Limitations

— Я тут подумал, — заявил Годжо в самый неподходящий момент. — Нам обязательно разговаривать сейчас? — Потребовала Утахиме. Годжо игриво прикусил ее за ушко. — В таком виде ты более любезна. Утахиме зашипела, прижавшись к коленям Годжо. К сожалению, он не ошибся. В такие моменты ее мозг словно превращался в кашу, и она была сосредоточена только на том, как хорошо ей с ним. Ей совсем не хотелось разговаривать, особенно когда она чувствовала, как он напрягся в штанах, но Годжо был очень искусен в многозадачности. Он мог вести беседу во время боя так же легко, как и во время секса, и это сводило Утахиме с ума. В этом он тоже был искусен. — Это испортит мне настроение? — спросила Утахиме, выгнув спину, когда он провел руками по ее телу. — Может быть, — робко признался Годжо. Утахиме взяла его лицо в свои ладони и поцеловала так крепко, как только могла, пытаясь вернуть его внимание к настоящему моменту. Когда она отстранилась, ее лицо покраснело, она сказала ему: — Тогда это может подождать, — и снова прижалась к нему, вызвав у него тихий стон. — Обожаю, когда ты такая возбужденная, — пробормотал Годжо в ее губы. — Ты такая властная. Она полагала, что его это заводит. Прошло около трех дней с тех пор, как они виделись в последний раз, поэтому, когда он без предупреждения явился к ней с едой, она практически втащила его домой и усадила на диван, чтобы залезть к нему на колени. Он не жаловался ни секунды, слишком охотно следуя за ней. Нет нужды говорить, что удовлетворение потребностей ее тела было одним из его любимых занятий. Честно говоря, то, что она так возбуждалась в третьем триместре беременности, было просто издевательством. Свободная футболка скрывала ее живот, но с каждым днем он становился все более заметным, особенно когда она сидела у него на коленях. Она уже была вынуждена купить брюки и шорты для беременных и немного смутилась, когда поняла, что больше не может застегнуть джинсы. Мэй Мэй отправилась с ней по магазинам, с удовольствием следя за тем, чтобы она не выбирала одежду наобум. «То, что ты беременна, не означает, что ты должна выглядеть так уныло», — заметила она. Впрочем, Утахиме и не стремилась покупать одежду, в которой она выглядела бы потрясающе. Как правило, она выбирала удобный для себя вариант, и имея в шкафу несколько красивых нарядов. Впрочем, Годжо не возражал. Конечно, он флиртовал и встречался со многими моделями, но он знал, какая она, и она бы ни за что этого не изменила. Тем не менее Мэй Мэй помогла ей выбрать одежду, которая была и красивой, и удобной для ее меняющегося тела. Годжо хмыкнул и поцеловал ее, более медленно, чем обычно, поскольку у них было достаточно времени. — Так что, никаких разговоров? — Никаких, — совершенно серьезно ответила ему Утахиме. Его губы дернулись вверх. — Но тебе же нравится, когда я тебя дразню. Утахиме напряглась. — Конечно, нет. — Мм, думаю, твое тело говорит об обратном, — ответил Годжо, его голос звучал чуть томно, чем прежде. Он отстранился от ее губ и стал целовать шею, посасывая и покусывая кожу так, что на ней оставались следы. Ей следовало бы сказать ему, чтобы он прекратил, но какая-то часть ее души жаждала, чтобы он оставил что-нибудь на этом месте. Это было глупо. Раньше она всегда была осторожна, но теперь, когда он прикасался к ней, ее мозг словно переставал нормально функционировать. Что еще хуже, он не ошибся. Годжо мог раздражать ее до чертиков, когда болтал, но он знал, что именно нужно сказать, чтобы добиться от нее нужной реакции. В одну секунду она могла разозлиться на него, а в следующую, если подобрать правильные слова, уже срывалась на нем. Это тоже раздражало ее, особенно когда он знал об этом. Его голос мог быть раздражающим, но он знал, как и что сказать, чтобы она растаяла. Он запомнил все ее чувства и мог действовать в соответствии с ними. Так он и поступил, просунув руки под рубашку, чтобы