затараторила: — Простите меня ради бога! Я, честное слово, забыла о таком немаловажном событии, как строительство нового огромного парохода... Мне так стыдно, сэр! Простите, простите глупую! — Что Вы, что Вы! — произнес лайнер, стараясь успокоить бедняжку. — Не извиняйтесь, на это нет надобности! Я вовсе никак не оскорблен или обижен. Меня даже позабавила такая милая ошибка. Да, мы с Олимпиком настолько схожи, что перепутать нас есть дело довольно не сложное. Позвольте, — он перевел тему, — мне весьма интересно и даже, я бы сказал, необходимо спросить о Вашем имени. Прошу представиться для более раскованного продолжения нашего разговора. — Да... Думаю, это действительно необходимо в данный момент, — попыталась хихикнуть она по-дамски, словно представительница богатого класса судов, коей она, судя по всему, не являлась вовсе. — Мое имя — Карпатия. Мне довольно приятно познакомиться с Вами, сэр! — Взаимно, уважаемая Карпатия! — сказал Титаник. — Мне стало довольно интересно, какова цель Вашего визита? Быть может, Вы прибыли на верфь по причине какой-либо поломки? — Нет, точно нет, — отрекнула кораблик. — Я прибыла сюда... Честно сказать, я сама плохо понимаю, какова цель... Господа ничего при мне не обсуждали. Вполне вероятно, что моим людям понадобилось решить какие-либо вопросы на Ирландских землях, потому я здесь. — Когда же Вы отбываете? — полюбопытствовал пароход. — Это я действительно знаю! — ответила Карпатия. — Завтрашним утром я собираюсь выйти в море вновь. — Я понимаю, — сказал лайнер. — Как жаль, что Вы покинете верфь настолько рано. Но! Мне все же было бы очень приятно провести столь короткое время за хорошей беседой с доброй леди. Потому я хотел бы познакомиться с Вами немного лучше, так сказать, приобрести нового и первого друга среди будущего моего окружения — интересных и довольно открытых душою судов. — Оу... — кораблик вдруг опешила. — Прошу прощения, я... Ох... Да, я была бы не против Вашего предложения, но... Боже мой... Титаник сразу обратил внимание на ее странную эмоцию. Он забеспокоился, что сказал что-то очень неприемлемое или лишнее, потому снова впал в робость. — Я извиняюсь... — начал пароход, — мне, честно сказать, неловко от того, что я сказал какую-то нелепость... — Нет, нет, нет! — отрезала Карпатия. — Все в порядке, я готова стать Вашим другом... знакомым судном средь остальных. Но меня смутил некоторый факт... Вы назвали меня "леди"... Вы действительно считаете меня "леди"? Уже как пять лет никто не обращался ко мне с этакой нежностью. А ведь за кормой уже как девять лет со дня рождения! Лайнер сильно сконфузился от неоспоримого факта. Он, не зная точного возраста, сглупил и перепутал обращения. Каков все-таки стыд! Но Титаник не был настолько растерян, чтобы впасть в паническое состояние от такой нелепости, потому он, не подав виду, что весьма смущен, четко и правильным английским тоном проговорил: — Знаете, я считаю, что истинный король обязан обращаться ко всем окружающим с особой вежливость. Это его долг, что необходимо выполнять при любых обстоятельствах, не взирая на тонкие грани! Кораблик, заслышав это, заметно взволновалась. В ее носовых клюзах отразилась эмоция, чем-то похожая на некоторый испуг или даже ошарашенность. — Так Вы король? — как-то странно выдала она этот вопрос, а затем словно переменилась и с огромным волнением вновь затараторила: — Боже, какая честь мне говорить с Вами, ваше величество! Позвольте! Позвольте... Я "паду пред Вами" и извинюсь, что говорила с Вами так низко. О, простите меня! Она опустилась в воду так, что расстояние до белой полосы, опоясывающей ватерлинию, значительно уменьшилось. Обладательница ее также опустила и взгляд, словно боясь встретиться им с пароходом. Он вдруг опешил; в душе его екнуло так, словно ее пробили острым наконечником стрелы. Это ощущение было совсем неприятным, хотя ситуация была не подстать. Вместо королевского наслаждения или хотя бы капли собственного достоинства лайнер испугался. Чего испугался? — того, что Карпатия отнеслась к нему, как к своему господину, как к кому-то, равному статусом с самим Богом! Она возвысила его над собой, словно повелителя, готового распорядиться с ней как его душе угодно. Оттого стало Титанику дурно до невозможности; неприятно от такого отношения как к нему, так и к ее собственной персоне, что он воскликнул: — Что Вы, боже правый! Перестаньте! Конечно, я понимаю, с каким почтением относятся к королям, но не перебарщивайте, прошу Вас! Я не могу видеть, как передо мной "спускаются" подобно рабам, что падают в ноги своим господам. Мне это действие не кажется столь насущным, потому попрошу Вас не делать