Сказки на ночь

      Намджун открыл глаза, пытаясь понять, куда его на этот раз занесла нелёгкая. Над головой переплетались ветви раскидистого, но словно опалённого огнём дерева, на которых почти не было листьев. Ветер с шумом раскачивал густую крону, сучья скрипели и угрожающе потрескивали, а скукоженная листва рассыпáлась пеплом. По небу неслись громоздкие лиловые тучи. На горизонте угасали последние отблески светила.       Рядом раздалось фырканье, и Джун повернул голову на звук. Ухмыльнулся очередному преображению своего верного спутника и сел, опираясь о шершавый ствол. Хотелось пить и курить. Можно было бы и поесть, но это не к спеху — гораздо важнее найти укрытие на ночь. Не очень далеко его цепкий взгляд выхватил горную гряду, не слишком высокую, но там наверняка можно отыскать что-то получше одиноко стоящего посреди равнины дерева.       Мужчина легко поднялся и чуть покачнулся от раскрывшихся за спиной с тихим хлопком крыльев.       — Ха, вот это бонус, — хмыкнул Намджун, — главное, чтобы не нашёлся кто-нибудь покрупнее меня. Так что ли, Птенчик?       Птенчик, которому в этот раз достался облик огромного чёрного коня со странной чешуйчатой шкурой, нетерпеливо бил копытом — ему тоже не нравилась такая открытая местность. Уж слишком явственно здесь чувствовалась угроза, хотя кругом, насколько хватало глаз, было пусто. Подозрительно пусто.       Джун вскочил в седло, изукрашенное чеканными бляшками, и, подхватив поводья, тронул бока жеребца коленями. Птенчик взвился на дыбы, громко заржал, вспугивая стайку каких-то странных пернатых с хищно изогнутыми клювами и когтистыми лапами, скакнул раз, другой и внезапно раскрыл огромные кожистые крылья, которые непонятно где прятались до сих пор.       — Йю-у-ху-у! — завопил Намджун. — Давай, Птенчик, вперёд!       Его охватила такая эйфория от неожиданной свободы и полёта, что он захлёбывался словами и воплями, что рвались из его груди, а в сердце разгорался пожар.       Внизу расстилалась равнина. Джун внимательно всматривался в проплывающую землю и понимал, что она вся изрезана огромными складками, одну из которых он принял за начало горной гряды. В сгущающихся сумерках ему казалось, что эти складки шевелились, смещались, меняли форму. В них появилось свечение, всё больше походившее на огненное зарево. Всё стало до боли знакомо и привычно: Аббадон снова прислал своего подручного, не желая вступать в схватку. Сегодня это был Хабарил — демон огня и пожаров.       Намджун пожал плечами и направил Птенчика вниз, поближе светящимся бороздам. Какая разница, Левиафан на вечно штормящей Энви, Велиар на топком Долусе или Молох, пожирающий детей? Он, Намджун, для всех них как всадник Апокалипсиса, он — их собственный Ад, он — охотник за головами этих исчадий, даже если эти головы отрастают вновь и вновь. Он — Камаэль. Божественный палач. Люди зовут его Призрачным гонщиком, видя именно в таком обличье.       Намджун открыл глаза и осмотрелся: вокруг каменные джунгли небоскрёбов, бетон и стекло, гудки машин, шелест шин, невнятная речь и мутное от смога небо. Задница привычно и удобно расположилась на упругом сиденье его Птенчика, как он ласково назвал свой Кавасаки Зет. Голова была странно тяжёлой, словно после похмелья или долгой бессонницы. А ведь он пьёт так редко, что стал уже притчей во языцех среди своих друзей-приятелей.       Джун немного неуклюже перебросил ногу через байк, постоял немного, опираясь пятой точкой о Птенчика, привыкая к твёрдой земле и прикидывая что и где ему поесть — в животе раздавались не самые мелодичные трели. Он сделал пару шагов от своего верного друга, и тут его словно окатило ледяным душем.       — О-о, не-е-ет! Только не это!       Джун развернулся к байку и устремил взгляд на багажный кофр, слегка обугленный и покорёженный. Он дрожащими пальцами откинул крышку и замер: на него, уставившись мёртвыми глазами, смотрели три усохших головы — кошачья, змеиная и человеческая. Имя услужливо всплыло в гудящей голове:       — Хабарил!