провести ими по ее обнаженной коже. Она прижалась к нему так сильно, как только позволял живот, но потом он слегка отстранил ее назад, чтобы взять в руки одну из ее грудей. На ощупь они были немного больше, чем раньше, что не так уж много значит, поскольку у нее и так не было больших сисек, она захныкала, когда он начал щупать сосок. Качаясь у него на коленях, Утахиме даже в одежде чувствовала себя так, словно находилась на грани. В этот раз он двигался безумно медленно, заставляя ее сохранять спокойный темп, в то время как ей отчаянно хотелось неистово рваться к нему. Засранец делал это специально, наслаждаясь ее жаждущими звуками и тем, как она цеплялась за его плечи, когда он раскачивал бедра вверх, чтобы прижать свой твердеющий член к ее ягодицам. — Ты ведь хочешь освободиться, не так ли? — поддразнил Годжо. Утахиме стиснула зубы, даже когда он впился в ее шею. — А ты как думаешь? — А если я скажу «нет»? — спросил Годжо. — Ты даже не поблагодарила меня за то, что я принес тебе еду, а просто затащила меня внутрь, чтобы быстро потрахаться. Это довольно грубо, не так ли? Когда она попыталась отстраниться от него, он крепче прижал ее к себе, а другой рукой надавил на ее спину, чтобы удержать на месте. — Это не... — А разве это не так? — Годжо продолжал дразнящим тоном, вжимаясь в нее чуть сильнее и заставляя ее пискнуть. — Ты же не просто используешь меня для собственного ублажения? Держа ее, он прижал ее к себе. Она не могла подавить стон, когда он терся об нее. Даже с четырьмя слоями одежды между ними, давление было приятным, прямо на ее клитор. Она обхватила его руками и спрятала лицо в его шее, чувствуя себя немного ошеломленной. — Годжо, — прохрипела она, смущенная, но слишком далеко зашедшая, чтобы испытывать стыд. — Неужели три дня без моего члена в тебе - это слишком долго? Утахиме прильнула к нему, все ближе подбираясь к этому порогу, так далеко, что не могла вымолвить и слова. Ничего подобного. Она клялась, что это не так. Это было бы нелепо. Раньше между их встречами проходили месяцы, и она даже не замечала этого. Но сейчас, в тот момент, когда она увидела его, она хотела его больше всего на свете - хотела, чтобы он перевернул ее и трахнул ее даже сзади, вывернул ее наизнанку. — Держу пари, тебе пришлось поработать пальцами, чтобы продержаться, — с легкой усмешкой сказал Годжо. — Но ведь этого было недостаточно, правда? — Н-нет, — призналась Утахиме, шевеля губами. — Тебе нужно что-то большее, что-то более удовлетворяющее. — Годжо практически ворковал, очень увлеченный всем этим. В конце концов, раньше именно он был более склонен к сексу. Не то чтобы он был требовательным, или ей не всегда это нравилось, но Годжо почти всегда был зачинщиком, за исключением редких случаев. Он был в полном восторге от того, что сейчас получает. — Тебе нужен мой член, не так ли? Утахиме уже почти трясло от перевозбуждения и переполнения, по мере того, как он тёрся к ней. — Да, да... Она сжала его крепче, и из нее вырвался стон, когда она почувствовала, что ее тело вот-вот окажется на самом острие, так близко к точке разрыва. — Годжо. И тут оргазм накрыл ее внезапно, наслаждение так раскалилось по телу, что она на мгновение потеряла дар речи. Ее рот был открыт, словно в беззвучном крике, мышцы натянулись, как тетива лука, а затем затрещали, обрушивая на нее волны за волнами. Все, что она могла сделать, - это прижаться к Годжо, когда он терся об нее, приподнимая бедра, когда она не могла даже пошевелиться. Оторвавшись от наслаждения, Утахиме захныкала: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — не в силах вымолвить ни слова, ни мысли, кроме того, что ей нужен он внутри нее. Ей нужно было насытиться, иначе она действительно могла разрыдаться. — Блядь, Ута, — выдохнул Годжо, вытаскивая руки из-под ее рубашки, чтобы схватить ее за бедра и поднять со своих колен. Она застонала от внезапной потери