глупостей! Поднимитесь и говорите со мной в дальнейшем так, как говорили со мной в начале нашего диалога, а именно свободно, без бессмысленных королевских обращений. Кораблик послушно вернулась в прежнее положение и с растерянным выражением промолвила: — О... Да, хорошо... Я понимаю Вас. И на этом моменте в разговоре наступила непродолжительная пауза, в течение которой пароход подытожил несколько фактов для себя. К примеру, ему в действительности не хотелось, чтобы к нему относились так — как к королю, хоть он и являлся судном, удостоившийся такого статуса. Хоть оно и было так, желал лайнер лишь простого — легкого и равного общения, но и при том интеллигентного, культурного, такого же, как и с Олимпиком. Немного подумав об этом, Титаник попытался завязать разговор с его новым другом: — Неплохая сегодняшним вечером погода, не так ли? Обратите внимание, ни дуновения ветра, ни колыхания воды! Да, и мне было бы довольно интересно узнать, часто ли, редко ли в окрестностях или даже за их пределами бывает чистое небо? — Знаете... — проглотила слова Карпатия, но тут же в волнении "кашлянула" и выпустила последующий поток слов, — обычно я не бываю на территории Англии; а Ирландию я посещаю еще более меньше. Потому я не концентрирую внимание на погодных явлениях в данной области. Но в месте, где я нахожусь чаще всего, — то бишь в городе, откуда я как раз и вернулась несколькими днями ранее — в последние дни моего нахождения там ярко светило солнце. — Солнце... — задумался пароход. — А ведь в действительности... солнце — свет, что освещает небеса! Но, к сожалению, я не смог узреть его в первые недели от своего рождения. Не помешало бы и мне взглянуть на прекрасное светило во время ясной погоды. Вы говорите, что видели его довольно давно, — переменил он, — и видели в далеком городе. Но коли не бываете Вы в Британии, откуда Вы родом? Откуда прибыли и каков Ваш путь следования? — Мой путь проходит через порты теплых вод Средиземного моря, — неуверенным и робким голосом объяснила кораблик. — А главной точкой моей является город Нью-Йорк, про который, я думаю, Вы уже наслышаны. Прошу прощения за мою дерзость. — Она отвела взгляд от лайнера, но тут же вернула назад. — Хоть я и пребываю в Америке и южных странах большую часть своего времени, родом я из Британии. Однако, прошу, не обессудьте за мое скверное поведение и неправильный акцент. А ведь действительно! В голосе Карпатии проскальзывали некоторые моменты, что подтверждали ее последние слова. Она не уделяла большего внимания интонации, а говорила быстро, с нисходящим тоном, ошибочно "проглатывая" некоторые из букв. Этот факт несколько изумил крупное судно, также как и изумила манера общения перепуганной бедняжки. Титаник проницательным взглядом, ничего не смущаясь, смотрел прямиком на нее, в ее носовые клюзы, в которых было видно абсолютно все чувства и эмоции, бушующие в разуме. Поняв их, он решил продолжить разговор, но уже немного по-другому, с некоторой простотой слов: — Должно быть, Вам весьма интересно посещать множество прекрасных южных земель, не так ли? — О... да, это довольно здорово! — ответила Карпатия. — Только вот жаль, что дело это обыденное, рутинное... А ведь наблюдать впервые настолько чудесные города, порты и заливы — самое настоящее счастье! Знаете, — вдруг воодушевилась она, — обычно я совершаю рейсы из Америки в Фиуме — австро-венгерский город про который, я думаю, стоит рассказать. Вы просто не сможете даже представить, насколько он великолепен! Настолько, что даже я не смогла устоять пред его красотами! Конечно, с самим Нью-Йорком его сложно сравнить: там нет ни небоскребов, ни знаменитой статуи свободы, ни огромного жизненного потока... Но там есть своя красота, что может превзойти даже самый большой во всем мире город! В Фиуме невероятных широт порт, что может вместить довольно большое количество судов, роскошные здания, походящие на дворцы, и горы! Ох, эти горы! Как бы мне хотелось ежедневно смотреть на них... наблюдать за этими красотами, что сажают в нас семяна восторга, чтобы после распустились яркие цветы благоговения! Пароход с истинным интересом слушал рассказ кораблика и представлял, как выглядит настоящий Фиуме и каковы его вликолепия. Он даже смог заслушаться, вовлекаясь в удивительное описание; настолько, что даже упустил момент окончания повествования. Опомнившись, лайнер на эмоциях воскликнул: — Браво! Ваш рассказ о чудесном городе заворожил меня! Я прошу, рассказывайте в дальнейшем о Ваших путешествиях в мельчайших подробностях, ведь знайте, что я очень любознателен в первые недели от своего рождения и мне приятно понемногу узнавать о таком необъятном