близости, ее колени подкосились, когда он заставил ее на мгновение встать, но он быстро расправился с ее шортами, стаскивая их и промокшее нижнее белье с ее ног. Он расстегнул штаны настолько, что смог стянуть их до колен, а затем снова усадил ее к себе на колени и стал проводить своим членом по ее влажным половым губам. — Такая мокрая. Ты уже успела кончить до моего прихода? Утахиме прикусила губу, одновременно наслаждаясь тем, как он трется о ее плоть, и умоляя о большем. — Может быть. — Может, мне не стоит оставлять тебя без присмотра на три дня, — размышлял Годжо, уже наполовину выбитый из колеи, когда он становился мокрым, вымазывая свой член и бедра ее вожделением. — Ты можешь впасть в отчаяние. Она пыталась собраться с силами - старалась казаться строгой и упрямой, - но в ответ на его слова «нет» прозвучало скорее как грубость, особенно когда она стала тереться об него еще настойчивее, изо всех сил стараясь поймать кончик его члена своим телом. Годжо усмехнулся, скорее по-дикому, чем забавно. — Осторожно, я могу пристраститься к этому. Прежде чем Утахиме успела огрызнуться или начать умолять его, он приподнял ее настолько, чтобы его член оказался в непосредственной близости от ее промежности, а затем начал опускать ее на себя. С облегчением она застонала, когда он погрузился в нее еще глубже. Она была настолько мокрой, что он мог заполнить ее одним резким движением, но он держал ее за бедра, чтобы не дать ей двигаться слишком быстро, заставляя ее двигаться медленно, пока он наконец не довел ее до предела. Видимо, несмотря на то, что на таком сроке секс был совершенно безопасен, им приходилось быть осторожными, так как Годжо был... ну, более крупным, чем большинство. Утахиме сильно покраснела, когда врач заговорила о ее очень активной интимной жизни, сказав, что это нормально, что у нее гораздо большее сексуальное влечение, чем раньше, но при этом напомнив, что не стоит слишком увлекаться. Это было непросто, особенно когда все в ее теле кричало, чтобы Годжо взял ее так грубо, как ему хотелось. — Так приятно, — пробормотал Годжо, целуя ее в челюсть. — Двигайся, — потребовала Утахиме. Годжо усмехнулся. — Я так и сделаю - после того, как закончу наслаждаться тем, как ты меня сжимаешь. Это как долгожданные домашние объятия, такие теплые и приятные. Утахиме это замечание не позабавило, и она еще крепче сжала его мышцы, вырвав у него сдавленный вздох. — Ну и нахалка, — простонал Годжо. — Надо бы трахнуть тебя как следует. Ей хотелось, чтобы он так и сделал, но Годжо, видимо, был более вынослив, чем она. Или так, или ему нравилось быть таким дразнящим. Он медленно входил и выходил из нее, удерживая ее за бедра, чтобы поднимать и опускать. Каждый раз, когда она пыталась двигаться быстрее, приподнимаясь на коленях на диване, он сжимал ее бока, ворча на нее. Она хныкала, умоляя его поцелуями, но он отказывался ускоряться, не торопясь. — Черт возьми, Годжо, — выругалась Утахиме, чувствуя, как ускользают нити ее рассудка. Годжо был терпелив и, подняв одну руку с ее бедра, провел пальцами по ее волосам, тихонько хмыкнув. Когда же она, озираясь, так мучительно медленно оседлала его, по лицу Годжо расплылась ухмылка, и она чуть не вскрикнула. — Хочешь, чтобы я выебал тебя, малышка? Эти слова прожгли тело Утахиме насквозь, заставив ее вздрогнуть и застонать: — Годжо. — Малышка, — повторил он, играя с этим словом и забавляясь сильной реакцией ее тела. Это сильно задело ее, и она захныкала в ответ, целуя его губы, даря ему маленькие лизки как у котенка. Он впился в нее, назойливый ублюдок, и снова провел второй рукой по ее спине. Когда он поднял бедра вверх, его темп стал жестче и быстрее, и она задыхалась от удовольствия. Он глубоко вошел в нее, все еще сдерживая себя, а она в ответ прижалась к нему изо всех сил. — В меня, — закричала Утахиме. — Хочу, чтобы ты кончил в меня. — Здорово, что я не могу снова сделать тебя беременной, — сказал Годжо с придыханием. — Я, блядь, собираюсь наполнить в тебя так много. Ее совершенно не волновало, что ей придется снова кончать, но только не после того, как она хотела, чтобы он кончил в нее. Теперь, когда она была беременна, она могла признать, как сильно ей это нравилось - даже раньше, и, возможно, именно поэтому она никогда особо не спорила о том, чтобы он постоянно пользовался презервативом. Годжо застонал, когда вошел в нее, может быть, даже слишком сильно, пока наконец не кончил, заполнив ее всю. Теплые и влажные ощущения мгновенно привели ее в действие, и Годжо поклялся, почувствовав, как ее влагалище сжалось вокруг него. — Сатору, — жалобно пролепетала Утахиме, прижимаясь к нему так сильно, как только могла. Годжо не отпускал ее - не мог отпустить, - едва слышно простонал он. Он прижал ее к себе, проводя рукой по ее спине и придерживая за бедра. Даже когда он снова опустился, она дергалась вокруг него, удовольствие проносилось через нее маленькими вспышками. Слезы потекли по уголкам ее глаз, и он отпустил ее бедро, чтобы вытереть их большим пальцем. — Тебе лучше? — Спросил Годжо, видимо, так же не желая расставаться, как и она. Когда Утахиме кивнула, он улыбнулся и поцеловал ее в щеку, до смешного целомудренно, учитывая, что внутри нее все было уже мягко. — Глупая девчонка. — Заткнись, — хмыкнула Утахиме. — Избалованный. — Думаю, ты взяла на себя эту роль в наших отношениях. Когда Утахиме отстранилась от него, часть его спермы вытекла из нее на их вещи, заставив ее скривиться от отвращения и смущения, но Годжо, похоже, было наплевать. Вместо этого он откинулся на спинку дивана, запрокинув голову назад и закрыв глаза. Он вздохнул, выглядя примерно таким же довольным, как и она. Она действительно чувствовала себя лучше, спокойнее и расслабленнее, поэтому не сопротивлялась и даже не пыталась протестовать, когда он прислонил ее к своей груди. — Голодна? — спросил Годжо, не открывая глаз. Утахиме сжала губы в тонкую линию. — Ты принес торт? — Не-а, пока не поешь нормальной еды, — пошутил Годжо. — Сёко говорит, что тебе нужно сбалансированное питание. Подняв голову, Утахиме нахмурилась. — А ты? Годжо приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. — У меня все по-другому. Мое тело и разум нуждаются в сахаре, поскольку у меня постоянно включена Бесконечность. В обычной ситуации Утахиме стала бы с ним спорить, но после секса у нее было слишком хорошее настроение. Он не ошибся: после того, как она сбросила напряжение несколько раз, она стала гораздо дружелюбнее. Обхватив ее за плечи, чтобы она не упала, он наклонился вперед и взял коробку с пирожными, стоявшую на журнальном столике позади нее, стараясь не слишком сильно прижимать свою грудь к ее животу. Она даже позволила ему полакомится пирожными, сидя у него на коленях, - послекоитальное блаженство оставило ее в прекрасном расположении духа. — Вот теперь я не могу купить две порции всего и съесть обе, когда ты мне отказываешь, — шутливо пожаловался Годжо. Утахиме вытерла немного крема с уголка его губ и слизала его с большого пальца, ни разу не сводя с него глаз. — Бедный мальчик. Ты должен научиться делиться. — Никогда. Он наклонился вперед, чтобы захватить ее губы своими, как будто мог забрать крем обратно, провел языком по ее губам и приятно застонал от вкуса. Утахиме не хотела говорить, что она счастлива, но... Честно говоря, она не могла припомнить, чтобы ей было так хорошо. Она могла бояться, что это не продлится долго, могла переживать, что Годжо решит, что эта жизнь не для него, и снова отдалится, но она сказала себе, что нужно наслаждаться моментом. Он тоже выглядел счастливым. Годжо прекрасно умел скрывать свои чувства, притворяясь счастливым, когда это было нужно, но сейчас он не чувствовал себя таковым. Это должно было что-то значить, верно? — Кстати, раз уж мы заговорили о совместном