мире! Кораблику, видно, понравилось это внимание, ведь она улыбнулась, да и причем так весело и одновременно смущенно, словно бы она продолжала робеть при взгляде его величества. После Карпатия издала понимающий звук, что не приветствовался среди интеллигентов, но являлся доступным для более низшего слоя общества. Титаник немного помедлил прежде чем начать говорить вновь, а затем осторожно поинтересовался: — Позвольте, не могли бы Вы сказать пару слов о себе? Мне действительно хотелось бы узнать о Вас немного больше. — Оу... Я... — кораблик запнулась, — я могу сказать только то, что я принадлежу известной компании, что, кажется, уж вовсе забыла о моем существовании. «Кунард Лайн»... Она же даровала мне мой префикс, а именно префикс Королевского Почтового Судна, позволяющий мне работать с королевскими письмами. Да и в добавок хотелось бы упомянуть... Ах, нет! Мне бы как раз очень не хотелось бы об этом упоминать, но, думаю, все же стоит. Я состою в родстве с двумя знатными личностями, и на этом, пожалуй, все! О них мне бы не хотелось говорить детально. Простите меня. Мы с ними не в очень хороших отношениях, потому и говорить об этом бессмысленно. Пароход прикинул, каково было бы жить так, без должного общения с родственниками, и от того ему стало дурно и даже досадно за бедняжку. Как же можно состоять врозь с близкими и как находиться средь семьи с нехорошими эмоциями на душе?! Должно быть, это весьма неприятно и даже грустно. Этот факт поразил лайнер; он представил, чтобы было между ним и Олимпиком, если бы они находились в не столь хорошем расположении духа и ненавидели друг друга. Титаник, додумавшись до такой мысли одернул себя, ведь посчитал неприемлемым думать о таких вещах. — А что же Вы скажете про себя? — поинтересовалась у него Карпатия. Пароход не знал, что сказать про личную персону. Он только что появился на свет, потому еще не понимал... не до конца узрел себя и свои качества. Таким образом, так ничего и не придумав, лайнер проговорил: — Могу сказать лишь, что у меня очень тактичный родственник, что произвел на меня хорошее впечатление. Олимпик довольно положительная личность, а как брат для меня он весьма заботлив, хоть и несколько строг. Как я и говорил, он навещал меня несколькими неделями ранее, Вы помните? — Да, я припоминаю, — ответила кораблик. — Вы правы, Ваш брат... Ваш брат самое настоящая драгоценность, что не сыскать по всему миру даже самыми современными приборами. Я думаю так, потому что его отношение к обществу несколько особенное: доброе и ласковое выражение, приятный язык и культурность. С такими личностями приятно идти на контакт. А знаете, — промолвила она, — мне также комфортно от общения с Вами, ведь Вы и вправду весьма походите на своего брата. Титаник слегка улыбнулся. Ему стало приятно от этих слов, ведь сравнение его с Олимпиком являлось признаком саморазвития. Ведь пароход в действительности желал выглядеть как брат, а именно со стороны сознания и души. Конечно, подражать было бы глупо, но стараться подняться на ступень выше в плане менталитета было просто необходимо; тем более для королевской особы это значило многое. Потому лайнер воспринял своеобразный комплимент Карпатии как плюс для себя и для своего статуса. На том моменте и прервался их разговор. От длительной паузы становилось довольно неуютно, ведь пред форштевнем Титаника находилась робкая личность, коей было необходимо обязательное внимание. Она колебалась, водила взглядом и периодически вздыхала. Пароходу, наблюдавшему это, хотелось произвести хорошее впечатление, дабы успокоить ее взволнованное сознание. Потому, немного поразмыслив, он обратился к ней: — Что ж, не обессудьте, добрая леди... Не составит ли Вам труда назвать мне Ваш позывной, дабы мы смогли связаться в дальнейшем? Мне бы действительно очень хотелось завести с Вами дружбу, потому будет интересно продолжить общение и на расстоянии. — Да, да, — с охотой согласилась кораблик, — я была бы не против этого. Мой позывной — «MPA». Я думаю, стоит добавить, что и мне нужно знать, кому отвечать. Не могли бы Вы сказать мне свой позывной в ответ? — С великим удовольствием! — произнес лайнер. — «MGY» был бы рад Вашему сообщению в любое время суток! — Благодарю Вас! — выдала Карпатия. — Подождите немного. Мне нужно произвести небольшие приготовления. Дабы кораблик воспринимала его намного проще и говорила с ним свободнее, он издал тот же звук, что издала она немногим раньше в качестве понимания. Титанику казалось, что таким образом он сможет заслужить ее доверие. Но быть может все намного сложнее, чем ему думается... Буквально через минуту он услышал внутри себя пищание