времяпрепровождении, — заметил Годжо, — нам, пожалуй, стоит кое-что обсудить. Утахиме жалобно заскулила. — Сейчас? — Я тоже не хочу об этом говорить, но... — Годжо устало вздохнула и провела рукой по её животу, чувствуя, как он вздымается. Скоро должны начаться движение. Ей было интересно, как Годжо отреагирует на это - почувствует удар ногой или кулачком, - но сейчас она не могла сосредоточиться на этом, обескураженная его странной серьезностью. — Думаю, твоя возможность скрывать это подходит к концу. — Блин, — простонала Утахиме. — Ты прав. Утахиме соскользнула с его коленей и села на диван, закинув ноги на него, и он позволил ей это сделать, понимая, что ей нужно пространство, как и ему, но не желая полностью отпускать ее. — Несмотря на то что я глава клана, я умею избегать своих родственников - они в большинстве своем жаждущие власти изверги, в том числе и мои родители, но разве ты не близка со своими? Утахиме пожала плечами. — Да, пожалуй. — И... ты не сказала им... — Его взгляд снова упал на ее живот. — Нет. — Утахиме наклонилась, одна из рук Годжо легла ей на колени, поддерживая ее настолько, что она смогла поднять с пола его повязку. Она немного нервно погладила материал, прежде чем передать его ему. — Мы разговариваем каждый день или примерно так, но я просто... никогда не поднимала эту тему. Годжо поднял брови. — Серьезно? Ты ведь планируешь сделать это в ближайшее время? — Да, я хочу сказать... — Утахиме закатила глаза. — Я же не собираюсь в один прекрасный день появиться на пороге их дома с ребенком и сказать: «Сюрприз! Вы стали бабушкой и дедушкой!» Я собираюсь сказать им об этом в ближайшее время... Почесав затылок, Годжо пробормотал: — А ведь это неплохая идея для моих родителей. Утахиме бросил на него косой взгляд. — Ты должен им сказать. Удивительно, что они еще не знают об этом от старейшин, а может, просто ждут, когда ты сам им расскажешь. В конце концов, ты... — Она показала на него указательным пальцем. — Ты вроде как важная шишка. — Конечно, — сказал Годжо без намека на иронию или скромность. — И мой ребенок, независимо от того, будет ли он моим наследником или нет, будет ли у него Бесконечность или нет, тоже будет им. — Самовлюбленный ублюдок, — проворчала Утахиме. Годжо провел рукой по ее колену. — Это правда, и ты это знаешь. Даже по наследству, если он унаследует твою технику, он разработает свою собственную или вообще не будет обладать врожденной техникой, его кровь позволит ему передать Безграничность или даже Шесть Глаз. Мой клан еще больше жаждет власти, чем клан Зенин или Камо. Наступило молчание, пока оба обдумывали сказанное. Не то чтобы она не думала об этом. Еще до разговора с Сёко она задавалась вопросом, как к этому отнесется семья Годжо. К его возрасту большинство глав кланов имели по крайней мере одного или двух детей, хотя бы потому, что необходимость в наследнике была так важна, но Годжо больше заботился о будущем магического общества в целом, чем о своем клане, сосредоточившись на своих учениках, а не на наследнике. Этот ребенок принадлежал ему и будет связан с ним, несмотря ни на что, но он не обязан был называть его своим наследником, поскольку она и он не были женаты. Однако при таком раскладе семья может заставить его сделать это в любом случае. Кто знал, когда у него действительно появится ребенок? Кроме того, он мог передумать позже, если остепенится и заведет более подходящего ребенка в наследники. Если бы он это сделал, его клан, несомненно, попытался бы вцепиться когтями в его ребенка. Утахиме придется бороться за то, чтобы воспитать ребенка так, как она хочет. Нужно будет соблюдать традиции, оправдывать ожидания. Она не хотела этого для ребёнка. — Мне... не нравится идея делить моего ребенка с твоей семьей, — призналась Утахиме. Годжо фыркнул. — Мне тоже. Утахиме подумала о своих собственных родителях. Любящие, добрые, хотя и очень консервативные. Им понравилась идея, что она станет учительницей, а не наемным магом, как Нанами и Мэй Мэй. Она не была домохозяйкой с сильным мужем-магом, но она была домашней, женственной, даже более защищенной. Им особенно нравилось, что она работала в Киото, а не в Токио, несмотря на то что училась в Токио. Их уважение к Гакуганджи, старейшинам и кланам порой граничило с набожностью. — Ты ненавидишь свою семью? — Утахиме спросила, чувствуя себя немного неловко. Годжо раскрыл рот, но из него ничего не вышло. Он закрыл его, задумался на мгновение, а потом сказал: — Нет, я их не ненавижу. — Он опустил голову, водя пальцами по повязке. — Жизнь была... сложной. Пусть я испорчен до невозможности - а может, я просто сущий ад. Я знаю, какого монстра может сделать жизнь в клане, и я не... — Он вздохнул. Даже с повязкой на глазах она заметила, что он смотрит на ее живот, любуясь его мягкой формой. — Я не хочу этого для него, даже если могу помочь. — Ты не позволишь этому случиться. Я знаю, что ты это не сделаешь. — Утахиме протянула руку и провела по его пальцам. Она не совсем держала его за руку, но он отвечал, сжимая ее пальцы. — Думаю, я бы познакомилась некоторыми членами твоего клана, но это было бы не совсем... — На самом деле бы ты с ними не встретилась, — сказал Годжо. — Я бы предпочел держать тебя подальше от них. На губах Утахиме мелькнула улыбка. — Неужели ты слишком заботлив? Годжо застонал, на этот раз недовольно. — Они будут по тебе сохнуть. Моя мать будет в ярости от того, что я так долго держал тебя вдали от них. Она наверняка будет пытаться врываться ко всем твоим врачам, и ей не понравится, что за тобой присматривает Сёко. По крайней мере, один из моих кузенов наверняка попытается тебя убить. Мой отец будет настаивать на том, чтобы ты переехала к ним, или еще что-то в этом роде. Утахиме подняла брови. — Убить меня? — Не все наемные убийцы, с которыми я сталкивался в детстве, являлись внешней угрозой, — заявил Годжо, слишком легкомысленно относясь к тому, что заставляло ее сердце сбиваться с ритма. — Даже в детстве я не был легкой мишенью из-за своей силы, но мои родители были слабы. Мой отец не может пользоваться техникой Безграничности так, как я, и стал главой только благодаря своей проклятой энергии. В этот раз все будет иначе. Остальные должны знать, что их ждет, если они перейдут мне дорогу. — Что ж, — сказала Утахиме, беспокойно сглотнув. — Можешь не беспокоиться, что кто-то из моей семьи попытается тебя убить. Они наверняка будут благодарить тебя и целовать твои ноги. На лице Годжо появилась ухмылка. — Думаешь, они будут благодарны за то, что великий и могущественный Годжо Сатору благословил тебя своим потомством? Утахиме бросил на него неприязненный взгляд и шлепнул его по руке. — Прекрати. — Сильнейший маг в мире дарует тебе дитя, — продолжал дразнить Годжо, переместившись на диван, чтобы ее ноги соскользнули с него и он мог навалиться на нее, прижав ее к себе. — Эта могла быть кто угодно, но я выбрал тебя. Закатив глаза, Утахиме устроилась на диване под ним и сказала: — Мне повезло. Мы отказались от здравого рассудка и не воспользовались презервативом, и вот мы здесь. — Если честно, — сказал Годжо, — ты единственная, с кем я не использовал презерватив. Утахиме поджала губы. — Я... искренне не знаю, что на это ответить. Годжо провел носом по ее щеке. — Ты просто чертовски хороша. Как бы ни хотелось ее телу доставить ему удовольствие, она понимала, что он делает это для того, чтобы уйти от разговора, который он завел. Он говорил об этом столько, сколько хотел, вероятно, считая, что затронуть эту тему уже достаточно хорошо, но она еще не закончила. Положив руки ему на грудь, Утахиме оттолкнула его назад, чтобы он мог смотреть ей в лицо, когда он нависал над ней. — Ты хочешь, чтобы этот ребенок стал твоим наследником? — Он ничего не сказал, даже не изменил выражения лица, но она представила, как