радиоаппаратуры. Неужели! Ему пришло сообщение от позывного Карпатии, зашифрованное азбукой Морзе. Пароход был не настолько несмышленым, чтобы не суметь расшифровать его, потому он вслушался. Сообщение, быстро передаваемое небольшим судном, содержало в себе незамысловатый текст по типу: «От своего имени и имени всех судов компании «Кунард Лайн» желаю новому королю, то бишь Его Величеству Титанику добрейшего вечера и хорошего самочувствия! Прошу передать пробную телеграмму в ответ.» Крупный пароход испытал неимоверное ощущение от открытия для себя нового и теперь доступного действия. Прямо сейчас радиоаппаратура на борту корабля пришла в рабочее состояние! То было удивительно и неожиданно для него самого, ведь до сих пор он полагал, что установка аппаратуры в радиорубку не была завершена. Лайнер даже приободрился от этого факта и, потеряв всю прежнюю неуверенность, он поспешил ответить: «Сообщение ясно. Спасибо! Я желаю Вам того же. Но! От себя хотел бы добавить о надеждах на лучшую погоду во время вашего путешествия в Нью-Йорк. Желаю, чтобы океан встретил Вас спокойствием, а небо солнцем!» Кораблик улыбнулась по-особенному, видно, приняв эти теплые слова глубоко, к "сердцу ". Не став тянуть, дабы не довести дело до стеснения, она проговорила: — Да! Все замечательно работает. Благодарю Вас, ваше величество! Теперь же мы с Вами сможем связаться в любое время! — О, я рад! — ответил Титаник, в то же время подумав о дальнейшем использовании своей радиоаппаратуры. — Маленький диалог с Вами прошел довольно удачно, что является хорошим началом. Теперь же мне не составит труда отправить приветственную телеграмму еще и своему дорогому брату. Карпатия на это вновь согласно буркнула. Ее привычка вызвала у парохода некоторое чувство веселости, словно бы она навевала атмосферу уюта и простоты диалога. Казалось бы, что кораблик воспринимает его величество за своего, то бишь того, кого она вовсе не боится и не считает нужным волноваться из-за сказанных ею как слов, так и привычек; но вот на деле все было настолько сложно, что даже сам лайнер с трудом понимал ее эмоции. По крайней мере можно было понять одно: никакого доверия в процессе их разговора не было и в помине. С этим необходимо было разобраться, но каким образом, Титаник пока не понимал. Разговор вновь вошел в тупик, и разводить этот тлен обратно в пламя составляло больших трудов. Да и к тому же все темы, казалось, были исчерпаны и ничего более придумать нельзя. Однако в разум парохода внезапно пришла эмпатичная мысль, что бедолага, вполне возможно, умаялась после долгой дороги и от того чувствует себя неважно. Сконфузившись от того, что не поинтересовался о ее самочувствии раньше, лайнер спросил: — Позвольте узнать, сколько времени Вы добирались до Белфаста? — Это была довольно долгая дорога, — начала объяснять Карпатия. — Если посчитать срок путешествия в Британию, то он составляет около двух недель пути. После прибытия в Ливерпуль утром двумя днями ранее, я находилась в бездействии несколько часов; затем же отправилась сюда, в Ирландские воды. — Господи помилуй! — удивился Титаник. — Так Вы проделали ужасно длительный путь! Простите меня, бога ради, что не узнал об этом ранее! Хоть мне бы и хотелось поговорить с Вами немного дольше, я прошу Вас все же отдохнуть. В конце концов перед завтрашним отплытием необходимо набраться сил. Кораблик выдохнула накопившимся паром через единственную дымовую трубу и согласно промолвила: — Да, я была бы не против сна. Благодарю. — В таком случае, — сказал пароход, — желаю Вам приятных сновидений. — Вновь благодарю, — тихо выдала Карпатия. — Вам я пожелаю того же! Доброй ночи, ваше величество! — Доброй ночи! — проговорил в ответ лайнер, завершив на том диалог окончательно. Кораблик, видно, уснула очень быстро, поскольку в самом деле неимоверно устала. Но вот Титаник никак не мог отойти в мир грез. Ему хотелось растянуть время еще чуть-чуть, поскольку шанс увидеться с его подобным, судя по всему, выпадает не так уж и часто. Пока рядом с ним кто-то есть, становилось не так томно, не так одиноко. Последнее чувство все же казалось настолько ужасным, что и думать о нем было противно; даже само это слово приносило ощущение отвращения. По крайней мере одиночество убивалось самым простым словом — друг. Даже если друга нет рядом, сам факт его существования ранит одиночество даже на самом большом расстоянии. Думая об этом, пароход почувствовал слабость, что бывает обычно перед "падением в пропасть". Он старался сопротивляться этому сладкому чувству, но в конце концов не справился. Сон сморил его и лайнер также уснул, погрузившись в черноту отключенного разума.