в его голове поворачиваются шестеренки. Он тоже думал об этом не в первый раз. — Не думай обо мне. Чего ты хочешь? — Я хочу... — Годжо нахмурил брови. — Я хочу, чтобы он был защищен - был счастливым, сильным, здоровым. Я просто... — Он вздохнул. — Я хочу, чтобы он мог жить своей обычной жизнью. — С тобой, как в роли отца, это будет непросто, — заметила Утахиме. — Я знаю, — хмыкнул Годжо. — И это не совсем ответ, — добавила она. Годжо опустился на колени, стараясь не задеть ее ноги, и навис над ней, опираясь руками на диван рядом с ней. — Я тут подумал... А что, если я не буду делать выбор за него? Утахиме наклонила голову. — Как это? — Будут вещи, которых ему не избежать, - дерьмо с моим кланом и семьей, в котором ему придется участвовать, особенно если он унаследует какой-нибудь отросток моей силы, - но пока что я не могу официально назвать его своим наследником. — Годжо вздохнул, не позволяя себе опустить плечи. — Позже, когда он подрастёт, он сможет сам принять решение, хочет ли он участвовать в этом. К черту мою семью, к черту кланы, к черту традиции. Независимо от Безграничности и Шесть глаз, у меня не было выбора. Я хочу, чтобы у него это было. Какое-то время Утахиме молчала. Она не могла, горло слишком сдавило, и ей пришлось смахнуть пелену слез, застилавших глаза. Не в силах ничего сказать, она потянулась к лицу Годжо и кончиками пальцев провела по его щекам, скользнув ими под повязку. Больше ей ничего говорить не пришлось, и она опустилась на краешек дивана, чтобы он мог пристроить свое тело рядом с ней. Поиграв с его волосами, Утахиме хмыкнула. — Мне нужно познакомиться с твоей семьей, не так ли? — Нет. Скорее всего. — Годжо раздраженно хмыкнул. — Они будут такими невыносимыми. — Как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы осыпать меня оскорблениями? — спросила Утахиме, немного поддразнивая его. Ему не потребовалось много времени, чтобы обидеть ее, когда они впервые встретились, будучи подростками, так что она могла только представить, как быстро ее семья начнет высказывать свои претензии к ней. — Скорее всего, они решат, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку - заставить жениться или получить деньги. Годжо напрягся. — Они очень пожалеют, если скажут тебе что-нибудь подобное. — Только ты можешь унижать меня, верно? — Я никогда не унижал тебя, — жалобно проговорил Годжо. — Я просто подшучивал. — Конечно. — Утахиме фыркнул. — Тебе не нужно знакомиться с моими родителями. Моя мама, наверное, просто упала бы в обморок, а папа встал бы на колени и отказался встретиться с тобой взглядом, как будто ты какой-то небожитель. Годжо оживился и поднял голову. — О, мне нравится, как это звучит. Где твое чувство почтительности? Ты точно не унаследовал это от них. Утахиме легонько потрепал его по волосам. — Не испытывай судьбу. — Нет, так ты мне нравишься больше, — проворчал Годжо, опустив голову обратно. Вздохнув, Утахиме прижался к нему поближе. — Сколько у тебя времени до отправления? — Прошло уже несколько дней с тех пор, как они вызывали меня к себе, так что, полагаю, они ищут повод, чтобы потянуть меня за поводок, — размышлял Годжо. Она прижалась к нему, в ней вспыхнуло чувство вины. Это была не ее вина, но она все равно чувствовала себя причиной его нынешнего затруднительного положения. — Не надо. Я сделал этот выбор. Может, я и сволочь, но я не мог бросить тебя на произвол судьбы. — Будет еще хуже, не так ли? — Возможно, но пока ты в безопасности... — Годжо положила руку на живот. — Мне не придется никого убивать. Это было не так утешительно, как могло показаться Годжо, но Утахиме кивнула. Пока они в безопасности. Иногда казалось, что весь мир против этого ребенка, но жизнь все равно находила выход. Это было забавно. Она не могла злиться, но только не сейчас. Когда она столкнется с его семьей - а она не сомневалась, что это будет нелегко, - ей будет не до веселья.